Савка

© Ксения Семигорова, 2025

ISBN 978-5-0068-8348-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

САВКА

Рыжий кот, поджимая лапы, бежал по узкой заснеженной тропинке. Дворник Тимофей Николаевич проводил его взглядом, усмехнулся в усы и сказал:

– Замёрз бедолага, ишь как чешет!

Он прислонил лопату к дереву и, присев на корточки, позвал:

– Кис-кис-кис!

Кот остановился и недоверчиво посмотрел на старика в чёрном меховом полушубке. С минуту они молча разглядывали друг друга. Затем кот медленно приблизился к дворнику и потёрся мордой о его правый валенок. Тимофей Николаевич снял рукавицы и взял зверя на руки.

– Что, брат, потерялся? – спросил дворник, потрепав кота за ушами. Тот ткнулся носом в тёплую мозолистую ладонь старика.

– Зима нынче выдалась холодная, снежная, пропадёшь ты здесь.

Дворник посадил бродягу на обледенелую скамейку, затем внимательно посмотрел по сторонам, словно надеялся отыскать хозяина рыжего красавца. На пустынных дорожках парка не было ни души.

– Беги, – Тимофей Николаевич слегка подтолкнул кота рукой, – беги домой!

Кот спрыгнул со скамейки и сделал несколько неуверенных шагов. Потом сел на снег и оглянулся. В глазах его читалось недоумение.

«Значит тебе я тоже не нужен? Ты не возьмёшь меня к себе? Не будешь поить тёплым молочком, кормить колбасой, чесать за ушком…»

Кот встал и медленно побрёл по дороге, оставляя за собой неровную цепочку следов.

«Говорила мне матушка чудес не бывает, – думал он, осторожно переставляя лапы, чтобы не увязнуть в снегу. – Размечтался, как малый котёнок!»

– Стой! – неожиданно раздалось сзади.

Кот вздрогнул и остановился. В морозной тишине послышался скрип приближающихся шагов.

– Квартирка у меня маленькая, тесная, – виновато бормотал дворник, сгребая кота в охапку, – но ты парень компактный – хвост да уши. Поди поместимся, как думаешь?

Кот внимательно смотрел на Тимофея Николаевича большими зелёными глазами.

– Сколько себя помню – всё один да один. Ни семьи, ни друзей не нажил. Дома пусто, тоскливо, хоть на стену лезь. Даже словом перекинуться не с кем. Страшно это, братец.

Кот удивлённо проводил взглядом слезинку, скатившуюся по морщинистой щеке старика. Тимофей Николаевич смущённо улыбнулся.

– Ну чего смотришь? Пойдёшь ко мне жить? – дворник легонько щёлкнул кота по носу. Тот фыркнул и тряхнул головой.

Тимофей Николаевич расстегнул полушубок и усадил найдёныша за пазуху.

– Ты один, и я один. Никому мы с тобой, братец, не нужны. А ежели вместе жить станем, то нас уже двое будет, – дворник улыбнулся, – а это, знаешь ли, целая семья получается. Как думаешь?

Кот прижался к груди старика и замурлыкал. Тимофей Николаевич почувствовал, как что-то тёплое разлилось у него в груди, словно какой-то растяпа опрокинул там стакан парного молока. В последний раз он ощущал нечто подобное в детстве, когда мать, уходя на утреннюю дойку, поправляла на нём одеяло и неуклюже целовала в макушку.

Тимофей Николаевич погладил кота по голове и застегнул полушубок.

На улице уже начало темнеть. Солнце окрасило горизонт в ярко-оранжевый цвет. Тимофей Николаевич засобирался домой. Он спрятал в карманы рукавицы, подхватил лопату и неспешным шагом побрёл по тропинке.

Предпраздничная суматоха охватила Берёзки. Целую неделю она нарастала словно снежный ком, пока не достигла своего апогея и не вылилась в массовую истерию. Город ошарашенно взирал на враз сошедших с ума жителей. Все они куда-то спешили, тоннами скупали мандарины, конфеты и майонез, опустошали магазины игрушек и штурмовали ёлочные базары. То тут, то там сновали весёлые деды Морозы в красных и синих шубах, окружённые ликующей толпой ребятни. На главной площади опутанная гирляндами и увешанная перламутровыми шарами сияла красавица-ёлка. В воздухе витал аромат смолистой хвои и волшебства. До Нового года оставался один день.

Савка никуда не спешил. Со стороны можно было подумать, что его совсем не волнует вся эта праздничная суета. Он сидел на холодной скамейке в парке и думал лишь об одном – где раздобыть еды.

Савке девять лет, и он сирота. Пару дней назад мальчик в очередной раз сбежал из детского дома. Нескольких кусков хлеба, пачки печенья и трёх варёных яиц, которые он прихватил с собой едва хватило на день.

– Всё сидишь? – спросил дворник Тимофей Николаевич, сокрушённо покачав головой.

– Угу, – промычал Савка, вжимая голову в плечи.

– Ох, парень, вернулся бы ты, метель начинается, – дворник приложил руку ко лбу, вглядываясь в сгущающиеся на небе серые тучи.

