- -
- 100%
- +
~0~
Прошлой ночью Мире приснились ящики с гнилой рыбой – темные, мрачные, покрытые пятнами от морской соли. Не слишком доброе предзнаменование, пусть Мира и не верила снам. Были у нее и другие, более весомые причины для тревоги, мысли о которых она настойчиво гнала от себя. А день начался вполне мирно и тихо в светлой классной комнате для младших учеников. Творческий час сегодня посвятили лепке, и это занятие мгновенно увлекло малышей. Дети склонились над столами, усердно мяли специальную глину и превращали коричневые комочки в фигурки зверей, птиц и крошечных кособоких человечков. Мира с удовольствием наблюдала за тем, с каким воодушевлением ребята обсуждали свои поделки и помогали друг другу. Порой и ее звали на помощь, и когда она подходила к парте, дети затаив дыхание следили за ловкими пальцами веселой учительницы.
Солнечное утро в окружении школьников стало идеальным лекарством для расшатанных нервов. Мира вспоминала, как прошлым вечером мерила шагами каюту, служившую ей спальней, сердилась, прокручивала в уме последние события, ждала, что ее крошечную лодку расстреляют в любой момент, и попутно размышляла о том, не сменить ли узор на стенах. Лютики и васильки на выбеленных досках ей достались от предыдущей хозяйки и за долгие годы успели поблекнуть. В какой-то момент тревожное ожидание порядком утомило Миру, и она решила, что со своими неприятностями разберется чуть позже. Утром она отправилась в школу и немного расслабилась, но не прошло и получаса после начала урока, как в стеклянную дверь класса постучали. Мира увидела отчаянно жестикулирующую директрису и с коротким вздохом обратилась к детям.
– Когда закончите лепить, в очередь к умывальнику. Не забудьте насухо вытирать руки.
Ей ответил нестройный хор детских голосов. Мира вышла в коридор, где помимо главы школы томились в ожидании два представительных офицера в полицейской форме. Они одарили молодую учительницу одинаково хмурыми взглядами.
– На вас поступила жалоба. Вы совершили нападение…
– Я уверена, что это ошибка! – горячо вступилась директриса за своего любимого работающего на полставки педагога.
– Вряд ли, – кротко сказала Мира. – Вас ведь господин Беренджер прислал?
– С учетом его показаний было составлено заявление, – сухо отозвался один из стражей правопорядка. – Следуйте за нами.
– Непременно. Могу я взять сумку?
Полицейский кивнул, однако не прекратил буравить Миру подозрительным взглядом. Возможно, он гадал про себя, почему злостная дебоширка выглядит такой тихоней. Или думал, что она лишь прикидывается покорной, а сама намеревается сигануть в окно, стоит только отвернуться. Не желая понапрасну изводить полицейских, Мира поспешила назад в класс, жизнерадостным тоном объявила ученикам, что ей придется срочно уехать (но она с радостью позже посмотрит на фотографии глиняных поделок!), собрала свои вещи и снова вышла в коридор. Директриса проводила учительницу-преступницу тоскливым взглядом, и Мира ободряюще ей улыбнулась.
Задержание обошлось без наручников, что, конечно, утешало. Вот только с каждым новым вдохом Мира все явственнее ощущала ледяные прикосновения подступающей паники. И все же странно, что Беренджер решил прибегнуть к помощи полиции, вместо того, чтобы нанять громил, которые в ближайшей подворотне отдубасили бы ее дубинками.
Кого теперь просить о помощи?
А может, все обойдется?.. Пожурят да отпустят.
В неудобном казенном аэробиле они очень быстро добрались до места назначения, и Мира, впервые очутившаяся в полицейском участке, перешагнула порог, охваченная как унынием, так и любопытством. Жизнь здесь, как говорится, кипела. По коридорам сновали люди, причем не всегда было понятно, кто здесь преступники, а кто стражи порядка. Очень сильно пахло дешевым кофе и пышками. Торопливо озираясь, Мира проследовала за своими сопровождающими в невзрачный кабинет, где ее встретила печальная женщина-следователь. Та без особого интереса принялась расспрашивать о событиях прошлого вечера. Мира ничего не отрицала и старалась говорить спокойно. Потом спохватилась и попыталась изобразить раскаяние, но, судя по всему, запоздала с этим. Ей сообщили, что какое-то время она проведет в камере и выставили вон.
