После тридцати

Глава 1

Луч солнца, пробившийся сквозь щель между плотными шторами, упал прямо на веко, заставив Алину поморщиться и нехотя открыть глаза. Она потянулась, ощущая под пальцами шелк дорогого постельного белья, и первая мысль была тепло-ленивой: «День рождения». Тридцать. Круглая, основательная, неумолимая цифра.

Она повернулась на бок, ожидая увидеть спящее лицо мужа, почувствовать тепло его спины, но место рядом было пусто, простыня холодная. «Андрей уже встал», – мелькнуло в голове, и легкая тень удивления скользнула по ее лицу. Он любил понежиться в выходные, а сегодня суббота. Возможно, готовит сюрприз. Эта мысль заставила ее улыбнуться и сесть на кровати.

Комната дышала безупречной роскошью, которую они с Андреем создавали годами: дизайнерские обои, картина модного московского художника на стене, идеально отполированный паркет. Их спальня, их крепость, их доказательство самим себе, что они всего добились правильно и вовремя. Алина обняла себя за плечи, чувствуя легкую дрожь прохладного утра. Тридцать. Это звучало как приговор и как новая веха одновременно. Вчера еще была молодой перспективной девушкой, а сегодня… сегодня стала женщиной в самом расцвете сил. Именно так она и решила себя называть.

Она встала и босиком прошла в просторную ванную комнату с мраморными столешницами и хромированной сантехникой. Воздух пах дорогим цветочным гелем для душа Андрея. Она включила свет, и яркие led-лампы безжалостно озарили ее лицо. Алина автоматически наклонилась к зеркалу, как делала это каждое утро последние несколько месяцев, проводя беглый аудит.

Кожа все еще была хороша, ровная, матовая, ухоженная. Но… она прищурилась. Да, вот они. Еле заметные, но неумолимо проступающие лучики вокруг глаз. «Гусиные лапки». Несколько лет назад она бы назвала их «морщинками смеха», теперь же в них чувствовалась неумолимая поступь времени. Они появлялись не только когда она смеялась, но и просто щурилась от солнца или, как сейчас, вглядывалась в свое отражение с легкой тревогой.

– Ничего, – прошептала она себе, включая воду. – Крем с ретинолом, пару раз к косметологу… Все поправимо.

Она взвесилась. Цифры на электронных весах замерли, показав на полтора килограмма больше, чем всего полгода назад. Алина смахнула показания, сделав вид, что не заметила. «Метаболизм после двадцати пяти замедляется, это нормально», – твердила она себе мантру, вычитанную в глянцевом журнале. Но сейчас, в день тридцатилетия, эта «нормальность» резанула как что-то обидное и личное.

Она приняла душ, завернулась в мягчайший белый халат и вышла на кухню, ожидая увидеть там Андрея за приготовлением завтрака или хотя бы с кружкой кофе. Но кухня была пуста. Изысканный аскетичный минимализм, ничего лишнего. Только на центральном острове стояла ваза с роскошным букетом белых орхидей и скромной открыткой. Сердце Алины екнуло от приятного предвкушения. Она потянулась к открытке.

«Алине, с днем рождения. Цветы не могут сравниться с твоей красотой. А.»

Коротко. Лаконично. Без лишних сантиментов. По-андреевски. Она почувствовала легкий укол разочарования. Почему не «люблю»? Почему не «моей принцессе»? Они всегда общались таким легким, слегка ироничным тоном двух успешных людей, которые не позволяют себе лишнего пафоса. Но сегодня, в тридцать лет, ей вдруг захотелось чего-то теплого, душевного, даже немного слащавого. Как в начале их отношений.

Она вздохнула и поставила открытку обратно. Нечего раскисать. Она сама себя прекрасно поздравит. Достала баночку дорогого итальянского джема, любимый сыр, сварила кофе в новой кофемашине, которую они купили неделю назад и которая все еще казалась немного чужой. Одиночество за завтраком в собственной квартире показалось ей странным и немного грустным.

Раздался звонок в дверь. Алина встрепенулась. Наверное, курьер с подарком от Андрея! Или он сам решил так оригинально обыграть свой уход с утра? Она поправила халат и побежала открывать.

На пороге стояла Катя, ее подруга со времен университета, сияющая как тысяча солнц и сжимающая в руках огромный, пестрый, пахнущий настоящей жизнью букет ромашек, подсолнухов и каких-то полевых цветов, и коробку с тортом собственного приготовления.

