Ставка в Вегасе

- -
- 100%
- +
– Что ты делаешь? – выдохнула я в ужасе.
– Путаем следы, – бросил он сквозь зубы. Его глаза метались, вычисляя варианты. – Они нас видели. Они знают, что мы здесь.
Лифт тронулся вверх. Джим стоял у панели, его тело было напряжено до предела. Я прижалась к противоположной стене, чувствуя, как подкашиваются ноги. Охота началась. И мы были дичью.
– Они кто? – спросила я, и мой голос дрожал.
– Не знаю. Но они не служба безопасности отеля. Слишком… профессиональные.
Лифт остановился на пятом этаже. Двери открылись. Пустой коридор. Джим высунул голову, осмотрелся и резко дернул меня за руку.
– Бежим!
Мы выскочили из лифта, и он снова нажал кнопку, отправляя кабину дальше вверх. Мы побежали по коридору, наш бег был нервным, прерывистым. Джим искал выход, лестницу, что угодно. Я едва поспевала за ним, мои легкие горели от непривычной нагрузки.
Мы свернули за угол и почти врезались в сервисную тележку горничной, оставленную у одной из дверей. Джим резко остановился, схватив меня за руку, чтобы я не упала. И в этот момент из-за противоположного поворота вышли они. Те самые двое.
Расстояние между нами было не больше двадцати метров. Время замерло. Я увидела, как руки одного из мужчин потянулись под пиджак. Джим среагировал быстрее. Он отшвырнул сервисную тележку прямо на них. Банки с шампунем, полотенца, простыни – все полетело на пол, создавая хаос. Раздалось грубое ругательство.
– Назад! – крикнул Джим и потянул меня в обратную сторону.
Мы помчались назад, к лифтам. Я слышала за спиной тяжелые, быстрые шаги. Они не кричали, не требовали остановиться. Их молчание было страшнее любых угроз. Это была тихая, деловая поимка.
Мы добежали до лифтовой шахты. Одна из кабин как раз открывалась. Внутри никого. Мы ворвались внутрь. Джим молотил по кнопке «Закрыть». Двери начали сходиться. Я увидела, как наши преследователи появляются из-за угла. Они бежали легко, почти не напрягаясь. Их лица были сосредоточены. Один из них ускорился, пытаясь успеть, но тяжелые двери захлопнулись прямо перед его носом.
Джим прислонился к стене лифта, его грудь тяжело вздымалась. Он закрыл глаза на секунду, собираясь с мыслями.
– Они пошлют другого к лестнице. Перехватят нас внизу. Нам нужно на крышу.
– На крышу? – переспросила я, не веря своим ушам. – Это же тупик!
– Не всегда, – он нажал кнопку последнего этажа. – В таких отелях есть служебные выходы. Пожарные лестницы. Это наш шанс.
Лифт понесся вверх. Я смотрела на меняющиеся цифры над дверью, и каждый этаж казался вечностью. Адреналин лился по моим венам огненной рекой, смешиваясь с животным страхом. Я снова посмотрела на Джима. Его лицо было бледным, но решительным. В его глазах горел тот самый огонь, который я заметила еще в номере – огонь борьбы. И в этот момент я поняла, что несмотря на пистолет, на схему ограбления, на его темное прошлое, я чувствую себя в большей безопасности с ним, чем где бы то ни было еще. Он был моим единственным шансом.
Лифт остановился. Двери открылись. Перед нами был пустой, богато отделанный холл с диванами и панорамными окнами. И еще одна дверь с табличкой «Выход на крышу. Только для персонала».
Джим рванулся к ней. Дверь была заперта на кодовый замок. Он выругался и огляделся. Его взгляд упал на огнетушитель в стеклянной нише. Он выбил стекло локтем, достал тяжелый красный баллон и с силой ударил им по замку. Металл скрежетал, но не поддавался.
– Джим, быстрее! – я услышала звук открывающейся двери лифта в другом конце холла.
