Эликсир жизни

Минуту спустя он встал, радостно потянулся своими сильными членами и вышел из комнаты. Ему хотелось увидеть Нарайяну и расспросить его о многом, что казалось ему темным, но он тщетно всюду искал его.

Охваченный тяжелым предчувствием, он почти бегом направился в склеп предков. На этот раз он прошел ледяной коридор, даже не почувствовав холода. Из него выделялся, казалось, неистощимый поток тепла, но он не обратил на это внимания.

Со сдавленным сердцем вошел он в зал, где стояли ледяные саркофаги таинственных людей, пресытившихся жизнью.

Достаточно было одного взгляда, чтобы он убедился, что предчувствие не обмануло его: в одной из гробниц, бывшей еще вчера пустой, лежал Нарайяна.

Со сдавленным криком бросился Ральф и, склонясь над ним, глядел на красивое, неподвижное лицо его, на котором застыло, казалось, ясное выражение торжества. Да, он проник в тайну и добровольно оборвал астральную нить, приковывавшую его к неразрушимой материи. Когда-то он, Ральф, придет к тому же результату и займет ложе рядом с тем, кто посвятил его в тайну?

Охваченный внезапной слабостью, он прислонился к своей будущей могиле и закрыл глаза. Им овладел невыразимый страх перед громадностью времени, расстилавшемся перед ним подобно бесконечному пути.

– О, Нарайяна! Зачем ты искусил меня? Зачем ты оставил меня, не сказав, что это за эссенция, которую я проглотил, что я должен делать, чтобы наполнить эту бездну времени, не сойдя с ума, – с тоской и отчаянием пробормотал он.

– Наполни время умственным трудом. Изучай тайны, окружающие тебя и говорящие с тобой каждым атомом, ищи истину во всех формах – и тогда даже вечность не покажется тебе слишком длинной, – произнес в эту минуту чей-то глубокий и глухой голос.

Ральф вздрогнул и быстро выпрямился, со страхом и удивлением глядя на высокого старца, стоявшего в головах саркофага Нарайяны.

Строгие черты лица незнакомца дышали спокойствием, большая серебристая борода расстилалась по белоснежной тунике, а из его обнаженного тела вылетали огоньки, образуя странный огненный венец. Большие, темные глаза старца пытливо смотрели на Моргана.

– Я – тот, кто открыл тайну и извлек из космического хаоса первоначальную, творческую эссенцию, которую ты принял и которая сделает твое тело неразрушимым, так как она будет создавать в нем все новые жизненные элементы. Но не бойся, что ты принужден будешь жить только для знания; осушив кубок наслаждений, ты сам станешь искать кубок знания. Знай также, что я покровительствую тем, кто пользуется моим открытием.

Старец сделал шаг назад, прислонился к ледяной стене и точно расплылся, подобно синеватому пару.

Ральф остался один. Теперь в его душевном состоянии произошла странная перемена. Беспокойство, нервная тоска и страх перед будущим точно чудом рассеялись, уступив место спокойствию и энергичной решимости. С радостью и благодарностью чувствовал он в себе силы и благосостояние здорового человека и у него появилось горячее желание покинуть эту ледяную пустыню и окунуться в вихрь жизни в качестве нового существа, мощного, богатого и вооруженного неизвестными и таинственными силами. На минуту он снова склонился над неподвижным лицом Нарайяны, как бы желая хорошенько запечатлеть в памяти его черты.

– Будь благословен за твой драгоценный дар! – с благодарностью пробормотал он. – Пусть твоя освобожденная душа найдет мир и счастье в сферах вечного света!

После краткой молитвы Ральф вышел из зала предков и направился в комнату, где хранились сокровища. Было ясно, что Нарайяна посетил его еще раз, так как на столе стояла открытая шкатулка, унесенная покойным, и лежали большой портфель из красной кожи и толстая книга с металлическими углами, запертая на замок, в котором торчал ключ.

Ральф с любопытством осмотрел эти вещи и перелистал пожелтевшие пергаментные листы книги, покрытые странными и незнакомыми ему знаками. Затем он открыл портфель, в котором, кроме целой серии документов, находилась пачка фотографий, представляющих внутренние и наружные виды двух старых замков, расположенных один на берегу Рейна, а другой в Шотландии. Последний особенно заинтересовал нового владельца.