– С днем рождения, моя тридцатилетняя! – Катя ворвалась в прихожую, обняла Алину так, что затрещали кости, и втолкнула в ее идеальный интерьер свой развеселый хаос. – Ну что, чувствуешь тяжесть прожитых лет? Мудрость накатила? Готовь скорее кофе, я умираю рассказать, что Ванька отчудил в саду!

Катя была полной противоположностью Алины. Не замужем, работала ландшафтным дизайнером, носила яркие платья с этническими узорами, смеялась громко и заразительно, и абсолютно не переживала по поводу своих сорока лишних килограммов и морщин, которые уже вовсю лучились у ее карих глаз. Она называла их «картой счастливых моментов».

Алина, несмотря на легкий внутренний протест против этого вторжения в ее утро, не могла не улыбнуться. Катина энергия была заразительна.

– Спасибо, Кать. Ты как всегда вовремя. Андрей с утра исчез, видимо, готовит сюрприз, – сказала Алина, наливая подруге кофе.

– О, сюрпризы! Это здорово! – Катя уселась на барный стул, разглядывая стерильную чистоту кухни. – У вас тут как в музее современного искусства. Можно дышать? Я боюсь крошку уронить.

– Прекрати, – рассмеялась Алина. – Рассказывай про Ваньку.

Они болтали несколько минут. Катя рассказывала забавные истории про своего сына, про новых клиентов, про то, как чуть не залила соседа снизу, устраивая фонтан на его участке. Алина слушала, кивала, но часть ее мозга была там, за дверью, в ожидании звонка или шагов Андрея. Где он? Почему не отвечает на сообщения?

– Ты вся в облаках, – прервала ее монолог Катя. – Ждешь принца на белом мерседесе?

– Просто странно. Обычно в такие дни мы вместе завтракаем, строим планы на вечер.

– Расслабься! Мужчинам тоже хочется романтики. Наверняка готовит что-то грандиозное. Может, даже предложение обновит! – подмигнула Катя.

Алина скептически хмыкнула, но внутри что-то дрогнуло. Обновление предложения… Новое кольцо… Почему бы и нет? Они были на подъеме, их брак казался прочным, как гранитная плита. Правда, в последнее время Андрей стал немного отдаленным, часто задерживался на работе, стал больше внимания уделять телефону. Но она списывала это на стресс от нового проекта. Он же архитектор, у них всегда дедлайны и нервные клиенты.

Проводив Катю, Алина наконец решила позвонить Андрею сама. Трубку взяли не сразу.

– Алло? – его голос прозвучало немного напряженно, на фоне слышался уличный шум.

– Андрюш, привет. Где ты? Исчез с утра.

– Дела, – ответил он немного скомкано. – Подготовка к твоему празднику. Ты же не забыла, что мы ужинаем сегодня в «Ла Сьело»?

Конечно, она не забыла. Самый модный и дорогой ресторан города со звездой Мишлен. Столик нужно было бронировать за полгода.

– Как я могу забыть? – улыбнулась она в трубку. – Я уже думаю, что надеть.

– Надень то синее платье. «Ты в нем неотразима», – сказал он почти машинально.

Они поговорили еще пару минут, разговор был каким-то деловым, будто они обсуждали не день рождения, а предстоящее совещание. Алина положила трубку с чувством легкой, но настойчивой тревоги. Что-то было не так. В его голосе не было тепла, не было того волнения, которое обычно бывает, когда человек готовит сюрприз. Была какая-то… отстраненность.

Она попыталась отогнать от себя дурные мысли. «Сама себя накручиваю. Возрастное. После тридцати буду искать во всем подвох», – пошутила она сама с собой и отправилась выбирать платье.

Весь день прошел в приятной суете. Звонили родители, коллеги, подруги. В социальных сетях сыпались поздравления. Она отвечала, благодарила, но все это время внутренне ждала. Ждала, когда вернется Андрей, ждала его настоящего, теплого поздравления, ждала объяснения его утреннего исчезновения.

К пяти часам она была уже готова. Синее платье, рекомендованное Андреем, сидело на ней идеально, подчеркивая стройную фигуру. Правда, пришлось втянуть живот и на секунду поймать себя на мысли, что еще год назад это не потребовалось бы. Она нанесла безупречный макияж, стараясь не акцентировать внимание на тех самых «гусиных лапках», а, наоборот, отвлечь внимание на глаза и скулы. Результат ей понравился. Да, это была она. Новая, тридцатилетняя, взрослая, элегантная, сексуальная женщина.