Он изменил тактику. Он уперся плечом в дверь и надавил изо всех сил. Дерево затрещало. Я присоединилась к нему, толкая свою ничтожную тяжесть. Мы были двумя сумасшедшими, пытающимися выломать дверь в рай.
И вдруг она поддалась. С громким скрипом она распахнулась, открывая узкую бетонную лестницу, ведущую вверх. Мы влетели на нее и захлопнули дверь за собой. Замок был сломан, запирать было нечем.
– Беги! – крикнул Джим, подталкивая меня вверх по лестнице.
Мы взбежали по ступеням и выскочили на крышу. Ночной воздух Лас-Вегаса ударил нам в лица – горячий, сухой, наполненный запахом пыли и далеких ароматов из уличных кафе. Город расстилался перед нами во всем своем неоновом безумии. Огни, огни, огни. Слепящие, мигающие, завораживающие. Но нам было не до красот.
Джим огляделся. Крыша была плоской, уставленной вентиляционными блоками и спутниковыми тарелками. Вдали виднелась пожарная лестница, ведущая вниз, в темный переулок.
– Туда! – он указал на нее.
Мы бросились бежать. И в этот момент дверь на крышу снова распахнулась. На пороге появились наши преследователи. Они не стали кричать. Один из них поднял руку. В ней блеснул ствол пистолета с удлиненным дулом – глушитель.
Прозвучал хлопок, тихий, как щелчок пальцев. Пуля прожужжала у меня над головой и ударилась в вентиляционный блок, оставив вмятину.
Джим резко толкнул меня за ближайший металлический короб, и мы присели, укрываясь. Его лицо исказила гримаса ярости.
– Стреляют. Значит, дело серьезное.
Он выглянул из-за укрытия. Последовал еще один хлопок. Пуля рикошетом отскочила от металла.
– Их двое. Идут в окружение.
Он достал свой пистолет. Вид оружия в его руке снова сделал его чужим, опасным. Но сейчас эта опасность была направлена на защиту.
– Слушай меня, – он привлек меня к себе, его губы были у самого моего уха. Его дыхание обжигало. – Я буду прикрывать. Ты бежишь к лестнице. Не оглядывайся. Спускаешься вниз и прячешься. Если я не приду через пять минут, уходишь. Поняла?
– Нет! – вырвалось у меня. Я вцепилась в его футболку. – Я не оставлю тебя!
– Это не обсуждается! – его голос стал жестким, командирским. – Это приказ!
– Ты мне не командир! Мы команда! – прошипела я в ответ, сама удивляясь своей наглости.
Он посмотрел на меня, и в его глазах промелькнуло что-то неуловимое – удивление, раздражение и, возможно, уважение. Время замерло. Мы сидели, прижавшись друг к другу за металлическим коробом, под аккомпанемент тихих хлопков и жужжания пуль. Неоновый свет города окрашивал его лицо в синие и красные тона, делая его похожим на персонажа из фантастического фильма.
– Ладно, – сквозь зубы проговорил он. – Тогда вместе. По моей команде бежим к следующему укрытию. Вон к той большой трубе. Потом – к лестнице. Готовься.
Я кивнула, с трудом сглатывая комок страха в горле. Мои ноги стали ватными. Джим выглянул из-за укрытия и сделал два выстрела. Грохот без глушителя оглушил меня. Он стрелял не для того, чтобы попасть, а для того, чтобы заставить их залечь.
– Беги! – крикнул он.
Я рванула с места. Бежала, не чувствуя под собой ног, пригнув голову. Пуля ударила в бетон рядом, осыпав меня мелкими осколками. Я добежала до большой вентиляционной трубы и упала за нее, задыхаясь. Через секунду рядом приземлился Джим. Он перезаряжал пистолет, его движения были быстрыми и точными.
– Хорошо, – он похлопал меня по плечу. Его прикосновение было обжигающим. – Остался последний рывок.