Точно орлиное гнездо, лепился древний исполин со своими зубчатыми стенами, бойницами и башнями на высокой островерхой скале. Невыразимой грустью веяло от этого пустынного пейзажа и этой массы ущелий и скал, у подошвы которых пенились бурные волны. Очевидно, Нарайяна любил эти укромные места, удаленные от людей и светского шума. Без сомнения, с какого-нибудь из этих балконов он смотрел на разверзавшуюся у его ног пропасть и на расстилавшийся перед ним бесконечный океан, размышляя о странности своей судьбы. И вдруг смутное предчувствие, что уединение есть неизбежная необходимость для бессмертного человека, прокралось в душу Ральфа и серым облаком затуманило радостное доверие, наполнявшее все его существо. Ральф отбросил фотографии и взял бумажник, который видел в руках своего предшественника.

В бумажнике этом была толстая пачка банковых билетов, адреса и удостоверения. Доктор не имел ни малейшего желания в данную минуту рассматривать эти бумаги и сунул бумажник в карман. Затем, взяв из тайника, где хранились сокровища, два небольших мешочка с драгоценными камнями, он уложил их вместе с книгой и портфелем в шкатулку. Он торопился уйти, но вдруг им овладела боязнь, что он не найдет очень сложного пути, которым прошел со своим проводником. В ту же минуту произошло странное явление. Как на громадной картине, обрисовался в его памяти путь, по которому он должен следовать. Каждый подъем, спуск и поворот рисовались с такою ясностью, что всякое сомнение и боязнь исчезли.

Спокойный и исполненный новой энергией, делал Ральф последние приготовления к путешествию; а затем у него явилось желание еще раз побывать на платформе и полюбоваться чудным открывавшимся оттуда видом.

На этот раз первые лучи восходящего солнца заливали золотом и пурпуром ледники, скалы и далекие долины. Все горело и сверкало. Воздух был так чист и так живителен, что Ральф с наслаждением вдыхал его; а дышать так легко, полною грудью, было наслаждением, которого он давно уже был лишен.

Безумная радость жизни проснулась в его душе. О, как хорошо он сделал, что в последнюю минуту выпил возрождающую эссенцию. Это восходящее солнце было точно прообразом его радостного будущего. Он явится среди людей человеком с обновленными телом и душой, богатым и с новым общественным положением. В эту минуту жизнь без конца показалась ему верхом счастья, и он, воздев руки кверху, громко вскричал:

– О, Нарайяна! Как мог ты расстаться с самым драгоценным из благ и добровольно уйти в неведомый мир? Разве можно пресытиться жизнью? О, никогда!

Ральф вздрогнул и умолк.

– Ха, ха, ха! – раздался рядом с ним пронзительный, зловещий смех и, как эхо, раскатился по окрестностям, мало-помалу замирая вдали.

Что это? Смеялся дух ледников или какой-нибудь пастух, затерянный в глухом ущелье? Ральф остановился на последнем предположении, но его порыв сразу упал.

Слегка не в духе, доктор вошел в коридор, чтобы взять плащ со шкатулкой и как можно скорей оставить это мрачное место.

У дверей кабинета он с удивлением увидел человека, прислонившегося к стене. При его приближении человек этот сделал несколько шагов ему навстречу и остановился, скрестив руки и склонив голову, в позе глубокого почтения.

Ральф узнал в нем слугу, сопровождавшего Нарайяну в Лондон; слуга этот исчез, как только они с покойным предприняли экскурсию в горы. Он вспомнил теперь, что этот маленький человек, со зловещим и пронизывающим взглядом, произвел на него тогда неприятное впечатление, но он скоро забыл про него. Странный слуга переменил свою простую, но изящную ливрею на серовато-коричневый костюм, состоявший из узких панталон, башмаков с острыми носками, фуфайки, стянутой у талии медным поясом, и капюшона, надетого на голову. В таком костюме это странное существо напоминало живого гнома, сошедшего со страниц какой-нибудь волшебной сказки.

– Приветствую тебя, мой новый господин! – сказал гном, склонясь до земли. – Будь таким же снисходительным к Агни, каким был Нарайяна.

– Постараюсь удовлетворить тебя, Агни! Но скажи мне, кто ты и как попал сюда? – приветливо ответил Ральф, положив руку на плечо Агни.

Тяжелый вздох вырвался из груди карлика.

– Никогда не спрашивай меня, кто я и откуда явился. Я – страж этого места и ухожу отсюда только за новым господином.

