- -
- 100%
- +
© Елена Крюкова, 2021
ISBN 978-5-4496-8111-9
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
ВЕРА
ПЛАМЯ В НОЧИ
«По тому узнают все, что вы – Мои ученики,
если будете иметь любовь между собою».
Евангелие от Иоанна, гл. 13, стих 35
Псалом первый
Господи больно мнеГосподи шелест все ближеАнгельских крыльевНе в огнеНа зимнем окне Тебя вижуНа слюде дымном холодном стеклеБабочкой что проснулась больно и раноА в ночи в ледяной истомленной мглеДалеко болит рассвета рваная ранаНебу больноБольно святым снегамНа полмира раскинулись перед глазамиГосподи мне отмщенье и аз воздамВсем воздам: огнями кровью слезамиВсем что в мире ни есть моеА моего в мире Господи ничего и нетуЯ всего лишь на веревке Твое святое бельеНа ветру мотаюсь по белу светуЯ всего лишь полотно снежная плащаница ТвояПусть Тебя в меня завернутпропитаются кровию складкиИ вберу Твою больБоль это свет бытияЛягу тканью холстиной на лоб Твойчистый и гладкийВсе впитаю Твое все обвяжу обнимуТвой ужас крик одиночество жалобу милостьТвое копье под ребро в снеговом дымуТвой стон в облака: неужели это свершилосьА потом Ты выйдешь смеясь пройдешь сквозь меняПлащаница тающим снегом свернется во мраке гробаИ восстанешь снопом сиянья стогом огняМеня окровавленную дерюгу не вспомнить чтобыГосподи больноА зимняя бабочка хочет взлететьА я еще жить хочу хоть не отстирать от Твоей кровиЖизни что вся прожита не на половину не на третьНе отмыть от злобы чужой и от родной любовиГосподи Господи Ты лишь один и естьГрядущий Рассвет во тьме внутренней и кромешнойХлеб мой насущный даждь мне днесьМне малой грешной великой безбрежнойМне свободному морю мне Твоей вольной землеМне нет не мне а всем другим мне не надоя так просто я с краюГосподиСвеча горит на столеСлезы глотаюУповаюМолюсьУлыбаюсьЖивуУмираюПасхалия
Сияющая, пламенная, солнечная Пасха!Сверкающая, сбывшаяся, подлинная сказка —Отверстые врата в любовь под облачною сенью,Кагор, Твоя святая кровь, во славу Воскресенья.Тебе Христос воскрес! Нам всем, зверью и люду!Мария Магдалина, о, тебя не позабуду —Тебе явился ясный огнь, и ветр, целуя пламя,Все слышал, как ты плачешь, все знал, что будет с нами.Катай же на ладони яйцо в кровавой краске!И подними лицо к Тиберью в детской ласке —И руку протяни, и он возьмет, пылаяСтыдом и любопытством, как на пороге Рая.Ах, римский император! Нет о тебе помину.Господь-то Пантократор под куполом раскинулКрестообразно руки – мозаика искрится,А за плечами Бога – все лица, лица, лица…А птицы так поют в ветвях! Захлебно и хрустально!Далёко Страшный Суд! Впотьмах! Черно и чужедально!А тут весенний царский день, цветней алмазной грани —И вдруг… Креста наляжет тень крылами покаяний…Да, ты Голгофы не забудь! Гроза грохочет в спину.Огнем под ноги ляжет путь, Мария Магдалина!Яйцо, и пасха, и кулич, освящены, всесильны, —Настанет день – взовьется кличсреди холмов могильных!И кости мертвые, восстав, оденутся телами.И друг на друга поглядим горящими очами!Да, люди, – только свечи мы, возожжены без чада,Пылаем средь пещерной тьмы безумным водопадом!Да, только миг один горим! Нам меда, воска мало!Взахлеб о счастье говорим! И без конца-начала,Навек обнявшися, летим, от праздника-веселья —Туда, где звезд парчовый дым, в объятья Воскресенья!