Повторим нашу встречу

At the Count’s Bidding © 2015 by Caitlin Crews

«Повторим нашу встречу» © «Центрполиграф», 2016

© Перевод и издание на русском языке, «Центрполиграф», 2016

Глава 1

– У меня, наверное, галлюцинации.

Пейдж Филдинг не слышала этого голоса долгие десять лет. Он окутал ее своей бархатностью и в то же время пронзил в самое сердце, заставив позабыть обо всем на свете: о знойном южнокалифорнийском полудне, об электронном письме, которое она печатала, даже о том, какой сегодня был год и день. В мгновение ока Пейдж возвратилась в темное прошлое, полное боли.

Голос настоящего альфа-самца. Его голос. Все столь же властный итальянский акцент, от которого ее тут же бросило в жар. Он раздался позади нее, отчего Пейдж сразу съежилась и внутренне напряглась. Она развернулась в кресле, зная прекрасно, кого она увидит в арочном проеме, ведущем в шикарный особняк на Голливудских холмах, именуемый La Bellissima в честь владелицы, легенды киноэкрана Вайлет Сазерлин.

Джанкарло Алесси. Единственный мужчина, которого она когда-то любила. Единственный мужчина, который заставлял ее кричать от наслаждения и сгорать от вожделения. Единственный мужчина, мысли о котором по-прежнему преследовали ее.

Однажды Пейдж предала его, коварно и подло. Ей стало дурно при воспоминании о том, что она натворила тогда.

– Я могу все объяснить, – взволнованно произнесла она.

Пейдж вскочила из-за стола, за которым всего минуту назад занималась своей работой, греясь в солнечных лучах. Но ноги еле держали ее. Как и десять лет назад, она утопала в безжалостном мраке его глаз.

– Можешь объясниться с охраной, – сквозь зубы процедил Джанкарло. Каждое слово звучало словно хлесткая пощечина. – Мне плевать, что ты здесь делаешь, Никола. Но я хочу, чтобы ты немедленно исчезла.

Упоминание этого имени, которым ее никто не называл с того дня, когда они расстались, заставило ее поморщиться. Слышать его вновь из уст Джанкарло было для нее невыносимо, это причиняло ей чуть ли не физическую боль.

– Я не… – Пейдж не знала, что сказать.

Как объяснить все, что случилось после того рокового дня десять лет назад, когда она предала его и погубила их обоих? Да и что тут скажешь? Пейдж так и не открыла ему всей правды, потому что не хотела, чтобы он знал о том, к какому грязному и скверному кругу людей она принадлежит. Их любовная связь началась так стремительно, страсть поглотила их полностью на целых два месяца. Они практически не знали друг друга.

– У меня теперь другое имя.

Джанкарло застыл на пороге. Изумление охватило его, и тут же вся сила этой эмоции обрушилась на Пейдж, словно снежная лавина. Ее сердце сжалось от невыносимой боли.

– Я никогда… – Глаза Пейдж горели от еле сдерживаемых слез. Ей повезло, что Джанкарло вообще разговаривал с ней, а не приказал охране вышвырнуть ее из особняка. – Теперь меня зовут Пейдж. Это мое среднее имя…

– Забавно. Так же зовут личного помощника моей матери… – Голос Джанкарло зловеще стих, и необходимость в каких-либо объяснениях отпала. Он уже все понял. – Но такое совпадение просто невозможно. Пожалуйста, убеди меня, что ты просто неприятное напоминание о моем темном прошлом, а не человек, который посмел приблизиться к моей семье. И тогда, возможно, я позволю тебе просто уйти и не вызову полицию.

Раньше бы Пейдж подумала, что он просто блефует. Прежний Джанкарло никогда бы такого не сделал. Но сейчас перед ней стоял совершенно другой мужчина. Этот Джанкарло исполнит свою угрозу. Таким он стал из-за нее, и Пейдж некого было винить в этом, кроме себя самой.

– Да, – дрожащим, почти испуганным голосом сказала Пейдж. – Я работаю с Вайлет вот уже три года, но ты должен мне поверить, что я никогда…

– Stai zitto.