Следующую персону, с которой Мире пришлось пообщаться в стенах этого недружелюбного заведения, она про себя прозвала «надзирателем». Этот угрюмый мужчина с неодобрением зыркнул на задержанную, которая приветствовала его с неуместным в сложившихся обстоятельствах дружелюбием, и чуть гнусавым голосом сказал:
– Снимите все украшения.
– Все-все?
«Надзиратель» нахмурился сильнее.
– Все.
С виноватой улыбкой Мира расстегнула часы, стянула через голову длинную цепочку с кулоном из цветного стекла и вынула из ушей серьги. «Надзиратель» окинул ее придирчивым взглядом с головы до ног и поморщился, когда увидел обувь.
– И туфли снимите. Вот там возьмите тапочки.
Какая уютная тюрьма. Можно смело рекомендовать ее знакомым.
Выразительное покашливание дало Мире понять, что нужно поторапливаться, и она сменила красивые украшенные стразами туфельки на тюремные тапочки.
– Я, конечно, понимаю, – задушевным тоном сказала Мира, протягивая охраннику едва разношенную пару туфель. – Такими каблуками и убить можно! Особенно если целиться в глаз.
«Надзирателю» ее шутка явно пришлась не по вкусу.
– Но я этого делать не собираюсь, – поспешно сказала Мира. – Ненавижу насилие.
– Вы сюда попали за нападение на человека.
– Все верно. И благодаря этому нападению я лишь убедилась в том, что насилие ненавижу.
Ее закрыли в камере, где уже тосковали две постоялицы – разрумяненные девицы в коротких платьях. Мира улыбнулась тихо переговаривающимся соседкам и получила хмурые гримасы в ответ. Ну и ладно.
Опустившись на низкую потертую скамью, Мира вытянула перед собой ноги и уставилась на тряпичные серые тапочки. Какая неловкая ситуация. Драка в общественном месте… Как на подобную выходку отреагировала бы мать? Мира теперь редко думала о родителях, но сейчас забавлялась представляя их лица. Глаза матушки сузились бы до щелочек, а отец… Впрочем, он вряд ли озаботился бы. Все, что не касалось дел финансовых, мало волновало господина Беллема.
Беренджер получил по заслугам, но Мира диву давалась, когда вспоминала то, как спокойно размахнулась, и как бутылка рассекла воздух. Удар оказался слабым, и Беренджер не потерял сознание, лишь рассердился, как бешеный бык. Мира фыркнула под нос, когда вспомнила его реакцию, но тут же одернула себя. Нельзя смеяться над такими вещами, иначе кто поверит в ее раскаяние?
Спустя три часа, девиц, с которыми так и не удалось познакомиться, уже увели, и Мира коротала долгие минуты в одиночестве. Она покружила по камере, даже попробовала сделать пару упражнений на растяжку, но и это ей быстро надоело.
Хотелось есть. Откуда-то вновь потянуло ароматом дешевого кофе, и на сей раз дразнящий запах лишь добавил мучений Мире, раззадорив ее аппетит. Когда мимо ее камеры решительно пронесся один из полицейских, она окликнула его жалобным тоном:
– Простите, у вас пирожок нигде не завалялся?
Полицейский повернул голову. На Миру он смотрел так, будто не верил своим ушам.
– Ну или бутерброд? – выпалила она. – Орешки? Яблоко?
Надежда на человеческое милосердие таяла на глазах, однако Мира храбрилась.
– Видите ли, я не завтракала, да и обед уже прошел… – попыталась объяснить она. – Здесь ведь тюрьма, а не пыточная.
– Это участок, а не тюрьма, – обиделся полицейский и ушел.
– Извините! – крикнула Мира ему вслед, но он не обернулся.
Переговоры, нацеленные на получение продовольствия, провалились, и Мира приготовилась стойко голодать. К ее удаче, уже через пару минут за ней пришли и попросили на выход. «Надзирателю» Мира улыбнулась как родному.
– Ваши вещи, – буркнул он. – Распишитесь.
Мира размашисто вывела подпись, вернула цепочку на шею, серьги – в уши, и принялась застегивать часы на запястье.
– Он отказался от обвинений? – мимоходом поинтересовалась она.
– Нет. За вас внесли залог.
– Кто?
– Ближайший родственник.
От неожиданности Мира ахнула в обе ладони.
– Мой отец?! Да вы шутите! Он здесь?