Он снова выглянул, сделал еще несколько выстрелов. Преследователи ответили. Они были уже близко. Мы слышали их шаги, их спокойные, деловые переговоры.
– Теперь! – скомандовал Джим.
Мы снова побежали. На этот раз до пожарной лестницы было метров десять. Они показались километрами. Я бежала, глядя на спину Джима, на его широкие плечи, заслонявшие меня от пуль. Он бежал чуть впереди, прикрывая меня своим телом.
Мы добрались до лестницы. Она была старой, железной, шаткой. Джим пропустил меня вперед.
– Вниз! Быстро!
Я начала спускаться. Лестница громко скрипела и шаталась под нашим весом. Сверху послышались шаги. Они догнали нас. Один из мужчин перегнулся через перила крыши, целясь в меня. Джим резко развернулся и выстрелил почти не целясь. Пуля пролетела в сантиметрах от головы преследователя, и тот отпрянул.
– Продолжай спускаться! – крикнул Джим, отступая за мной и прикрывая наш спуск.
Я спускалась, цепляясь за холодные, липкие от городской грязи перила. Сердце колотилось так, что казалось, выпрыгнет из груди. Мы были уже на середине, когда сверху раздался новый звук – настойчивый лай собак. Служба безопасности отеля. Наконец-то.
На крыше началась неразбериха. Послышались крики, еще несколько выстрелов. Наши преследователи, видимо, решили не связываться с охраной и отступили.
Мы спустились в темный, узкий переулок. Пахло мусором и мочой. Где-то вдали слышался шум главной улицы, но здесь было тихо и пустынно.
Джим схватил меня за руку, и мы побежали вглубь переулка, подальше от отеля. Мы бежали, не разбирая дороги, пока не выскочили на другую, более оживленную улицу. Здесь было полно людей, машин, огней. Мы смешались с толпой, стараясь идти быстро, но не привлекая внимания.
Мы шли несколько кварталов, пока Джим не свернул в еще один темный проулок и не остановился, прислонившись к стене. Он тяжело дышал, его футболка была мокрой от пота. Я стояла перед ним, трясясь как осиновый лист. Весь адреналин ушел, оставив после себя пустоту и дрожь в коленях.
– Все… все кончено? – с трудом выговорила я.
– Нет, – он покачал головой. Его глаза блестели в темноте. – Это только начало. Но мы живы.
Он посмотрел на меня, и вдруг его рука потянулась к моему лицу. Он провел большим пальцем по моей щеке, стирая пыль и песок от бетона.
– Ты вся испачкалась, – прошептал он.
Его прикосновение было неожиданно нежным. После всей этой стрельбы, бегства, криков – это простое, почти ласковое движение заставило мое сердце сжаться. Я смотрела на него – на этого сильного, опасного мужчину, который только что стрелял в людей, чтобы защитить меня. И который сейчас смотрел на меня с таким странным выражением, будто видел меня впервые.
– Ты… ты мог погибнуть, – прошептала я.
– Мог, – согласился он. Его палец все еще лежал на моей щеке. – Но не погиб. И ты тоже.
Мы стояли так в темноте переулка, слушая отдаленный гул города. Наше дыхание постепенно выравнивалось. Его тело все еще было напряжено, готовое к новой угрозе, но в его глазах, когда он смотрел на меня, было что-то новое. Не просто необходимость выжить. Что-то более сложное.
– Команда, – вдруг сказал он, и в его голосе прозвучала легкая, едва уловимая улыбка.
– Команда, – кивнула я.
Он убрал руку, и я почувствовала холод на том месте, где только что было его прикосновение.
– Нам нужно найти место, где можно передохнуть. И подумать.
Он снова стал серьезным, собранным. Опасным. Но теперь я знала, что за этой опасностью скрывается что-то еще. Что-то, что заставило его рисковать жизнью ради меня. И что-то, что заставило меня остаться с ним, когда у меня был шанс бежать.