– Как? Значит, и ты тоже!… – вскричал Ральф, невольно отступая назад.

Агни умоляющим жестом остановил его.

– Я стерегу здесь проклятую тайну и останки моих повелителей, – с мрачным видом пробормотал он.

Затем, проведя рукой по лбу, он прибавил:

– Я буду верно служить тебе, ожидать тебя, и когда бы ты ни приехал, ты всегда найдешь все готовым к приему. А ее? Ты оставишь ее здесь, господин? Увези, ее всегда увозят. Ее присутствие только смущает покой этого места и привлекает духов ледника.

– Я не понимаю, о ком ты говоришь? Разве здесь находится какая-нибудь женщина? – спросил пораженный Ральф.

– А! Нарайяна ничего не говорил тебе о ней. В таком случае, господин, позволь мне проводить тебя к ней. Она еще не знает, что его уже больше нет.

Ральф провел рукой по своему влажному лбу. Что с ним? Спит он или сошел с ума? Впрочем, теперь уже поздно отступать и, во всяком случае, следует узнать все тяготы принятого им на себя наследства. Очевидно, дело идет о женщине, которую Нарайяна оторвал от семейства, а теперь бросил.

– Проводи меня к ней! – решительным тоном приказал он слуге.

Агни открыл в конце коридора дверь, которую Ральф раньше не заметил, и поднялся по узкой витой лестнице во второй этаж этого странного жилища. Они прошли через богато обставленную, вроде будуара, комнату, Агни поднял тяжелую портьеру – и онемевший от удивления Ральф остановился на пороге гостиной, обтянутой полосатой шелковой материей, вышитой золотом, и меблированной и восточном вкусе.

Прямо против входа было пробито в скале широкое и высокое окно, из которого открывался тот же чудный вид, каким он любовался с платформы нижнего этажа. Но в эту минуту молодой человек остался равнодушен к красотам природы. Все внимание его привлекла на себя женщина, полулежавшая на пурпурных подушках маленького дивана у окна.

Была ли это женщина или четырнадцатилетний ребенок, Ральф не мог определить, до такой степени она была миниатюрна, нежна и воздушна. Бледно-матовый цвет лица ее был удивительно прозрачен, будто ни одной капли крови не циркулировало под ее атласной кожей. Тем не менее, это странное создание вовсе не казалось больным: пурпурные губки ее ротика и вся ее фигура дышала здоровьем.

Несмотря на чувствительный холод, царивший на этой высоте, незнакомка была одета в легкий пеньюар из индийской кисеи, вышитый золотом и стянутый у талии шнурком. Широкие рукава обнажали классически дивные руки.

Как очарованный, смотрел Ральф на эту таинственную женщину, взгляд которой, казалось, затерялся в пространстве: она так поглощена была своими мыслями, что забыла весь внешний мир. Не фея ли это ледников, которую околдовали здесь? В этом фантастическом мире, куда его бросила судьба, все стало казаться ему возможным.

Легкий шум Агни привлек, однако, внимание незнакомки. Она быстро обернулась и молча оглядела вошедших.

Ральф тоже стоял молча. Ему казалось, что он никогда еще не видел лица такой захватывающей, демонической красоты, несмотря на его юный вид. Большие, черные., как бархат, глаза с длинными ресницами и с почти невыносимым блеском задумчиво смотрели на него.

Агни подошел и сказал вполголоса несколько слов на неизвестном языке. Молодая женщина или девушка вздрогнула и быстро встала. Ее пылающий взгляд с загадочным выражением блуждал по высокой и стройной фигуре Ральфа.

– Подойдите, сударь, – сказала она по-английски, протягивая доктору свою маленькую руку.

Тот почти машинально подошел и поднес к губам ее тонкие пальчики. Он не видел, как по губам Агни скользнула злая улыбка.

– Теперь я уверен, что она не останется здесь, – пробормотал гном, бесшумно исчезая за портьерой.

На минуту воцарилось тягостное молчание. Сердце Ральфа усилено билось и какое-то незнакомое, но могущественное чувство начало овладевать всем его существом.

– Могу я спросить вас, сударыня, кто вы и по какому случаю вы очутились здесь? – нерешительно спросил, наконец, Ральф.

Непонятное выражение скользнуло по подвижным чертам лица незнакомки.

