- -
- 100%
- +
В последние месяцы они с бабушкой много времени проводили вместе. Говорили о будущем. О рисунках Миры, которыми она втайне гордилась. Как-то раз Мира порадовала бабушку неожиданной покупкой: принесла молочный инжир, который совсем недавно начали завозить с юга. Снаружи фрукт казался неказистым – толстая лиловая кожура и куча мелких шипов, однако когда Мира его разрезала, ее изумил оранжевый, по-настоящему солнечный цвет мякоти. Они с бабушкой с удовольствием полакомились этим экзотическим угощением.
– Сладковато, – сказала тогда бабушка. – Но вкусно!..
Потом они долго сидели на террасе и опять говорили о всяких пустяках. Бабушка была уверена, что Мире пора выйти в свет, пыталась заинтересовать внучку разговорами о платьях. Мира отвечала уклончиво. Ей вовсе не хотелось возвращаться в Нинхань. Стыдно было признаваться в этом самой себе, но за прошедшие годы родители словно стали чужими для нее, да и яркие огни большого города ее не манили. Вот бабушка, сама почти затворница, после женитьбы сына уехала на юго-запад страны и счастливо здесь жила. Так что плохого в жизни в провинции?
Однако судьба распорядилась по-своему. Через два дня после того разговора бабушка Миры умерла во сне. После тихих летних дней, которые не предвещали беды, такая внезапная смерть показалась оглушительным громом. Мира была попросту раздавлена. Да и как она могла поверить в то, что произошло? Не было ни приступа, ни болей, никаких признаков скорой кончины. Бабушка просто перестала дышать.
Вместе со смертью бабушки закончилось детство Миры, но этот простой факт она осознала не сразу. Она едва помнила прощание с усопшей; только угрюмые лица родителей врезались в память, и то, как мать шикнула на нее, когда во время панихиды Мира, ослепленная слезами, наткнулась на официанта, и тот от неожиданности выронил поднос.
Поговорить было не с кем. Друзья детства остались на юге, а в Нинхане она никого не знала. Впервые в жизни Мира оказалась так чудовищно одинока. И даже горевала она только когда оставалась одна. Отец не любил шум, не любил «эмоции напоказ», а мать утверждала, что у плачущей Миры уродливое лицо, поэтому девушка заливалась слезами за закрытой дверью своей спальни.
Спустя месяц Миру начали выводить в свет. Дневные мероприятия не тяготили так сильно, как вечерние приемы, во время которых Мира то превращалась в невидимку, то попадала под обстрел любопытных взглядов. Казалось, что-то отличает ее от окружавших ее людей. Они безошибочно распознавали в ней чужачку, и фамилия отца не сильно помогала. Чаще всего новые знакомые приходили в изумление, когда узнавали, что у Беллемов есть дочь.
На одном из званых вечеров Мира впервые увидела Люка Шермана. И если она чувствовала себя так, словно пряталась в тени, то на наследника одной из самых старинных семей Нинханя точно был направлен свет прожектора. Люк в окружении своих друзей производил впечатление короля, которому стремится угодить свита. И он улыбался так беззаботно, словно отродясь не знал тревог. Мира не привыкла глазеть на людей, тем более незнакомцев, однако ее взгляд то и дело возвращался к нему.
В середине вечера ее отец вдруг решил представить Миру Люку, и на мгновение она смутилась, словно ее интерес заметили окружающие и приняли за нечто постыдное.
– Он очень милый молодой человек, – с непривычной мягкостью заговорил отец, когда взял Миру под руку и повел ее через зал. – Надеюсь, вы подружитесь. С его отцом ты ведь тоже прежде не встречалась? Будет хорошо, если…
Мира кивала и удрученно думала о том, что отец мог бы и не шагать так быстро, раз уж она на каблуках.
Люк мгновенно заметил их приближение. Он приветливо улыбнулся и кивнул отцу Миры, а ее удостоил коротким взглядом.
– Люк, где твой папаша грубиян? – шутливо спросил отец.
Люк развел руками.
– Отправил меня отдуваться. Но от церемонии открытия скачек не отвертится. Я так ему и пообещал.
Красивый глубокий голос благотворно подействовал на Миру. Она бесшумно выдохнула и немного расслабилась.
– Вы ведь с моей дочерью не знакомы? Мирабель недавно вернулась в Нинхань.
Люк вновь посмотрел на Миру, теперь с неподдельным интересом.
«Да, я существую, – мрачно подумала она. – У Беллемов есть дочь, вот такой сюрприз».
