Возраст любви

Глава 4

Неделя после свидания с Артемом прошла под знаком странного, зыбкого затишья. Элина погрузилась в работу с удвоенной силой, как будто пытаясь доказать самой себе, что ее жизнь полна и без мужского внимания. Проект старинной квартиры захватил ее целиком: она днями пропадала в архивах, разыскивая сведения о предыдущих владельцах, выискивала в антикварных лавках детали, которые могли бы передать дух эпохи. Это было увлекательно, но по ночам, когда гас свет и в доме воцарялась уже ставшая привычной тишина, ее накрывало волной пустоты, которую не могли заполнить ни старинные чертежи, ни удачные находки.

Она больше не заглядывала в приложение. История с молчаливым Александром и идеально-скучным Артемом отбила всякую охоту к виртуальным знакомствам. Иногда она ловила себя на том, что машинально берет в руки телефон, чтобы проверить, не написал ли кто-то, но тут же одергивала себя. «Нет, хватит. Это не твой путь», – говорила она себе твердо, но в глубине души шевелилось щемящее чувство поражения.

Ирина звонила каждый день, с расспросами и советами.

– Ну, так что с финансистом? Назначил второе свидание?

– Нет, Ир. И не назначит. Не сложилось.

– Как это не сложилось? Он же такой солидный! Ты хоть дала ему свой номер?

– Нет. И не буду. Он не моей породы, что ли. Слишком… правильный.

– Ах, Эль, да тебе просто надо привыкнуть! Все они сначала кажутся правильными! Ты ему перезвони, назначь встречу сама! Прояви инициативу!

– Нет, – упрямо стояла на своем Элина. – Не хочу я его больше видеть.

Подруга вздыхала, явно считая ее безнадежной, но потом переходила на другие темы, стараясь подбодрить. Элина была благодарна ей за заботу, но после этих разговоров чувствовала себя еще более потерянной и одинокой. Мир знакомств казался ей чужим и враждебным полем, на котором она – неопытный новичок, обреченный на провал.

Как раз в один из таких вечеров, когда особенно остро ощущалась бесполезность усилий и гнетущая тишина дома, раздался звонок в дверь. Элина нахмурилась. Было уже почти девять, она не ждала гостей. Ирина обычно предупреждала заранее. Сердце ее неприятно сжалось от необъяснимой тревоги. Она подошла к глазку и замерла.

За дверью стоял Сергей.

Он был в своем обычном пальто, в руках держал небольшой бумажный пакет из дорогого гастронома. Выглядел он… нет, не потерянным. Скорее, задумчивым. Немного усталым. Таким знакомым до боли.

Элина отшатнулась от двери, словно от раскаленной плиты. Что ему нужно? Почему он здесь? Они не общались с самого развода, все вопросы решали через адвокатов. Ее первым порывом было не открывать. Сделать вид, что ее нет дома. Но свет в гостиной горел, и он наверняка видел его в окно.

Звонок повторился, на этот раз более настойчивый.

Она глубоко вздохнула, поправила волосы и открыла дверь, стараясь, чтобы ее лицо ничего не выражало.

– Сергей. Это неожиданно.

– Привет, Эля, – он улыбнулся своей старой, немного виноватой улыбкой, которая когда-то могла растрогать ее до слез. – Я мимо проезжал. Решил заглянуть. Не помешаю?

«Мимо проезжал». Их дома были в разных концах города. Он никогда никуда не ездил «мимо».

– Входи, – она отступила, пропуская его в прихожую. Пахло от него дорогим парфюмом и осенней свежестью. Знакомый запах. Тот самый, от которого когда-то замирало сердце, а теперь лишь щемило в груди.

Он разулся, прошел в гостиную, огляделся с видом хозяина, вернувшегося после долгой отлучки.

– Ничего не изменилось, – констатировал он, и в его голосе прозвучала нота удовлетворения.

– А что должно было измениться? – сухо спросила Элина, оставаясь стоять у порога.

– Не знаю. Может, мебель переставили. Или ремонт затеяли.

– Пока нет.