В шесть тридцать раздался звук ключа в замке. Сердце Алины забилось чаще. Она вышла в прихожую, стараясь выглядеть непринужденно и прекрасно.

Андрей был в своем самом лучшем костюме, темно-сером, от Hugo Boss, с идеально завязанным галстуком. В руках он держал еще одну коробку, на этот раз от ювелирного бренда. Он улыбнулся ей, но его улыбка показалась Алине натянутой, до боли знакомой – той, что бывает у него на важных переговорах.

– С днем рождения, дорогая, – он протянул ей коробку и поцеловал в щеку. Его губы были холодными.

– Спасибо, – прошептала она, принимая подарок. Внутри лежали изумительные серьги с сапфирами, точно под цвет ее платья. Невероятно дорогие, безупречного вкуса. И абсолютно бездушные. Такие, какие он дарил партнерам по бизнесу на Новый год.

– Андрей, они великолепны… – начала она.

– Рад, что нравятся. Ты прекрасно выглядишь. Машина уже ждет внизу.

В лимузине он был молчалив, смотрел в окно, отвечал односложно. Алина чувствовала, как тревога сжимает ее горло все сильнее. Она болтала о пустяках, о звонках от друзей, о Кате, о проекте на работе, но сама слышала фальшь в своем голосе.

– Андрей, с тобой все в порядке? – не выдержала она наконец. – Ты какой-то не такой сегодня.

Он повернулся к ней, и в его глазах она увидела не привычную усталость, а что-то другое. Решимость? Страх?

– Все в порядке, Аля. Просто много работы. Давай сегодня просто получим удовольствие, хорошо? – Он взял ее руку и на секунду сжал свою ладонь стала теплее, и это немного успокоило ее. Может, правда, просто устал.

Ресторан «Ла Сьело» был, как и ожидалось, полон. Тихую музыку заглушал негромкий гул изысканных разговоров, пахло трюфелями и дорогим кофе. Их провели к лучшему столику с видом на ночной город, искрящийся миллионами огней. Андрей заказал шампанское, не спрашивая ее мнения.

Они чокнулись.

– За тебя, – сказал он. – За твои тридцать лет. Пусть все будет так же… идеально.

Он произнес это слово с какой-то странной интонацией.

Ужин протекал тягуче и неестественно. Андрей говорил о новых тенденциях в архитектуре, о сложностях с подрядчиками, о планах на покупку загородного дома. Обо всем, кроме них самих. Алина чувствовала себя как на допросе с пристрастием, где нужно играть роль счастливой жены успешного человека.

Когда подали десерт – изысканный шоколадный мусс с золотой пыльцой и свечкой-единичкой, – Андрей вдруг глубоко вздохнул и отставил свою чашку с кофе.

– Аля, нам нужно поговорить, – сказал он тихо, но так, что его слова прозвучали громче любого крика в шумном зале.

Ледяная струя пробежала по ее спине. Она поняла. Она поняла все. Эту его отстраненность, холодность, деловой тон. Это не усталость. Это что-то другое. Что-то непоправимое.

– Говори, – выдавила она, и ее голос прозвучал хрипло и незнакомо.

Он посмотрел на нее, и в его глазах она наконец увидела то, чего так боялась – мучительную, невыносимую жалость.

– Это очень трудно сказать… – он замялся, впервые за все годы, что она его знала, выглядел потерянным и несобранным. – Я не знаю, как… Я встретил другую женщину.

Мир не рухнул. Он замер. Звуки ресторана ушли в никуда, превратившись в глухой, равномерный гул в ушах. Огни города за окном поплыли, расплываясь в мазки света. Алина смотрела на него, не в силах пошевелиться, чувствуя, как ее красивое, выдержанное лицо застывает в маске непонимания.

– Что? – это было даже не слово, а выдох.

– Ее зовут Вика. Она… она молодая. «Она работает в нашей фирме стажером», – он говорил быстро, глотая слова, не смотря ей в глаза. – Это вышло случайно… Но теперь… Теперь все иначе. Она ждет ребенка. Моего ребенка.

Каждое слово било ее по лицу, как пощечина. Молодая. Стажер. Случайно. Ребенок. Она услышала свой собственный хохот, резкий, истеричный, неуместный в этом храме высокой кухни.

– Ребенка? – переспросила она, и смех ее оборвался. – Ты говоришь мне о ребенке в день моего тридцатилетия? Это и есть твой сюрприз?