– Вы ведь замужем, – сурово напомнили ей. – Когда вы вышли замуж, ваш отец перестал быть вашим ближайшим родственником.
Мира опустила руки на лакированную поверхность стойки, где все еще красовались ее туфли, и голодным ястребом уставилась на охранника.
– Простите, я не совсем поняла, кто именно внес залог? – ледяным тоном спросила она.
«Надзиратель» поднял голову и глянул через ее плечо. Охваченная дурным предчувствием, Мира выдохнула сквозь зубы, повернулась к двери и застыла, когда увидела знакомый силуэт.
– Здравствуй, Мирабель.
Он словно шагнул в реальность из ее воспоминаний. Такой же красивый. Такой же загадочный. Подобный яростному снежному вихрю. Такой же ледяной и безразличный.
И как всегда одетый с иголочки.
Пару мгновений Мира просто стояла, приоткрыв рот. Потом она обратилась к «надзирателю» и вновь схватилась за ремешок от часов.
– Немедленно верните меня в тюрьму.
– Вы не в тюрьме, – сурово сказал ей «надзиратель». – А в полицейском участке.
– В камеру! Верните меня в камеру!
– Это не положено. За вас внесли залог.
Она стукнула по стойке кулаком.
– Так верните чертов залог этому…
– Не слушайте ее, – хладнокровно заявил ее благоверный. Он уже бесшумно подкрался к ним и теперь удерживал Миру за локоть. – Ее нервы подводят. Идем, дорогая.
– Вы не имеете права меня отпускать! – возмутилась Мира. – Я же буяню у вас на глазах! Вы страж порядка или нянечка в детском саду?
– Обувь заберите, – сказал охранник и неодобрительно покачал головой.
Мира увидела, как муж подхватил ее туфли. Другой рукой он все еще стискивал ее локоть. Вырваться ей удалось уже в коридоре.
– Дай сюда, – прошипела она и выхватила у него свои туфли.
Он взглянул на нее сверху вниз.
– Без истерик не обойдемся?
– Не обойдемся.
– Это твоя благодарность?
Мира открыла рот, чтобы от души его «отблагодарить», но муж взял ее за запястье и потянул за собой. Она чуть ли не вприпрыжку бежала за ним по тускло освещенному коридору. Возможно, именно так тянут на поводу норовистую кобылу. Собственное сравнение так расстроило ее, что к тому моменту, как они оказались на улице, Мира готова была совершить свое второе за неделю нападение на человека.
– Поехали, – коротко сказал муж.
Она сумрачно глянула на подплывший к ним черный аэробиль. Ее благоверный жестом отпустил водителя и распахнул перед Мирой дверь.
– Как ты так быстро приехал? – спросила она, когда они оказались внутри.
– Я уже был здесь, когда мне позвонили. Ты правда ударила человека бутылкой?
Она отвернулась к окну.
– Я не уверена, что могу отвечать на такие вопросы без адвоката.
– А он у тебя есть?
Аэробиль мчался по пустой дороге навстречу вечернему южному небу с его гигантскими синими облаками. Все темнее становилось вокруг, и все ярче полыхали городские огни. Повисшее молчание все больше раздражало Миру, пусть она сама отказалась отвечать на вопрос мужа. Она посмотрела на человека за рулем и тут же отвела взгляд. В последний раз они встречались лицом к лицу лет пять назад, после этого муж только звонил ей, и чаще всего, когда напивался вдрызг. Она приучила себя отключать коммуникатор едва слышала знакомый голос.
Подумать только, было время, когда она трепетала от восторга при одной мысли о нем. Мира вспомнила себя в свадебном платье. Дурацкий тогда выбрали фасон, но ее мнение никого не интересовало. Да она и не посмела бы возражать. Волнение в торжественный день сводило ее с ума: она боялась споткнуться, боялась, что ее замутит от переживаний. Путь от входа в центральный зал ратуши до ее жениха, который стоял впереди в ослепительных лучах солнца, казался ей непреодолимым. Мира ступила на красный ковер и покачнулась – мать толкнула ее меж лопаток. Раздался сердитый шепот:
– Не горбись. Ты ведь невеста.
Повинуясь этому приказу, Мира судорожно сглотнула, выпрямилась и пошла вперед. Чужие взгляды преследовали ее, оценивали, насмехались, но Мира смотрела только на своего жениха. О, как она любила его…
– Куда мы едем? – спросила Мира человека, который так мало был похож на того, кому она когда-то клялась в верности.