Он поставил пакет на журнальный столик.

– Привез тебе того самого яблочного пирога из «Гурмана». Ты его всегда любила.

Элина молча кивнула. Да, любила. В прошлой жизни. Теперь даже вид дорогой кондитерской вызывал у нее тошноту. Это было частью их общего прошлого, от которого она пыталась избавиться.

– Спасибо, – механически поблагодарила она. – Присаживайся, если ненадолго.

Он сел в свое бывшее кресло, ее кресло, и это показалось Элине верхом бестактности. Он устроился так удобно, так естественно, будто и не уходил никогда.

– Как ты? – спросил он, глядя на нее с тем проникновенным вниманием, которое когда-то считала проявлением глубокой любви, а теперь понимала – это была лишь привычка, навык успешного переговорщика.

– Нормально. Работаю.

– А Алиса? Как она?

– Хорошо. Осваивается. Скучает, конечно.

– Передавай ей привет. Я ей тоже звоню, но она всегда занята, – он вздохнул.

Они помолчали. Тишина висела между ними тяжелым, неловким грузом. Элина оставалась стоять, прислонившись к косяку двери, скрестив руки на груди в защитной позе.

– Эля, я… я все думаю о нас, – начал он наконец, глядя куда-то в пространство перед собой. – О том, как все получилось. Как мы до такого докатились.

«Мы», – заметила про себя Элина. Всегда это «мы». Никогда – «я». Не «я променял тебя на молодую секретаршу», а «как мы до такого докатились».

– Сергей, не надо, – тихо, но твердо сказала она. – Все уже позади. Решения приняты. Документы подписаны. Давай не будем копать старое.

– Но ведь это же неправильно! – он вдруг оживился, повернулся к ней, и в его глазах вспыхнул тот самый огонь, который когда-то заставлял ее верить в любые его слова. – Мы прожили вместе двадцать пять лет! Двадцать пять! Это же целая жизнь! И мы просто взяли и выбросили ее в помойку? Из-за какой-то глупости, ошибки?

«Ошибки». Он называл так свой роман с женщиной, которая была младше их собственной дочери. Милая, невинная «ошибка».

– Я не считаю, что это была глупость, – холодно ответила Элина. – Я считаю, что это был сознательный выбор. Твой выбор.

Он помрачнел, откинулся на спинку кресла.

– Я был дурак. Ослеп. Это была вспышка глупости, середины жизни, не знаю… Я уже все сам себе сказал, поверь. И я заплатил за это сполна.

Элина смотрела на него и чувствовала, как в душе поднимается знакомая, давно истоптанная тропа жалости. Он выглядел таким несчастным, таким раскаивающимся. Таким… знакомым. И этот дом, его кресло, он в нем – все это складывалось в картину такой обманчивой, такой желанной нормальности. Словно кошмар развода был всего лишь дурным сном, и вот сейчас она проснется, и все будет как прежде.

Но нет. Она не могла забыть ту ночь, когда он, пахнущий чужими духами, признался во всем. Не могла забыть унижение, боль, леденящий ужас одиночества, который она испытала, когда он собрал вещи. Она выстрадала свое нынешнее, хрупкое спокойствие. И он пришел, чтобы пошатнуть его.

– Зачем ты пришел, Сергей? – спросила она прямо, глядя ему в глаза. – Чего ты хочешь?

Он помолчал, потом поднял на нее взгляд, полный искренней, как ей показалось, тоски.

– Я скучаю, Эля. Скучаю по дому. По нашему уюту. По тебе. По тем временам, когда все было просто и понятно. Новая жизнь… она оказалась не такой, как я себе представлял. Она пустая.

Элина слушала и чувствовала, как ее железная решимость начинает таять. Его слова падали прямо в самую больную точку ее собственной души, в ту самую пустоту, с которой она боролась каждый день. Он говорил то, что она сама чувствовала. И это было страшно.

– У тебя же есть… она, – с трудом выдавила Элина.

Он махнул рукой с таким презрением, что стало почти страшно.