– Аля, прости… Я не хотел сегодня… Но я не мог больше врать. Мы должны были разойтись цивилизованно. Ты же умная, взрослая женщина. Ты все поймешь.

Слово «взрослая» прозвучало как самое страшное оскорбление. Именно сейчас, когда она пыталась примириться со своим возрастом, он использовал его как кинжал. Ты взрослая, смирись. А она молодая, поэтому ей можно все.

Она смотрела на его красивое, выхоленное лицо, на дорогой костюм, на сапфировые серьги, лежащие на столе рядом с ее сумочкой, и не узнавала его. Это был не тот мужчина, за которого она вышла замуж. Это был чужой, жестокий и трусливый человек.

– Уходи, – прошептала она, глядя куда-то мимо него, на темное стекло, в котором отражалось ее собственное, вдруг постаревшее и абсолютно разбитое лицо.

– Аля…

– Уходи! – ее голос сорвался на крик, и несколько официантов обернулись на них.

Андрей помрачнел. Он кивнул, отодвинул стул, положил на стол свернутую салфетку.

– Я оплатил ужин. Машина ждет тебя внизу. Я… Я переберусь к другу на пару дней. Потом поговорим. О квартире.

О квартире. Их общей квартире, которую они выбирали вместе, в которую вкладывали душу. Он говорил о ней, как о бизнес-активе, подлежащем разделу.

Он ушел. Не оглядываясь. Прошел между столиками своим уверенным, легким шагом успешного человека, который только что избавился от надоевшей проблемы.

Алина сидела одна за столиком у окна. Перед ней догорала свечка на изысканном десерте, который теперь казался куском глины. Официант с жалостливым видом подошел предложить еще шампанского, но она лишь отрицательно качнула головой.

Она подняла глаза и посмотрела на свое отражение в темном стекле. Тридцатилетняя женщина в дорогом синем платье с идеальной прической и макияжем. И с глазами абсолютно опустошенного, преданного, разбитого человека. Ее первый день после тридцати начинался с того, что ее идеальная жизнь дала трещину, и из этой трещины на нее смотрело беспощадное, одинокое будущее.

Глава 2

Она не помнила, как спустилась вниз, как села в лимузин, запах кожи салона и ароматизатора воздуха с запахом «морского бриза» заставил ее сглотнуть подступающую тошноту. Шофер, профессионально бесстрастный, спросил куда ехать, и она автоматически назвала адрес. Их адрес.

Дорога домой была похожа на перемещение в кривом зеркале. Огни города, которые еще час назад казались ей гирляндой к ее празднику, теперь были слепы и бездушны. Они мелькали за стеклом, не неся никакой радости, лишь подчеркивая глубину ее падения с этого олимпа успешной и благополучной жизни.

Машина плавно остановилась у знакомого подъезда. Шофер открыл ей дверь.

– Разрешите проводить? – вежливо спросил он.

– Нет, – выдавила Алина. – Спасибо.

Она вышла и постояла несколько секунд, глядя на освещенные окна их – нет, уже его – квартиры на восьмом этаже. Там было темно. Андрей еще не вернулся. Или уже не вернется сегодня. Она подняла голову, и холодный ветер забрался под подол ее легкого платья, заставив ее вздрогнуть. Она была одна на пустынной ночной улице с крошечной сумочкой в руке, в которой лежали ключи от чужой теперь жизни, телефон и та самая коробочка с сапфировыми серьгами – плата за семь лет совместной жизни и обесцененную верность.

Лифт поднимался наверх с противным, монотонным гудением, которое она раньше никогда не замечала. Дверь открылась на их этаж, тихий, застеленный дорогим ковролином коридор. Ее каблуки отчаянно громко стучали по полу, нарушая царящую здесь благополучную тишину.

Ключ повернулся в замке с привычным щелчком. Она вошла внутрь и замерла на пороге. В квартире пахло тишиной, одиночеством и едва уловимым ароматом его одеколона, который теперь резанул ее, как пощечина. Все здесь было таким же, каким она оставила несколько часов назад: идеально чисто, безупречно, стерильно. Только теперь эта безупречность казалась ей обманчивой декорацией, за которой скрывалась грязь, измена и предательство.

