Мозг жертвы. Как нами манипулируют мошенники и лжецы

- -
- 100%
- +
На летние каникулы мы всегда ездили сначала в Геранд к тете, а затем к моим бабушке и дедушке, у которых были владения в Лауньяке, недалеко от Ажена. Это очаровательное место с аллеей столетних лип – их аромат навсегда запечатлелся в моей памяти. Ребенком я бегала повсюду со своими двоюродными братьями и сестрами. Мы сооружали хижины, купались в реке, наблюдали за уборкой пшеницы и сбором слив, а затем, в конце лета, за сбором шаслы[11]. Мама не представляла себе, как можно сидеть без дела. Достигнув подросткового возраста, прежде просто зритель, я стала «сезонным сельскохозяйственным работником»: до сих пор у меня в носу стоит запах сливы, которую мы тогда собирали. Урожай раскладывали на решетки, плоды постепенно вялились, а мы переворачивали их один за другим, а затем упаковывали готовую продукцию и отправлялись торговать на местный рынок. Это меня безумно веселило. Конечно, я немного играла в торговку черносливом, но выполняла свои обязанности очень ответственно. Далее следовал сбор шаслы – гроздья нужно было аккуратно срезать и выложить на специальную бумагу. Никогда не забуду, как пальцы пахли виноградным соком и какие они были сладкие… Позже я даже ухаживала за стадом овец! Когда Шарль-Анри унаследовал Мартель – в общих чертах похожие владения, – все было мне знакомо, и я без колебаний взяла на себя управление фермой.
С пятнадцати или шестнадцати лет я начала ходить на вечеринки, танцевать под Procol Harum и Shadows[12], флиртовать, слушать Франсуазу Арди[13], носить блузки от Cacharel и балетки с мини-юбками или джинсами: трудно было найти более нормальных, взлелеянных, неиспорченных девушек, чем я и мои подруги. Самой сложной проблемой было: что надеть в субботу вечером, какой мальчик посмотрел или не посмотрел и позвонит ли он, чтобы пригласить в кино? После смерти тети мы перестали проводить летние месяцы в Геранде и сняли дом в Понтайяке, где я целыми днями каталась на лодке. Затем лето проходило в виде лингвистических каникул. Однажды я поехала в Ирландию по обмену с ровесницей. Это было счастливое беззаботное время. Именно в те годы один из ведущих обозревателей газеты «Монд» Пьер Вианссон-Понте опубликовал свою знаменитую статью «Франция скучает», а вот мне не было скучно ни минуты!
Будучи старательной ученицей, я прилично сдала выпускные экзамены. По философии мой выбор пал на тему: «Любовь и страсть». Что может быть интереснее для восемнадцатилетней девушки? Сейчас даже не вспомню, о чем писала, а тогда перо едва поспевало за мыслью, и я достаточно углубилась в проблему, чтобы правильно подобрать и расположить все цитаты.
Помню события мая 1968 года, о которых без конца трубило телевидение, и демонстрации в Бордо. Наш колледж на время закрылся, и мы меняли мир по-своему, то есть очень благоразумно. Дома почти не обсуждали те события. Думаю, студенты вмешиваются не в свое дело. Я же всегда была покладистой. Мама говорила: «Ты ворчишь, сердишься, но всегда слушаешься!» К тому же дома никогда не случалось настоящих конфликтов. Мне даже не хватало ссор с братьями или сестрами, с кем-то достаточно близким для подобных вещей! Думаю, что, так и не научившись справляться с разногласиями, я предпочитаю их избегать. Это может показаться парадоксальным, учитывая мою вспыльчивость, но мое противодействие всегда было чисто внешним. Я хотела стать юристом и поступить в Национальную юридическую академию, но папа решил, что мне нужно окончить филологический и выйти замуж! Итак, я получила диплом бакалавра гуманитарных наук и английского языка. К моему удивлению, на филологическом факультете события мая 1968 года еще будоражили умы, и сначала я чувствовала себя не в своей тарелке, но постепенно жизнь пошла своим чередом…
Думаю, что, так и не научившись справляться с разногласиями, я предпочитаю их избегать. Это может показаться парадоксальным, учитывая мою вспыльчивость, но мое противодействие всегда было чисто внешним.