Мы вышли из переулка и растворились в ночном Лас-Вегасе, двое беглецов, связанные не брачными узами, а чем-то гораздо более прочным – страхом, адреналином и зарождающейся, необъяснимой связью, которая была сильнее амнезии и сильнее пуль, свистящих над головой. Охота только начиналась, но мы уже знали, что будем охотиться вместе. Или погибнем вместе.
Глава 4
Мы шли, не разбирая дороги, уходя все дальше от ослепительного центра в темные, безликие окраины Лас-Вегаса. Неоновый рай сменился царством бетона, пыли и призрачного света одиноких фонарей. Воздух потерял запах дорогих духов и денег, теперь он пах горелым маслом, пылью и безнадегой.
Я шла, почти не чувствуя ног. Адреналин от погони окончательно отступил, оставив после себя свинцовую усталость. Каждый мускул ныл, веки слипались. Но хуже всего была пустота в голове – густой, тягучий туман, в котором тонули обрывки мыслей. Я украдкой смотрела на Джима. Он шагал рядом, его плечи были напряжены, а взгляд безостановочно сканировал пространство – тени подъездов, редкие проезжающие машины, темные окна домов. Он был настороже, как дикий зверь, загнанный в чужие владения. Пистолет, спрятанный за поясом, отпечатывался под футболкой зловещим бугром.
Вот оно, мое романтическое свадебное путешествие, – с горькой иронией подумала я. Бег по задворкам Вегаса с вооруженным незнакомцем. Мечта.
– Здесь, – его голос, хриплый от усталости, прозвучал негромко, но заставил меня вздрогнуть.
Он остановился у невзрачного двухэтажного здания, выкрашенного в грязно-розовый цвет, который когда-то, наверное, был ярким. Вывеска «Мотель „Сагуаро“» мигала жалкими лампочками, половина из которых не работала. Парковка перед ним была пустынна, если не считать ржавого пикапа с пробитым колесом. Это было идеальное место, чтобы исчезнуть.
Джим толкнул дверь в контору. Внутри пахло старым табаком, дешевым освежителем воздуха и тоской. За стойкой спал пожилой мужчина в растянутой майке, перед ним дымилась пепельница, набитая окурками. Джим кашлянул. Мужик проснулся, уставился на нас мутными глазами.
– Комнату, – коротко бросил Джим, доставая из пачки денег несколько стодолларовых купюр. – На ночь. Наличными.
Хозяин мотеля даже не удивился. Деньги исчезли под стойкой с магической скоростью. Он протянул Джиму ключ с огромной, старомодной бляхой.
– Номер девятый. Второй этаж. Лифта нет.
– Ничего, – буркнул Джим. – Правила?
– Не шуметь, не мусорить. Посторонних не водить. В полдень выезд. Опоздали – доплата.
Мы молча поднялись по скрипучей лестнице. Коридор был узким, с выцветшим ковровым покрытием, пропитанным запахом тысяч чужих жизней. Джим вставил ключ в дверь с номером «9» и толкнул ее.
Номер оказался именно таким, каким и должен был быть – убогим и безрадостным. Одна большая кровать с кислотно-оранжевым покрывалом, телевизор с выпуклым экраном, пластмассовый столик и дверь, ведущая в крошечную, заляпанную силиконом ванную. Воздух был спертым, пахло сыростью и отчаянием.
Дверь закрылась, и мы остались одни. Звук щелчка замка прозвучал громче, чем выстрелы на крыше. Здесь, в этой тесной коробке, реальность навалилась на меня со всей своей грубой силой. Мы были в ловушке. В ловушке этого номера, этой ситуации, друг друга.
Джим первым делом подошел к окну, раздвинул жалюзи на сантиметр и заглянул на парковку. Убедившись, что за нами не следят, он опустил штору. Потом проверил ванную, заглянул под кровать. Действия выверенные, автоматические. Он искал угрозы. Я же стояла посреди комнаты, не зная, что делать. Куда деть руки? Куда деть себя?