Джанкарло резко взмахнул рукой, и Пейдж, даже не зная итальянского, сразу поняла его грозный приказ замолчать. Что еще ей оставалось делать? Ничего, кроме как с опаской наблюдать за ним, как будто в любой момент Джанкарло мог броситься к ней и начать душить.

Пейдж знала, что заслуживает гнева Джанкарло. Рано или поздно этот день должен был наступить. Теперь тихая, спокойная жизнь, созданная ею по счастливому стечению обстоятельств, разрушится с появлением Джанкарло, который являлся единственным сыном Вайлет и итальянского графа.

Разве все могло закончиться как-то по-другому? Ее судьба была предрешена с того момента, как она прошла собеседование, ответив с легкостью на все вопросы менеджера актрисы. Пейдж много узнала о жизни матери Джанкарло во время их скоротечного романа. Именно так ей досталась эта работа.

Пейдж так долго проработала с Вайлет, что ей начинало казаться, будто ей уже ничего не грозит. Что Джанкарло навсегда останется в Европе среди гор Тосканы, где строился его элитный отель. Именно здесь он нашел прибежище после того, как по ее вине во всех таблоидах мира появились эти омерзительные снимки.

Теперь, когда Джанкарло находился здесь, спокойствие покинуло Пейдж, но она не могла оторвать глаз от него, вспоминая, что потеряла и разрушила собственными руками.

В этом особняке почти в каждой комнате висели фотографии сына хозяйки. Достаточно взглянуть лишь раз на него, всегда мрачного и безукоризненно элегантного, чтобы понять, что он не американец. Даже десять лет назад, несмотря на то что он так долго прожил в Лос-Анджелесе, он был похож на потомка европейских голубых кровей. Его манера держаться всегда отличалась предельной отстраненностью и холодностью, а его аристократическое красивое лицо напоминало прекрасных богов Древнего Рима.

Джанкарло не составляло никакого труда завладеть безраздельным вниманием кого бы то ни было, куда бы ни ступала его нога. Он приковывал к себе взгляды окружающих отчасти благодаря одежде, которая сидела на нем идеально. Его фигура, стройная и мускулистая, источала силу и чувственность.

Джанкарло излучал ауру настоящего самца. У Пейдж пересохло в горле от флюидов, исходивших от него. Спустя столько времени сопротивляться ему стало еще сложнее. Он по-прежнему стоял в дверном проеме, одетый с иголочки в темные брюки, ботинки и куртку, которая придавала ему вид дерзкого мотоциклиста, готового увезти понравившуюся ему девушку на край света. В то же время казалось, будто в подобном костюме он может спокойно пойти на прием для сливок общества или забраться в постель для того, чтобы провести там незабываемые выходные, посвятив себя без остатка плотским утехам.

Но Пейдж не стоило сейчас об этом думать. Она по-прежнему готова была ему отдаться, будто с момента их последнего прикосновения прошло всего десять минут. Ее тело, как и прежде, изнывало от желания.

Джанкарло сжал чувственные губы, и Пейдж мысленного поблагодарила Бога за то, что он до сих пор не снял солнцезащитные очки. Ее страшили его бездонные глаза. Ей вспомнилась их последняя встреча: он пришел к дому, в котором Пейдж тогда жила, сжимая в руке фотографии, и молча протянул их, наконец осознав, что она натворила. В тот момент, когда Джанкарло открылось ее истинное лицо, в его взгляде блеснула лютая злость.

«Возьми себя в руки», – раздраженно приказала себе Пейдж. Что было, того не вернешь. И ничего исправить уже нельзя».

– Мне жаль, – успела произнести Пейдж, пока он снова не заставил ее замолчать. Пока она еще не утонула в слезах, которые польются рекой, стоит только ей остаться в одиночестве. Пока ее не захлестнула горечь невосполнимой потери. – Джанкарло, мне так жаль.

Он отшатнулся, будто получил пощечину.

– Мне плевать, почему ты здесь. – Резкость его голоса пронзила Пейдж, словно острый клинок. – Мне плевать, в какую игру ты играешь. У тебя есть пять минут, чтобы покинуть эти владения.

Но Пейдж не понимала его слов. Все, что она слышала, – это гнев и ярость, которые обжигали ее, как раскаленное железо. Но не страх завладел ей, а радость? Он до сих пор к ней не равнодушен!