В восемнадцать лет, незадолго до поступления в колледж, я уехала на лето в Бристоль, нанявшись помощницей по хозяйству. Я заботилась о двух малышах и параллельно занималась английским. Мы прониклись такой симпатией друг к другу, что позже вся семья приехала на мою свадьбу. По возвращении я приступила к учебе, а в начале следующего года познакомилась с Шарлем-Анри.
Часть вторая
Захват
6
«Адский механизм запущен, и мы втягиваем в происходящее своих детей»Первый ощутимый удар Тилли нанес нашей семье в ноябре 2000 года, когда он разыграл абсолютно фантастический спектакль в Борденев, втором доме Гислен и ее мужа Жана Маршана. Действующие лица: Гислен, Жан, бабушка, Филипп и Шарль-Анри. Прекрасным осенним днем муж работал у себя в кабинете, когда позвонила Гислен:
– Я ужасно волнуюсь. Жан в глубокой депрессии и рискует впасть в декомпенсацию! Он в Бордо. К счастью, мама и Филипп с ним. Они делают все, чтобы помешать ему выйти и совершить какую-нибудь глупость! Ему просто необходимо лечь в больницу и пройти курс лечения.
– Все настолько серьезно? Ты уверена в этом?
– Да, обязательно нужно найти психиатра.
Не успел муж положить трубку, как ему снова позвонили: это был Тилли!
– Шарль-Анри, это чрезвычайно важно, – настаивал он. – Необходим психиатр! Гислен нуждается в вас. Она боится, что Жан совершит непоправимое! Мы на вас рассчитываем.
Крайне обеспокоенный, Шарль-Анри звонит другу-психиатру, который соглашается немедленно приехать в Бордо. Сам он тоже покидает кабинет, чтобы присоединиться к коллеге. Однако Жан весьма тяжело перенесет как попытку удержать его силой, так и вторжение братьев с невесткой. Запертый в своей комнате, он откажется от их помощи. К сожалению, в тот день Тилли найдет способ уладить первые разногласия между зятьями. Также ему удастся переломить ситуацию в семье и бесповоротно привлечь на свою сторону моего мужа и Филиппа.
Чуть позже мне звонит двоюродный брат, чья дочь посещает занятия Дамы Сухарь. Он встревожен: похоже, школа испытывает финансовые трудности, персоналу грозит увольнение, а отопление собираются отключить. Я ничего об этом не знаю, и мне нечем его успокоить. В тот же вечер рассказываю обо всем Шарлю-Анри. В ответ он сообщает, что они с бабушкой выписали довольно крупные чеки, чтобы помочь Гислен. Но оба уверены, что это разовая поддержка…
Примерно в то же время Тьерри Тилли подталкивает нас учредить две фирмы по сделкам с недвижимостью и подключить к этому бизнесу детей. То же самое он проделывает с Филиппом, его спутницей Брижит, бабушкой и Гислен. Гийом, наш старший сын, оканчивает колледж в Марселе, где ведет обеспеченную беззаботную студенческую жизнь двадцатидвухлетнего юноши. В августе предыдущего года Гийом уже встречался с Тилли на обеде у Гислен и Жана Маршана в Борденев. Сын вернулся под впечатлением от глубины познаний Тилли о смарт-картах – в них Гийом научился разбираться, работая в компании Gemplus, их ведущем производителе. Для сына этот визит не сулит ничего интересного, но, когда Шарль-Анри звонит ему и просит приехать на выходные в Бордо, чтобы обсудить «важные вещи, о которых он не может говорить по телефону», Гийом тут же соглашается. Фактически речь идет о подписании документов для учреждения общества по управлению недвижимостью[14] вместе с Амори и Дианой. Документы будут зарегистрированы в налоговой инспекции Вильнев-сюр-Ло по указанию Тилли, который знает, что этот официальный шаг успокоит нас и устранит недоверие.