Дай, Магдалина, мне яйцо! Рыдая и ликуя,Я освящу твое лицо трикраты – поцелуем.Глазами, плача, освещу, благословлю устами,Сплетемся, крепко обнявшись, горячими крестами!Да, человек – то крест живой!Живейший, изначальный!А облако над головой — что нимб многострадальный!Но, попирая смерть и боль небесными стопами,Ты радуйся! Господь с тобой! Господь со всеми нами!Ты радуйся! И ты живи! И Пасху празднуй снова —На самом краешке любви, вне выдоха и слова,А только светом слезных глаз, христосуясь, целуяОдин, другой и третий раз, рыдая и ликуя,Под нежной майскою листвой, ее зеленым клеем,Покуда веруем, живем, и любим, и жалеем.Проскомидия
Снега на улице покаты.И ночь чугунно тяжела.Что ж, настает мой час расплаты —За то, что в этот мир пришла.Горит в ночи тяжелый куполНа белом выгибе холма.Сей мир страданием искуплен.Поймешь сполна – сойдешь с ума.Под веток выхлесты тугие,Под визг метели во хмелюЯ затеваю ЛитургиюНе потому, что храм люблю.Не потому, что Бог для русской —Всей жизни стоголосый хор,А потому, что слишком узкийКороткий темный коридор,Где вечно – лампа вполнакала,Соседок хохот и грызня…Так жизни мало, слишком мало,Чтоб жертвовать куском огня.Перед огнем мы все нагие —Фонарный иль алтарный он…Я подготовлюсь к ЛитургииМоих жестоких, злых времен.Моих подземных переходов.Моих газетных наглых врак.И детдомов, в которых годыДетей – погружены во мрак.Моих колымских и алданских,Тех лагерей, которых – нет…И бесконечных войн гражданских,Идущих скоро – сотню лет.Я подготовлюсь. Я очищусь.Я жестко лоб перекрещу.Пойду на службу малой нищей,Доверясь вьюжному плащу.Земля январская горбата.Сковала стужа нашу грязь.Пойду на службу, как солдатыШли в бой, тайком перекрестясь.И перед музыкой лучистой,Освободясь от вечной лжи,Такой пребуду в мире чистой,Что выслушать – не откажи!И может быть, я, Божье СловоНеся под шубой на ветру,Его перетолкуя, сноваЗа человечью жизнь помру.И посчитаю ЭТО чудом —Что выхрип, выкрик слышен мой,Пока великая остудаНе обвязала пеленой.Марина, продавщица свечей
…А на улицу выйду – и лупят снегаПо щекам, по плечам, по рукам!У девчоночки в черном больная нога:Чуть хромая, проходит во храм.То Марина идет, продавщица свечей.Сивцев Вражек возлюбит ееЛишь за то, что глядела она горячей,Чем глаголит о том Бытие.Пусть монеты играют на грязном столе!Пусть свечные молчат языки!Продавщица свечей на холодной Земле,Дай нам свет из костлявой руки.И тогда близ груди мы его понесем,Загадаем, чтоб долго горел…Ни себя, ни любимых уже не спасем.Со свечою пойдем на расстрел.Со свечою пройдем, в колыбели двух рукСохраняя дитя от ветров…И не страшно уже напророченных мук.Мир стальной обнажен и суров.А Марина стоит за церковным столом,Раздавая негаснущий свет,И, дрожа, ее пальцы исходят теплом,Словно диски далеких планет.И когда ее руки расхожую медьОбменяют на стволик свечи, —Я пойму, что не так тяжело умереть,Как без пламени – выжить в ночи.«Я уповаю на Тебя рвут марлю с выдохом и хрустом…»