Тимофей Николаевич встретил мальчишку этим утром в парке. Тот дрожал словно осиновый листок, кутаясь в тонкую демисезонную курточку. Старик отдал Савке всю свою нехитрую еду: бутерброд с сыром, варёную куриную ножку и маленький термос с чаем. Савка проглотил всё это в один присест, оставив самого Тимофея Николаевича без обеда. Теперь уже дело шло к вечеру, и живот у мальчишки снова подвело от голода.

– Ты погоди чуток, я вот смену закончу, пойдём ко мне, супчиком тебя угощу горяченьким, – приговаривал дворник, скалывая с дорожки лёд, – там Бродяга совсем заждался. Тимофей Николаевич улыбнулся, вспомнив рыжего кота, которого приютил несколько дней назад.

Савка почти не слушал дворника, он болтал ногами и о чём-то думал.

– А вы верите в чудеса? – вдруг спросил мальчик.

– Чудеса, – протянул дворник и пожал плечами, – нет, брат, старый я, чтобы в чудеса верить. Я всё больше своим глазам да ушам верю, хотя и они в последнее время подводить стали.

«Вот и я не верю, – подумал Савка, – хотя не такой уж и старый».

– Говорят, надо верить, тогда они обязательно случатся. Вот только как поверить в чудо, если ты ничей?

Дворник задумался. Брови его сурово сошлись на переносице.

– И вы не знаете, – вздохнул Савка, – никто не знает.

За спиной мальчика послышался громкий смех. Савка обернулся и увидел неподалёку двоих парней с яркими рюкзаками за плечами.

«Наверное, студенты», – решил Савка. Студентов в округе действительно было немало: в двух шагах от парка находился технологический университет. И когда в учебном заведении случался перерыв или заканчивались занятия, ребята шли в парк, чтобы как следует отдохнуть от учёбы.

Студенты весело смеялись и с аппетитом уплетали гамбургеры, запивая их сладкой газировкой из пластиковых стаканчиков. Савка никогда в жизни не ел гамбургеры. Он считал их непозволительной роскошью, едой для богатых. Вместо гамбургеров у них в детдоме были пирожки с картошкой, вместо газировки – компот. Однажды Савке довелось попробовать газировку – знакомые ребята на вокзале угостили. Сейчас он бы всё отдал за то, чтобы снова ощутить тот божественный вкус. И испытать фантастическое чувство, когда множество пузырьков щекочут горло изнутри и тысячами иголочек вонзаются в ноздри.

Савка сглотнул слюну и вытер мокрый нос грязным рукавом. Одет он был совсем не по погоде: тонкая куртка со сломанной молнией едва ли могла защитить мальчика от пронизывающего ветра и декабрьского мороза. Одевался Савка впопыхах. В темноте перепутал обувь и нацепил ботинки соседа по комнате верзилы Кольки Мухина.

Савка поглубже натянул шапчонку и нахохлился, спрятав окоченевшие руки под мышки. Парни собрались уходить. Они выбросили в урну бумажные пакеты и пустые стаканы и зашагали к выходу. Дождавшись, когда ребята скроются из виду, Савка подошёл к урне и заглянул туда. Дрожащими не то от холода, не то от волнения руками он выудил из кучи окурков, бумажек и смятых жестяных банок промасленный пакет с ярким логотипом. Внутри лежал недоеденный гамбургер. Крохотный кусочек. Но этого было достаточно, чтобы Савкино сердце замерло от восторга. Неизбалованный подарками судьбы Савка с наслаждением втянул носом чудесный аромат. Он держал на покрасневшей от мороза ладошке объедки и счастливо улыбался. Савка уже и не помнил, когда делал это в последний раз. Он удивлённо потрогал пальцем свой рот и улыбнулся ещё шире.

«Говорят под Новый год, что ни пожелается…», – вспомнил мальчик слова известного стихотворения, оглядывая находку со всех сторон. Он никак не мог решиться отправить гамбургер в рот и лишить себя сладостного чувства предвкушения от грядущего удовольствия. Порой ожидание чего-то чудесного приносит гораздо больше радости, чем само чудо. Но наступает момент, когда это ожидание становится совершенно невыносимым. Савка поспешно запихнул остатки гамбургера себе в рот и, практически не жуя, проглотил. Потом причмокнул от удовольствия и облизнул перепачканные в соусе пальцы. Ничего более вкусного он в жизни не ел!

В детском доме их кормили не то чтобы плохо, но совсем не вкусно: макароны, гречка, суп, жёсткое, словно подошва ботинка, мясо. На полдник – кислые сморщенные яблоки или печенье с томатным соком. А Савка терпеть не мог томатный сок. Он любил шоколад. Шоколад бывал только по праздникам. Зато по вторникам и пятницам давали карамельки, леденцы и ириски. Конфеты Савка прятал под подушку, чтобы потом отдать Юльке. С тех пор как она появилась в детдоме, Савка взял над ней шефство. Защитник из него был никакой, но он старался как мог.

Юлька всё время молчала. Савка протягивал ей конфету, а она смотрела на него не по-детски серьёзным взглядом и поспешно прятала угощение в кармашек старенького платьица.