– Ладно, – он выдохнул, закончив осмотр. – Кажется, чисто.
Он повернулся ко мне. В тусклом свете лампы под абажуром его лицо казалось еще более усталым и резким. Тень от щетины легла на скулы. В его глазах читалась та же опустошенность, что и у меня.
– Ты в порядке? – спросил он. Вопрос прозвучал скорее как формальность.
– Прекрасно, – я выдавила из себя. – Как на курорте.
Уголок его рта дрогнул. На секунду.
– Нужно отдохнуть. Прийти в себя.
Он снял пистолет с пояса и положил его на тумбочку у кровати. Холодный металл лег на липкую деревянную поверхность с глухим стуком. Теперь он лежал, между нами, как третий, незваный гость в нашем номере.
Наступила неловкая пауза. Мой взгляд уперся в кровать. Одну. Большую, но одну.
Джим проследил за моим взглядом. Он понял.
– Ты спишь на кровати. Я на полу.
– Не надо глупостей, – отрезала я, хотя мысль о том, чтобы лечь рядом с ним, вызывала во мне приступ паники. – Места хватит. Мы же… в конце концов, муж и жена. – Я произнесла это с такой иронией, что сама чуть не поперхнулась.
Он покачал головой.
– Это не имеет значения. Я на полу.
– Ты только что тащил меня через пол Вегаса и отстреливался от бандитов. Ты заслужил нормальное место для сна больше, чем я.
Мы стояли и смотрели друг на друга – два упрямых, измотанных существа, готовые спорить из-за права спать на засаленном ковре. Это было так абсурдно, что у меня вдруг вырвался сдавленный смешок. Потом засмеялся и он. Негромко, хрипло. Это был смех снятия напряжения, смех на грани истерики.
– Ладно, – сдался он. – Кровать большая. Разделим пополам.
Фраза «пополам» прозвучала особенно нелепо. Мы были всем угодно, но не настолько близки.
Последовал новый виток неловкости. Пришлось решать вопрос с гигиеной и тем, в чем спать. Я первая скрылась в ванной. Вода в душе была едва теплой, а шампунь в разовом пакетике пах дешевой химией. Но когда я стояла под жидкими струйками, смывая с себя пыль, пот и страх этого дня, я почувствовала себя чуть-чуть человеком. Чуть-чуть Самантой, а не загнанной зверюшкой.
У меня не было сменной одежды. Пришлось натягивать те же джинсы и футболку. Вышла, чувствуя себя неловко. Джим ждал своей очереди. Он прошел мимо, и я уловила запах его пота – не отталкивающий, а мускусный, мужской. От этого запаха по коже побежали мурашки.
Пока он был в душе, я сидела на краю кровати, прислушиваясь к шуму воды и пытаясь не смотреть на пистолет на тумбочке. Что мы будем делать завтра? Куда пойдем? Вопросы висели в воздухе, не находя ответов.
Джим вышел из ванной, и у меня перехватило дыхание. На нем были только джинсы. Верхняя часть тела осталась обнаженной. В свете тусклой лампы его торс казался еще более рельефным. Широкие плечи, упругие мышцы пресса, темные соски на мощной груди. Шрамы, которые я уже заметила раньше, теперь видны четче – белые линии на смуглой коже. История боли, написанная на теле. Он был… прекрасен. По-звериному, опасно прекрасен.
Он поймал мой взгляд и нахмурился.
– Что?
– Ничего, – я потупилась, чувствуя, как кровь приливает к щекам. – Просто… впечатляет.
Он ничего не ответил. Прошел к своей стороне кровати и сел, спиной ко мне. Его спина была такой же мускулистой, как и грудь. Лопатки напряглись под кожей.
– Ложись спать, Саманта. Завтра будет тяжелый день.
Я легла на самый край кровати, повернувшись к нему спиной. Он потушил свет. Комната погрузилась в почти полную темноту, нарушаемую лишь полоской света из-под двери и мерцанием неоновой вывески сквозь щели в шторах.
