Ведьмин ключик от медвежьей клетки

Ехидна

Интересно, и чего это меня в глухой лес забросило?

"Мря-а-а-ау-у!!!"

Я обернулась на этот истошный вопль и встретилась с янтарными глазами, горящими не хуже, чем у демонов.

"Мря-а-а-ау-у!"

Кошка в лесу? Странно… Наверное, где-то рядом деревня…

"МЯ-А-АУ!!!"

Снова завопила эта черная демоница так, что неожиданно для себя самой, я наградила ее голосом.

– Чего так орёшь, ненормальная?

– Девочку мою…– заслышав свой новый голос, кошка сбилась с фразы, но быстро взяла себя в лапы, и закончила: – Спаси! Скорее!

– Какую девочку? Мы же в лесу, – пропустила мимо ушей тон животного, чувствуя в нем неподдельное волнение.

– Эти бестолковые людишки выбросили нас… То есть ее. Спаси, скорее!

– Веди. И объясни по дороге, что произошло?

– У моего Лучика волос рыжий. Дар ведовской, конечно, тоже есть, но слабый ещё, да и не проявленный толком. А эти деревенщины решили, что она беды на их деревню притягивает. Собрались трусы окаянные, да и бросили ее в болотах, как будто случайно забыв. На погибель. Но я-то слышала их, в отличие от матери Лучика. И пыталась ей сказать. А она меня метелкой из дома! Глупаяу! А потом что-то случилось в том болоте, и мы здесь оказались. В лесу этом странном. Но вовремяу, конечно, не поспоришь. Малышка мояу тонуть начала – оступилась, пока яу выводила ее, и ухнула в топь…

И как это создание умудряется на бегу рассказывать, не прикусывая язык?

Уже через несколько минут мы вышли к нужному месту. Осенняя полянка, не такая яркая и огненная, как макушка слабого, полуживого комочка грязи, лежащего в центре ведьминой грибницы, а серая и унылая, чуть покрытая изморозью. Скоро зима.

– Кажется, стихийный портал сработал и выбросил вас здесь. Вряд ли вы найдете дорогу домой.

– Да нужен нам тот дом! – зло фыркнула черная, хотя, скорее, бурая от подсохшей болотной грязи. – Сами справимсяу! Нам бы к людям только попасть. Не могу же яу кормить ее грызунами…

Я присела на корточки рядом с ребенком. Действительно, дар есть. Только вот не темный, а светлый. Видать, доброе сердечко у Лучика. Хм…

– Лучик? Интересное имя, – подметила я, пробуя влить в нее магию, и отогреть замерзшее тельце.

– Да они все там… Розы, Васильки, Ветряны, Снежки и все в этом духе. Когда она меняу подобрала, ее уже звали так, поэтому истории не знаю. Но рядом с ней всегда уютно, а взглядом, словно солнечным лучиком, согревает.

– И давно подобрала?

– Да две весны как.

Малышка вдруг закашлялась, и, не открывая глаз, свернулась клубочком.

– Жива-а-ая-ау!

– Успокойся, бестия, – шикнула на голосистую и задумалась ненадолго. – В этом мире вам тоже делать нечего. Давайте-ка, – я подхватила невесомое тельце на руки, – провожу вас к одной знакомой.

Нужный мне статичный ведьмин круг нашелся неподалеку, выдавая себя легким мерцанием. Ну что же, навестим Аглайю. Заодно и свой вопрос задам…

При переходе вернула себе истинный облик, на что кошка отреагировала шипением и вздыбленной шерстью. Эх, молода ещё! Но ничего, пусть теперь учится на своих ошибках.

– Не шипи, поздно уже.

– Так ты змеяу?! – возмущенно выпалила животинка.

– Нет, Ехидна я. Просто в вашем мире не была, вот и не знаешь ты меня.

– А яу все понять не могла, отчего мне змеиным духом тянет.

– Не змея я.

– Так хвост!..