Удивленные лица знакомых ее родителей начали ее утомлять.
– Люк Шерман. Приятно познакомиться, Мирабель.
Она подала ему руку, и они обменялись быстрым рукопожатием. Когда Мира осмелилась взглянуть Люку в лицо, ее поразил цвет его глаз – золотистый, почти медовый. И выражение этих глаз было добрым, пусть и чуть насмешливым. А вот друзья Люка, которые держались на некотором расстоянии за его спиной смотрели по-другому: оценивающе и даже неодобрительно. Они очень напоминали стайку притаившихся пираний. Возможно, именно из-за этого недружелюбного внимания Мира чувствовала себя крайне неловко. И разговор с Люком совсем не отложился в ее памяти. Он лучился дружелюбием и задавал разные вопросы, и она, кажется, даже отвечала, но явно не сразила его очарованием или остроумием.
В тот вечер перед самым уходом Мира еще раз наткнулась на Люка, но на сей раз он ее не заметил. Она проходила мимо сигарной, когда услышала его голос, и остановилась. Вернувшись на два шага, она заглянула в приоткрытую дверь и увидела Люка в компании одного из его друзей.
– Напоминает моего кокер-спаниеля, – сказал незнакомец, затягиваясь сигаретой. – Особенно глаза. Щенячьи.
– Когда это у тебя был кокер-спаниель? – поинтересовался Люк.
Он устроился на диване, лицом к двери. Мира увидела, что он распустил галстук, и волосы у него были взлохмачены.
– Давно. Я его сбил по пьяни. Жалко дурня, но он сам выбежал на дорогу, когда я подъезжал.
Дальше Мира слушать не стала и быстро направилась к выходу. Друг Люка Шермана произвел на нее самое неприятное впечатление.
После ночи их знакомства Мира встречалась с Люком еще три раза. Их общение длилось всего несколько минут, но он всегда был внимателен к ней. Она осознала, что с большей охотой выезжает в свет, если есть шанс, что там она встретит наследника Шерманов. Мысли о Люке даже помогали Мире отвлечься от того, что происходило дома.
А дома ситуация не менялась. Отца она все чаще видела исключительно на светских мероприятиях. Он уезжал на работу рано, возвращался чаще всего ночью, а дома предпочитал запираться в своем кабинете. Даже еду ему приносили туда. Во время ужина мать нередко хмуро поглядывала на пустое место во главе стола. А потом заводила разговор о том, как отвратительно выглядят волосы Миры, или обсуждала очередные огрехи в выбранных нарядах.
Как и сейчас.
– Ты будто и не слушаешь меня, – повысила голос мать.
Мира отвлеклась от своих мыслей и поспешно выпрямилась. Однако матушку уже прорвало.
– Зачем ты вообще носишь оранжевое, этот цвет делает тебя похожей на дешевку! Довольно. Сейчас же иди переоденься, сил нет смотреть на это убожество.
Возражать не было смысла, да Мира и не привыкла огрызаться. Она поднялась в свою комнату и через несколько минут вернулась в простом черном платье. Мать только глянула на нее и тут же сжала виски, словно от приступа острой головной боли.
– Теперь она в трауре. Мало того, что у тебя полностью отсутствует хороший вкус, так ты еще и слушать ничего не хочешь! Твоя бабка тебя научила чучелом наряжаться?
Злобные слова в адрес покойной бабушки по-настоящему задевали Миру, однако она проглатывала и подобные замечания. Да и что она могла ответить? С раннего детства она слышала разговоры о том, что беременность тяжело далась ее матери, а рождение дочери вместо желанного сына стало настоящим ударом. В первые дни она даже не хотела брать ребенка на руки. Эти разговоры часто вела бабушка с подружками за закрытой дверью, и Мира, которая слышала лишь обрывки, с детства боялась родную мать намного сильнее, чем любила ее. И как Мира ни старалась угодить матери, отношения у них были тягостные.
~3~
Свое свободное время Мира проводила в спальне за рисованием, и после очередного выговора от матери она отправилась наверх и взялась за уголь. Белоснежную страницу Мира рассматривала непривычно долго. Обычно фантазия не подводила, и пальцы Миры едва поспевали за полетом мысли, но сейчас что-то тормозило творческий процесс. Рука зависла в воздухе, и Мира недовольно поморщилась, а потом быстрыми штрихами начала рисовать то, что вполне могло сойти за четкий мужской профиль. Однако она тут же устыдилась собственного наброска и превратила эскиз в горный пейзаж.