Я уповаю на Тебя рвут марлю с выдохом и хрустомРвут бинт страданием слепяв палате чисто чудно пустоВ палате глухо ледянона помощь звать не хватит крикаЯ позабыла так давно улыбку сестринского ликаЗвон скальпелей и вилок звонна бедной памятной годинеЯ лишь исполнила закон —проплыть под синевой на льдинеИ снизу дышит синева и сверху рушится и льетсяИ я плывя дыша едва ладонь тяну слепому солнцуЯ уповаю на Тебя не постыжуся не отринуДрожит соленая губа сухую простыню – под спинуМоя держава бытие Спаситель мой и ЗащитительОдно прибежище мое одна суровая обительВот доигралась на врага я безоружна выходилаСама себе не дорога живое жалкое кропилоРазбрызгивала соль и свети боль и радость и рыданьеКричала людям: смерти нетхрипела в позднем покаяньеЛетела за Тобой во Адуподобляясь снежным хлопьямДороги не было назад а я по кольям шла по копьямА нынче кетгут мертвый бинти острый нож чужой умелыйА я живой железный винтвесь от мороза поседелыйМеня загнали в темный паз меня вворачивают тугоВо время слишком тесный лазчтоб крепко там обнять друг другаА может держится на мне вся эта жестяная лодкаИ не окажемся на дне и улыбнемся дивно кроткоМне больно выгибаюсь яору мечусь мне ловят рукиТы Боже вся моя семья не вынесу с Тобой разлукиВозьми что хочешь отними остави круглой сиротоюНо Ты иди между людьмико мне – легчайшею стопоюНо Ты мне руки протяни боль обрати в тугое пламяВ палате чистой мы однив Твоем пустом и голом храмеЗдесь росписей навеки нетЗдесь только мы под конхой плачемЗа литургией звезд планетИ я гляжу лицом незрячимЛишь на Тебя лишь на Тебякак больно с болью нету сладуГосподь прибежище судьбалюбовь и крепость и отрадаРазбей меня я Твой сосудрасколоти – Себе на счастьеНо рвут бинты и нож несут —разрезать сердце мне на частиИ пересохшею губой вылепливаю плача нитиГосподь мой я всегда с Тобойи на Голгофе и в зенитеИ коль пройдешь во тьме палатменя в стерильный снег вминаяПятойТебе я крикну: СвятИ Ты прошепчешь мне: РоднаяБоярыня Морозова
…И розвальни! И снег, голуба, липнет сапфирами – к перстам…Гудит жерло толпы. А в горле – хрипнет: «Исуса – не предам.»Как зимний щит, над нею снег вознесся — и дышит, и валит.Телега впереди – страшны колеса. В санях – лицо горит.Орут проклятья! И встает, немая, над полозом саней —Боярыня, двуперстье воздымая днесь: до скончанья дней.Все, кто вопит, кто брызгает слюною, — сгниют в земле, умрут…Так, звери, что ж тропою ледяною везете вы на судТу, что в огонь переплавляла речи! и мысли! и слова!И ругань вашу! что была Предтечей, звездою Покрова!Одна, в снегах Исуса защищая, по-старому крестясь,Среди скелетов пела ты, живая, горячий Осмоглас.Везут на смерть. И синий снег струится на рясу, на персты,На пятки сбитенщиков, лбы стрельцов, на лица монашек, чьи чертыМерцают ландышем, качаются ольхою и тают, как свеча, —Гляди, толпа, мехами снег укроет иссохшие плеча!Снег бьет из пушек! стелется дорогой с небес – отвес —На руку, исхудавшую убого — с перстнями?!.. без?!.. —Так льется синью, мглой, молочной сластью в солому на санях…Худая пигалица, что же Божьей властью ты не в венце-огнях,А на соломе, ржавой да вонючей, в чугунных кандалах, —И наползает золотою тучей собора жгучий страх?!..И ты одна, боярыня Федосья Морозова – в мируВ палачьих розвальнях – пребудешь вечно гостья у Бога на пиру!Затем, что ты Завет Его читала всей кровью – до конца.Что толкованьем-грязью не марала чистейшего Лица.Затем, что, строго соблюдя обряды, молитвы и посты,Просфоре черствой ты бывала рада, смеялась громко ты!