– А что – хвост? Хвосты и у драконов имеются, но они же не змеи, – я улыбнулась наивности молодого фамильяра.

– Не бывает драконов! Сказки это!

– Это в вашем мире не бывает, а в других очень даже. Ты ещё не поняла, усатая? Миров множество…– я решила рассказать легенду сама, зная, что Аглайя из вредности может и свое придумать. Или вообще не рассказывать. Сложная она женщина. Не любит свой дар. —…так и появилась Тар-данария…

За разговором мы дошли до избушки. Забор покосился от времени, став серым и отпугивающим, как окружающая природа. Да и сам домик стал более приземистым и словно пустил корни, постепенно обрастая мхом. Мда… Время не щадит.

– Эй, хозяйка, выходи, – позвала сквозь улыбку, зная, что она услышит.

Дверь скрипнула протяжно, и на пороге появилась седая сгорбленная старуха. Да только меня не обмануть внешностью, знаю, что сила в ней бурлит, и глаза все так же остры.

– Явилась, пакость… – Подбоченилась ведьма.

Я лишь улыбнулась, распознав в голосе скрытую радость. Значит, помнит. Значит, скучала.

– Явилась. А ты, небось, скучала за мной?

– Вот ещё! Дел у меня других нет, кроме как скукам придаваться. И чего там принесла? Что за лешего выловила?

– Са…сама ты леший! – возмущенно вздыбилась черная.

– А ну кш! – шикнула старуха на кошку, и обернулась ко мне. – Неси сюда горемычную. Сейчас подлатаю, и уходите. Не любы мне гости…

А я только улыбалась, слушая это ворчание с нотками горечи. Устала она одна. Как бы не храбрилась, а устала. Вот и пусть теперь учится ладить с кем-то, кроме своего ворона.

– Ка-ар-р-р! —упомянутый, словно почувствовав, что о нем вспомнили, явился. Уселся на конек дома и склонил голову набок, осматривая нас красной бусиной глаза.

– Не зыркай, не из пугливых.

– Так это ты! Кар-р! Вер-рнулась! – птица тут же прикрыла красный, и повернулась черным глазом.

– Вернулась. С подарком. А вы, смотрю, одичали здесь совсем.

При моих словах, ведьма наградила подозрительным взглядом, но продолжила колдовать над девочкой прямо на крыльце.

– Не возьму, – выплюнула старая через минуту.

– А я не спрашивала. От моих даров не отказываются, да и вариантов нет. Их выкинуло из нового мира, похоже. Обо мне там не знают, но вот рыжих не любят.

– Светлая она. Попорчу.

– Не думаю. Сердечко доброе и сильное. Так что это еще она тебя "попортит"! – Я рассмеялась. – Скучала я, вредина Аглайя.

Старушка только губу прикусила, видимо сдерживая слова.

– Хор-рошая! – высказался ворон, спрыгнув на перила и осматривая ребенка.

Кошка жалобно мяукнула и прижалась к спящей хозяйке.

– И как умудрилась такая маленькая так крепко фамильяра привязать?

– Теплом и светом? – ответила я, словно спрашивая. А потом задала свой вопрос: – Скажи мне, Аглайя, вот ты о травах все знаешь, а есть ли такие, которые помогают от недугов сердечных?

– Да здорова же ты… – начало было обеспокоенно ведьма, но потом замолчала, подумала, и наклонив голову набок, в точности как птица ее, вдруг улыбнулась. – Али влюбилась, пакость? Да не отвечает?

– Что сразу не отвечает? – Мне даже вдруг обидно стало. – Отвечает. Просто мне это не нужно! Вот и хотела ему подсунуть, чтобы отстал.

– Ой ли? – ведьма тут же спрятала свою улыбку, которую я и так видела очень редко, и хмуро закончила: – Нету. Любовь это сила! И нечего убивать ее, когда взаимна! Выдумала…

– Но сама-то…

– Что сама? Предательство пережила? Так после такого она сама умерла! Вот как предаст он тебя, тогда и приходи, будем думать вместе! А пока уходи. Надоела. Так и быть, подарок оставляй, пристрою куда-нибудь в деревню. Не выйдет из нее ведьмы. Слабая.

