- -
- 100%
- +
Мы несколько раз дёрнули кабель в противоположные стороны. Всё держалось крепко. Я выдохнул. Кабель в крепления на стене. Оставалось проверить, идёт ли ток по всему участку. К нашему счастью, прибор показал – энергия шла без перебоев.
– Степаныч, ты, конечно, мозг, – похвалил я коллегу. – Мы бы без тебя не справились.
– Учитесь, студенты, – ухмыльнулся он. – Когда-то меня не будет, сами чинить будете.
– Да уж… – буркнул Лёха. – Надеюсь, нам не придётся с таким еще раз сталкиваться. Надо ремонтникам сказать, что кабель подлатали.
– Меня больше волнует вопрос, что произошло… – протянул я. – Это ведь не только у нас.
– Что думать то, починили – бог с ним, – отрезал Степаныч.
Забрав инструмент с путей, мы вернулись в кабинет. Через час метро будет готово принимать пассажиров. Мы связались с ремонтной бригадой, сообщили, что поломку временно залатали, но следующей ночью её нужно будет исправить основательно, чтоб кабель снова не оборвался. На сутки нашего ремонта должно хватит.
Сидя за чашкой чая в кабинете, мне на мгновенье показалось, что тревога отпустила разум. Но чем больше я размышлял о причинах поломки, тем более мощно она накатывала снова.
В шестом часу утра на станцию начали прибывать первые поезда. Основной поток пассажиров начинается около семи. Все шло как надо – кабель прошел итоговую проверку и выдержал нагрузку от вибраций состава.
Мы сидели в кабинете, каждый занимался своим делом: Лёха играл в игры на телефоне, я листал новостную ленту, в надежде увидеть что-то необычное, Степаныч смотрел фильм по телевизору, попивая остывший чай и замечая, что пальцы всё ещё покалывают после искры от кабеля. Мы не решались заговорить друг с другом, остаток смены прошёл в тишине. Каждый был погружен в свои мысли. Лёха, казалось, слегка нервничал. Свое же напряжённое состояние, я максимально маскировал.
Смена подходила к концу. Наши коллеги прибыли, и мы начали собираться по домам. Переоделись в повседневное, сложили форму в рюкзаки, взяли куртки и покинули кабинет, сдав смену. Сообщили о ночной поломке, отчего коллеги сильно удивились – по их словам, вчера днём кабель был в полном порядке.
Сильно измотанные и сонные мы с Лёхой вышли на платформу, чтобы ждать поезд домой. Степаныч жил рядом со станцией – почти не тратил время на дорогу. С каждой минутой на станцию прибывали потоки людей, спешивших на работу. В этом было что-то приятное – все с утра мчались по делам, а ты – домой, спать. Любил это мгновенье.
Поезд стремительно приближался к платформе, освещая тоннель мощными фарами. Шум и режущий грохот разнеслись по платформе, и как только двери вагона открылись, нас буквально занесли внутрь. Свободных мест не было. Мы с Лёхой встали около дверей. Стало чуть свободнее, когда пассажиры рассредоточились по вагону и разместились между рядами.
Невыносимая духота, скрежет поезда и толпа пассажиров давили на виски. Кажется, у меня начинался приступ мигрени. Голова стянуло железным обручем, ноги дрожали. Лёха тронул меня за плечо, сразу поняв, в чём дело, и протянул воду. Он уже знал – сейчас мне нужно выпить таблетку.
– Всё ок? – спросил он, роясь в моем рюкзаке.
– Да, да… нормально, – выдавил я, сжимая голову руками.
В глазах темнело. Я начал рассматривать людей вокруг – просто чтобы отвлечься. Рядом стояла девушка в зеленом бомбере. Я застыл. Что-то в её лице будто дёрнуло память за нитку. Что-то неприятное крутилось голове, будто заноза.
– Лёх… – начал я, но не успел договорить.
Поезд резко затормозил в тоннеле.
