- -
- 100%
- +
Вопрос был задан с такой наигранной, театральной заинтересованностью, что Марина вдруг ясно осознала всю абсурдность ситуации. Её карьера, возможно, лежит в руинах, а она сидит и утешает того, кто стал причиной этого краха. И этот кто-то ещё и просит у неё прощения, заставляя чувствовать себя виноватой вдвойне.
– Ничего, – сухо ответила Марина, отводя глаза. – Всё нормально.
– Я так рада! – выдохнула Лиля, но было видно, что её это абсолютно не интересует. Её мысли были там, с ушедшим Сергеем. – Ты такая сильная, Марин. У тебя есть эта твоя работа, твой талант… А я… я что без него? Ничто. Просто пустое место.
Она снова разрыдалась. Марина молча встала, пошла на кухню и поставила чайник. Ей нужно было сделать хоть что-то, простое и понятное действие, чтобы отвлечься от хаоса в собственной душе. Когда она вернулась с двумя чашками горячего чая, Лиля рылась в своей огромной сумке.
– Я тебе принесла кое-что… – сказала она, вытирая слёзы тыльной стороной ладони. – Знаешь, шла мимо витрины и увидела… и подумала сразу о тебе. Как знак.
Она протянула Марине маленькую, изящную коробочку, обёрнутую в шёлковую бумагу. Та машинально взяла её и развернула. Внутри, на чёрном бархате, лежала изумительной работы брошь – тончайшее кружево из серебра с небольшим, идеально огранённым сапфиром в центре. Вещь была дорогой, безумно дорогой. И невероятно красивой.
– Лиль… это же… зачем? – растерянно прошептала Марина.
– Это чтобы ты меня простила, – Лиля снова посмотрела на неё своими огромными, мокрыми от слёз глазами. – И чтобы помнила, что ты у меня единственная. Самая верная. Самая лучшая.
Она взяла чашку с чаем, но руки её так дрожали, что чай расплёскивался. Марина автоматически забрала у неё чашку и поставила на стол.
– Все меня бросают, – тихо, почти шёпотом, произнесла Лиля, уставившись в пустоту. В её голосе звучала такая бездонная, космическая тоска, что по коже Марины побежали мурашки. – Папа ушёл, когда я была маленькой. Потом первый муж. Потом второй… Потом все эти мужчины… А теперь и Сергей. Я так и знала. Я всегда это знала. Всегда. Ко мне приходят, меня используют, а потом уходят. Я никому не нужна. Совсем.
Она замолчала, и тишина в комнате стала густой, тягучей.
– Осталась только ты, – она подняла на Марину взгляд, полный мольбы и отчаяния. – Только ты одна, Мариночка. Ты не бросишь меня? Правда? Ты же не бросишь? Ты обещаешь?
И в этот момент вся ярость, вся обида, вся боль Марины от проваленной презентации – всё это растворилось, испарилось под напором этой чудовищной, всепоглощающей жалости. Перед ней сидела не монстр-манипулятор, а раненое, несчастное дитя, которое всю жизнь боялось быть брошенным. Её саму предали, её карьера под угрозой, но виновата в этом была не Лиля. Виноваты были все эти мужчины, которые ломали её, делали такой уязвимой.
Марина присела рядом на диван и снова обняла её.
– Конечно, я не брошу, – тихо сказала она, гладя её мокрые волосы. – Глупая. Как я могу тебя бросить?
– Обещай? – упрямо, по-детски, прошептала Лиля, вжимаясь в её плечо.
– Обещаю, – прошептала Марина в ответ.
Лиля обняла её крепче и, казалось, немного успокоилась. Её дыхание стало ровнее. Марина сидела неподвижно, чувствуя тяжесть её тела, холодную влагу её одежды и давящую, удушающую тяжесть только что данного обещания. Она смотрела поверх головы Лили на разбросанные по полу листы своих чертежей. Её мечты. Её провал.
А на ладони, словно обжигая её, лежала красивая, холодная, невероятно дорогая брошь. Взятка за прощение. Плата за молчание. Яркий, блестящий сапфир, который вдруг показался ей похожим на застывшую, холодную слезу.
Лиля тихо плакала у неё на плече, уже скорее для видимости, наслаждаясь тем, что её снова приняли, простили, что она снова в безопасности. А Марина смотрела в тёмное окно, за которым продолжал лить дождь, и чувствовала, как что-то важное и хрупкое внутри неё окончательно разбивается. Гнев ушёл. Но он оставил после себя не пустоту, а другое чувство – тяжёлое, как свинец, и горькое, как полынь.
Чувство ловушки. Из которой она только что сама, добровольно, защелкнула замок.