Адский механизм запущен, и мы втягиваем в происходящее своих детей.
Куда сильнее на тот момент меня беспокоит другое: в девятнадцать лет Амори должен поступить на второй курс коммерческой школы. Но учеба его абсолютно не интересует. Он прогуливает занятия, тусуется с приятелями, дурного влияния которых я страшусь, и курит травку. Мы без конца спорим, наши отношения ухудшаются, подходящие слова для нормального общения подобрать все труднее. Я говорю об этом с Гийомом. В старшем сыне я склонна видеть второго главу семьи. Он более доступен, чем его отец, и время от времени помогает мне принять решение. Гийом беседует с младшим братом наедине, пытаясь как-то помочь, но безрезультатно. Шарль-Анри и я не знаем, какому святому молиться. Мы обращаемся к профессионалам, но реальной помощи от них не получаем. Гислен, крестная Амори, хочет что-то сделать и выдает готовое решение своего наставника: нужно изолировать Амори от его окружения и отправить в Лондон. Здравый смысл побуждает нас ухватиться за эту идею: OISE организует языковые туры и имеет отличную репутацию. Кстати, Тилли уже зарегистрировал нашего мальчика! Почему я тогда не взяла дело в свои руки, хотя отлично знаю OISE? Офисы этой языковой школы есть в Бордо, а дети моих друзей уже побывали благодаря ей в обучающих турах по Европе. Но сейчас все улажено еще до того, как я узнаю о такой возможности. Амори оказывается в Оксфорде, и мы отправляем Тилли деньги для него.
Таким образом, этот человек получает власть над нашим ребенком и начинает курировать его повседневную жизнь до мелочей. Постепенно ему удается установить с сыном доверительные отношения. Амори наконец-то нашел собеседника, который говорит на его языке… Настоящего друга…
Итак, Амори остается в семье и берется за учебу. Погружение полное. Вот только когда я спрашиваю телефон и адрес сына, мне отказывают. На вопрос почему мне с апломбом большого начальника заявляют, что по соображениям безопасности и ради блага Амори ему лучше оставаться в изоляции. Мне не сообщают подробностей, но ссылаются на некую смутную опасность, нависшую над нами. Все звучит настолько убедительно, что я в конце концов верю. Затем, когда я остаюсь одна, логика и разум возвращаются ко мне вместе с множеством вопросов: если нам угрожают, почему ничего не делается для нашей защиты? Когда на гражданина нападают, он может обратиться в полицию, к адвокату… Здесь же ничего подобного не происходит. Каждый раз, когда я поднимаю эту тему, у Шарля-Анри находится только одно слово: секретность. Дело слишком запутанное, слишком серьезное, чтобы мы могли говорить о нем вот так небрежно и второпях. Мы еще не знаем, кто в этом замешан. Было бы рискованно прибегать к классическому арсеналу, о котором я говорю. Гислен настаивает: разве я не вижу, что в течение последних двух лет случается одно событие за другим и все они приносят нам тот или иной ущерб? Тилли подробно рассказал ей об этом. Для Тьерри поведение Амори – прекрасная иллюстрация того, что нас ждет: если бы его не отправили в Великобританию, рано или поздно за него бы взялись и споили бы, или еще что-то вроде того. Благодаря ему операция, направленная против Амори и, соответственно, против семьи, сорвана. Но мы должны оставаться начеку. Какая мать не увидит в поставщиках травки и других веществ врага для своих детей? Я должна поостеречься – это следует из семейных разговоров.
Затем, когда я остаюсь одна, логика и разум возвращаются ко мне вместе с множеством вопросов: если нам угрожают, почему ничего не делается для нашей защиты? Когда на гражданина нападают, он может обратиться в полицию, к адвокату… Здесь же ничего подобного не происходит.