Она сбросила туфли, не ставя их аккуратно на полку, как делала всегда, и прошла в гостиную. Ее взгляд упал на их общую фотографию в серебряной рамке на камине. Они смеялись, обнявшись, на фоне океана. Это было два года назад на Мальдивах. Он смотрел на нее тогда с таким обожанием, что ей казалось, этого запаса любви хватит на всю жизнь. Как же она ошибалась.

Сначала она просто стояла посреди комнаты, не в силах пошевелиться. Потом по телу прошла мелкая, нервная дрожь. Она подошла к бару, налила себе полный бокал коньяку, дорогого, выдержанного, который Андрей берег для особых случаев. Она выпила его залпом, не смакуя, не чувствуя ни вкуса, ни аромата. Алкоголь обжег горло, но не согрел ледяную пустоту внутри.

Потом начались слезы. Не тихие, изящные слезы обиды, а настоящая, животная истерика. Она рыдала, стоя на коленях посреди гостиной, раскачиваясь и выкрикивая в тишину бессвязные слова, полные боли, гнева и непонимания. Она рвала на себе платье, это дурацкое синее платье, которое он так хвалил, словно пытаясь содрать с себя кожу, на которую пал его лживый, предательский взгляд. Сапфировые серьги выпали из сумочки и покатились по паркету, затерявшись где-то в тенях. Она не стала их искать.

Она плакала до тех пор, пока у нее не пересохло горло и не опухли глаза. Потом истерика сменилась апатией. Она сидела на полу, обхватив колени, и смотрела в одну точку. Мысли путались, не желая выстраиваться в логическую цепочку. «Молодая стажерка. Вика. Ребенок». Эти слова бились в ее сознании, как пойманные в ловушку птицы, разбиваясь о стены черепа.

Она не знала, сколько времени просидела так. Часы на стене тикали, отсчитывая секунды ее старой жизни, которая безвозвратно уходила в прошлое. За окном начало светать. Серые, безрадостные лучи утреннего солнца пробились в комнату, безжалостно освещая ее заплаканное, размазанное тушью лицо, ее помятое платье, ее абсолютное поражение.

Она заставила себя встать. Ноги были ватными. Она дошла до спальни и упала на кровать, на его сторону, вдохнув запах его подушки. И снова зарыдала, уже тихо, безнадежно, уткнувшись лицом в белый накрахмаленный хлопок.

Она проспала беспокойным, прерывистым сном, полным кошмаров. Ей снилось, что она бежит по длинному коридору, а все двери заперты, и она слышит за спиной его смех и молодой, звонкий девичий смех. Проснулась она с тяжелой головой и с ощущением, что кто-то выжег ей всю внутренность каленым железом.

В квартире по-прежнему было тихо. Андрей не появлялся. Она доплелась до кухни и включила кофемашину. Механические, привычные движения немного успокоили ее. Она пила кофе, стоя у окна и глядя на просыпающийся город. Люди спешили на работу, строили планы, жили своей жизнью. А ее жизнь остановилась.

Зазвонил телефон. Она вздрогнула, уронив кружку. Кофе растекался по идеально отполированному мрамору столешницы темной, уродливой лужей. На экране горело имя «Катя». Алина смотрела на него, не решаясь ответить. Как она сможет рассказать? Как выдавит из себя эти слова? Но телефон звонил и звонил, настойчиво, требовательно.

– Алло? – ее голос прозвучал хрипло и чуждо.

– Ну, как ты? Как прошел вечер? Он подарил тебе остров в океане? Ты вся в бриллиантах? – посыпались вопросы Кати.

Алина молчала. Она не могла говорить. Она просто стояла и смотрела на кофейную лужу, растущую на столешнице.

– Аля? Ты меня слышишь? С тобой все в порядке?

– Он ушел, – прошептала Алина. – Ко мне. Он ушел от меня.

На другом конце провода повисла гробовая тишина.

– Что? – наконец выдавила Катя. – Что ты сказала? Это какой-то дурацкий розыгрыш?

– Он нашел себе другую. Молодую. Она ждет от него ребенка, – слова выходили сами, ровно, монотонно, как будто она читала сводку новостей о незнакомых людях. – Он сообщил мне это вчера в ресторане. За десертом.

Последовала очередная пауза, после которой раздался оглушительный, яростный вопль.

– Да он больной ублюдок! Тварь подлая! Где он?! Я ему сейчас глаза выцарапаю! Где ты? Дома? Я сейчас же выезжаю!

– Нет, Кать, не надо, – слабо запротестовала Алина. – Мне нужно… мне нужно одной.