– Если ты не сделаешь этого сама, – Джанкарло сделал зловещую паузу, – то я с превеликим удовольствием выброшу тебя отсюда собственноручно.

– Джанкарло… – начала Пейдж, пытаясь говорить спокойно, хотя ее руки нервно подрагивали, скользя по блузке и шелковой юбке. Она не видела его глаз, но чувствовала ег взгляд на своих губах, ногах, на всех тех частях тела, которые он когда-то боготворил.

Но Джанкарло снова прервал ее.

– Ты можешь называть меня граф Алесси в течение следующих четырех минут, которые будут тебе отведены, прежде чем я выставлю тебя отсюда. Я не знаю, в какую игру ты играешь, но если ты осознаешь серьезность моих угроз, то я бы на твоем месте не открывал рта.

– Я не играю ни в какие игры. Я не… – Ее голос резко стих. Пейдж не знала, что сказать человеку, у которого не было ни малейшего желания ее слушать. Почему она не подготовилась к этой встрече? – Я знаю, что тебе и дела нет до моих объяснений, но все не так, как тебе кажется. Вернее, не совсем так.

Джанкарло поджал губы и сорвал солнцезащитные очки. Его мрачные горящие глаза источали обжигающую ярость, которую он даже не пытался скрывать.

Под натиском этого взгляда Пейдж отчаянно захотелось сесть: у нее начали дрожать колени, она готова была разрыдаться – безудержно и надрывно, до тошноты и головокружения – так, как это было десять лет назад. Всепоглощающий мрак пожирал ее изнутри.

– Что ж, просвети меня, – предложил Джанкарло. За его бархатным тоном скрывалась опасность. – Что именно не так, как мне кажется? То, что по твоей милости нас сфотографировали в тот момент, когда мы с тобой занимались сексом? Хотя я очень четко дал тебе понять, как сильно ненавижу вторжение папарацци в мою личную жизнь после стольких лет, проведенных под объективом камер из-за звездного статуса моей матери? Или то, что ты продала эти снимки таблоидам? – Джанкарло сделал шаг к Пейдж, крепко сжав руки в кулаки. Ее разрывало на части: хотелось бежать от него сломя голову и в то же время броситься к нему. Джанкарло погубит ее, не прилагая к этому особых усилий, потому что сопротивляться ему невозможно. – Или, может быть, я неверно истолковал тот факт, что ты, работая на мою мать, продолжаешь что-то узнавать о моей семье? Какая же ты дрянь!

– Послушай…

– Нет, это ты послушай. – Его ноздри раздулись, а лицо исказилось отвращением. Стыд и сожаление душили Пейдж. – Ты бессердечная тварь, и мне кажется, что я ясно дал тебе это понять десять лет назад. Мне противно видеть твое лицо, я искренне надеялся, что мы уже никогда больше не встретимся.

Пейдж нечего было на это ответить или возразить. Все, чего ей хотелось в этот момент, – рухнуть на пол и свернуться калачиком прямо здесь, на терракотовом ковре. Но вдруг что-то в ней взбунтовалось, заставило выпрямить гордо спину и смело встретиться с его ужасным взглядом. Пейдж своенравно вздернула подбородок, несмотря на осуждение и презрение Джанкарло.

– Я люблю ее.

Эхо этой фразы повисло в воздухе, накалив атмосферу до предела. И слишком поздно до Пейдж дошли воспоминания о том, что она сказала ему во время их последнего разговора: «Прости меня, Джанкарло. Я люблю тебя».

– Что? – Его голос стал тихим и мягким. У Пейдж внутри все задрожало от резкой смены тона и его обманчивого спокойствия. Но она выпрямила плечи. – Что ты только что посмела сказать мне?

– Ты здесь совершенно ни при чем, я действительно искренне люблю Вайлет. – Пейдж говорила правду, ей удалось смириться с тем фактом, что она потеряла его навсегда и не пыталась никак снова вернуть его с помощью коварных планов. Ей всего лишь хотелось загладить свою вину.

Джанкарло покачал головой и пробормотал что-то неразборчиво на итальянском.