Металл взвыл, скрежет резанул по ушам. Пассажиров швырнуло в разные стороны. Кто-то закричал. Лёху отбросило в стену вагона, а я успел вцепиться в поручень – спина вспыхнула болью.
Сердце сжалось. Глубокие, быстрые удары разносились по телу, заставляя виски пульсировать. Испуг окутывал. Воздух стал густым, тяжелым, с запахом страха. Девушка в зелёном бомбере ударилась затылком о поручень и рухнула на пол. Под головой расползалось алое пятно. Пассажиры замерли, испуганными глазами смотря вокруг. Вагон сдавила мёртвая, тягуче-липкая тишина.
Из динамиков над дверью донёсся искаженный голос машиниста:
– Д… дамы и гос… пода… со…хр… спо…койст… поезд… скор… отправит…
Голос оборвался. Вагон перестал дышать.
Пассажиры заметно нервничали. Кто-то судорожно набирал номер, прислоняя телефон к уху, а кто-то молча стоял. Я снял с себя куртку и подложил пострадавшей девушке под голову. Какая-то женщина оказывала ей первую помощь, насколько это было возможно.
Я достал телефон из кармана – «Сети нет». На этом участке она обычно не ловит, но сейчас это ощущалось как приговор.
Каждый вздох давался тяжелее. Стены давили со всех сторон. Духота облепила. Ладони вспотели.
Я поднял взгляд – Лёха смотрел на меня. В его глазах отражалось то же, что крутилось у меня внутри: страх, растерянность и попытка не показать ни того, ни другого.
Из глубин тоннеля исходили звуки скрежета. Будто кто-то идет по путям, царапая рельсы чем-то острым.
Звук повторился, чуть ближе, как мне показалось.
С последнего сообщения от машиниста прошло минут тридцать. Мы с Лёхой и еще несколько пассажиров пытались вызвать его по громкой связи – в ответ лишь тянулись помехи.
От духоты и смеси противных запахов в воздухе голова снова начала раскалываться. Я достал таблетку и закинул в рот, запив ее одним глотком воды.
– Ты слышишь этот звук? – оглядываясь по сторонам, прошептал я.
– Слышу, – прошипел Лёха, прислушиваясь. – Такое чувство, будто кроме нас, никто не слышит. Странно.
– Надо бы валить отсюда, – пробормотал я, посмотрев на рычаг аварийного открывания дверей.
В этот момент свет в вагоне потускнел. Освещение перешло в аварийный режим. В воздухе появился запах гари – едкий, знакомый, как тот, что я чувствовал в лифте.
Я подошёл к красному рычагу напротив дверей и дёрнул. Никакой реакции.
– Лёх, надо вручную тянуть, – сказал я.
Друг метнулся в ряд с пассажирами, привёл на помощь двух мужчин. В вагоне поднялся гул возмущений – в основном от пожилых. Нас уже приравняли к вандалам.
Мы встали по двое с каждой стороны и начали тянуть двери. Металл заскрипел, будто не хотел сдаваться. Сначала сдвинулась одна створка, потом другая – образовалась узкая щель, через которую по одному можно было пролезть.
На секунду повисла тишина. Только гул поездного двигателя и редкие вздохи.
– Макс, до станции не так далеко, пошли вперёд, – предложил Лёха. – Быстрее будет, заодно глянем, что с машинистом.
– Кто-то пойдёт с нами? – громко спросил я пассажиров.
– Ненормальные совсем! – донеслось из глубины вагона.
Пассажиры не замечают ничего странного. Для них всё было привычно – просто утро, просто поломка. Только я понимал: это не случайность.
Человек семь подошли ближе. Остальные предпочли остаться.
Лёха спрыгнул первым. Я помог спуститься пассажирам и последовал за ними.
Мы оказались на путях. Запах гари стал гуще. Будто воздух плавится. Включил фонарик на телефоне.