Когда в дверь постучали, Мира заканчивала рисунок и в принципе осталась им довольна. Вполне приличная картина, которая не вызовет язвительных вопросов, если кто-то случайно ее увидит.
– Вас зовет госпожа Беллем, – сообщила горничная, которую Мира после повторного стука пригласила войти. – Она внизу.
И зачем она вновь понадобилась матери?
Мира уронила уголь в коробку и вышла в коридор. Уж не предстоит ли ей поездка в магазин за «приличным» нарядом? Будет ли она на сей раз унижена на глазах сотрудниц какого-нибудь роскошного магазина женской одежды? Лучше быть готовой ко всему. Однако, когда Мира легко сбежала по ступенькам лестницы и скользнула в гостиную, она замерла на месте. Мать разговаривала с Люком Шерманом, и к его появлению Мира никак не могла подготовиться.
– Ну наконец-то! Заставляешь себя жда…
Вежливая улыбка матери вдруг испарилась.
– Что у тебя с руками? – ледяным тоном осведомилось она. – Почему они такие грязные?
Мира взглянула на собственные пальцы, черные от угля, и невольно спрятала руки за спиной. Люк тем временем приблизился к ней и протянул вперед ладонь в приветственном жесте.
– Я рисовала, – негромко сказала Мира, и так как Люк не изменил своей позы, вложила дрожащие пальцы в его руку.
С легкой улыбкой Люк склонился и быстро поцеловал ее запястье. Мира оторопела на мгновенье, настолько напоказ был сделан этот жест, но она тотчас отогнала недостойные мысли. Люк просто проявил галантность и помог ей справиться с неприятной ситуацией.
Мать все еще хмурилась, когда они заняли места в старинных креслах, однако присутствие гостя явно ее сдерживало.
– Завтра стартует регата, – говорил Люк. Казалось, он один чувствовал себя беззаботно. – Отец велел мне, если придется, умолять вас на коленях, но убедить, чтобы и вы присутствовали.
– Да, мы слышали об этом, но такое скопление людей не для меня. А вот Мирабель будет рада посмотреть.
Люк перевел взгляд на Миру.
– Если не возражаешь, я бы хотел тебя сопровождать. Знаю, что твой отец будет занят. Поедем вместе?
– Правда? Спа… Спасибо!
Пожалуй, ее голос прозвучал чересчур радостно. Мать заметно поморщилась и возвела очи к потолку. К счастью, принесли чай, и Мира вскочила, чтобы помочь горничной. Когда она схватила чашку с серебряного подноса и повернулась к Люку, носок домашней туфельки зацепился за край ковра, и Мира неуклюже покачнулась. Звякнуло блюдце, пальцы Миры обожгло горячим напитком, и с невольным вскриком девушка уронила чашку на пол.
– Мирабель!
– Я… я прошу прощения! – воскликнула Мира, накрывая ладонью покрасневшие пальцы.
Мать резко поднялась и одарила гневным взглядом ни в чем не повинную горничную.
– Уберите здесь. Мы выйдем на террасу. Люк, прошу.
Спустя полчаса, когда Люк прощался с Мирой, она все еще была пунцовой от стыда.
Из дома Беллемов Люк с энтузиазмом ошпаренного кота помчался прямиком в офис отца. Кристоф не смог сдержать своего удивления: никогда прежде он не видел Люка в таком бешенстве. Тот даже не смог сразу сформулировать свои претензии, так сильно он злился.
– Прости, отец, я не могу. Можешь лишить меня наследства, можешь сдать меня в приют, но это просто смешно…
– Люк, не заставляй меня тратить время на бессмысленные разговоры, – монотонно проговорил Кристоф. – Я уже объяснил тебе, зачем нам нужен этот брак.
– Ты эту девчонку видел? Видел ее лицо? Она вечно выглядит так, как будто вот-вот разревется!
– Не выдумывай.
– И она неуклюжая! Как я ее на люди выведу?
Да не просто неуклюжая, ходячая катастрофа. Ну разбила ты чашку, посмейся и переступи через осколки. К чему эта вселенская скорбь?
– Девочка недавно вернулась из провинции. Дай ей время.
Люк уже готов был схватиться за соломинку.
– Есть же другие варианты, кроме Беллемов. Я на ком угодно женюсь, но это…
– Может, тебя на Сандре женить?
Это предложение в один миг утихомирило Люка.
– Ага, то-то же. Даже ты понимаешь, что лучше иметь жену, из которой можно вылепить то, что тебе самому нужно.