Глава 4: Новый свет
Неделя, последовавшая за провальной презентацией и ночным визитом Лили, тянулась медленно и уныло, словно промокший под осенним дождём свитер. Марина чувствовала себя выжженной изнутри. Каждое утро, переступая порог офиса, она ловила на себе взгляды коллег – смесь любопытства, жалости и откровенного злорадства. Александр Петрович с ней не разговаривал. Проект «Резиденция на Воробьёвых горах» передали другому дизайнеру, Ольге, дельной и безэмоциональной женщине, которая теперь хозяйничала в переговорной с Мариными чертежами в руках.
Марина погрузилась в рутину. Мелкие заказы, коррекции, работа с документацией. То, что она раньше считала скучным, теперь стало её убежищем. Здесь не нужно было проявлять инициативу, блестеть, рисковать. Можно было просто выполнять механическую работу, прячась за ней от стыда и чувства собственной несостоятельности.
Лиля звонила каждый день. Её история про бросившего Сергея продолжалась, но тон постепенно менялся от трагического к драматическому, а затем и к привычно требовательному. Она уже снова планировала «вернуть его, чтобы потом сама его бросить», вовсю интересовалась, нет ли на горизонте у Марины новых интересных мужчин, и снова начала критиковать её работу, одежду и отсутствие амбиций. Брошь-сапфир, лежавшая на туалетном столике, казалось, излучала холодный, тяжелый свет, постоянно напоминая о том вечере и о данном обещании.
В пятницу Артём вызвал Марину к себе.
– Слушай, – он говорил, не глядя ей в глаза, перебирая бумаги на столе. – Нам нужно съездить в одну галерею. Там выставляется коллекция современной мебели и арт-объектов. Владелец, Михаил, друг босса. Босс хочет, чтобы мы посмотрели, можно ли что-то использовать в текущих проектах. Поедешь?
Это было не предложение, а приказ. И явно попытка вытащить её из состояния спячки, дать какое-то нейтральное поручение.
– Конечно, – кивнула Марина без энтузиазма.
Галерея «Модернист» располагалась в тихом переулке в самом центре города. Это было не просто выставочное пространство, а настоящий островок гармонии и вкуса. Высокие потолки, белые стены, идеальное освещение, которое мягко ложилось на причудливые формы кресел, скульптур и картин. Воздух пах деревом, кожей и едва уловимым ароматом дорогого кофе. Здесь царила тишина, нарушаемая лишь тихой, ненавязчивой музыкой.
Марина не произвольно выпрямила спину. Это место дышало той самой эстетикой, тем самым вниманием к деталям, ради которого она и шла в профессию. Её глаза сами собой начали выхватывать интересные решения, сочетания материалов, игру света и тени. Она достала блокнот, забыв на время о своей апатии.
– Здравствуйте, – раздался спокойный, приятный бархатный голос позади неё. – Могу я вам чем-то помочь?
Марина обернулась. Перед ней стоял мужчина. Высокий, в идеально сидящем на нём тёмно-сером кашемировом джемпере и простых джинсах. В его внешности не было ничего броского, ничего от напускного лоска Лилиных знакомых. Но было какое-то невероятное чувство собственного достоинства и спокойной силы. Его глаза, серые и очень внимательные, смотрели на неё не оценивающе, как смотрел бы продавец на потенциального клиента, а с искренним интересом.
– Я… я из бюро «Модерн», – представилась Марина, чувствуя, почему-то, лёгкую дрожь в коленях. – Меня зовут Марина. Нам звонили… насчёт коллекции.
– А, да, конечно, – он кивнул, и в уголках его глаз обозначились лучики мелких морщинок. Улыбка была тёплой и немного сдержанной. – Михаил. Я очень уважаю работы вашего бюро. Особенно последний проект с общественным пространством на Патриарших.
Марина удивлённо взглянула на него. Это был её проект. Один из первых, скромный, но сделанный с душой.
– Вы… видели?
– Естественно, – он легко коснулся её локтя, приглашая пройти вглубь зала. – Я слежу за всеми значимыми событиями в городе. Там была очень смелая работа со светом и очень человечное, я бы сказал, зонирование. Это чувствовалось.
Они говорили больше часа. Михаил не пытался что-то продать. Он говорил об искусстве, о дизайне, о том, как пространство влияет на человека. Он задавал ей вопросы. Не из вежливости, а действительно слушая её ответы. Он спрашивал её мнение о том или ином предмете, и когда Марина, сначала робко, а потом всё увереннее, начинала делиться мыслями, он внимательно слушал, кивал, иногда спорил, но всегда – уважительно.