– Идём гуськом. Не касайтесь оранжевого рельса, – предупредил я пассажиров, указывая на контактный. – Может шибануть током, он, скорее всего, под напряжением. Обойдём поезд и пойдем по жёлобу безопасности – там проще.
Пассажиры переглянулись и молча кивнули – будто другого выбора не было.
Наш вагон был третьим от кабины машиниста. Я попросил одного мужчину пройтись по другим вагонам и предложить людям покинуть поезд. Он кивнул и исчез в темноте. Мы же направились к платформе.
Дойдя до кабины машиниста, я попросил всех остановиться. Запах железа усилился. Дыхание стало прерывистым. На миг мне показалось – это не гарь, а кровь.
Мы с Лёхой переглянулись и заглянули внутрь кабины. Машиниста не было. Меня будто обдало ледяной водой. Мурашки пробежали по всему телу.
Лёха обошел кабину спереди. Я стоял на месте. Пассажиры стояли в ряд – кто-то беззвучно тыкал в экран телефона, кто-то явно нервничал.
Минуты тянулись вязко. Когда Лёха не вернулся, я направился к нему. Он стоял на путях, не двигаясь, глядя себе под ноги.
– Лёх? – позвал я.
Под светом буферных фонарей я увидел пути. Они были залиты алой кровью – густой, почти чёрной. На рельсах виднелись сгустки, будто внутренности.
Лёха стоял бледный, с пустым взглядом. Я подошел ближе – и увидел руку. Разодранную, неестественно вывернутую, с клочьями плоти, свисающими с костей, словно это тот же разодранный кабель, что мы чинили накануне.
Мы молчали.
Меня будто оглушило, в ушах стоял звон.
– Лёх, – дёрнул я его за рукав. – Надо уходить отсюда.
Он не ответил, но, спустя секунду, кивнул.
Мы вернулись к пассажирам.
Некоторые начали паниковать, увидев кровь на рельсах. Я пытался их успокоить, просил вести себя тише, хотя и сам готов был отдаться панике.
Вдруг, из темноты, где-то впереди, донёсся тихий скрежет.
Потом – шорох, будто кто-то медленно тащил что-то тяжелое по путям.
Все замерли. Я почувствовал, как сердце сжимается. И самое страшное – я понял, что уже слышал этот звук.
Раньше.
Здесь.
Глава 4. Четыре ветки тишины
Стоять на месте было страшнее, чем идти вперёд. Мы медленно пробирались вдоль путей, прислушиваясь к каждому шороху. Кто-то, после увиденного, рванул назад к поезду.
Я знал этот участок пути, будто шёл по нему второй раз. Локация знакома, но события другие. В груди чувствовался холод – предчувствие, что сделал что-то не то…
До станции оставалось немного. Чем ближе мы подходили к перрону, тем дальше уносились пугающие звуки.
Из головы не выходило увиденное: куча вопросов пожирали изнутри, но я не мог дать на них ответ. Наверное, больше всего меня пугало ощущение, будто всё это знакомо.
Липкий пот покрыл тело, отчего всё зудело.
Рельсы еще не успели остыть. Пахнет машинным маслом и старым железом.
– Что происходит? – мрачно буркнул я Лёхе.
– Не знаю… и знать не могу, – Лёха напряжённо огляделся. – Отвечаю, мне эта херня будет сниться в кошмарах. Б-р-р, жуть какая, – вздрогнул он.
– Может, звери какие забрели?
– Ага… медведь решил прокатиться в метро… – Лёха усмехнулся, но тут же дёрнул плечами и оглянулся.
– Надо было остаться в поезде и ждать помощи, – мне показалось, мы всё делаем неправильно. Что если кто-то погибнет по нашей вине?
– Ага, – кивнул Лёха. – Чтоб нам тоже оторвали ладошки, – он нервозно улыбнулся краем губ.
Позади слышался шёпот пассажиров. Мы отправили парня пройтись по другим вагонам. Они уже должны были догнать нас, но никто так и не появился из-за поворота.