– Это была иллюзия. Мишура. Ничего общего с настоящей жизнью, с тем, что было у нас. Я понял, что совершил самую большую ошибку в своей жизни. И я хочу ее исправить.

Он встал и сделал шаг к ней. Элина невольно отступила.

– Я не прошу сразу все вернуть. Я знаю, что тебе нужно время. Но давай попробуем… начать общаться. Как друзья. Встречаться, говорить. Вспомнить, что у нас было хорошего. Ведь было же много хорошего, Эля? Помнишь?

Он смотрел на нее умоляюще, и она – о, Боже – вспоминала. Вспоминала их первые годы, смех, бедность, которую не замечали из-за любви, рождение Алисы, их общие мечты, которые потом куда-то испарились, растворились в рутине и взаимных претензиях. Да, было хорошее. И от этих воспоминаний стало горько и больно.

– Сергей… я не знаю, – растерянно прошептала она. Ее защитная стена дала трещину. – Слишком много боли. Я не могу просто взять и забыть.

– Я не прошу забыть! – он поймал ее слабину и надавил. – Я прошу простить. Давай попробуем. Ради нашего прошлого. Ради Алисы. Ей же будет лучше, если мы будем в нормальных отношениях. А вдруг… вдруг у нас получится?

Он подошел совсем близко. Она чувствовала его запах, видела каждую морщинку у его глаз, которую знала наизусть. Его рука потянулась, чтобы коснуться ее щеки, но она резко отклонилась.

– Нет. Не надо.

– Хорошо, хорошо, – он отступил, подняв руки в знак мира. – Я не буду давить. Я просто хочу, чтобы ты подумала. Пожалуйста. Я… я все еще люблю тебя, Эля. По-настоящему. Я осознал это только сейчас, когда потерял.

Он сказал это. Сказал те самые слова, которых она ждала годами в их браке и которых теперь боялась больше всего. Они прозвучали не как признание, а как приговор. Как ловушка.

– Мне нужно время, – выдавила она, чувствуя, что задыхается. Ей нужно было, чтобы он ушел. Немедленно.

– Конечно, – он кивнул, поняв, что на сегодня этого достаточно. – Я не буду тебе мешать. Позвонишь мне, когда захочешь поговорить. Хорошо?

Она молча кивнула.

Он посмотрел на нее еще раз с той тоской, которая заставляла сомневаться в собственной правоте, медленно надел пальто и вышел в прихожую.

– Береги себя, Эля, – сказал он на прощание, прежде чем закрыть за собой дверь.

Элина осталась стоять посреди гостиной, словно парализованная. Дверь щелкнула, и в доме снова воцарилась тишина, но теперь она была иной. Она была густой, тяжелой, наполненной призраками прошлого.

Она медленно опустилась на диван, обхватив голову руками. Что это было? Искреннее раскаяние? Или просто страх одиночества и осознание того, что трава на другой стороне оказалась не такой зеленой? Он скучал по «уюту». По комфорту, который она создавала. По предсказуемости. Он не скучал по ней. Он скучал по тому, что она олицетворяла – по стабильности, по дому, по привычному миру.

А что чувствовала она? Внутри все было перевернуто с ног на голову. Гнев на его наглость смешивался со старой, глубокой привязанностью. Жалость к его потерянному виду – с презрением к его слабости. А самое страшное – тайная, постыдная надежда. А вдруг? А вдруг это второй шанс? Вдруг они смогут все исправить? Вдруг она сможет вернуть то, что было потеряно, и заполнить эту ужасную пустоту, которая разъедала ее изнутри?

Она посмотрела на пакет с пирогом. Символ их общего прошлого, их общих вкусов, их «уютной» жизни. Ее потянуло к нему. Развязать бечевку, открыть коробку, почувствовать знакомый сладкий запах. Окунуться в ностальгию, которая притупляет боль.

Но вместо этого она резко встала, взяла пакет, отнесла на кухню и, не глядя, швырнула в мусорное ведро. Потом долго мыла руки, словно хотела смыть с кожи не только следы прикосновения к бумаге, но и само воспоминание о его визите.