– Вот этот объект, – Марина остановилась перед абстрактной скульптурой из полированного металла и матового стекла. – Он… нездешний. Он как будто прилетел из другого измерения. Но эта трещина, этот скол в основании… он делает его человечным. Напоминает, что даже что-то идеальное и холодное может быть уязвимым.
Михаил смотрел то на скульптуру, то на неё.
– Да, – тихо сказал он. – Именно это я чувствовал, когда приобретал его. Но я не мог сформулировать. Вы обладаете удивительной способностью видеть душу вещей, Марина.
Её имя в его устах звучало как-то по-особенному. Тихо, уважительно, без фамильярности. Марина почувствовала, как по её щекам разливается тёплый румянец. Она не могла вспомнить, когда в последний раз кто-то говорил с ней так – на равных, с искренним интересом к её мыслям, а не к её способности выслушивать чужие.
Он предложил ей кофе. Они сидели в маленьком кабинете за стеклянной стеной, выходящей в зал. Он рассказывал о том, как создавалась галерея, о своих поисках, о художниках. Марина вдруг поймала себя на том, что говорит ему о своей неудачной презентации. Она не вдавалась в детали, не упоминала Лилю, просто сказала, что потерпела фиаско с важным проектом.
– И что вы чувствовали? – спросил Михаил, его серые глаза были прикованы к её лицу.
– Что я… не на своём месте, – призналась она, сама удивляясь своей откровенности. – Что, возможно, я ошиблась с профессией. Что мое видение никому не нужно.
Михаил покачал головой.
– Один провал – это не приговор. Это урок. Иногда самый жёсткий урок – самый ценный. Он выжигает всё наносное и показывает, что остаётся в сухом остатке. А остаётся только самое главное – ваша страсть. Ваше видение. Его нельзя потерять. Его можно только предать.
Он говорил не как утешитель, а как человек, который сам через это прошёл. В его словах не было ни капли снисхождения или жалости. Было понимание. И вера. Та самая вера, которую Марина в себе почти похоронила.
Когда она собралась уходить, Михаил протянул ей свою визитку, простую, матовую, с рельефным тиснением.
– Марина, было невероятно приятно и полезно пообщаться. Вы дали мне несколько идей для новой экспозиции. Если будет настроение, заходите ещё. Иногда у нас проходят закрытые вечера, лекции… Думаю, вам могло бы быть интересно.
Он не просил её номер телефона. Не пытался назначить встречу. Он просто оставлял дверь приоткрытой, давая ей полную свободу выбора.
– Спасибо, – сказала Марина, беря визитку. Их пальцы ненадолго соприкоснулись. Его прикосновение было тёплым и твёрдым. – Мне тоже было очень интересно.
Она вышла на улицу. Вечерний воздух был уже по-осеннему прохладным, но Марина его почти не чувствовала. Внутри у неё горел какой-то маленький, почти угасший было огонёк. Она шла по бульвару, не замечая прохожих, и в её голове звучал его голос. «Ваше видение. Его нельзя потерять. Его можно только предать».
Она вдруг осознала, что за весь час с лишним разговора Михаил ни разу не перебил её, не попытался перевести тему на себя, не обесценил её мысли шуткой или колкостью. Он просто… слушал. И видел. Не её как отражение чьих-то амбиций или удобного друга, а её саму – Марину, дизайнера, женщину со своим внутренним миром.
Она достала телефон. Было несколько пропущенных вызовов от Лили и одно голосовое сообщение. Марина машинально ткнула в него пальцем.
– Марин, где ты? Мне скучно! – голос Лили был капризным и требовательным. – Перезвони, нужно обсудить стратегию мести Сергею. Я придумала кое-что гениальное!
Всего несколько часов назад это сообщение заставило бы её сжаться изнутри от чувства долга и вины. Сейчас же она слушала его как бы со стороны, через призму только что пережитого разговора. И впервые она отчётливо услышала за этим милым, скучающим тоном – эгоистичный, пронзительный визг. Пустоту, требовавшую быть заполненной любой ценой.
Она не стала перезванивать. Она просто положила телефон в карман и продолжила путь, сжимая в руке матовый прямоугольник визитки. Впервые за долгое время она чувствовала не тяжесть и усталость, а лёгкое, почти забытое чувство – тихую, спокойную надежду. И ещё кое-что. Неуверенное, робкое, но уже пробивающееся сквозь толщу разочарований и обид – чувство собственного достоинства.
Она не была серой мышкой. Не была аутентичной и милой. Она была профессионалом, с тонким вкусом и своим видением. И один умный, красивый мужчина с спокойными серыми глазами увидел это и помог ей увидеть это в себе самой.