Мы подходили к платформе. Тёплый, но тусклый свет со станции освещал рельсы. Посторонние звуки стихли. Слышались только наши шаги. С виду всё было спокойно. Людей на платформе нет. Кажется, станцию закрыли на вход.
Я бросил рюкзак на рельсы. Лёха помог мне, и я забрался на платформу. Потом он протянул руку, и я потянул его за собой.
Немедля мы начали поднимать пассажиров на платформу.
Эффект дежавю усилился, и я прямо сейчас проживаю его. Неожиданно сзади послышался женский голос:
– Что там случилось?
Я повернул голову и увидел перед нами дежурную по станции.
– Там… – я на секунду задумался, стоит ли обрисовывать все события. – Поезд встал, – кратко и сухо бросил я.
Когда мы помогли всем пассажирам подняться, я подошёл к дежурной. Лёха стоял с одним из пассажиров, нервно переступая с ноги на ногу.
Большие лампы мигали, заливая стены желтоватым светом. Кто-то кашлял. Слышался какой-то отдалённый гул. Как генератор, работающий на пол мощности.
– Машиниста не было, когда мы проходили мимо кабины, – я сунул руку в карман и достал жетон, который переложил из куртки в брюки, когда помогал пострадавшей девушке. Начал его перекручивать пальцами. – Там, на путях, – я ненароком снова бросил взгляд в тёмную глубину тоннеля, – что-то происходит странное.
– Нам никто ничего не объясняет, – дежурная развела руками. – Приказ пришёл закрыть станцию на вход. Четыре ветки полностью перекрыты. Поезда встали, машинисты перестали выходить на связь. Света тоже нет, тут все работает на аварийном освещении, – в её словах не прослеживался страх или переживание. Говорит спокойно, ровно.
Фраза «Четыре ветки полностью перекрыты» резанула разум ледяным лезвием. Рука непроизвольно сжала жетон. Ночью, ремонтник сказал мне, что кабель оборван на четырёх ветках. Это, должно быть, связано между собой.
Оставаться здесь не хотелось. Мы направились к эскалатору, который поднял всех в вестибюль. Через турникеты мы увидели большое скопление людей, ожидавших, что метро скоро откроют на вход. Полиция со станции стояла около дверей. Казалось, на улице всё в порядке. Обычное утро понедельника с обычным транспортным коллапсом.
Когда мы вышли на улицу, люди у входа пытались что-то спросить. Лёха тут же достал из рюкзака пачку крепких сигарет и закурил, причмокивая. Похоже, и я скоро вернусь к привычке закуривать от стресса.
Мы миновали толпу, а пассажиры, которые были с нами, зачем-то начали рассказывать всем, что произошло.
Впервые за несколько дней сквозь тучи выглянули солнечные лучи. Прохладный ветер немного освежал. Напротив станции проходило шоссе. Светофоры не работали. Машин много. Сигнальные гудки разносятся по всей улице. Повезло, что Алина живёт в этом районе, рядом с метро. Думаю, стоит пойти к ней. Добраться до дома сейчас нереально.
– Лех, давай до Алины сначала, дальше разберёмся, – мы спустились в подземный переход.
– Погнали, – согласился со мной друг. – Есть хочу… Связи нет, заметил? – Лёха смотрел в экран телефона, включая и выключая режим полёта.
Обогнув перекрёсток и пройдя несколько домов – мы уже стояли около нужного подъезда. Лёха докуривал вторую сигарету. Нервозно.
Около дома не было ни единой живой души. Рядом есть школа, сквозь открытое окно которой пробивался тусклый свет. Ни звука. Мир будто разучился говорить. Лишь ветер шуршал тёмно-жёлтыми листьями.
Я начал нервно нажимать холодные кнопки домофона. Он не реагировал. Закрадывались мысли, что Алины дома не окажется. Вдруг что-то случилось?