Он был призраком. Призраком ее прошлого, явившимся, чтобы запутать ее, чтобы сбить с только-только намеченного, такого неуверенного пути. И он преуспел.

Теперь она снова была в смятении. Мечты о независимости, о новых встречах, о какой-то другой, незнакомой жизни померкли перед призрачным, но таким соблазнительным образом восстановленной семьи, прощения, возвращения к привычному, пусть и неидеальному, но такому понятному миру.

Она подошла к окну и отдернула занавеску. Его машины уже не было. Улица была пуста. Но внутри нее теперь бушевала буря. Он снова вошел в ее жизнь, пусть всего на полчаса, и все перевернул.

«Я все еще люблю тебя». Эти слова звенели в ушах, смешиваясь с голосом Ирины: «Он тебя не любил, Эль! Он любил то, что ты для него делала!»

Кому верить? Ему? Подруге? Собственному горькому опыту? Или той слабой, живущей глубоко внутри надежде, что чудеса возможны и прошлое можно исправить?

Элина не знала ответа. Она знала только одно – ее хрупкий, только начавший зарождаться покой был разрушен. И теперь ей предстояло делать новый выбор. Самый трудный в ее жизни.

Глава 5

Неделя после визита Сергея прошла в густом, тягучем тумане. Элина существовала на автомате: работа, магазин, дом. Но привычный ритм был нарушен. Тишина в доме теперь была не ее союзником, а полем битвы, где сталкивались призраки прошлого и призраки возможного будущего. Слова бывшего мужа витали в воздухе, смешиваясь с запахом старого паркета и воска для мебели. «Я все еще люблю тебя». «Давай попробуем». Эти фразы звенели в ее ушах, когда она пыталась заснуть, и преследовали ее по утрам, как навязчивая мелодия.

Она не отвечала на его звонки. Не открывала сообщения. Но само знание, что он там, ждет, надеется, давило на нее, как гиря. Это было похоже на предательство самой себя. С одной стороны – заманчивая возможность вернуть все как было. Стереть боль, унижение, одиночество одним махом. Снова стать частью пары. Пусть неидеальной, пусть с трещиной, но пары. С другой стороны – жуткое, леденящее душу предчувствие, что это будет ловушка. Что она простит, впустит его обратно, а он через год снова встретит какую-нибудь Лену или Свету, и весь кошмар повторится. И на этот раз выжить будет уже невозможно.

Она металась между этими полюсами, изводя себя до головной боли. Работа не спасала. Даже любимый проект перестал приносить удовольствие. Она смотрела на чертежи и видела не будущую красоту, а лишь черно-белые линии, за которыми ничего не стояло.

Спасение пришло оттуда, откуда она и ждала – в образе неугомонной Ирины. Она ворвалась в ее жизнь в субботу утром, без предупреждения, с громким стуком в дверь и двумя огромными бумажными стаканами ароматного капучино в руках.

– Так, дорогая, хватит киснуть! – объявила она с порога, снимая пальто и протягивая Элине один из стаканов. – Я все знаю. Звонил Сергей.

Элина, бледная, в старом растянутом свитере и спортивных штанах, смотрела на нее как на привидение.

– Кому? Тебе? С чего это?

– А потому что он идиот и думает, что я его «сообщница» и буду агитировать тебя за воссоединение семьи! – фыркнула Ирина, проходя на кухню и ставя стакан на стол. – Он мне вчера звонил, полчаса ныл о том, как он ошибался, как он тебя любит и как хочет все вернуть. Я его, конечно, послала куда подальше, но поняла – тебе срочно нужна психологическая помощь. Рассказывай. Что тут у нас произошло?

Ирина уселась на кухонный стул, закутавшись в свой огромный пушистый свитер, и уставилась на Элину с ожиданием, как терапевт на первого пациента в рабочем дне. И Элина, к своему удивлению, разрыдалась. Все, что копилось неделю – смятение, страх, гнев, жалость к себе и к нему, – вырвалось наружу в виде безудержных, душащих рыданий.