Мир за окном не изменился. Он был всё тем же. Но Марина смотрела на него уже немного другими глазами.
Глава 5: Ядовитый смех
Прошло три дня после встречи в галерее «Модернист». Три дня, в течение которых Марина ловила себя на том, что её мысли раз за разом возвращаются к спокойному голосу Михаила, к его внимательному взгляду, к тому чувству лёгкости и собственной значимости, которое он ей подарил. Визитка с элегантным тиснением лежала в самом отделении её сумки, и она то и дело машинально касалась её пальцами, как талисмана.
Она даже попробовала набросать несколько новых эскизов. Не для работы, а для себя. Смелые, немного безумные линии, которые не одобрил бы консервативный Александр Петрович, но которые заставляли её сердце биться чаще. В них была жизнь. В них была она.
Именно за этими набросками, сидя за своим любимым столиком в тихой кофейне недалеко от дома, она и застала очередной звонок от Лили. Марина вздохнула, отложила карандаш и ответила.
– Мариночка, где ты? Мне срочно нужна твоя помощь! – голос Лили звенел не тревогой, а возбуждением. – Встречай меня у тебя дома через полчаса! Это нельзя обсуждать по телефону!
И, не дав Марине возможности возразить, положила трубку.
Марина посмотрела на свои эскизы. Прерванный полёт мысли. Собранность ушла, осталась лишь знакомая обязанность. Она медленно собрала вещи и пошла домой, предчувствуя, что её маленький островок спокойствия вот-вот будет захлестнут привычным ураганом.
Лиля появилась ровно через сорок минут, что было для неё почти неслыханной пунктуальностью. Она влетела в квартиру, как вихрь, сметая всё на своём пути. На этот раз на ней было короткое платье кислотно-розового цвета, огромные солнечные очки и выражение лица триумфатора, выигравшего джекпот.
– Ну, говори! – потребовала Лиля, сбрасывая каблуки и устраиваясь на диване, подобрав под себя ноги. – Я вся в нетерпении! Я знаю, что что-то случилось! Ты вся светишься! У тебя появился кто-то!
Марина замерла у кухонной стойки, где собиралась ставить чайник.
– С чего ты взяла? – спросила она, стараясь, чтобы голос звучал ровно.
– Милая, я тебя знаю сто лет! – Лиля фыркнула. – Я вижу эти глупые блёстки в твоих глазах. Это не от новой люстры. Признавайся! Кто он? Где вы познакомились? И почему я узнаю об этом последней?
Марина почувствовала, как по спине пробежали мурашки. Ей не хотелось делиться с Лилей Михаилом. Это было её. Её маленькое, хрупкое, только что зародившееся чувство. Она инстинктивно боялась, что ядовитый взгляд подруги убьёт его на корню.
– Да нет никого особенного, – потупилась она. – Просто познакомилась с одним человеком. По работе.
– По работе? – Лиля подняла брови с преувеличенным интересом. – С кем? С тем бородатым архитектором из твоего бюро? Что вечно ходит в растянутых свитерах?
– Нет, – сдалась Марина. Сопротивляться было бесполезно. Лиля всё равно вытянет из неё всё, как иглой. – Владелец одной галереи. Михаил.
– Михаил? – Лиля произнесла это имя так, будто пробовала на вкус незнакомый и подозрительный фрукт. – Галерея? Это что, тот заводик, где продают картины мазней непонятных художников? Или там матрёшки с серпами и молотами?
– Нет, – Марина почувствовала, как её начинает засасывать в трясину этого разговора. – Современное искусство. Дизайн. Очень серьёзная галерея.
– О, серьёзная! – Лиля фыркнула. – Ну, рассказывай дальше. Сколько ему лет? Он хоть прилично выглядит? Или уже весь в морщинах и с сединой в бороде? Галеристы обычно или старые развалины, или юные гомосексуалисты с претензией.
Марина сжала ладони в кулаки. Она пыталась вспомнить спокойное, красивое лицо Михаила, но сквозь ядовитые комментарии Лили оно расплывалось.
– Ему… около сорока. Выглядит прекрасно. Очень… стильный.
– Стильный? – Лиля засмеялась своим колокольчиковым, язвительным смехом. – Это который в чёрном водолазке и с серьгой в ухе? «Стильный»? Милая, это называется кризис среднего возраста. Он наверняка беден как церковная мышь. Все эти галеристы – вечные недоучки, играющие в искусство на папины деньги или на деньги какой-нибудь спонсорши. Он наверняка уже пяток раз разведён и платит алименты троим детям от разных жён.
– Лиль, хватит! – не выдержала Марина. – Ты же его даже не видела!