– К тебе домой.
– Ты знаешь, где я живу?
– Конечно, я знаю, где ты живешь. В плавучей лачуге недалеко от пирса.
Не лачуга, а вполне уютный коттедж. Пусть и на воде. Хотя кого она обманывает. Ветхая лодка… Но Мира любила ее почти материнской любовью.
Погода заметно испортилась, когда они добрались до моря. Когда Мира вышла из аэробиля, соленый ветер ударил ей в лицо, и она поежилась. Синоптики уже вторую неделю пророчили стихийные бедствия, и теперь казалось, что их предсказания вот-вот сбудутся. Как бы не пришлось подыскивать новое место для жилья на время непогоды.
– Ты не возражаешь, если я сперва поем? – спросила Мира, когда они оказались на борту. – Умираю от голода.
Не дожидаясь ответа, она отправилась в квадратное помещение, которое служило ей кухней, и открыла холодильник. Неудачный день, крайне неудачный… Этим вечером Мира планировала запечь цыпленка с травами, но сейчас ей было не до кулинарных геройств. Она достала хлеб, сыр и зелень и принялась сооружать нехитрые бутерброды. Плавучий дом сильно качнуло, и одинокая лампочка под потолком зашлась печальным маятником. Мира тоже пошатнулась, но мгновенно выпрямилась и уже с тревогой взглянула в иллюминатор. Возможно, синоптики не сгущали краски: шторм грозил разразиться нешуточный.
Муж появился в дверях, когда Мира уже возилась с кофейником.
– Я выступил твоим поручителем.
– Спасибо. Сколько я должна?
– Так это правда? Ты ударила человека бутылкой?
Мира опустилась за стол и взяла бутерброд.
– Понимаешь… Его нельзя было не ударить. Заслужил.
На покрытую трещинами деревянную поверхность стола легла аристократическая ладонь с сильными холеными пальцами. Мире захотелось отстраниться, но она сдержалась.
– Не думал, что однажды услышу от тебя такие слова.
Она мотнула головой, слизывая с зубов кусочек прилипшего сыра.
– Ужасная личность. Ты бы сам его стукнул.
– Ты, которая всегда пропагандировала отказ от насилия. А меня кофе не угостишь?
– Кофейник у тебя перед носом, чашки на полке.
Золотистые глаза обожгли ее на мгновенье, однако муж покорно разыскал чашку и наполнил ее горячим напитком.
– У тебя неприятности?
– Справлюсь. Прости за причиненные неудобства. Надеюсь, это не ударит по твоей репутации.
– Моя репутация сносила и не такие удары. Но если…
– Дал бы ты мне развод, о чем я просила тебя неоднократно, и тебе вообще не пришлось бы волноваться.
– Но я не собираюсь с тобой разводиться, о чем я тебя неоднократно информировал.
Мира фыркнула в чашку.
– И чего ты уперся? Я понимаю, что бумажка с золотым оттиском не сильно осложняет нам жизнь, но годы-то идут. Неужели у тебя нет желания остепениться? Ты не хочешь жениться, завести семь…
– Я уже женат, – перебил ее он. В первый раз за этот вечер в его голосе прорезался металл. – Другой жены мне не нужно.
Мира осознала, что чересчур сильно сдавила чашку, и заставила себя расслабиться. Помедлив пару мгновений, она опустила глаза и взялась за второй бутерброд.
– Расскажи мне о человеке, которого ты ударила. Он обидел тебя?
– Нет, ну что ты. Просто я новое увлечение для себя нашла – хожу по барам и расколачиваю бутылки о головы посетителей.
– Что он сделал?
– Ничего хорошего, – негромко проговорила она и подняла к нему лицо. – Но это долгая история, а я очень устала, Люк.
Он сузил глаза, когда услышал собственное имя. Потом потер лицо ладонью и встал.
– Отдохни. Я переночую в гостиной.
– Не думаю, что это хорошая идея.
Как назло за окном протяжно прогрохотал гром. Плавучий дом все отчаяннее колебался на воде.
– Не хочется садиться за руль в такую погоду.
Мира тонко улыбнулась. На что он рассчитывает? Ребячество да и только.
– Ладно, – беззаботно сказала она. – Я дам тебе одеяло.