– Одна ты там сойдешь с ума! Молчи и не двигайся! Я уже еду!

Через полчаса раздался исступленный звонок в дверь. Алина открыла. На пороге стояла Катя, с растрепанными волосами, в растянутом домашнем свитере и с огромным пакетом, из которого торчали пачки пельменей, банки с солеными огурцами и бутылка дешевого вина.

– Вот, – она протянула пакет Алине. – Это на первое время. Пока не оклемаешься. А теперь веди меня на кухню и рассказывай все. Не упуская ни одной мерзкой детали.

Она втолкнула Алину в квартиру, скинула ботинки и прошла на кухню, как прокурор на место преступления. Увидев лужу засохшего кофе, она вздохнула, нашла тряпку и вытерла ее одним точным движением.

– Садись, – приказала она. – Говори.

И Алина заговорила. Сначала медленно, с трудом подбирая слова, потом все быстрее, срываясь на слезы, снова замолкая, чтобы перевести дух. Она рассказала все. Про холодное утро, про странный разговор по телефону, про ужин, про его слова, про свой стыд и свое унижение. Катя слушала, не перебивая, ее лицо становилось все мрачнее, а кулаки сжимались.

– Ну вот и хорошо, – отрезала Катя, когда Алина замолчала, исчерпав себя. – Мусор сам вынесся. Тебе не пришлось бы мыть полы годами, чтобы вычистить эту грязь. Ребенок… – она с презрением фыркнула. – Классика. Седина в бороду, бес в ребро. И ведь повезло же стерве, забеременела сразу. Прикипела к золотому тельцу на всю жизнь.

– Он сказал… о квартире, – тихо добавила Алина. – Что мы должны «разойтись цивилизованно». И что она записана на его мать.

Катя вскочила, как ужаленная.

– Что?! Да как он смеет! Да я его… Мы ему такую «цивилизованность» устроим! Он что, думает, ты тут семь лет жизни потратила на обустройство этого муравейника, чтобы он тебя выкинул, как старую ветошь? Юрист! Сразу же найти адвоката! Он тебе должен будет алименты выплачивать до конца дней, сволочь!

– Какие алименты? «У нас нет детей», – с горькой усмешкой сказала Алина.

– Так он же тебя содержал! Ты ради его карьеры свою притормозила! Ты ему и дом, и уют создавала! Это тоже считается! Он тебя обеспечивал, а теперь бросил! Это моральный и материальный ущерб! – Катя ходила по кухне, как разъяренная тигрица. – Нет, мы так не оставим. Ни за что.

Но Алина лишь мотала головой. Ей было все равно. На деньги, на квартиру, на месть. Ей было больно, унизительно и бесконечно одиноко. Все, чего она хотела, – это свернуться калачиком и умереть.

– Я не могу здесь оставаться, – прошептала она. – Я не вынесу этих стен. Они меня задушат.

Катя остановилась и посмотрела на нее с внезапной трезвостью.

– Ты права. Сидеть здесь и ждать, когда он соизволит явиться за вещами – себя не уважать. Собирай самые необходимые вещи. Поедешь ко мне.

– Но у тебя же одна комната и Ванька… Я не хочу вас стеснять.

– Замолчи! – отрезала Катя. – Мой диван твой диван. Пока не найдешь что-то свое. Давай, шевелись!

Покорная, как автомат, Алина побрела в спальню. Она открыла гардероб и снова почувствовала тошноту. Рядом висели его костюмы и ее платья. Они касались друг друга, и это казалось ей теперь кощунством. Она схватила первую попавшуюся дорожную сумку и начала машинально складывать в нее все, что попадалось под руку: футболки, джинсы, нижнее белье. Ее пальцы наткнулись на шелковую ночнушку, подаренную Андреем на прошлый день рождения. Она швырнула ее в угол, как паука.

Она собрала вещи для умывания, косметику, несколько книг, которые стояли на ее тумбочке. Ее взгляд упал на еще одну общую фотографию в рамке. Они были в горах, загорелые, счастливые. Она схватила рамку и с силой швырнула ее об стену. Стекло разбилось с громким, удовлетворяющим хрустом, рассыпавшись по полу тысячей осколков.

Катя, услышав шум, вбежала в комнату.

– Вот! Правильно! – одобрила она. – Зло нужно выпускать, а не копить в себе. Еще чего-нибудь разбей?

Алина покачала головой. Приступ ярости прошел, сменившись новой волной апатии.

– Я готова, – сказала она глухо.