Внешне все выглядит нормально: мы та же благополучная семья, Шарль-Анри продолжает много работать, я и дальше веду свою деятельность. Но на самом деле все не так, как раньше.
Муж, судя по всему, способен жить как ни в чем не бывало, несмотря на угрозу. Я же боюсь за близких, подозреваю, что за мной следят, предпочитаю никуда лишний раз не выходить. Когда мне звонят подруги, стараюсь побыстрее завершить разговор. Потом рассуждаю сама с собой и переживаю. Дочь остается дома, и я не хочу, чтобы она страдала из-за происходящего. Она учится в школе, где я по-прежнему числюсь председателем родительского комитета. Однажды мне предлагают занять место президента общества «Бордо приветствует». Я уже почти даю свое согласие, как вдруг мне звонит Тьерри Тилли. Он убеждает, что сейчас вокруг нашей семьи сложилась слишком небезопасная ситуация, чтобы мне становиться публичной персоной. Поэтому, посоветовавшись с Шарлем-Анри, я отклоняю предложение. У меня складывается впечатление, что каждый раз, как я ускользаю от нависшей угрозы, она тут же надвигается вновь. Поэтому, к изумлению подруг, я отказываюсь от поста президента. Вот так складывалась моя жизнь в тот год – со взлетами и падениями, о которых я никому не рассказывала.
Однако сильнее, чем угроза, на которую мне все время указывают, тревожит мысль о том, что мой муж, его мать, сестра и Филипп вместе с Тилли вынашивают какие-то планы. Причем я чувствую, как меня от всего отстранили, и вижу только результаты их деятельности. Ни одно решение не согласовывается со мной, включая вопросы нашей безопасности, защиты детей и имущества. Мы с Шарлем-Анри почти не обсуждаем серьезных тем. Меня ставят перед фактом, и я вынуждена соглашаться. Не сомневаюсь, что все это исходит от Тилли, но никогда его не вижу и не слышу. Отсутствуя, он угнетает меня, и я опасаюсь его гораздо больше, чем если бы постоянно находилась рядом с ним. Впрочем, на каждой из наших трех встреч передо мной представал другой человек. Так что у меня не было четкого представления о нем. Очевидным было одно: он мне не нравится.
Меня охватывает опустошенность, грусть, непреодолимое чувство беспомощности. Прежде я поговорила бы об этом с Мари-Элен или сестрой. Доверила бы им свои заботы, мы бы все обсудили, они бы меня поддержали. Но я замыкаюсь в себе, все время отменяю наши обеды по четвергам, все меньше вижусь с подругами. При встрече они замечают перемены в моем поведении, но не просят объяснить, что происходит. Возможно, они думают, что у меня сложности в отношениях, о которых я не хочу распространяться…
Почему я не обращаюсь за помощью? Почему молчу?.. Из-за мужа? Я полностью ему доверяю. Если в рассуждениях Шарля-Анри есть хотя бы толика истины, я никогда не прощу себе, что предала его. Все в нем – его профессионализм, нравственная чистота, честность по отношению ко мне – по-прежнему говорит в его пользу. Как я могла не быть с ним заодно? На мой взгляд, Гислен циклотимик[15], и ей нужно всем управлять; Филипп не любит конфликтов – он легко позволяет матери и сестре доминировать над собой. Но я на сто процентов уверена в Шарле-Анри! Он любит мать и сестру, но знает их слабости и особенно их авторитарность. Напрасно я пытаюсь рассмотреть проблему со всех сторон – мне не удается быть непредвзятой из-за глубокой привязанности к мужу и детям. Я даже принимаю эти странные и необъяснимые с моей точки зрения отношения, сложившиеся между ним и Тилли. Похоже, Шарлю-Анри посчастливилось найти задушевного друга – то, чего ему так не хватало в жизни. Как я могу лишить его этого?