Отец поправил очки и снова уткнулся в бумаги.
– У меня дел по горло. Заканчивай причитать и займись чем-нибудь полезным.
– Я на ней не женюсь.
– Тогда найди другого спонсора для своего проекта. Будешь отели строить в одиночку.
– Да меня засмеют все!
– А ты будь выше этого! – прикрикнул отец. – Тебя унижает то, что она хорошая девушка, а не одна из твоих истеричек, которые посуду бьют, когда приличные люди ужинают?
Люк закатил глаза.
– А Регину ты к чему приплел? Я эту чокнутую не защищаю.
– Вот и хорошо. А на Мирабель Беллем ты женишься. Докажи, что ты повзрослел.
Он внимательно посмотрел на сына и прибавил:
– Скоро будет война, Люк. И поверь, по нам она тоже ударит. А союзники не только на фронте нужны.
~4~
В тот вечер отец снова не вернулся к ужину. Мира твердо решила не попадаться матери на глаза и несколько часов провела в своей комнате. Воодушевленная визитом Люка, Мира с удовольствием рисовала, раскладывала на кровати наряды и размышляла о предстоящей регате. Хотя она и не была поклонницей яхт и лодок (морская болезнь проявилась у нее еще в детстве) Мира радовалась возможности встретиться с Люком при свете дня, а не на одном из званых вечеров, где завидного холостяка неизменно окружали томные красавицы в роскошных платьях.
Ближе к ночи Мира поняла, что проголодалась, и спустилась вниз, чтобы выпить молока и захватить печенье. В доме давно погасили лампы, слуги отправились отдыхать. Мира бесшумно прокралась в кухню, открыла холодильник, который приветствовал ее радостной трелью. В отцовском особняке и мебель была новехонькая, и приборы последних моделей, однако простая и уютная кухня в доме бабушки нравилась Мире больше.
Она быстро утолила голод и уже направлялась к лестнице, когда услышала шум в гостиной. Чуть помедлив, Мира пошла на этот звук. Ей даже почудилось приглушенное ругательство. В гостиной тоже погасили свет, но даже в полумраке не составляло труда разглядеть мерцание бокала в тонкой белой руке. У Миры тоскливо сжалось сердце.
– Мама, ты еще не легла?
– А ты? – хрипло отозвалась мать. – Завтра утром за тобой заедут. Выспалась бы.
– Я уже ложусь. Спокойной ночи.
– Постой, Мирабель. Подойди.
Медленно перебирая ногами, Мира приблизилась к креслу, в котором сидела мать. Та уже облачилась в шелковый голубой халат и распустила волосы. Наверное, она так и не смогла уснуть и спустилась вниз.
– Шерман не самый плохой вариант. Не вздумай привередничать. Не позорь себя и нас, хорошо?
Мира не понимала толком, что значат эти слова, но расспрашивать не стала.
– Все они гуляют. Думаешь, твой отец не такой? Такой же.
Если и было что-то хуже, чем открытая враждебность, которую так часто демонстрировала мать Миры, так это подобные откровения. Мать была несчастна, глубоко несчастна. И она винила в этом не только дочь, но и мужа. Когда Мира видела мать в подобном состоянии, ее охватывал настоящий страх, смешанный с чувством вины и вымученной любви.
– Мам, давай я тебя отведу в спальню.
– Я сама дойду. Дорогу знаю. А ты иди.
Цепкий взгляд матери вдруг задержался на руках дочери.
– Ты сильно обожглась? Кожа еще розовая?
У Миры перехватило дыхание, и едва слезы не проступили на глазах.
– Ничего страшного, мама.
– Неужели? По рукам девушки всегда видно, ухаживает она за собой или нет. Думаешь, кому-нибудь понравится смотреть на это уродство? Ты такая неряха. Надень завтра перчатки.
Мира коротко выдохнула и кивнула.
– Хорошо.
В Нинхане любили все водные виды спорта, однако регата пользовалась особым вниманием. В день старта гонки многие компании даже давали своим сотрудникам выходной. Люди попроще собирались на пирсе или оккупировали многочисленные мосты, однако весь цвет общества – от мэра города до молодой оперной певицы, дебютировавшей прошлой осенью, – все они наблюдали сие действо с самой вершины.