Затем, что мужа своего любила. И синий снегСтруился так над женскою могилой из-под мужицких век.И в той толпе, где рыбника два пьяных ломают воблу – в пол-руки!.. —Вы, розвальни, катитесь неустанно, жемчужный снег, теки,Стекай на веки, волосы, на щеки всем самоцветом слез —Ведь будет яма; небосвод высокий; под рясою – Христос.И, высохшая, косточки да кожа, от голода светясь,Своей фамилией, холодною до дрожи, уже в бреду гордясь,Прося охранника лишь корочку, лишь кроху ей в яму скинуть, в прах, —Внезапно встанет ослепительным сполохом — в погибельных мирах.И отшатнутся мужички в шубенках драных, ладонью заслоняГлаза, сочащиеся кровью, будто раны, от вольного огня,От вставшего из трещины кострища — ввысь! до Чагирь-Звезды!.. —Из сердца бабы – эвон, Бог не взыщет,Во рву лежащей, сгибнувшей без пищи, без хлеба и воды.Горит, ревет, гудит седое пламя. Стоит, зажмурясь, тать.Но огнь – он меж перстами, меж устами. Его не затоптать.Из ямы вверх отвесно бьет! А с неба, наперерез ему,Светлей любви, теплей и слаще хлеба, снег – в яму и тюрьму,На розвальни… – на рыбу в мешковине… — на попика в парче… —Снег, как молитва об Отце и Сыне, как птица – на плече…Как поцелуй… как нежный, неутешный степной волчицы вой… —Струится снег, твой белый нимб безгрешный, расшитый саван твой,Твоя развышитая сканью плащаница, где: лед ручья, Распятье над бугром…И – катят розвальни. И – лица, лица, лицаЗасыпаныСребром.Погорельцы
Тянет руку мне тельце… В шаль закутаю туго…Мы теперь погорельцы — мы сцепились друг с другом.Полыхало седельце крыши — дрожью по скатам…Мы теперь погорельцы — мы подобны солдатам.Ноздри мир выест гарью. Очи мир солью выест.Между злыми снегами наш возок – Царский выезд:Сундучишко распятый, узелишко дорожный…А куда нам, ребята?!.. – и сказать невозможно…Побредем по землище, где монетами плотют.Сядем в рубище нищем средь толпы – ты не против?.. —У дворца, где умельцы расписали колонныМатюгом… – погорельцы!.. Оборван-охламоны…Будем клянчить усердно, будем петь вам колядки.Ах, народ ты наш скверный, накидай без оглядкиНам в корзины-баулы всякой снеди пресладкой!..Ветер – рыбою снулой. Крестим лица украдкой.Нам землицы-земельцы уж не нюхать родимой.Мы теперь погорельцы. Мы – навеки и мимо.Не ори ты, младенец, ш-ш!.. – в зареванной шали…Помни: ты погорелец. В тебя звезды дышали.На излете причала, на пороге вокзалаПальцы жгла я свечами – я тебя пеленала.И просила дары я – хлебца, сальца кусочек!И молила: Мария, голодал Твой Сыночек…Этот голод великий, мы стрельцы-огнестрельцы…О Пречистая! Ликом наклонись: погорельцы!Стынь-страна – в пол-объятья, чернь-страна – в масле дуло…Под каким ты проклятьем, породившись, уснула?!..На вокзальном пороге грудь даю ребятенку —Погорельские боги!.. – как немому котенку…Перевязана накрест волглой, вытертой шалью,Белка, беженка, выкрест, кормлю ляльку печалью…Кормлю мерзлою далью, кормлю близью угрюмой —Хоть бы корку подали, вы, жулье, толстосумы!Вы, проведшие кабель жирных дел под землею.Вы, звон денежных сабель сыпля над головоюВаших узников кротких, вороша головешки…О, подайте!.. – селедку иль горбушку, картошку…ТАМ – сгореть без прописки. Бог не взыщет по праху.ЗДЕСЬ – лакать нам из миски, утираться рубахой.Отвернулась от шали – кто-то выдохнул рядом…Повернулась: ох, зябко: злато, смирна и ладан.Поклонение волхвов в снегопаде