Лёха чуть отодвинул меня в сторону, схватился за дверь и резким движением потянул на себя. Дверь с грохотом распахнулась, и мы зашли в подъезд.
К лифту даже подходить не стали. Очевидно, он не работает. Пошли на лестницу. Алина живёт на шестом этаже.
По мере приближения к нужной квартире сердцебиение участилось. Страх не увидеть её дома возрастал. Откуда-то сверху доносился сдавленный скрип.
Лёха молча следовал за мной, оглядываясь каждые две секунды. В воздухе витало напряжение.
Наконец, мы оказались около квартиры. Я постучался.
Секунды томительного ожидания тянулись словно часы.
Услышал за дверью шарканье и выдохнул – Алина дома. Послышался звук поворота ключей. Через долю секунды я увидел свою любимую. Она сразу кинулась мне в объятия, сильно сжав шею.
– Максим! – она сжала меня ещё крепче. – Я чуть с ума не сошла, когда не смогла тебе дозвониться. Заходите быстрее, – она выпустила меня из объятий и отошла от двери.
Мы прошли на кухню. Стоял сильный аромат ванили и чего-то терпкого. На стеклянном кухонном столе лежал телефон. Дверь на балкон настежь открыта. Мы сели за стол. Алина прошла следом. Поставила на газовую плиту чайник. Её руки дрожали, а тело покрыли мурашки.
Мне стало спокойнее. Только этот покой казался искажённым, ложным.
– Алин, нам надо тебе рассказать кое-что… – и опять сомнение подкралось в разум… Стоит ли рассказывать подробности? Лёха сидел, опершись головой на руку, кусал губы и опять собирал морковки в своей дурацкой игре. – Ночью в метро…
– Макс, да мне тоже есть чего сказать, – она пробежала глазами по потолку. – Извини, что перебиваю, просто я вся на нервах… Около часа назад за стеной крики какие-то были.
Мне, может, показалось, но вроде на помощь звали. Я попыталась полицию вызвать, но телефон завис. Потом всё стихло.
Чайник завизжал, как будто нервничал с нами. Алина разлила кипяток по чашкам. Белые струйки пара поднялись столбиком.
– Я хотела дойти до них, узнать всё ли в порядке… Но что-то мне страшно стало.
– Молодец, что не пошла, – я встал из-за стола и подойдя к Алине, крепко её обнял. От неё буквально пахло чем-то неприятно знакомым.
– Да, Алин, у нас тоже мало хорошего…
Я сел обратно за стол, делая глоток горячего чая. По груди разлилось тепло. Алина села рядом с нами.
– Ночью у нас была авария на станции – кабель оборвался. Утром сели в поезд, домой поехали. Потом встали посреди тоннеля… Машинист на связь один раз вышел и все, – снова сделал глоток.
– Ну в итоге-то что? – нетерпеливо спросила Алина, ковыряя заусенцы.
– Гребанный кролик! – Лёха выругался на игру, заблокировав дисплей. – А в итоге решили мы свалить из поезда, а машиниста в кабине не оказалось, – он подхватил рассказ. – Все кровищей залито. Потом я чуть дальше, на путях, руку оторванную увидел.
– Оторванную – мягко сказано, разодрана в клочья была, – продолжил я. – Как будто погрыз кто, – от услышанного Алина прикрыла рот рукой.
На какое-то время мы замолчали. Тишина казалась густой, как самый переслащённый сироп.
Тут мы и услышали звуки, доносящиеся из соседней квартиры. Почти такие же, как в метро на путях. Кто-то тащит по полу что-то тяжёлое. Переглянулись. Алина снова подняла взгляд вверх. Не понятно, то ли звук шёл из квартиры сверху, то ли сбоку.
– Может сходим туда? – предложил Лёха.
– Давай, наверное… Алин, ты останься тогда, – я взял её за руку. – Может, там помощь нужна.
– Лучше не надо, мало ли что, – отрицательно качнула головой и сжала мою руку крепче.