В «Башне семи радуг», грандиозном сооружении Нинханя, было несколько смотровых площадок, с одной из которых открывался превосходный вид на реку. Площадку с двух сторон защищало сверхпрочное стекло, однако посетителей влекла самая дальняя часть, открытая всем ветрам. Там у перил собирались зрители, которые негромко обсуждали начало сезона и указывали на разноцветные лодки – те с высоты птичьего полета казались лакированными игрушками. До регаты оставалось всего несколько минут, и зрители с любопытством поглядывали вниз.
Среди этих зрителей оказались и другие Шерманы. Люк представил Миру своим сестрам – те приехали с отцом и сразу заинтересовались спутницей брата. Старшая дочь, Аделина, показалась Мире чуточку высокомерной. У нее было длинное лицо с крупными чертами и прямые черные волосы. Алира, которая была младше Аделины на три года, казалась смягченной копией сестры и имела привычку насмешливо улыбаться. Мира еще не успела найти подруг в Нинхане, поэтому очень хотела понравиться сестрам Люка, вот только разговор не клеился.
– Где ты раньше жила? – без особого интереса спросила Аделина, разглядывая людей за спиной Миры.
– На юге. Там у бабушки был…
– Понятно, – рассеянно отозвалась Аделина и окликнула кого-то: – Лия! Там мои знакомые, поздороваюсь и вернусь.
Когда она вновь подошла к Мире и возобновила беседу, Аделина повторила свой вопрос и так же быстро потеряла интерес к ответу. Вскоре Люк вновь присоединился к девушкам, но уже в сопровождении друга – того неприятного типа, который говорил о сбитом спаниеле. Люк представил приятеля как Адриана Дорна, сына основателя и президента компании «Биокорп». Адриан обменялся не слишком теплыми приветствиями с сестрами Люка и задержал на Мире чуть насмешливый взгляд. Что-то в выражении его лица наводило на дурные мысли. От такого человека хотелось держаться подальше, он явно был из тех, кто всегда держит нож за спиной.
– Регата начинается, – объявил Люк.
Вслед за его словами прозвучал протяжный удар гонга, ознаменовавший наступление полудня и начало гонки. Лодки заскользили вперед так резво, будто их подтолкнула огромная невидимая рука, и зрители восторженно заахали, а кто-то даже засмеялся, словно победитель уже определился. Мира не догадалась взять с собой бинокль и теперь поглядывала на лучше подготовившихся девушек с чувством легкой зависти. Люк заметил ее неловкое перетоптывание и сказал:
– Возьми мой.
Она с благодарностью улыбнулась ему, принимая в обе ладони изящный прибор. Бинокль у Люка был отменный, и следить за лодками стало веселее, так ладно они скользили по спокойной реке.
– «Гром богов» побеждает, – негромко сказал Люк. – Чемпионы прошлого года.
– А мне нравится голубая лодка, – заявила Мира. – Как она называется?
– «Водомерка».
– Буду болеть за них.
– Очень зря, – услышала Мира слова Адриана, но не удостоила его ответом.
К ее огромному разочарованию, «Водомерка» финишировала в числе последних. Когда полчаса спустя Мира жевала крабовый пирожок на организованном в «Башне семи радуг» фуршете, она все еще печалилась о поражении своей фаворитки.
Люк вернул ее в особняк Беллемов уже в сумерках. Мира тайно наслаждалась их поездкой по вечернему городу, пусть они и молчали большую часть пути. И только когда они уже подъезжали к ее дому, Люк вдруг сказал:
– Я говорил с отцом. Все решено.
Он искоса посмотрел на нее и спросил:
– Твой с тобой все обсудил?
– Мы вчера не виделись, – ответила Мира с легким недоумением.
Люк хмыкнул, поворачивая к воротам особняка.
– Все решено. Мы с тобой теперь связаны. Я не совсем так все себе представлял, но не вижу смысла тянуть.
Он остановил аэробиль и повернулся к ней. На секунду его губы дрогнули в мягкой улыбке.
– Надеюсь, ты готова к тому, какая у нас с тобой будет жизнь после свадьбы. Моих сестер ты уже увидела. Уверена, что хочешь стать частью подобной семейки?
Мира точно в статую обратилась. На лице застыла вежливая растерянная улыбка, в висках стучала кровь, однако шевельнуться или сказать что-то сейчас казалось нереальным. В своих мыслях она даже не успела осмелиться назвать зарождающиеся чувства к Люку любовью, а он уже… Он правда ей только что предложил стать частью его семьи?