Меня зовут Нара, а что я такое, начиная с настоящей минуты, вы найдете в завещании того, кому вы наследовали, – ответила она ясным голосом, не сводя огненного взгляда со своего собеседника.

Ральф нервно выхватил из кармана бумажник, вынул оттуда завещание и прибежал его глазами. Вдруг он побледнел и вскрикнул с волнением:

– Вы вдова Нарайяны? В завещании сказано, что я должен жениться на вас!

– И вы этого не желаете? – насмешливо спросила Нара.

– Желаю ли я! – пылко вскричал Морган. – Никогда еще в жизни не видал я такой обаятельной женщины, как вы! Если вы согласитесь быть моей, наследство Нарайяны будет для меня вдвое драгоценно и священно. Как только уляжется ваше законное горе и окончится срок траура, я буду счастлив соединить мою жизнь с вашей.

Нара улыбнулась.

– В таком случае уедем отсюда. Если вы ничего не имеете против, мы отправимся в Венецию: там у нас есть прекрасный дворец. Мы отдохнем от всех волнений, решим все остальное и назначим время нашей свадьбы. Торопиться нам нечего. Слава Богу, времени у нас довольно.

Ее улыбка и ответ произвели на Ральфа неприятное впечатление. Целый рой вопросов, сомнений и предчувствий восстал в его уме.

Итак, это странное создание тоже было бессмертно? Да, как молода ни казалась она, со своей белой атласной кожей и девственной грацией, взгляд ее выдавал тайну ее жизни. Ему не хватало свежести и радостной беззаботности истинной юности, в нем таилось что-то такое, что он уже подметил в глазах Нарайяны.

Она – его жена. Отчего же он покинул эту очаровательную женщину? Разумеется, он любил ее, так как дал ей драгоценную эссенцию, чтобы удержать ее при себе. А между тем в спокойном и холодном взгляде Нары не заметно было ни малейшей печали, ни малейшего сожаления о спутнике долгого совместного странствования – о супруге, о смерти которого она только что узнала.

Ни одна слеза не омрачила блеск черных бриллиантов, смотревших на него; напротив, Нара почти с циничным равнодушием говорила о своем новом браке с другим. Не было ли между ними несогласия? Нарайяна говорил, что любил одну женщину, которая умерла прежде, чем он успел дать ей эссенцию жизни. Или, может быть, сердце, бившееся в этой беломраморной груди, было до такой степени изношено временем, что сделалось неспособным чувствовать любовь, жалость и горе, которые причиняют обыкновенно смерть близкого и дорогого существа.

А Нарайяна должен был быть близким и дорогим ей существом. Не образовало ли их долгое прошлое неразрушимых уз, какие создаются тысячью воспоминаний, интимных событий и часов любви? Могло ли все это исчезнуть в одну минуту и быть сметено, как пыль, не оставив следа в женском сердце?

Несмотря на все возраставшее очарование, произведенное молодой женщиной, ледяная дрожь пробежала по телу Моргана и глубокий вздох вырвался из его груди.

Нара жгучим взором наблюдала за ним. Бархатные глаза ее то омрачались, то горели огнем. Можно было подумать, что она слышит мысли Моргана и отвечает на них. Вдруг она наклонилась к молодому человеку и дотронулась своей ручкой до его лба.

– Полно думать и мучить себя пустыми вопросами, мой бедный друг, – сказала она не то с горечью, не то с насмешкой. – Время – наш великий повелитель и господин – научит вас судить обо всем иначе, чем вы это делаете в настоящую минуту, так как теперь вы еще находитесь под влиянием чувств, воспоминаний и убеждений обыкновенного существования, короткого и призрачного, как жизнь простого смертного. Может быть, когда-нибудь я расскажу вам про Нарайяну, но только не сегодня. А теперь нам время отправляться. Идите и ждите меня в комнате сокровищ, я переменю костюм и сейчас же приду к вам.

Ральф молча поклонился и ушел в указанную комнату. Там он сел у стола, на котором лежал его плащ и стояла шкатулка. Опустив голову на руки, он задумался, стараясь разобраться в массе причудливых событий, которые случились с ним в течение последних дней, и в которых он чувствовал себя запутанным, как в паутине.

Легкий шум оторвал его от дум. Он обернулся и увидел Нару, которая входила, застегивая перчатки. На молодой женщине было надето простое черное суконное платье, жакетка и черная же фетровая шляпа. В руках она держала небольшой кожаный саквояж и альпийскую палку. На шее, на тоненькой золотой цепочке, висел лорнет.