– Мне не нужно видеть, – отрезала Лиля с внезапной холодностью. – Я этих «творческих» как облупленных знаю. Поверь мне. Он тебе не пара. Ты заслуживаешь кого-то… настоящего. С деньгами. С положением. Кто будет носить тебя на руках, а не обсуждать с тобой мазню в своей занюханной галерейке.
Она встала и прошлась по гостиной, её взгляд упал на визитку Михаила, которую Марина в спешке оставила на журнальном столике рядом с эскизами.
– О, «Михаил Сомов. Галерея «Модернист», – она прочла вслух с издевательской интонацией. – Какая прелесть. И даже визиточку подарил. Наверняка напечатал за свой счёт в подпольной типографии. Мило.
Она бросила визитку на стол, как будто это была не бумажка, а нечто неприятное на ощупь.
– Марин, я же только о тебе и забочусь! – её тон снова сменился на задушевный, панибратский. Она подошла и обняла Марину за плечи. – Ты моя лучшая, самая добрая девочка. Ты наивная. Ты видишь в людях только хорошее. А такие, как он, этим пользуются. Он почуял твою неуверенность после твоего маленького провальчика на работе и решил подкатить. Потом воспользуется твоими связями в бюро или вообще попросит денег в долг «на развитие галереи». Я же не хочу, чтобы тебя использовали!
Марина слушала её, и её первоначальная злость начала медленно тонуть в тяжёлом, знакомом болоте сомнений. А вдруг Лиля права? Она ведь действительно разбирается в мужчинах. У неё был огромный опыт. Михаил и правда мог быть кем угодно. Его галантность, его внимательность – маской. А её собственная радость от встречи с ним – просто наивной глупостью обиженной на себя женщины.
– Он… он был со мной очень уважителен, – слабо попыталась она защититься.
– Ещё бы! – Лиля закатила глаза. – Он же охотится! Конечно, он будет уважителен. Пока не получит то, что хочет. Поверь мне, родная, я спасаю тебя от большой ошибки. Ты не для его мира. Ты для чего-то большего. Для кого-то большего.
Она отпустила Марину и снова устроилась на диване, теперь с видом эксперта, вынесшего окончательный вердикт.
– Ладно, с этим разобрались. Теперь к главному! – её глаза снова засверкали. – Мой план по возвращению Сергея сработал! Он написал мне! Он ползает на коленях и умоляет вернуться!
Лиля с восторгом принялась описывать каждый шаг своей «гениальной стратегии», заключавшейся в том, чтобы выложить в соцсетях фотографии с другими мужчинами и намекнуть на новую бурную романтическую жизнь. Марина слушала вполуха, кивая в нужных местах. Её мысли были там, на столе, где лежала скомканная визитка.
Когда Лиля, наконец, ушла, окрылённая своей победой, в квартире повисла тяжёлая, гнетущая тишина. Марина подошла к столу и взяла в руки визитку. Бумага была чуть помята. Она попыталась разгладить её пальцами, но маленькая морщинка так и осталась.
Она посмотрела на свои эскизы. Все смелые линии, все интересные решения теперь казались ей глупыми, дилетантскими, недостойными внимания такого «стильного» и «серьёзного» галериста. Слова Лили, как ядовитые иголки, впились в самое сердце её уверенности.
«Он тебе не пара».
«Ты заслуживаешь большего».
«Он беден как церковная мышь».
«Он пользуется твоей неуверенностью».
Марина медленно подошла к туалетному столику. Рядом с дорогой брошью-сапфиром лежал её телефон. Она взяла его и открыла чат с Михаилом. Их переписка ограничивалась парой вежливых сообщений по поводу её визита. Он написал, что было приятно встретиться. Она поблагодарила.
Она хотела написать ему что-то. Может быть, спросить о той самой лекции. Или просто послать нейтральное «добрый вечер». Но пальцы замерли над экраном.
А что, если Лиля права? Что, если он действительно подумает, что она навязывается? Что она – наивная простушка, которая приняла вежливость за интерес? Что её скромные эскизы вызовут у него лишь снисходительную улыбку?
Стыд. Жгучий, пронзительный стыд охватил её. Стыд за свои мысли, за свои надежды, за тот миг глупого счастья, который она испытала в галерее.
Она отложила телефон. Потом взяла визитку, посмотрела на неё ещё мгновение и аккуратно, стараясь не мять ещё сильнее, положила её не в сумку, а в ящик туалетного столика, под стопку салфеток. С глаз долой.
Потом она подошла к столу с эскизами, собрала их в аккуратную стопку и тоже убрала в папку. Задвинула её на дальнюю полку.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.