Она смотрела на него и все не находила слов. И за это молчание в те самые минуты она позже будет корить себя долгие годы. Если бы она не погрузилась так в свои мечты в тот вечер, если бы слушала Люка внимательнее, она уже тогда различила бы раздражение загнанного в угол зверя, которое скрывалось за его легкомысленным тоном. Но она не знала жизни. Не знала людей. Она была так очарована проникновенным тоном его голоса и взглядом золотистых глаз, что попросту не осознавала какую ужасную совершает ошибку.
«Он хочет жениться на мне. И мне не придется жить дома».
Последняя мысль смутила ее так, что Мира покраснела. Ей вдруг стало стыдно и перед Люком, и перед родителями. Она опустила глаза и не заметила, как скривилось лицо ее спутника.
– Понятно… Мы все обсудим чуть позже, Мирабель. Пойдем, я провожу тебя в дом.
~5~
О том, что Люк Шерман попросил ее руки, Мира услышала от отца уже на следующий день. Через неделю состоялась помолвка, довольно скромная и в узком семейном кругу. Мира наконец познакомилась с Дорин, матерью Люка, и сразу прониклась симпатией к этой спокойной и приветливой женщине. Старший господин Шерман, ужасно похожий на собственного отца Миры, не вызывал никаких чувств, кроме робости; от Аделины и Алиры веяло вполне ощутимой прохладой, поэтому Мира отчаянно надеялась хотя бы подружиться с будущей свекровью.
Миру и Люка обручили в спешке, которая смущала невесту. Она пробовала поговорить с родителями, убедить их в том, что они с Люком очень мало знают друг друга, однако в ответ получила целую лекцию о том, как принято устраивать браки в благородных семьях, и о поведении, которого следует придерживаться юной девушке. Другими словами, Мире напомнили о ее месте, и она больше не перечила родителям.
Свадьбу запланировали провести через месяц, ссылаясь на нехорошую ситуацию в стране и войну, которую все пророчили. За все время от помолвки до торжественной церемонии Мира почти не оставалась с Люком наедине. Они вместе выходили в свет, но этим их совместное времяпрепровождение ограничивалось. Мира не смела жаловаться, хотя втайне надеялась на более близкое знакомство с женихом. Однако Люк, как и прежде вежливый и галантный, теперь будто и не желал проводить время в обществе своей невесты.
Ее ждал еще один не слишком приятный сюрприз. Мира как-то сказала жениху, что была бы рада почаще навещать его родителей после свадьбы, а тот с иронией ответил, что этого не потребуется, так как жить они будут в особняке его отца. Эта мысль поразила Миру. Она смутно представляла, как будет уживаться в одном доме не только с родителями Люка, но и с Аделиной и Алирой.
– А разве нам не лучше будет найти собственное жилье? – предложила она. – Даже не обязательно дом! Мы можем арендовать квартиру, только мы с тобой.
Люк скользнул оценивающим взглядом по ее лицу. Его губы подрагивали в снисходительной улыбке.
– Родители специально для нас обустроили одну из самых больших спален. Поживем там хотя бы годик. А потом, кто знает, может, ты и правда найдешь квартиру.
Больше они к этой теме не возвращались. Мира крепилась при мысли о том, что ей очень скоро предстоит покинуть дом родителей и войти в особняк практически незнакомых людей.
За всеми нарастающими волнениями и приготовлениями к торжеству день свадьбы подкрался внезапно. В то прохладное ясное утро, сидя в роскошном аэробиле, который вез ее и родителей к зданию городской ратуши, Мира вдруг осознала, что дорого дала бы за то, чтобы отложить церемонию хотя бы на час. Она списывала свое странное настроение на волнение, но никак не могла избавиться от гнетущего чувства.
На стоянке у ратуши выстроились дорогие аэробили. Согласно традиции, Люк ждал невесту в здании, и Мира, шагая по коридору вслед за родителями, задумалась о том, как себя чувствует он. Она вновь замешкалась уже у входа в центральный зал. Подол дорогого атласного платья путался под ногами, пришлось остановиться, чтобы расправить его. Мать приглушенным тоном отпускала недовольные комментарии, что еще больше нервировало невесту. Когда Мира наконец ступила на красную ковровую дорожку и оказалась в свете старинных люстр, ее словно с головы до ног окатило ледяной водой. Она видела обращенные к ней лица гостей (и кого тут только не было, даже мэр собственной персоной почтил торжество), фотографов с камерами наперевес, которые мгновенно нацелились на героиню дня. Осознание того, что все это происходит в реальности, и это она сейчас привлекла внимание стольких любопытных глаз, словно выдернуло Миру из пелены.