Если бы я знала, что происходит в кабинете Шарля-Анри, то, возможно, избрала бы иную линию поведения. С этого года с личного счета мужа регулярно идут срочные отчисления для Тилли, причем назначения платежей обескураживают: «реорганизация бизнеса», «создание компании по утилизации медицинских отходов», «помощь детям». Что касается сумм, то они варьируются от двух до десяти тысяч евро, иногда больше. По первому зову Тилли Шарль-Анри кидается проводить эти операции: он покидает кабинет, хотя в приемной полно народа, и через весь Бордо мчится в банк, который никак не реагирует на радикальное изменение в поведении своего клиента… Все это совершается без моего ведома.
По первому зову Тилли Шарль-Анри кидается проводить эти операции: он покидает кабинет, хотя в приемной полно народа, и через весь Бордо мчится в банк, который никак не реагирует на радикальное изменение в поведении своего клиента… Все это совершается без моего ведома.
Летом 2001 года мы едем в Мартель. Гислен пребывает в ужасном стрессе. Думаю, причиной тому послужила подготовка к свадьбе ее дочери Гийеметты, запланированной на сентябрь. А затем я случайно узнаю, что в июне Дама Сухарь уволила фактически весь персонал. Ее можно понять. В июле проходит «Музыка в Гиени» – этот фестиваль будет последним. Все идет из рук вон плохо. Гислен вступает в перепалку с дирижером оркестра, которого считает бездарностью. Несчастный отец одного из гостей, страдающий Альцгеймером, позволяет себе расслабиться во время ужина на свежем воздухе, и Гислен устраивает скандал, утверждая, что кто-то пытается сорвать мероприятие. Затем какой-то стажер сообщает о непристойном поступке… Царит всеобщая подозрительность. У моей золовки развивается паранойя, но братья делают вид, что здесь не о чем беспокоиться, а мать оправдывает ее поведение тем, что «она много страдала». Поэтому я, знавшая в жизни только счастье, и это правда, должна быть с ней терпимой и доброй. Короче говоря, мы все слышим, но не слушаем. Тем не менее слова Гислен постепенно проникают в нас. Промывание мозгов идет полным ходом.
Во время фестиваля общая атмосфера разительно отличается от той, что царила в предыдущие годы. Помимо разногласий между музыкантами и Гислен в самом Мартеле дела идут наперекосяк. Моя сестра и ее муж, мои кузены Бертран и Анна, все постоянные гости мероприятия неприятно удивлены приемом бабушки – теперь она почти не общается с ними или разговаривает резким сварливым тоном.
– Что происходит с твоей свекровью? – спрашивает Бертран, с которым бабушка всегда была мила и приветлива.
– Понятия не имею, но хотела бы узнать! – отвечаю я, раздосадованная витающей в воздухе напряженностью и опечаленная тем, что с моими близкими так плохо обращаются.
Франсуаза утешает меня. Она объясняет происходящее тем, что пожилая дама расстроена предстоящим замужеством внучки. Бабушка всегда воспринимала заботы Гислен как свои собственные. Она видит, что дочь борется с проблемами, в которых плохо разбирается, – такое не может не беспокоить. Даже у Шарля-Анри случается жестокая и чреватая последствиями размолвка с моим свояком Жаном-Мишелем. Всем, что касается организации фестиваля, дистанционно управляет Тилли. Мои кузены, сестра и ее муж уезжают довольно быстро, испытывая чувство неловкости. Я же, узнав об инциденте, спрашиваю Шарля-Анри о причинах его поведения. Он сообщает, что Тьерри просил его действовать таким образом, «чтобы расставить всех по местам». Некоторые здесь нежелательны по причинам, которые он пока не может раскрыть. Моя сестра и ее муж фигурируют в этом списке.
– Франсуаза и ее муж? Самые близкие мне люди? – я проявляю нечто большее, чем скепсис. – В чем их можно упрекнуть?
– Мы знаем далеко не все, – возражает Шарль-Анри.