Ирина молча ждала, протянув ей коробку салфеток. Она не обнимала ее, не утешала пустыми словами. Она просто дала ей выплакаться. Когда рыдания наконец стихли, превратившись в прерывистые всхлипы, Элина все рассказала. О визите Сергея, о его словах, о пироге, выброшенном в мусорное ведро, о своей слабости и о той постыдной надежде, что все же шевельнулась где-то глубоко внутри.

Ирина слушала, не перебивая, ее лицо становилось все суровее.

– Ну вот, я так и знала, – выдохнула она, когда Элина закончила. – Он почуял, что ты начала выходить из оцепенения. Узнал, наверное, от общих знакомых, что ты «на рынке». Испугался, что ты действительно кого-нибудь найдешь и поймешь, что он был не последней спицей в колеснице. И решил вернуть все назад. В свою зону комфорта. В свой уют.

– Но он же сказал… что любит… – слабо попыталась возразить Элина.

– Элина! Очнись! – Ирина хлопнула ладонью по столу, заставив ее вздрогнуть. – Он не тебя любит! Он любит твой дом, который всегда пахнет корицей и чистотой! Он любит твои ужины из трех блюд! Он любит, что ты никогда не устраивала ему истерик по пустякам и все гладила ему рубашки! Он любит удобство, которое ты олицетворяешь! Это не любовь. Это эгоизм в чистом виде!

Слова подруги были жестокими, но в них была горькая правда. Правда, которую Элина боялась признать самой себе.

– Но мне так страшно одной, Ир, – призналась она впервые вслух. – Так пусто. А с ним… с ним хоть понятно. Пусть и плохо, но привычно.

– Привычка – это худшая из зависимостей, дорогая, – покачала головой Ирина. – Ты хочешь променять возможность, на счастье, на гарантию несчастья? Потому что это будет несчастье. Ты никогда не забудешь его измену. Никогда не станешь ему доверять. Ты будешь проверять его телефон, принюхиваться к его одежде, сходить с ума от ревности. Ты превратишься в ту самую истеричку, которой никогда не была. Ты это хочешь?

Элина с ужасом представила эту картину. Да, именно так все и будет. Она не святой. Она не сможет просто стереть память. Она будет мучить и себя, и его. И в конце концов, они снова развалятся, но на этот раз – с еще большим скандалом и ненавистью.

– Нет, – тихо выдохнула она. – Не хочу.

– Вот и умница! – Ирина наконец улыбнулась и потянулась за своим стаканом. – Значит, план прежний. Ищем тебе мужчину. Не для того, чтобы сразу замуж, а для того, чтобы ты поняла – Сергей не пуп земли. Что есть другие, не хуже. А может, и лучше.

– Но с Артемом же не сложилось, – напомнила Элина уныло.

– Потому что Артем – это просто первая проба пера! Это как первая бракованная машинка на конвейере! Их всегда отбраковывают! – Ирина говорила с таким энтузиазмом, будто рассказывала о новом виде спорта. – Мы просто неправильно подошли к вопросу. Мы действовали наугад. А теперь будем действовать с стратегией!

Она достала из своей бездонной сумки планшет.

– Так, открываем наше приложение. Теперь не для галочки, а с настоящим, спортивным азартом! Мы будем подходить к этому как к твоему новому проекту! Проекту под названием «Новая жизнь Элины Орловой»!

Элина с недоверием посмотрела на планшет. Ей все еще претила сама мысль о том, чтобы выставлять себя на всеобщее обозрение. Но после визита Сергея это «претило» стало казаться меньшим из зол.

– И что мы будем делать?

– Мы будем анализировать! – объявила Ирина, запуская приложение. – Мы составим портрет идеального кандидата. Отсеем всех неподходящих. И будем целенаправленно искать того, кто тебе подойдет. Это же твоя профессия – видеть детали, чувствовать стиль, сочетаемость! Применим это к мужчинам!

Идея, надо признать, была забавной. Смотреть на мужские анкеты не как на унизительный каталог, а как на проект. Как на подбор материала, цвета, фактуры.