– Да мы быстро, – буркнул Лёха. Его глаза загорелись.
Когда-то азарт и любопытство нас точно погубят.
Мы вышли в подъезд. Запах мокрого бетона и побелки. Дверь в соседнюю квартиру была приоткрыта. Звук явно шёл оттуда. Мы замерли, прислушиваясь.
– Зря я это предложил, – озираясь, выдавил Лёха.
– Нужно проверить, – мой взгляд выдавал тревогу. Все нутро кричало – не иди. Но ноги уже ступали внутрь, как будто я не управляю телом. Может это имеет связь с тем, что произошло в метро?
Мы аккуратно зашли внутрь. Прикрыли дверь за собой. В нос ударил тяжёлый запах – старости, пыли и… чего-то сгоревшего?
Лёха включил фонарик и посветил на пол – луч света выхватил из темноты следы, похожие на разлитую жидкость. Не кровь, но и не вода. Что-то вязкое, жирное и тёмное. Ноги прилипали к полу. Из глубины квартиры донёсся звук удара.
– Эй… есть тут кто? – крикнул я в пустоту, сдерживая дрожь в голосе.
– Не нравится мне это всё, – прошептал Лёха, сжимая в руке телефон.
Мы на цыпочках прошли дальше. Шторы по всей квартире задёрнуты, отчего темнота пожирала всё вокруг. Под ногами что-то захрустело.
Я пытался рассмотреть очертания мебели, прислушиваясь к каждому шороху.
– Макс, – хрипло позвал Лёха, наведя луч фонаря на стену в комнате.
На обоях отпечатки ладоней. Кровь смазана. Кто-то тянулся к выходу.
В груди неприятно кольнуло. Я сжался. Воздуха стало мало.
Неожиданно из соседней комнаты донёсся звук – точно кто-то перекатывает по полу металлические шарики. Или это был чей-то тяжёлый вздох?
Тут я понял, что лучше нам уходить. Пока не стало поздно.
Я схватил Лёху за шиворот и потащил в сторону выхода.
Мы пулей вылетели из квартиры, не оглядываясь. Захлопнули дверь. Прислонились к ней спинами.
Лампочка на этаже замерцала. Я вспомнил, что уже видел такое в своём подъезде, когда помогал соседке.
В это же мгновенье с треском сотни осколков посыпались на пол, разнося эхо. Старая лампа не выдержала перепада и взорвалась. За дверью снова послышался тихий шорох. Точно кто-то подошёл вплотную и вздохнул.
Мне жутко, но интересно узнать, что там на самом деле. Я не решился снова заглянуть в квартиру.
– Может маньяк? – тихо предположил Лёха.
Я промолчал. Не мог выдавить из себя ни слова.
Алина высунулась в подъезд и застала нас, подпирающими соседскую дверь. Наши глаза наполнены ужасом.
Мы быстро зашли домой, закрыв дверь на замок. Какое-то время я смотрел в глазок. Мне казалось, что сейчас кто-то выйдет из соседской квартиры.
Лёха стоял позади меня. Алина не понимала, что происходит и шёпотом пыталась разузнать у нас, что случилось.
Неожиданно на телефон посыпались уведомления, от чего я вздрогнул. Связь вернулась.
Это были сообщения из рабочей группы:
Приказ от 06.10.2026 №354.
В связи с авариями и остановкой движения на четырёх ветках метрополитена вводится режим чрезвычайной ситуации.
Обязателен внеплановый выход всех бригад для обхода тоннелей и выполнения восстановительных работ.
Оплата – двойной тариф.
Неявка недопустима. Нарушение дисциплины повлечет строгий выговор и возможное увольнение.
Начало работ: 19:00
Будьте готовы к чрезвычайным ситуациям
– Да ну его, – Лёха отшатнулся, словно получил удар током.