– Тогда объясни мне.
Но он уходит от ответа:
– Не хочу тебя тревожить. Впрочем, я и сам не полностью в курсе дела.
Пытаясь скрыть раздражение, вызванное этими загадками, я спокойным тоном замечаю:
– До сих пор у нас не было секретов друг от друга. Мне кажется, я достаточно взрослая, чтобы узнавать плохие новости. С тех пор как ты познакомился с Тилли, я вижу, что ты что-то скрываешь от меня.
– Я тебе потом все объясню. Обещаю, – заканчивает разговор Шарль-Анри. – Все уладится.
Он явно говорит это искренне. Большего мне и не надо. Тем не менее мое беспокойство не проходит.
Первого сентября в Бордо и Мартеле состоялась свадьба Гийеметты, дочери Гислен и Жана Маршана. Это была прекрасная церемония: друзья жениха – молодого пианиста из Ниццы – приехали, чтобы поучаствовать в праздничном концерте. При виде того, как невеста под руку с отцом шествует по пышно украшенному нефу церкви Монфланкена, где собрались все наши близкие, кто бы мог подумать, что мы погибающая семья? От церкви до Мартеля молодожены следуют через деревню в карете. Аперитив, коктейль, ужин – торжество продолжается до поздней ночи. Молодежь танцует фарандолу в парке. Бабушка восседает в качестве матриарха, окруженная своими домочадцами. Прекрасный момент! Но это лишь видимость. Список гостей контролировался Тьерри Тилли и Гислен. Некоторым она дала понять, что им не будут рады. В их число попали родители Жана Маршана, с которыми нас просили не общаться, и это еще мягко сказано… Из вежливости я все же стараюсь быть любезной, а вот бабушка с ними даже не здоровается – на следующий день, когда за обедом собирается вся семья и близкие друзья, она вообще предпочитает остаться в маленькой гостиной.
Никаких праздников семьи Ведрин отныне Мартель не увидит. Когда Гислен отбывает в Париж, мы с Шарлем-Анри, прежде чем вернуться в Бордо, остаемся на два дня, чтобы устроить уборку. Бабушка решает побыть здесь еще немного, чтобы насладиться осенью, а Жан уезжает в Борденев.
Однако неделю спустя, 7 сентября, происходит очередная странная вещь, весьма напоминающая события ноября 2000 года. Мы с Филиппом и Шарлем-Анри еще в Мартеле, и тут к нам буквально врывается Гислен, призывая братьев сопроводить ее в Бордо к Жану. Те следуют за ней. На золовке коктейльное платье – странный наряд при данных обстоятельствах. На руках – садовые перчатки. Она сжимает букет засушенных цветов, который, едва переступив порог, бросает в лицо остолбеневшему Жану. Затем Гислен истерически заявляет мужу:
– Вот свидетельство твоей сети зла. Я нашла это в нашем саду в Фонтене. У тебя сорок любовниц. Ты чудовище!
Ошеломленный, мой зять более трех часов спорит с женой, не в силах заставить ее выслушать хоть какие-то доводы. Филипп и Шарль-Анри ждут снаружи. По телефону Тилли следит за ходом операции. Внезапно он приказывает обоим братьям прервать беседу и объявляет, как поступить дальше: Жану следует покинуть дом; он успокоится и согласится уехать в Париж. И действительно, в точности, как и предсказывал Тилли, Жан собирает чемодан и садится в машину вместе с шуринами и женой, которые сопровождают его до железнодорожного вокзала в Ажене. Итак, Жан повинуется. Вернувшись в семейный дом в Фонтене, он обнаруживает, что все замки заменены. Копаясь всю ночь в компьютере Гислен, Жан находит электронные письма Тилли, в одном из которых почти дословно описана недавно пережитая ими мизансцена. Он пытается связаться с женой, но та вешает трубку и не желает разговаривать. Обнаружив, что их совместный счет опустошен, не на шутку напуганный Жан решает полностью дистанцироваться от семьи Ведрин и попытаться спасти своих детей, Франсуа и Гийеметту. Ему это не удастся.