Снега упорные мели и мощно и печально пели,Когда на сем краю земли,в еловом, выстывшем приделе,Среди коров, среди овец, хлев освещая ярким телом,В тряпье завернутый, Малец сопел и спал на свете белом.Я на коленочках Его держала… Было очень больноСидеть… Но было торжество отчаянно и колокольно!Старуха, супротив меня, слезясь глазами, быстро пряла…А овцы грелись близ огня — таких овец я не видала:Как снеговые горы, шерсть!..В отверстой двери плыли звезды…Морозом пахли доски, жесть и весь печной подовый воздух.Обрызгал мальчик пелены…(На них – мешок я изорвала…)И бубенцы были слышны — волхвы брели, я поджидала…Они расселись круг меня.Дары выкладывали густо:Лимоны – золотей огня, браслеты хитрого искусства,И кольца золотые – вот! — на леску – рыбой нанизали,Варенье из лесных смород, а как варили – не сказали…Склонили головы в чалмах, как бы росистые тюльпаны,И слезы в их стоят глазах, и лица – счастьем осиянны:«Живи, Мария! Мальчик твой — чудесный мальчик, не иначе:Гляди-ка – свет над головой, над родничком!..» А сами плачут…Я их глазами обвожу — спасибо, милые, родные!..Такого – больше не рожу в метелях посередь России…Что, арапчонок, смотришь ты, косясь, замерзнув, исподлобно?!..Младенцы наши – вот цветы: в снегах да во поле сугробном!..И дуют, дуют мне в скулу — о, я давно их поджидала! —Собой пропарывая мглу, ветра с Ветлуги и Байкала,Ветра с Таймыра и Двины, ветра с Урала, Уренгоя,С Елабуги, Невы, Шексны, — идут стеной, рыдая, воя…Изветренная ты земля!Ты, вся продрогшая сиротски!Ты – рваный парус корабля, мазут машинный топки флотской…И в то скрещение ветров, в те слезы без конца-без краю,В ту нашу ночь без берегов — пошто я Сына выпускаю?!И вот уж плачу! А волхвы, стыдясь меня утешить словом,Суют небесной синевы громадный перстень бирюзовыйИ шепчут так: «Носи, носи!..Ведь бабам бирюза – от сглазу!..»Ну, коли так, – меня спаси!..А не спасешь – так лучше сразу…А будет горе – знаю я.Его к доскам прибьют гвоздями.И будет вся моя семья — тоска меж сохлыми грудями.Лицо ногтями разорву.Прижмуся ко Кресту главою.И, словно чей-то труп – во рву, — себя увижу… молодою,Увижу снег, и теплый хлев, пеленки мешковины хлебной,Зубами как блестел, присев, волхвиный царь с травой целебной…И тельце Сына в пеленах, как спелый абрикос, сияет,И на ладонях-облаках кроваво звезды не зияют,И сено пряное шуршит, и тяжело вздыхают звери,И снег отчаянно летит в дубовые, медвежьи двери.Север. Звезды
Как белые кости, как пальцы скелета,Впиваются скалы в прибой.Здесь плечи земли лишь Сияньем согреты.Небесный – ночьми – блещет бой.Как я умирала, как я возрождалась —Лишь знает бессмертный мой Бог.Меня Он – людскую последнюю жалость —Над зимней пустыней возжег.Течет Плащаница над сизою тундрой.Бьют копья в грудину земли.Хрипеть уже – больно. Дышать уже – трудно.Все звезды в гортань мне втекли.И я, как гигантский тот Сириус колкий,Тот страшный, цветной осьминог,Вошла во предсердие мира – иголкой —Одна! Ибо всяк одинок.Все крови и кости в снегах пережжены.Затянуты все черепаМетельною бязью. Как древние жены,Я – пред Мирозданьем – слепа.