Передо мной встал выбор: остаться с Алиной или вернуться туда, откуда мы так хотели уйти. Может прямо сейчас написать в группу, что я заболел и выйти никак не смогу? Но ведь, с другой стороны, пассажиры что были с нами, до сих пор могут быть там… Тут тоже опасно, что там произошло у соседей, не ясно. Как оставить Алину?
– А если люди в поезде всё ещё там? – я сжал телефон, чувствуя, как ком подкрался к горлу, перекрывая кислород.
– Мы им предлагали уйти, – Лёха притупил взгляд в пол. – А если уволят?
– Степаныч пойдёт, как думаешь?
– Думаю да. Он постоянно на подработки выходит… Думаю, нужно пойти. Мне никак нельзя без работы остаться… – Лёха глубоко вздохнул, поникнув. – Мама без меня не справится.
Я понимал ситуацию Лёхи, его мама живёт в деревне, в двухсот километрах от Москвы. Совсем одна. Взятый кредит на ремонт, маленькая пенсия и проблемы с ногами заставляют Лёху отдавать большую часть зарплаты. Сколько раз он звал её переехать в город – та никак не соглашается.
– Вы совсем больные? – Алина вмешалась в разговор, заметно нервничая. – У вас там дрянь какая-то творится, а вы туда возвращаться собрались?
– Мы поможем сделать обход и уйдём, чисто хотя бы для галочки, – заверил ее Лёха.
– Максим, я боюсь оставаться одна, – её глаза намокли.
– Алин, а если то, что сделало это в метро, доберётся сюда? Или уже… – я посмотрел на Лёху. – Я правда вернусь быстро.
Я понимал, что вряд ли мы уйдём так просто. Всё же если не вернёмся туда – не найдём ответы на всё происходящее. Кабель не просто так оборвался. Возможность снова осмотреть место происшествия вызвало во мне щекотливое желание пойти, смешанное с отторжением.
Любопытство взяло меня за горло – я уже не мог не вернуться. Мы приняли стойкое решение идти.
Ещё раз посмотрел в глазок – всё спокойно. Звуки от соседей стихли. Пока была связь, я пытался вызвать полицию. Скорее всего, то, что мы увидели в квартире – не больше, чем бытовой конфликт. Лёха позвонил матери. Сказал, что приедет завтра. Она жаловалась, что плохо себя чувствует. Его эти слова заметно расстроили.
Я чуть успокоился. Сил не оставалось. Хотелось просто спать.
Алина лежала рядом со мной, крепко обнимая. Всё время пыталась отговорить меня от похода на работу. Я успокаивал её, уверяя, что все будет хорошо. Но я не мог знать этого наверняка.
Ближе к пяти начало темнеть. С улицы слышалось завывание ветра.
Сон не шёл. Смотрел в потолок. В голову лезли кошмары. Стоило закрыть глаза – кровавые рельсы. С другой стороны, если подумать холодной головой – это действительно мог быть какой-то зверь. Может, это всё привиделось от недосыпа? Скоро всё наладят и будем жить дальше.
В седьмом часу вечера мы покидали квартиру. За окном начал накрапывать дождь. Я, как всегда, по привычке, проверил на месте ли жетон.
Поцеловал Алину, словно в последний раз. Пообещал вернуться при первой возможности. Она затаила обиду. Ведь я не послушал её.
В душе застрял тяжёлый ком из сомнений, но вместе с этим меня тянула грязная радость – хотелось снова оказаться в эпицентре событий, несмотря на опасность.
Уже через несколько минут мы выходили из подъезда. Лампочка на первом этаже погасла и в миг снова загорелась.
Ветер на улице усилился. Редкие капли дождя превращались в сплошную стену. Где-то вдали, за домами, будто грохнула молния. Я на мгновенье остановился и посмотрел в небо. Непроглядные черные облака образовали длинную полосу, создавая ощущение вакуума.
Телефон в кармане коротко пискнул. Взглянул на экран, но не успел прочесть сообщение – разрядился.