Вот вроде ведьма, а любовь защищает… Может, обманывает, что умерла она? Просто загнала ее в самый дальний уголок души и заперла на все засовы? Ладно… Главное, малышку пристроила. На прощание нарисовала знак на лбу девочки – пусть будет сильной. Нечего из-за неудавшихся чувств в старых ворчуний превращаться.

Уже встав в ведьмин круг, я услышала шепот: "Прощай, пакость. И не губи силу свою…". И так же шепотом ответила: "Прощай, вредина Аглайя. Позаботься о малышке."

Ведьмин ключик от медвежьей клетки

1.Лучанка

– И не фырчи на меня! Думаешь, не знаю, что это ты рассказала матери?! Ух! Я тебе по секрету, а ты? – высказывала я Мяве, в это же время выплетая нить.

– Мяу, – жалобно мяукнула черная красивая кошка с белым пятнышком на задней лапке.

– Лучанка! Поди сюда! – снова раздался тихий, но строгий голос.

Рыкнув от досады, я развернулась и побрела к наставнице. Мява – кошка, мой фамильяр и самый близкий друг, посеменила следом.

– Да не говорила яу ничего. И когда бы успела?

– А я откуда знаю?

– С тобой была ведь. Да и самой интересно, что в том лесу находитсяу…

– Тш! – шикнула я на кошку, и тут-то сообразила, кто меня сдал.

– Ну, рассказывай, – выжидательно спросила наставница, на плече которой сидел разноглазый ворон. Один нормальный, черной бусиной, а вот второй глаз красный и как будто видящий тебя насквозь. Бр-р-р!

– К озеру ходила, вот, – показала охапку орянок – озёрных цветов, из которых получается хорошее средство от похмелья. Деревенские периодически захаживают, скупают все что есть, чтобы не бегать часто. Побаиваются все же госпожу ведьму Аглайю.

– Вижу, не слепа пока ещё. Куда тропку заговариваешь?

– Никуда. Только на луг завтра хотела сходить, за лунянкой и рынью.

– Да? И что же, туда лишь?

– Да, наставница, вот и тропку уж начала готовить.

Я кивнула влево, указывая на еле светящуюся ниточку, уводящую в сторону луга.

Наставница в сомнении посмотрела на своего ворона, потом, прищурившись, проследила путеводную нить.

– Подтяни заговор отвода глаз, просвечивает. И не забудь про лешего.

– Да, наставница. Сейчас испеку для него угощение, чтобы на медвежью ягоду обменять, – протараторила я, и получив ещё один подозрительный взгляд, была отпущена.

Услышала вслед глубокий вздох, и произнесенное усталым, но добрым голосом: "Лучана-Лучана… И что мне с тобой делать, непоседа?"

Вообще-то, меня когда-то Лучиком звали, а уже потом, когда я попала сюда, ведьма, ставшая мне матерью – просто я не говорю ей об этом, чтобы не сердить – дала новое имя. Может я и не вспомнила бы о старом, но Мява рассказала недавно историю, как я попала сюда. Уже три раза слушала ее, а мне все равно интересно. И про мир интересно. Вернее вселенную – Тар-данарию.

– И когда ты успела нить бросить? – удивилась Мява, когда мы остались одни.

– Да как зов услышала. Значит, глазастый нас подслушивал…

– Точно! Он это! – У кошки даже шерсть вздыбилась.

Эх… Вот ведь птица назойливая. Постоянно следит и вынюхивает что-то. Хоть я и понимаю, что он фамильяр наставницы, и обязан выполнять ее поручения, но… Никакой свободы! А мне так хочется заглянуть в медвежий лес…

Слышала от деревенских, что там медведи просто огроменные живут. И стра-ашные-е-е… И девиц едят! Но ведь это сказки? Чего вдруг им приспичило девиц есть? Не поверю, пока сама не увижу! Вот бы ещё какую девицу с собой заманить…

– А может не стоит? – Словно подслушав мои мысли, засомневалась кошка.