Вот все мирозданье: меж Новой ЗемлеюПролив этот – Маточкин Шар,И в небе Медведица плачет со мною,Струя ослепительный жар…Да, звезды мы! Резкие – режем! – светила!Цветные мы сабли – наш взмах!Да, наша изникла великая силаВ бараках, раскопах, гробах!И вот над звериным свалявшимся боком,Над грязною шерстью земнойПылаем, сверкаем, зажженные Богом,В тюремной ночи ледяной!К нам – лица. К нам – руки.К нам – плачущи очи.Меж них, поводырь кораблю,Горю, древний Факел военной полночи,Копьем черный воздух колю.Не впишут в реестры. В анналы не впишут.Пылаю, стоцветный алмаз.Иссохли ладони. И ребра не дышат.Лишь воткнут пылающий ГлазГвоздем ослепительным – в небо над тундрой,Над морем Голгофским моим,Где плакал отец молчаливо и чудно,Глотая седеющий дымНа палубе кренистой, обледенелой,Где зелен, как яд, пьяный лед,Где я завещала в снега кинуть тело,Когда дух к Огням отойдет.Укрощение бури
Ой ты, буря-непогода – люта снежная тоска!..Нету в белом поле брода. Плачет подо льдом река.Ветры во поле скрестились, на прощанье обнялись.Звезды с неба покатились.Распахнула крылья высь.Раскололась, как бочонок, —звезд посыпалось зерно!И завыл в ночи волчонок беззащитно и темно…И во церкви деревенской на ракитовом бугреТихий плач зажегся женскийблиз иконы в серебре…А снаружи все плясало, билось, выло и рвалось —Снеговое одеяло, пряди иглистых волос.И по этой дикой вьюге, по распятым тем полямШли, держася друг за друга,люди в деревенский храм.– Эй, держись, – Христос воскликнул,– ученик мой Иоанн!Ты еще не пообвыкнул, проклинаешь ты буран…Ты, Андрей мой Первозванный,крепче в руку мне вцепись!..Мир метельный, мир буранный —вся такая наша жизнь…Не кляните, не браните, не сцепляйте в горе рук —Эту вьюгу полюбите: гляньте, Красота вокруг!..Гляньте, вьюга-то, как щука,прямо в звезды бьет хвостом!..Гляньте – две речных излукиледяным лежат Крестом…Свет в избе на косогоре обжигает кипятком —Может, там людское горе золотым глядит лицом…Крепче, крепче – друг за друга!..Буря – это Красота!Так же биться будет вьюга у подножия Креста…Не корите, не хулите, не рыдайте вы во мгле:Это горе полюбите, ибо горе – на Земле.Ибо все земное – наше. Ибо жизнь у нас – одна.Пейте снеговую чашу, пейте, милые, до дна!..Навалился ветер камнем. В грудь идущим ударялИссеченными губами Петр молитву повторял.Шли и шли по злой метели,сбившись в кучу, лбы склоня, —А сердца о жизни пели средь холодного огня.Восшествие на Голгофу
Я падаю. Погодь. Постой… Дай дух переведу немного…А он тяжелый, Крест святой, да непроторена дорога —Увязли ноги, ветер в грудь чахоточную так и хлещет —Так вот каков Голгофский путь! Какая тьма над нами блещет…Мужик, дружище, дай курнуть… Авось махра снесть боль поможет…Так вот каков Голгофский путь: грохочет сердце, тлеет кожа…Ну, раз-два-взяли!.. И вперед… уж перекладина Мне спинуИзрезала… Вон мать идет. Мать, ты зачем рожала Сына?..Я не виню… Я не виню — ну, родила, так захотела,Вовеки молится огню изломанное бабье тело…А Я, твою тянувший грудь, тащу на шее Крест тесовый…Так вот каков Голгофский путь! — Мычат тяжелые коровы,Бредут с кольцом в носу быки, горит в снегу лошажья упряжь,Бегут мальчишки и щенки, и бабы обсуждают участьМою, – и воины идут, во шрамах и рубцах, калеки,Красавицы, что в Страшный Суд сурьмою будут мазать веки, —Цветнолоскутная толпа середь России оголтелой:Глазеть – хоть отроду слепа! — как будут человечье телоПытать и мучить, и терзать, совать под ребра крючья, пики…Не плачь, не плачь, седая мать, — их только раззадорят крики…Солдат! Ты совесть потерял — пошто ты плетью погоняешь?..