Я лежала, не двигаясь, стараясь дышать как можно тише. Он лежал так же неподвижно, но я чувствовала исходящее от него тепло. Слышала его дыхание. Пространство между нами было всего в несколько сантиметров, но казалось непреодолимой пропастью. Мы были так близко, но так далеки друг от друга.
Мысли кружились в голове бесконечной каруселью. Лица преследователей. Схема казино. Свадебная фотография. Его рука, сжимающая пистолет. Его глаза, полные ярости и… чего-то еще. Что-то щемящее и знакомое шевельнулось в глубине памяти, но тут же ускользнуло, как скользкая рыбка.
Слезы подступили к глазам. Я сжала веки, пытаясь их сдержать. Но они потекли сами – тихие, горькие, бессильные. Я плакала от страха, от безысходности, от потери самой себя. Я старалась делать это беззвучно, но тело предательски вздрагивало.
Вдруг я почувствовала движение рядом. Джим перевернулся. Его рука, тяжелая и теплая, легла поверх одеяла на моем плече.
Я замерла, перестав дышать.
– Все хорошо, – прошептал он в темноте. Его голос был низким, хриплым от усталости, но в нем не было раздражения. Была… странная усталая нежность. – Спи. Я здесь.
Он не стал утешать меня, не стал задавать вопросы. Он просто положил руку. Этот простой жест сказал больше тысячи слов. Он говорил: «Ты не одна. Я с тобой. Что бы ни было».
Я медленно повернулась к нему. В полумраке я могла разглядеть только смутные очертания его лица. Его рука так и осталась на моем плече. Его прикосновение было твердым и уверенным.
– Прости, – прошептала я.
– Не за что, – он не убрал руку. – Бояться – это нормально.
– Я не знаю, кто я, – призналась я, и это была самая страшная правда из всех.
Он помолчал.
– Я тоже. Но, возможно, сейчас мы можем быть теми, кем хотим. Хотя бы на одну ночь.
Его слова были странными, загадочными. Что он имел в виду? Что мы можем притвориться нормальными людьми? Или что мы можем стать другими?
Я осторожно положила свою руку поверх его. Его кожа была горячей, шероховатой. Он вздрогнул от прикосновения, но не отнял руку. Мы лежали так в темноте, соединенные этим мостиком из тепла и кожи. Его большой палец начал медленно, почти неосознанно водить по моей ключице. Круговые, успокаивающие движения. От них по всему телу разливалось тепло, снимая напряжение, прогоняя страх.
Мое дыхание выровнялось, слезы высохли. Я смотрела в темноту на его силуэт и чувствовала, как что-то тающее и тяжелое наполняет меня изнутри. Это была не страсть. Еще нет. Это была благодарность. Признательность за то, что он здесь. За его молчаливую силу. За эту руку на моем плече, которая была единственной реальной вещью в мире, полном теней.
– Спасибо, – прошептала я.
Он не ответил. Но его палец продолжал свои медленные круги.
Постепенно мои веки стали тяжелыми. Усталость, наконец, накрыла меня с головой. Под убаюкивающее движение его пальца я стала проваливаться в сон. Последнее, что я почувствовала, прежде чем сознание отключилось, был его запах – чистый, мужской, смешавшийся с запахом дешевого мыла из душа мотеля. И его рука, все так же лежащая на мне, как обет. Как обещание, что пока он здесь, со мной ничего не случится.
Я уснула. Без снов. Без кошмаров. Просто глубокий, исцеляющий сон. И когда я проснулась среди ночи от какого-то шума на улице, его рука все еще была на мне. А он сам лежал на боку, лицом ко мне, и спал. Его дыхание было ровным. И в темноте его лицо, лишенное привычной суровости, казалось молодым и уязвимым. Таким я его еще не видела.