– А ты что, трусишь? Ты знай, что мне трусливый фамильяр без надобности!

– Ничего не трушу! Просто у тебяу такое лицо сейчаус было, что чует мой хвост, что-то нехорошее задумала. – Насупилась хвостатая.

– Да подумаешь – немножко девку с собой по лесу потаскаем. Ничего ей не сделается. А я бы ей ещё и в награду чего дала…– и тут же задумалась, чем там деревенские интересуются?

– А ты помнишь, что сама девка? А если на тебяу позаритсяу?

– Пф, – фыркнула я усмехаясь. – Я ведьма! А не девка.

Кошка обреченно прикрыла глаза лапой. А я начала исполнять задумку: амулет заговаривать. Хочу такой, чтобы не только глаза отводил, а и голос менял. Матушке хорошо, у нее свой скрипучий и ведьмовской, а я пока не доросла до такого. А ходить по деревне и молча подслушивать не интересно. Ведь хочется иногда уточнить что-то. Например, что имели ввиду мальчишки, когда рассказывали друг другу о том, какие аппетитные булочки у Ладки. А то дошла я до неё, но как не принюхивалась, а булочками из их дома не пахло. Только мясом. И сыром козьим. А ещё картошечкой… В общем, до того донюхалась, что бежала домой, подгоняемая ворчанием желудка. А про булочки так и не узнала.

Наложив один заговор, убрала будущий артефакт в сторону, прикрыла полотенчиком, и отправилась готовить пирог для лешего.

– Мява, веточку хумари принеси пожалуйста. Помнится, в прошлый раз он говорил, что любит ее аромат.

Кошка послушно скрылась, а я замешала тесто, приговаривая слова, которые помогут сохраниться пирогу свежим надолго. Знаю, что леший не ест его сразу, а растягивает удовольствие. Ведь не каждый день ему перепадает такое лакомство, да еще и пропитанное силой. Ведь здесь и яйца, и молочко, и травки всякие. Матушка говорит, что в них больше всего силы. Сырой. Вкусной для нечисти.

Оставила тесто настояться, а сама занялась начинкой.

– Во-тхы! Хватит? – Вспрыгнувшая в окно кошка, жалобно посмотрела на маленькую веточку перед собой.

– Хватит, спасибо, Мявочка.

Почему-то она не любит эту травку. В отличие от нечисти, к которой относится и леший.

Положив маленький кусочек маслица, аккуратно защипнула краешки, как учила матушка, и поставила угощение в печь. А сама, чтобы не терять времени, вышла к калитке, дабы ниточку путеводную укрепить. Права наставница – заговор отвода глаз слабый вышел.

Мява о прогулке в запретный лес больше не спрашивала. Либо глазастика, который умудряется засунуть свой клюв в любую щель, засекла, либо смирилась с моим решением и ждёт. В любом случае, я в этот лес уже решила попасть.

Закончив плетение, всмотрелась в даль. Небольшой кусочек медвежьего леса виден в стороне от болот, а между ними топь. Правее начинается наш лес-кормилец, который окружает со всех сторон и нашу избушку, и деревню со странным названием "Берлога". Почему так называется? Ну, наверное, потому, что первым старостой деревни был оборотень-медведь. Место его потом занимали дети и внуки… Пока однажды род их не прервался. Говорят, лет тридцать назад молодой сын старосты уехал в город, и не вернулся. Кто-то шепчет, что женился он там, а кто-то, что пропал. С тех пор его не видели. А Старый Медведь, как зовут старосту в деревне, никак не может найти себе преемника. Вроде и хватает пригожих мужиков, но какая-нибудь червоточина да найдется в каждом.

– Я на болота вечёр пойду. – Наставница подошла так тихо, что я вздрогнула. Вот умеет же она застать врасплох. – К утру вернусь. У лешего спроси, не знат ли, кто пакостит на окраине соседней деревни?