Я Крест несу. Я так устал. А ты мне Солнце заслоняешь —Вон, вон оно!.. И снег хрустит, поет под голою пятою!..Под Солнцем – лебедем летит!.. Да, мир спасется Красотою:Гляди, какая Красота! На ветке в куржаке – ворона,И снега горькая тщета, что жемчуг, катит с небосклона,И в створках раковин полей — стога – замерзлым перламутром,И лица ясные людей — что яблоки! – холодным утром!..О Солнце! Мой любимый свет! Тебя Я больше не увижу.Мать, ты сказала – смерти нет… А Лысая гора все ближе…Мать, ты сказала – смерти нет!.. Зачем же ты кулак кусаешь,Хрипя в рыданьи, в снег браслет, волхвами даренный, бросаешь?!Ну вот она, Гора! Пришли… Кресты ворон кружат над нами.Волос в серебряной пыли Марии Магдалины – пламя.Пришли. Назад не повернуть. Я Крест Мой наземь опускаю.Так вот каков Голгофский путь: от края радости – до края…Мать, ты сказала – смерти нет… Глянь Мне в глаза. Да без обмана.…Какой сочится тихий свет. О мать. Ты светом осиянна.Прости Меня. Ты знала все. Теперь Я тоже это знаю.Скрипит телеги колесо.Прости меня. Прости, родная.Снятие со Креста
Милые… Вы осторожней Его…Руки свисают…Колет стопу из-под снега жнитво —Я-то – босая…Прядями ветер заклеил мне рот.Послушник юныйМертвую руку на плечи кладетРельсом чугунным…Снежная крупка во щели КрестаВатой набилась…Что ж это я, чисто камень, тверда?!Что ж не убилась?!..Как Магдалина целует ступню,Жжет волосами…Тело скорей поднесите к огню,Шубой, мехами,Шалью укройте, – замерз мой Сынок!Холодно, Боже…В наших полях и мертвец одинок.Холод по коже.Как кипятком, ветер потный мой лобСнегом окатит:Тише!.. Кладите сюда, на сугроб —Места тут хватит:Я постелила рядно во полях,Где недороды,Где запоют, клокоча, во лучахВешние воды…Вытянул руки-то… Спи, отдохни…Ишь, как умают…Пусть над костром, в матюгах солдатни,В кости играют…Что ты?! Пусти, узкоглазый чернец!..Мне в рот не тыкайСнег!.. Я живая… Еще не конец,Слезы – по лику…И неподвижно Спаситель глядитВ небо святое,В небо, где коршуном Солнце летитНад пустотою.Псалом второй
Господи, восстань в силе и славе Своей
Меж звезд и облаков
Меж морей и людей
Меж камней и железа
Меж яви и снов
Меж корон и венцов
Меж стальных кандалов
О восстани что спиши ты душе моя
На чужом берегу
На краю бытия
На сыром крупнозерном колючем песке
Где волна ледяная лижет ноги тоске
Боже мой
В любви шире руки раскинь
Ты всего лишь сарма
Ты всего лишь полынь
Ты емшан та степная родная трава
Я Тобою лицо утирала едва
На ногах устояв чуть жива чуть дыша
Ты мне родина
Ты золотая душа
Голомянкой Ты в толще Байкала скользишь
Ты великая боль
Ты великая тишь
Боже мой
Ты Собою весь мир озари
Где жила и любила
Свет идет изнутри
Вся монгольская синь
Лазуриты воды
Да на ней отпечатаны наши следы
Мой Господь вот Байкал Твой вот Хамардабан
Вот костер и огонь от шелонника пьян
И сидим мы вдвоем над последним костром
И молюсь я Тебе
Умолкающим ртом
И молюсь я Тебе
Сердцем как решето
Запахнувшись плотней все в заплатах пальто