Позже, когда она лежала в своей кровати и слушала шум дождя, ей вспомнились все события уходящего дня. Голова гудела, как старый генератор. Мира была абсолютно вымотана, но уснуть не получалось.
Спустя час мучительного бодрствования Мира завернулась в халат и выскользнула из спальни. Вторая комната пустовала. На диване покоилось сложенное стопочкой одеяло. Чуть помедлив, Мира распахнула дверь, ведущую на палубу, и увидела Люка под брезентовым навесом. Силуэт ее мужа в полумраке напоминал статую. От него веяло одиночеством. Если бы она увидела его таким в первые месяцы их брака, она бы бросилась к нему со словами: «Люк, что случилось? Ты чем-то расстроен, дорогой? Поговори со мной, пожалуйста!»
Мира улыбнулась и осторожно прикрыла дверь. Какой же глупой она была тогда.
~1~
Умеет же отец огорошить.
Решение родителя женить единственного сына в столь юном возрасте, да еще и на девице, которую тот видел два раза в жизни, поначалу показалось дурной шуткой. Кристоф Шерман поделился своими мыслями с Люком, когда они пили кофе после раннего завтрака. Мать занималась своими цветами в саду, сестры все еще спали. Люк обрадовался возможности поговорить с отцом наедине, он уже давно намекал ему на проект отеля, строительством которого хотел заняться. Однако разговор пошел по иному руслу.
– Мирабель Беллем, – медленно повторил Люк.
Он все еще надеялся, что ослышался.
– Это хороший вариант, – пророкотал отец. – Беллем – надежный партнер, и его идея заключить между вами союз мне кажется удачной. Жаль, что я сам до такого не додумался, избавил бы его от необходимости предлагать мне свою дочь в невестки.
Он отхлебнул кофе и посмотрел на сына почти сердито.
– А тебе не помешает остепениться.
Люк молча переваривал услышанное. Нет, конечно, хвататься за сердце, изображая потрясение, он не собирался. Аделину, свою старшую дочь, господин Шерман тоже отправил в ратушу, когда ему потребовалось заключить партнерскую сделку. Человек старой закалки, отец уважал традиции прошлого и считал, что самые крепкие связи – семейные. Конечно, Аделина успела молниеносно развестись и вернуться в родительский дом, но это уже детали.
– Мы же с ней едва знакомы, – сказал наконец Люк.
Перечить родителям он не привык, но надеялся привести разумные доводы, способные убедить отца. Договорной брак. Это откровенно смешно. И на ком ему придется жениться? Белое лицо Мирабель Беллем с ее наивным детским взглядом всплыло в его памяти. Они пересекались на паре приемов, и как-то раз он почти пофлиртовал с нею, но желания жениться на этом безжизненном котенке у Люка и в помине не было.
Разумеется, отца такие мелочи не волновали.
– А ты познакомься поближе. Девушка славная. Немного болезненная, но… Ее пообтесать и вывести в свет, и она станет прекрасной женой.
– Пообтесать? Пап, она же не бревно. Вот черт, или ты думаешь, что бревно?
И эту добрую шутку отец пропустил мимо ушей.
– Ждать, пока ты нагуляешься, смысла нет, – назидательно проговорил он. – Слишком ты беззаботный. Так что давай, поухаживай за дочерью Беллема. А свадьбу сыграем через пару месяцев.
– Ну вот! Теперь все скажут, что я ее обрюхатил…
– Не желаю слышать такие выражения в своем доме.
Как же редко отец улыбался. Пожалуй, улыбка не украсила бы его лицо с тяжелым подбородком и глазами навыкате. Хорошо, что только Аделина унаследовала у отца эти черты. Люк и Алира внешне походили на мать.
Кристоф кивнул горничной, чтобы поднесла кофейник, и вдруг переменил тему.
– Расскажи о своем отеле. И о суммах, которые хочешь с меня стрясти.
Интерес отца к первому самостоятельному проекту Люка немного сгладил недовольство от столь неприятных брачных перспектив. Поразмыслив в одиночестве, Люк решил, что свадьба не так сильно его пугает. Вряд ли брак что-то изменит в его жизни, а если и изменит, то к лучшему. Люку давно наскучили детские забавы, он рвался попробовать себя в большом бизнесе. В Нинхане, с его стариковской привязанностью к традиционным семейным ценностям, статус женатого человека только пойдет Люку на пользу.