– Это какой-то кошмар. – Его взгляд стал еще более жестким и яростным. – Но кошмары заканчиваются рано или поздно. А ты по-прежнему отравляешь мне жизнь. Надо было думать головой, прежде чем доверять такой женщине, как ты. Но я хочу все это оставить в прошлом. Почему бы тебе просто не исчезнуть, Никола?

– Пейдж. – Звук этого имени ранил ее словно нож по сердцу. Оно было для нее символом потери, напоминало о тех ужасных поступках, которые ей пришлось совершить. – Лучше уж называй меня бессердечной тварью, чем так.

– Мне все равно, как ты там себя называешь. Я хочу, чтобы ты ушла. Я хочу, чтобы ты держалась подальше от моей матери. Я с отвращением думаю о том, что ты пробыла возле нее так долго. Как затаившаяся злокачественная опухоль.

Ей придется уйти, она прекрасно понимала это. Все ее объяснения и логические доводы, какой в них смысл, если она причиняет ему боль одним своим присутствием? Ее мать тоже всегда сравнивала Пейдж с раком, который пускает метастазы по телу человека и убивает его.

– Прости меня. – Даже для извинения в голосе Пейдж было слишком много уныния. В его взгляде на долю секунды отразилась затаенная боль. – Я жалею обо всем, что произошло. Но я не могу бросить Вайлет. Я обещала ей.

Это признание стало последней каплей. Его взгляд метал гром и молнии. Пейдж призвала на помощь все свое мужество, чтобы не оробеть и не сделать шаг назад, когда Джанкарло приблизился к ней. Или чтобы не броситься прочь из дома в сад и побежать прямиком к дикому каньону. Куда угодно, лишь бы подальше от этого человека. Это желание неистово пульсировало в ее крови.

– Тебе, наверное, кажется, что я шучу, – проворковал Джанкарло мягко и нежно. Но вместо испуга Пейдж охватил возбужденный трепет. – Так вот, ты ошибаешься.

– Я понимаю, как неприятно тебе видеть меня здесь и то, что ты не веришь в искренность моих намерений, – примирительным тоном сказала Пейдж. Но на самом деле этот тон больше напоминал речь человека, находящегося на грани нервного срыва, охваченного паническим страхом. – Боюсь, что мне придется остаться преданной твоей матери.

– Извини, – перебил ее бесцеремонно Джанкарло. – Но твоя ирония ошеломляет меня. Ты, именно ты, сейчас говоришь мне о преданности?

Пейдж ухмыльнулась и не отвела взгляд.

– Не ты нанял меня на работу, а она.

– Этот факт не будет иметь никакого значения, если я убью тебя собственными руками, – прошипел он. И Пейдж действительно стоило бояться Джанкарло, но теперь она почему-то была уверена, что он не сможет причинить ей физический вред. Только не он.

Возможно, это убеждение – отголосок прошлого. Раньше она верила, что настоящая и чистая любовь способна справиться с любыми трудностями, и только это чувство имело для нее значение много лет назад. Но ее иллюзии очень скоро разрушились.

– Да, – сказала Пейдж, стараясь выглядеть спокойной. – Но ты ничего мне не сделаешь.

– Пожалуйста, – раздался мужской шепот. В его тяжелом, мрачном взгляде читались злоба и насмешка. – Только не говори мне, что тебе кажется, будто бы я не уничтожил тебя, если бы мог.

– Конечно, ты прав. Но ты действительно не можешь этого сделать, потому что ты вовсе не так жесток.

– Мужчина, которого ты знала, мертв, Никола. – Снова это ненавистное имя. Умышленная словесная пощечина заставила Пейдж отшатнуться и все-таки сделать шаг назад. – Он умер десять лет назад, и его не вернуть к жизни твоими сентиментальными баснями о преданности. Воскрешение невозможно. Все, что у нас осталось общего с ним, – это внешность. Поэтому заруби себе на носу – его больше не существует.

Пейдж стало нестерпимо грустно. Она не понимала, почему безграничная и безысходная печаль снова овладела ей, разбередив старые раны, которые так и не затянулись даже спустя столько лет? Разъедающая душу горечь лишь затаилась на время, выжидая своего часа, чтобы снова отравить ее.