– А что там случилось? – тут же поинтересовалась я, вспоминая, что слышала от деревенских.

– Да девку…– матушка сбилась, но быстро сплюнув через плечо, продолжила:– перепугали до смерти. Ужо третью. Сама не суйся туда! Поняла?

– Ага. – Я закивала, понимая, что теперь точно хочу узнать, что там происходит.

– Леший-то, пироги теперь черненые любит? – ехидно добавила старушка, и я сообразила, что совсем в своих раздумьях забыла об угощении.

– Ага, попросил уголька добавить. Полезно, говорит, иногда, – ответила я, стараясь сохранить спокойный вид, и пошла доставать пирог.

Но стоило наставнице отвернуться, как я рванула со всех ног, костеря себя за забывчивость. Что за головушка бестолковая?! Как начну думать о чем, так и пропадаю из этого мира. Мява смеётся, говорит, сюда я пока попала, память растеряла по кусочку в предыдущих мирах. Да-да! Я ведь сюда с приключениями попала.

Достала пирог вовремя, лишь один краешек чуть поджарился. Переложила на стол и накрыла полотенчиком, дозревать оставила.

– Ну что, безголоваяу, опять прокараулила? – Мява, дремавшая на подоконнике, широко зевнула и потянула лапками.

– Опять… – вздохнула, понимая, что отпираться смысла нет. Уж кто-кто, а Мявочка меня знает.

– Мяв, расскажи ещё раз, как мы здесь оказались?

– Так недавно рассказывала, – кошка склонила голову и прищурила глаза.

– Мне кажется, что когда ты рассказываешь, я немного вспоминаю.

– Лучше бы не стоило. Нечего там вспоминать. Здесь ты… мы прижились, здесь мы к месту. А там… Тьфу!

– И все же…

– Проголодалась яу.

Кошка, навострив ушки, уставилась в одну точку, в стороне сарая с инструментами. Хвост ожил, выписывая свой охотничий танец.

Понятно. Мышь увидела, и теперь она потеряна для меня. Что за животное, стоит почуять добычу, как сразу забывает обо всем.

Так может пока в деревню сбегать? Вдруг что услышу о случившемся…

Набросив на плечи заговоренную шаль наставницы, я, не теряя времени, рванула к калитке, где чуть не столкнулась с тёткой Марной. Она в деревне молоком торгует, и остальной домашней снедью. Меня-то она не заметила – благо, я отскочить успела в сторону и замерла.

– Госпожа Аглайя! Госпожа Аглайя, на поклон я к вам! Маренка захворала, а ей телиться на днях. Не посмотрели бы вы, что за пакость прицепились к ней? – Женщина сложила ладони на груди, моляще глядя на вышедшую из-за домика ведьму.

И на моей памяти, это, наверное, единственная селянка, что смотрит на матушку без страха, но с доверием. А вот от других не раз тишком слышала, что побаиваются, а то и вовсе грешат на ведьму в своих бедах. Да только все равно идут за помощью, когда прижмет. А на мои слова о подслушанном, матушка только посмеялась и махнула рукой со словами "глупые, что ж с них взять?".

– Что стряслось с твоей Маренкой?

– Лежит. Не встаёт. Пена жёлтая изо рта каплет.

– Молока надо чуть. Ее же. Сейчас кликну Лучанку, отдашь ей.

– Поняла, госпожа, сделаю, – ответила женщина, уже пятясь к калитке.

И стоило той скрыться из виду, как прямо на меня направили негодующий взгляд.

– И куда собралась, озорница?

– Так в деревню я. До тетки Марны. – и моргнула пару раз для пущей убедительности, делая невинное лицо.

– Ну-ну… Али дар прозрения открылся?

– Чего это?

– Так и шаль, смотрю, успела надеть…

– Привычка, – пожала я плечами.

– Иди уж, бестия. Не лезь там никуда! – крикнула уже вдогонку наставница.