Я осторожно подвинулась к нему ближе, так, чтобы наше дыхание смешалось. Он не проснулся. Я закрыла глаза и снова уснула, на этот раз чувствуя не только его руку, но и тепло всего его тела, согревающее меня в холодной, чужой постели. Мы были двумя островами, нашедшими друг друга в бушующем океане. И на эту ночь этого было достаточно. Было все.
Глава 5
Солнце, пробивавшееся сквозь щели в шторах, оказалось обманчивым. Оно обещало новый день, а принесло лишь более четкие очертания нашего кошмара. Я проснулась от того, что кто-то кричал. Пронзительно, безумно. И через секунду я поняла, что это кричу я.
Меня вырвало из сна резко, как будто кто-то дернул за торчащий из груди кабель. Я вскочила на кровати, сердце колотилось, как сумасшедшее, по телу струился липкий, холодный пот. Во рту пересохло, а в глазах стоял образ – четкий, как фотография, и такой же неподвижный. Лицо мужчины. Худое, с восково-бледной кожей, тонкими губами и глазами-щелочками, в которых светилась холодная, хищная усмешка. Он был в строгом темном жилете, белой рубашке с запонками-бриллиантами. Крупье. Я знала это с абсолютной, неопровержимой уверенностью. И я знала, что он был злом.
Рядом со мной взметнулась тень. Джим вскочил с кровати с такой скоростью, что я даже не успела понять, как он оказался на ногах. В его руке уже был пистолет, ствол метнулся по комнате, выискивая угрозу. Его глаза, широко раскрытые от адреналина, были пустыми, животными.
– Что? Что такое? – его голос был хриплым от сна, но твердым, как сталь.
Я не могла говорить. Я только тряслась, обхватив себя руками, пытаясь сдержать дрожь. Я тыкала пальцем в пустоту, где только что висело это лицо.
– Лицо… – выдохнула я наконец. – Я видела лицо. Крупье. Из казино.
Джим медленно опустил пистолет. Он подошел ко мне, сел на край кровати. Он не пытался меня обнять, прикоснуться. Он просто сидел рядом, давая мне время прийти в себя. Его присутствие было плотным, физически ощутимым.
– Расскажи, – мягко приказал он.
Я закрыла глаза, пытаясь удержать образ. Он начал расплываться, как дымка, но ощущение от него – леденящий ужас – оставалось.
– Худой. Бледный. Глаза, как у змеи. Улыбка… мертвая. Он смотрел на меня. Как будто знал меня. Как будто ненавидел.
Я открыла глаза и посмотрела на Джима. Он сидел, сгорбившись, уставившись в пол. Его лицо было напряжено, мышцы на щеках подрагивали. Казалось, он был не здесь, а где-то далеко.
– Джим?
Он вздрогнул и поднял на меня взгляд. В его глазах было что-то новое – растерянность и страх, который я никогда бы не ожидала от него увидеть.
– Я тоже… что-то увидел, – прошептал он.
– Что?
– Руки. Мои руки. Они… что-то делают с замком. Сейфом. Движутся быстро, уверенно. Я знаю, что делаю. – Он с отвращением посмотрел на свои ладони, как будто видел на них кровь. – Я знаю, как это делать. Как будто делал это сто раз.
Тишина в номере повисла густая, тяжелая. Мы смотрели друг на друга, и между нами проплывали призраки нашего прошлого. Крупье с мертвой улыбкой и умелые руки взломщика. Какая парочка. Мисс Паника и Мистер Преступник.
И вдруг это осознание – такое гротескное, такое невыносимое – обрушилось на меня с новой силой. Вся накопленная за эти сутки усталость, страх, беспомощность вырвались наружу в виде истерики.
– Боже мой, – засмеялась я, и смех мой был резким, истеричным, с надрывом. – Кто мы такие? Я вижу каких-то подозрительных типов, а ты… ты взламываешь сейфы! Мы идеальная команда для ограбления! Может, мы еще и заложников брали? Или кого-то убили?