Его друзья, которых Люк огорошил новостью тем же вечером, поначалу решили, что он шутит, а потом подняли его на смех. Больше всех хохотал Адриан. Люк не упоминал о том, что это отец решил женить его, поэтому все пришли к выводу, что их приятель попросту рехнулся от внезапно проснувшейся любви к деревенской простушке. Люк и сам веселился поначалу и изображал влюбленного идиота. Потом Сандра затащила его в пустую спальню и устроила истерику.
– Женишься? Ты женишься? Ты…
– Это просто сделка, – терпеливо ответил Люк. – Так решил отец.
Она воздела руки к потолку.
– А твой отец в курсе, что мы с тобой встречаемся?
«Смелое заявление», – подумал Люк.
«Встречи» их носили нерегулярный характер, и в перерывах между ними Люк успевал приятно провести время с другими девушками, да и Сандра ни в чем себе не отказывала. Они были знакомы еще со студенческих времен и часто пересекались в компаниях общих друзей, но Люк быстро уставал от нее, если тесное общение затягивалось. Поведение Сандры, ее ядовитый язык и капризы, кого угодно утомили бы.
– Послушай, я не стану обсуждать это с тобой, – жестко сказал он. – Сейчас меня волнует только одно – поддержит меня отец с отелем или нет. Если мне нужно будет гарем завести ради этого, я это сделаю.
Сандра мгновенно осеклась. Она опустилась на застеленную кровать и погрузила пальцы в свои взлохмаченные светлые волосы.
– Дикость какая-то, – пробормотала она. – Я понимаю еще, что Аделину замуж выдали, но ты…
– Так уж у нас принято, – холодно сказал Люк. – Не нравятся традиции нашей семьи?
– Да я же не об этом! – в сердцах воскликнула она. – У нас только все наладилось!..
«Что? Что у нас наладилось?» – хотел спросить он, но сдержался.
Незачем было обижать ее еще больше.
Сандра подняла на него глаза и тихо спросила:
– Это правда только сделка?
– Правда, – подтвердил он и после короткой паузы прибавил: – Я ведь ее почти не знаю. Уверен, и она не в восторге.
– Значит долго это не продлится, – решила Сандра.
Она встала и обвила его руками. Люк подавил нетерпеливый вздох и обнял ее в ответ.
Больше всего на свете он ненавидел нервные срывы и истерики на пустом месте. А их он повидал немало, благодаря сестричкам. Оставалось надеяться на то, что Мирабель – девушка иного сорта.
И кстати, пора было поближе познакомиться с невестой.
~2~
– Нам придется разобраться с твоим гардеробом. Еще раз выйдешь на люди в этих обносках, тебя попросту засмеют.
От подобного заявления Мира едва не обожглась чаем. Поспешно облизав губы, она опустила чашку на блюдце и посмотрела на недовольную мать. Та сидела в громоздком старинном кресле и хмурилась, неодобрительно покачивая головой. Сколько Мира себя помнила, мать всегда пребывала в ужасном настроении, и это не оставалось секретом для окружающих. Возможно, поэтому она и не располагала к себе людей. Госпожа Беллем всегда была безукоризненно одета, ее светлые волосы аккуратно обрамляли лицо, осанка оставалась идеальной. Но вот со своей мимикой она не могла совладать. Когда Мира была ребенком, ее могло напугать даже недовольное сжатие материнских губ. И теперь Мира заново привыкала к гримасам, которые, казалось, не выражали ничего, кроме отвращения и недовольства.
Возвращение в родной дом было окрашено чувством бесконечной тоски. Мире было девять, когда родители решили, что у нее слабое здоровье и отправили ее прочь из города к бабушке. Свою бабушку (она приходилась матерью отцу Миры) девочка обожала, и та платила ей взаимностью. Если поначалу Мира и скучала по родителям, то это чувство быстро растаяло. Впервые в жизни никто не срывался на нее по пустякам и никогда прежде ей не уделяли столько внимания. Она с удовольствием ходила в местную школу и играла с «деревенскими», как называла их мать, ребятами.
Потом бабушка заболела. Она довольно быстро сдала, но боролась за жизнь еще несколько лет. Все это время мысль о том, какой хрупкой стала женщина, которую Мира считала самой сильной на земле, отравляла сознание Миры. Страх потерять единственного по-настоящему родного человека неотступно преследовал ее, и больше всего она боялась представить себе, что однажды этот день наступит.