А через пару минут меня догнала Мява.

– Что, не удалось сбежать?

В ответ я только фыркнула. Ну и ладно, в следующий раз разведаю. Хотя…

– Уважаемая Марна, а скажите, вы не слышали, что случилось на окраине Медвежьего леса? – спросила я, догнав женщину и приспустив с плеч шаль. Видеть меня женщина не может, но так хоть чувствует, что я рядом, а то разговаривать с пустым местом сложно.

– Ох, Лучана! Не знаю даже, но говорят, медведь подрал девку. Возможно, не один. – Марна вздохнула и сделала отгоняющий беды жест.

– Медведь?

– Уж очень крупные… Так, а что же сама-то Аглайя не спросила? Не для детских ушек такие разговоры.

– Я уже не маленькая, – возмутилась я, слегка топнув ножкой.

– Я-то верю тебе. А вот остальные…

Стоит признать, что не вышло у меня разговорить женщину. Марна так и не рассказала больше ничего, как понимаю, опасаясь гнева матушки. Но ничего, где наша ведьма не пропадала? Разберемся!

До деревни добежали быстро, видимо, селянка по-настоящему любит своих коровок…

В деревне я снова натянула шаль повыше, чтобы не привлекать внимания. То есть видеть меня могут, и не врежутся, но вот сосредоточиться и запомнить – нет.

Марна открыла калитку, пропуская меня во двор. Сразу прошла к сараю, и опять же не закрывая дверей, присела подле своей кормилицы. Женщина с такой нежностью погладила ту, что даже постороннему стало бы ясно – у нее доброе сердце.

Я обошла их по кругу, пока хозяйка сдаивала молоко в крынку. Осмотрела кормушку, наполненную свежим сеном. Душистым. Пахнущим лугом и ветром. И… принюхалась сильнее, не понимая, откуда взялся чужеродный аромат цветка, не должного здесь оказаться. Потянулась за ним, даже не заметив, как оказалась стоящей на кормушке ногами. Интересно.

– А вот и нашла, – прошептала себе под нос, словно боясь спугнуть подсохшее растение, повисшее под балкой.

Тонкий стебелёк с редкими листочками и мелкими желтыми цветами зацепился за торчащий из балки гвоздь, и успел подвялиться. Явно висит здесь со вчерашнего вечера. Чуть выше заметила щель. Кто-то выдрал кусок прокладки из мха между бревен, и, видимо, в эту щель и затолкал цветы.

Люцифина солнечная. Ядовитая, несмотря на красивое название и трогательную внешность полевого цветка. Растет на болотах, в основном там, где обитают кикиморы. Но не кикимора же принесла ее сюда? Хм…

Я вышла из сарая, обошла его. Ага, с обратной стороны загон, с уже покосившимся забором.

– А у вас там забор покосился, – сказала я хозяйке.

– Так напасть какая-то просто, ещё на той седьмице стоял. Радан помог, поправил. А вчера вот…

– С соседками не ссорились? – вспомнила я уроки наставницы, что большая часть бед у людей от самих же людей.

– Не ссорилась, – ответила и нахмурились женщина.

– А дворового ничем не расстраивали? – спросила я, обдумывая: ему бы не нужно было мох выдирать, так бы зашёл и накормил скотину с руки.

– Нет, что ты… Вы, – вдруг поправилась женщина, а я уловила в ее тоне что-то новое. Раньше она ко мне проще обращалась.

– Точно?

Хозяйка задумалась, а потом поднялась.

– Нюрку пожурила на днях, что скотину почём зря охаживает вицей. Да я же со всеми мирно живу. Даже Руза вечёр на чай заходила.

– Ладно, передам наставнице. А вы, если вспомните ещё что, так сообщите сразу. И дворовому молочка парного налейте сегодня. Миска где его? – Я прошла в указанный угол, и осмотрев пустую посудинку, указала на нее пальчиком. – Поменяйте только. Негоже дворового кормить из битой посуды. Они уважение любят. Хлебца свежего ещё положите. И на двор не пускайте посторонних.