– Я полностью беру на себя и ответственность и вину за то, что случилось тогда, – произнесла Пейдж самым бесстрастным тоном, на который только была способна в эту минуту, несмотря на свою беззащитность и уязвимость. За те два месяца, которые они провели вместе, она растворилась в Джанкарло без остатка, и этот роман стал лучшим периодом в ее жизни. – Но у меня нет выбора. Я обещала Вайлет, что не оставлю ее. Наказывай меня, если хочешь, но не ее.

Джанкарло Алесси практически целиком и полностью состоял из недостатков. Но все же он любил свою эксцентричную претенциозную мать, которая, несомненно, обожала единственного сына, но по-своему, и выражала это порой в странной форме. Вайлет часто позволяла себе использовать его в личных целях: чтобы отвлечь внимание мировых таблоидов от разваливающегося брака, пресечь нелицеприятные слухи или просто ради продвижения карьеры.

Со временем Джанкарло смирился с тем, что родство с голливудской звездой такой величины подразумевает публичный образ жизни под вспышки фотоаппаратов. Именно поэтому он пообещал себе, что ни за что не позволит ей использовать его будущих детей. Никаких снимков с веселыми внуками, сопровождающих газетные статьи, никаких младенцев, с которыми она нежно нянчится перед объективами камер. Никогда его наследники не станут жертвами этого фарса. Он передал свой титул дальнему кузену по отцовской линии.

Джанкарло давно простил свою мать за все. Он хотел причинить боль этой женщине, а не Вайлет. Пейдж могла называть себя как угодно, но для него она всегда останется Николой, виновницей его погибели. Прекрасная танцовщица, из-за которой он лишился рассудка, опозорив свой титул и испортив отношения с теперь уже покойным отцом. Коварное, подлое существо, которое вскружило ему голову, превратив в жалкую марионетку. Из-за нее Джанкарло вынужден был выставить свою личную жизнь напоказ.

Возможно, когда-нибудь он простит себя, но Пейдж – никогда.

Стоя лицом к лицу с той, кого Джанкарло поклялся стереть из своей памяти навсегда, он убеждал самого себя, что испытывает к ней лишь непримиримую ненависть. Ведь ничего другого она и не заслуживала.

Нельзя позволить, чтобы это опасное ощущение опьянения, вызванное ее присутствием, завладело им полностью и снова разрушило его. Больше никому и никогда не удастся обвести его вокруг пальца.

Джанкарло навсегда сохранит неприязнь к иссушенному солнцем Лос-Анджелесу. К пыльно-золотистой Калифорнии с ее искусственно созданными зелеными массивами, служившими единственным спасением во время очередного душного лета. К своей безрассудной молодости, потраченной на глупые игры в плейбоя. К сухой неослабевающей жаре, приправленной запахом дыма от костров вдалеке и бриза Тихого океана, которая вызывала в нем беспокойство и раздражение. К безрассудству его матери в выборе любовников, мужей и личных помощников. Этой ее черте характера несказанно радовались журналисты-хищники. И лишь однажды сын последовал ее примеру. Лишь однажды. Но этого оказалось достаточно.

Джанкарло внимательно изучал стоящую перед ним Николу – Пейдж, которая смотрела на него почти не мигая своими то ли зелеными, то ли голубыми глазами. Копна ее длинных темных волос с отчетливым рыжим оттенком была заплетена косу, ниспадавшую на одно плечо. Раньше ее волосы горели ярким огнем, и ему хотелось, чтобы этот новый темный оттенок казался ему непривлекательным. Она была высокой, но стала тоньше, как и все жительницы этого города. Будто отказ от еды мог магическим образом принести им славу, к которой они все так стремились. Даже любовь – он знал это теперь наверняка – не входила в список их грез.

«Не смей даже думать об этом слове», – выругал себя мысленно Джанкарло.

Пейдж застыла под его пристальным взглядом, блуждавшим по ее телу. Он продолжал рассматривать ее молча, убеждая себя, что ему наплевать на чувства и мысли этой женщины. Ей удалось не только разбить его сердце, но и разрушить его веру в то, что он способен отличить искренность от фальши и уберечь себя от алчных аферистов. Она полностью изменила его восприятие самого себя как личности.