В таком костюме она ничем не отличалась от всякой другой женщины-аристократки, путешествующей в горах. Черный костюм еще рельефней выделял красоту ее ослепительно белого лица и пепельных с золотистым отливом волос.

– Вы не забыли дорогу, Ральф Морган? Впрочем, я сама отлично знаю ее и даже могу указать вам кратчайшую, – сказала молодая женщина, по лицу которой скользнула усмешка, когда она встретила пылающий, полный восхищения взгляд доктора.

– Дорогу я помню. Но откуда вы знаете мое имя? Насколько помню, я еще ни разу не называл себя, – спросил удивленный Ральф.

Нара насмешливо расхохоталась.

– Надо же мне знать, с кем я обручена? Впрочем, отныне вы – принц Нарайяна Супрамати, а имя «Морган» можете сохранить на случай, если вам понадобится инкогнито. А теперь – в путь!

Не отвечая ни слова, Ральф последовал за ней. Он начинал чувствовать суеверный трепет перед этим прекрасным созданием, которое слышало, казалось, его мысли и читало его желания.

Спуск совершился гораздо быстрей, чем подъем, и с наступлением ночи Ральф и его спутница прибыли в гостиницу, где он останавливался с Нарайяной. Оказалось, что молодая женщина уже заняла там комнату и даже оставила свой багаж.

На следующее утро Нара вышла в глубоком трауре, вся закутанная в креп, и они отправились в экипаже на ближайшую станцию, чтобы ехать по железной дороге в Венецию.

Для Ральфа эта поездка прошла как во сне. Он только видел и слышал свою обольстительную спутницу; все чувства его были возбуждены до крайности, и сидя в купе перед молодой женщиной, он упивался ее красотой, забыв обо всем остальном.

Ральф только тогда несколько очнулся от своего очарованного сна, когда Нара прикоснулась к его руке и с улыбкой сказала:

– Посмотрите, вот Венеция!

Ральф всегда интересовался этим оригинальным городом и жаждал побывать в нем, но ему, конечно, не снилось и во сне, что он посетит его в качестве бессмертного индусского принца. В нем проснулся прежний интерес к этому городу, и он с любопытством стал смотреть в окно вагона. В эту минуту поезд вошел на гигантский мост, связывающий Венецию с материком, и остановился у вокзала.

Как только открыли двери вагонов, Нара ловко выпрыгнула на платформу. Увидев двух лакеев с галунами, видимо, искавших кого-то в толпе, она обернулась к Моргану и сказала:

– Вот наши люди! Моя телеграмма поспела вовремя. В эту минуту один из лакеев быстро подошел к ней и сказал с глубоким поклоном:

– Гондола ожидает вашу светлость!

– Хорошо, Баптисо! Позаботьтесь о багаже. Идемте, братец! Нара взяла Моргана под руку и направилась на набережную, где они сели в большую гондолу, управляемую двумя гребцами. Молча проехали они Большой канал, а затем, свернув в боковую лагуну, остановились у дверей обширного древнего дворца.

Спускалась ночь. Во мраке сумерек древние строения, обрамлявшие канал, принимали какой-то особенно мрачный и фантастический вид.

Ральф первым выпрыгнул на ступеньки и помог Наре выйти из гондолы. Они вошли в обширный вестибюль, освещенный электрическими лампочками.

Несколько слуг бросились к ним навстречу и помогли раздеться. В ту минуту, как молодые люди входили в вестибюль, на широкой мраморной лестнице, убранной цветами и статуями, появился старик в черной ливрее и шелковых чулках. Старик этот быстро сбежал с лестницы и почтительно приветствовал Нару. Та протянула ему руку для поцелуя и сказала сдавленным от слез голосом:

– Сегодня я привезла печальную весть, мой добрый Джузеппе: возлюбленный муж мой умер!

«Однако, эта красавица Нара – очень искусная комедиантка!» – подумал Морган, видя, как та поднесла к глазам носовой платок и делала вид, что вытирает воображаемые слезы.

Старик дворецкий побледнел и крупные слезы полились по его морщинистым щекам.

– Наш добрый господин умер? – пробормотал он. – О! Какое неожиданное несчастье! Его светлость, казалось бы, был совершенно здоров.