Женщина охнула, сказала, что миска целой была, но дальше только слушала и кивала, соглашаясь со всем, и бросая тревожные взгляды на буренку.

Возвращаясь с крынкой молока, от которого исходил еле уловимый аромат люцифины, я на секундочку задержалась у колодца. Очень уж рьяно спорщики обсуждали что-то.

– А я тебе говорю, волки то были! – доказывал седой мужчина, гневно глядя на собеседника.

– Да какие волки?! Ты что, ослеп ужо? Там же когти такой длины, что не меньше медведя матерого, – спорил с ним молодой.

– Форму и расположение следов видел? Не медведь то. Уж я пожил, знаю.

– Не бывает таких волков. Говорю тебе.

– Тьфу на тебя! Бестолковщина. Зелен ещё, спорить, – седовласый мужчина развернулся, и ещё раз сплюнув в сторону, отправился восвояси.

Молодой ещё постоял, поскреб макушку. Но, видимо, все же придерживаясь своей версии, махнул рукой, вздохнул, и подхватив ведра с водой, пошагал в сторону дома.

Вот, опять… Мне бы уточнить, где то место со следами и что точно произошло, а разве же ответят девке? Нет. Обидно-то как… Ну ничего, скоро закончу заговаривать свой амулет, и тогда уж…

– Ой!

Чуть не споткнулась о корягу, и выплеснула несколько капель молока на землю.

– Вот же леший! Помню я про угощение, нечего напоминать. Ух, – погрозила я кулаком в сторону леса, – проказник!

Мява рядом закашлялась, округлив и так большие янтарные глаза. А я отпихнула корягу в сторону и поспешила дальше.

– Ну что ты, опять шерсти наелась?

– Какой шерсти! Лучанка, ты совсем безголоваяу девка! Ну разве можно так с лешим?! Накажет ведь, глупаяу, – тараторила кошка, забегая вперёд и оглядываясь, стараясь поймать мой взгляд.

– Я ему пироги пеку, чего это накажет? Не-ет. А то и без угощений остаться может!

Последнюю фразу я произнесла громче, и заметила, как с тропинки тут же начали исчезать камешки. Так-то! А то распоясался.

Вернулись мы быстро. Сразу рассказала наставнице все, что заметила, и про забор покосившийся, и про трещинку на миске дворового, и про щель меж бревен, явно рукотворную.

– Умница, Лучана. Молодец, что все смекнула да соединила в ниточку. С молоком я сама разберусь, а ты пойди, приготовь отвар из ромашки, остицы и ладури. Сейчас посмотрю, где-то была ещё веточка люцифины. Помнишь как выводится яд?

– Да, наставница. Веточку не надо, вот, – я вытащила из кармана ту, что сняла с гвоздика в сарае Марны. – Она и повисла на гвоздике у той щели.

– Свежая. Вчера только с болот принесенная.

– Так я и думала! Значит нужно узнать, кто ходил на болота вчера!

– Циц! Не лезь в это, мала ещё. Отвар приготовь, и отнести сразу надобно. А с зачинщиками не тебе разбираться.

Вот так всегда: чуть что, так сразу мала…

С отваром справилась быстро. И что интересно, в конце варки вдруг вспомнила, что корова к отелу готовится. По наитию добавила туда каплю живицы. Эта вытяжка очень хорошо сил придает, но и добыть ее сложно. Травка растет в горах, куда не каждый готов отправиться, поэтому матушка ее только в особых случаях использует. Но ведь теленочка-то жалко. Не задерживаясь, сразу унесла Марне, и объяснила как использовать.

– Думаешь, успели? – спросила у кошки, вышагивающей рядом.

– Думаю, да. Вот если бы та веточка тоже была съедена, то, возможно, и нет. А так… – Мява задумалась, а потом, осмотревшись по сторонам, шепотом спросила:– Ты ведь не передумала?