Тилли убедил Гислен, что удалить Жана – это единственный способ спасти ее семейную жизнь.
Почему Жан не пришел и не рассказал мне об этом? Что именно произошло в тот день? Отчего он не помог мне вывести на чистую воду манипулятора Тилли, с которым они долгое время тесно общались? Очередной упущенный шанс…
Почему Жан не пришел и не рассказал мне об этом? Что именно произошло в тот день? Отчего он не помог мне вывести на чистую воду манипулятора Тилли, с которым они долгое время тесно общались? Очередной упущенный шанс…
Вместо этого Жан связывается с моей подругой Мари-Элен, которую хорошо знает, и рассказывает ей все с самого начала. Встревоженная, она просит меня о встрече, надеясь выяснить, что происходит. Однако несколько последних месяцев Гислен и ее дети демонизируют Жана, который уже заикался о разводе. Несмотря на мою дружбу с Мари-Элен, это сразу же делает диалог невозможным. Она пытается меня разговорить. Я вешаю трубку с отвратительным ощущением, что сжигаю мосты. Тем же вечером делюсь произошедшим с Шарлем-Анри. Муж хранит невозмутимость, но говорит чрезвычайно серьезно, что необычно для него. Оказывается, ему стали известны ужасные вещи о Жане, он не хочет вдаваться в подробности, чтобы не шокировать меня, но я должна поверить ему на слово. Этот человек – подлец. Он недостоин быть мужем Гислен. Шарль-Анри весьма убедителен, и я начинаю колебаться. Тем более что о планах Жана ему рассказали сама Гислен и ее дети. Оказывается, мой зять собирался уехать и начать новую жизнь в США с другой женщиной. Счета всех троих опустошены. Отныне Жан исключен из семьи Ведрин.
Одиннадцатого сентября два самолета, управляемые террористами, врезались в башни Всемирного торгового центра в Нью-Йорке. Гийом, работавший в Штатах, купил билет на 12 сентября, но вынужденно отложил отъезд. Разумеется, мы обсуждаем это событие. Нет, он ни в коем случае не мог бы оказаться в одном из тех самолетов, поскольку бронь его билета… но Тьерри знал, что назревают серьезные события. Поэтому все убеждены: именно он порекомендовал Гийому уехать двенадцатого числа!
Потянулись осенние дни. Диана вернулась к учебе, Амори уехал в Оксфорд, Гийом – в Соединенные Штаты. Теперь днем в доме пусто. По совету Гислен моя свекровь решила в этом году подольше остаться в Мартеле, который просто обожает. Она любит сезон сбора винограда, от октябрьской прохлады в сельской местности ей становится лучше. В конце ноября она все еще там.
Шарль-Анри предлагает мне присоединиться к ней. Я не вижу для этого причин, у меня нет никакого желания оставлять его и бросать Диану, которая каждый день ходит в среднюю школу. Не могу себе представить, как они будут без меня. Но муж настаивает. Я отказываюсь тем более решительно, что чувствую влияние Тилли. Тогда мне исполняют старую песню об опасности, нависшей над семьей, об угрозе Мартелю. И тогда Диана, которая в свои шестнадцать лет, похоже, начинает обретать некоторую независимость, живя в уютной домашней обстановке, встает на сторону отца. Она вполне справится сама, в то время как бабушка в свои восемьдесят восемь не должна оставаться одна. С другой стороны: почему же бабушка не хочет возвращаться в Бордо, где она будет окружена заботой? Секрет. Ей хочется пожить в Мартеле, где, по ее словам, она чувствует себя в безопасности. Как обычно, я пытаюсь сражаться, но затем сдаюсь и 2 декабря прибываю в Монфланкен. На мой взгляд, все просто: я составлю компанию свекрови до Рождества, а после праздников мы вернемся в Бордо.