И все равно Пейдж сейчас держалась достойно, что сильно его раздражало. Она по-прежнему обладала грациозностью танцовщицы и гибким станом. Его взгляд скользнул к ее небольшой высокой груди, скрытой под белой блузкой без рукавов, затем к узкой юбке, которая обтягивала ее бедра. Его руки все еще помнили их соблазнительную округлость. Когда-то идеальные изгибы ее тела, которые излучали опьяняющую женственность, извивались под его ладонями. Ее оголенные ноги, как и прежде, отличались стройностью, и Джанкарло не мог отделаться от воспоминаний о том, как они крепко обхватывали его бедра или покоились на его плечах, пока он входил в нее все глубже с каждым новым толчком.

«Прекрати, – приказал ему внутренний голос, – или ты снова опозоришься».

Правильные черты лица Пейдж все так же светились особенной красотой. Она всегда отличалась от всех девушек, которые толпами бегали за ним. Его привлек в ней огонек, когда их взгляды впервые пересеклись на съемках музыкального видеоклипа. Пейдж работала на подтанцовках и была одета в коротенькие облегающие шортики и спортивный бюстгальтер, а Джанкарло строил из себя надменного режиссера, внимания которого добивались многи певицы. Но, несмотря на это, одного взгляда оказалось достаточно, чтобы по уши влюбиться в нее.

В Пейдж до сих пор чувствовалось это затаенное пламя, хотя ее волосы потемнели и она теперь носила строгую элегантную одежду, которая скрывала ее плоский живот и упругие бедра. Так одеваются ответственные и успешно работающие секретари, к числу которых она и принадлежала, если верить словам его матери. Джанкарло старался не думать о ее мотивах и намерениях. Почему его бывшая любовница так долго играет в эту игру, притворяясь преданным помощником, и при этом стремится изо всех сил преуспеть в этой должности? И почему он не может спокойно смотреть на нее, не ощутив при этом, как пламя безудержной страсти снова разгорается в нем?

– Сейчас ты начнешь рассказывать мне свою душещипательную историю? – спросил Джанкарло ледяным тоном. Его забавляло то, как Пейдж отреагировала на его холодность, едва заметно вздрогнув. – В подобных ситуациях всегда найдется такая, не так ли? Миллион причин и оправданий.

– Я не пытаюсь разжалобить тебя. – Ее прекрасное лицо со скулами, созданными для того, чтобы мужские ладони касались их, и чувственным ртом, который призывал к поцелуям, было непроницаемым. – Я и не оправдываюсь, а извиняюсь. Это разные вещи.

– Пожалуй. – Его взгляд остановился на ее губах. Эти чертовски соблазнительные губы! Он все еще помнил их обжигающий вкус и то дикое сумасшествие, которое порождало каждое движение ее языка на его теле. – Но ничего, я найду на тебя управу.

Пейдж нетерпеливо вздохнула, а он не знал, чего ему хочется больше: рассмеяться или задушить ее. Точно так же было и тогда. Она разрушила его жизнь, как ураган, который вырвал с корнем деревья и испещрил землю воронками, оставив после себя руины.

И все же Пейдж так прекрасна! Это злило Джанкарло больше всего.

– Я не заплачу, сколько бы ты не испепелял меня своим гневным взглядом, – сказала Пейдж, прищурившись. Джанкарло так хотел вывести ее из этого состояния холодного спокойствия. Она ведь не только использовала его. На этот раз эта хищница принялась за его мать, в ней нет ничего человеческого. – Это только вносит неловкость в сложившуюся ситуацию. – Пейдж склонила голову. – Но если тебе так легче, то продолжай.

Реакцией на ее слова стал лишь смех. Резкий, лишенный радости звук.

– Я просто не могу налюбоваться тобой, – с желчью ответил Джанкарло, но Пейдж и бровью не повела. – Магия Голливуда приходит тебе на выручку. Гнусная и алчная душа в прелестной упаковке. Твоя красота по-прежнему с тобой. – Он мягко засмеялся, надеясь, что это причинит ей боль. – И это все, что у тебя есть, не так ли?