– Увы! Жизнь человеческая так непрочна. Потом я передам вам все подробности смерти моего мужа; сегодня же я так разбита и утомлена, что жажду остаться одна. Теперь я должна вас представить моему зятю – вашему новому господину, принцу Нарайяне Супрамати, младшему брату моего мужа и его единственному законному наследнику. Это – наш верный управляющий, Джузеппе Розати. Поручаю его вашей благосклонности, Супрамати. Я же уйду к себе – поблагодарив вас за помощь и поддержку, какую вы оказали мне в моем великом несчастье.

Морган прижал к губам ее маленькую ручку и пожелал покойной ночи. Поднявшись на несколько ступеней, Нара снова обернулась.

– Джузеппе! Вы проводите принца в комнаты его покойного брата. Надеюсь, там все в порядке?

– О, ваша светлость! Конечно, все в порядке. Разве могли мы думать, что наш добрый господин не вернется?

– Отлично. Позаботьтесь же, чтобы принцу хорошо служили, и распорядитесь, чтобы завтра весь дом оделся в траур!

Сделав грациозный жест рукой, Нара взбежала по лестнице и исчезла в боковой двери.

– Пожалуйте за мной, ваша светлость! – сказал старик управляющий, прерывая мысли Моргана, который никак еще не мог ориентироваться в своем новом положении. – Эй вы, Грациозо и Беппо, посмотрите скорей, все ли готово для приема его светлости?

Слуги исчезли как тени. Ральф молча последовал за управляющим, который поднялся по лестнице и прошел длинную галерею, освещаемую с одной стороны высокими готическими окнами.

– Вот апартаменты вашей светлости, – сказал Джузеппе, указывая на дверь в конце коридора.

Они прошли целую анфиладу комнат, обставленных с царской роскошью и до такой степени украшенных драгоценными произведениями искусства, что каждая из них представляла маленький музей.

– Вот рабочий кабинет покойного принца. Эта дверь направо ведет в библиотеку, а налево – в спальню, – сказал дворецкий, пока слуга по имени Грациозо почтительно принимал от Ральфа его плащ и шляпу.

Морган с любопытством оглянулся кругом. Он находился в огромной комнате, отделанной черным дубом и просто, строго меблированной. Обивка мебели и дверная занавеска были из коричневой кожи. На большом дубовом резном бюро стояли чернильница из золота и ляпис-лазури и лампа под синим абажуром, слабо освещавшая обширную комнату. Через открытую дверь библиотеки виднелись резные полки, покрывавшие стены до самого потолка; но в данную минуту Ральф не обратил на них никакого внимания. Молодой человек прямо прошел в спальню. Это была комната меньших размеров, обтянутая темно-красным шелком. В ней стояли низенькая мягкая мебель и большая кровать под балдахином.

– Не желает ли ваша светлость принять ванну, чтобы освежиться после дороги, а затем поужинать? – спросил Джузеппе.

– Да, я охотно вымылся бы и поужинал, если только не придется долго ждать.

– Все готово! Я сейчас распоряжусь, чтобы ужин немедленно был подан, как только ваша светлость выйдет из ванны.

Слуги провели Ральфа в уборную, снабженную всеми атрибутами, необходимыми для туалета большого барина, каким был покойный Нарайяна, а затем в ванную, которая со своими мраморными стенами, мозаичным полом, большой ванной из порфира и чудными, украшавшими ниши статуями, положительно ослепила скромного доктора, чувствовавшего себя точно в очаровательном сне.

После ванны слуги надели на Ральфа необыкновенно тонкое белье, а Беппо подал ему красивый плюшевый халат на белой атласной подкладке.

– Покойный принц никогда не надевал этот халат. Он заказал его только перед своим отъездом, – заметили слуги, объясняя удивленный взгляд своего нового господина нежеланием надеть платье, которое носил его покойный брат.

– Давайте! – сказал Ральф, надевая халат, оказавшийся как раз по нем.

Затем он прошел в соседнюю комнату, где уже был подан обильный ужин.

Морган был голоден, а потому отдал должную дань отлично приготовленному ужину, доказывавшему, что Нарайяна имел хороший вкус.

– Дайте мне журналы за последнее время, а затем, Беппо и Грациозо, вы можете идти. Сегодня вы мне больше не нужны, и я лягу спать один, – сказал Морган, отталкивая тарелку.