Глаза у Юльки зелёные с синим отливом – цвета морской волны. А на солнце – голубые и совсем прозрачные. Как море. Когда-нибудь Савка обязательно побывает на море. И Юльку с собой возьмёт.

Иногда Савке не удавалось принести Юльке гостинец, потому что конфеты отбирал местный авторитет Сенька Кривой. Своё прозвище он получил за корявую ухмылку, которая уродливой запятой перечёркивала его лицо. Когда Савка впервые увидел Сенькину перекошенную физиономию, он не на шутку испугался. Кто-то говорил, что Сенька таким родился, кто-то утверждал, что страшный оскал он заработал в драке во времена беспризорной жизни. Сам же Сенька молчал как партизан, заставляя любопытствующих строить мыслимые и немыслимые догадки происхождения его зловещей гримасы.

Сенька был самым старшим в детском доме и самым сильным. Если не хочешь быть битым – плати. Конфетами, компотом, печеньем и любыми другими более-менее ценными вещами. Сенька собрал банду, поколачивал малолеток и жил себе припеваючи.

– Галкин! – кричала заведующая Анфиса Игнатьевна, когда какой-нибудь воспитатель с жалобным стоном «всё, я так больше не могу» притаскивал Сеньку за ухо к ней в кабинет. – Я в своём детдоме дедовщину не потерплю!

– Это не дедовщина, Анфиса Игнатьевна, – ухмылялся Сенька, – это иерархия. Сильный бьёт слабого. Таков закон природы.

Савке не раз пришлось познать силу его кулаков. Друзьями в детском доме мальчик не обзавёлся и заступиться за него было некому.

Однажды Юльку удочерили, и Савка остался один. Ему не о ком было больше заботиться. Тогда он сбежал в первый раз. Его нашли и вернули. Он сбежал снова. Потом еще раз.

– Ты меня в могилу сведёшь, Колокольчиков, – вздыхала Анфиса Игнатьевна, – тебе что здесь плохо живётся?

Савка молчал. Без Юльки жизнь в детдоме стала совсем безрадостной. Его никто не замечал. Целыми днями Савка лежал на кровати и тоскливо смотрел в потолок. Во всём мире не было того, кому он был бы хоть немножечко нужен. И это щемящее чувство собственной ненужности превращало каждый прожитый день в бессмысленный.

Старая нянечка, утирая глаза платком, жалела мальчишку.

– И что ж ты, бедолага, непутёвый такой, никому ненужный, – говорила она, – усыновил бы тебя хоть кто.

Родных у Савки не было. В детском доме он оказался после внезапной гибели родителей, когда ему только-только исполнилось четыре года. Дорожная авария разделила жизнь мальчика на до и после. Он совсем не помнил папу и почти позабыл маму. Лишь иногда в памяти всплывал образ женщины с длинными каштановыми волосами. Когда она улыбалась, на её щеках играли ямочки. Такие же как у Савки…

Савка шмыгнул носом. Гамбургер исчез так же неожиданно, как и появился. А вот сильное чувство голода никуда не делось. Мальчик отыскал глазами среди деревьев Тимофея Николаевича. Кажется, он хотел угостить Савку горячим супом? Дворник расчищал дорожки от снега и громко ругал начинающуюся метель

«А вдруг он сдаст меня полиции, – мелькнуло в голове у Савки, – вдруг он только притворяется добреньким?»

Мальчик постоял немного, затем развернулся и побежал прочь из парка. Савка слышал, как дворник звал его, но ни разу не оглянулся. Он не привык доверять людям.

Савка решил пойти на городскую площадь. Сейчас там должно быть много народа, может удастся чем-нибудь поживиться. Мальчик надеялся, что добрые в преддверии праздника люди будут особенно щедрыми на милостыню.

Вот и ворота. Савка вышел из парка и медленно побрёл по тротуару, низко опустив голову, чтобы хоть как-то защититься от ветра. Ба-а-ац! И он уткнулся головой в живот какому-то гражданину.

– Извините, – буркнул мальчик, мельком взглянув на прохожего. Им оказался молодой мужчина в чёрной куртке и вязаной шапке.

– Ничего, – ответил мужчина, вглядываясь в Савкино лицо.

– Дайте пройти, – проворчал Савка, пытаясь протиснуться вперёд. Ветер успел намести на тротуаре изрядные сугробы и разойтись на нём двум людям даже обычного телосложения стало не так легко, если б только они не были гимнастами.

Мужчина не сдвинулся с места. Он зачем-то достал из внутреннего кармана куртки фотографию и принялся её разглядывать. Потом незнакомец посмотрел на Савку, потом снова на фотографию. Выглядел он крайне озабоченным. Ищет что ли кого?

Савке хватило доли секунды, чтобы понять – он же его ищет! Ждать было нельзя. Савка толкнул мужчину в бок и бросился наутёк. Бежать сквозь метель было тяжело, ветер сбивал дыхание, залеплял глаза и рот рыхлым снегом. Большие, не по размеру, ботинки то и дело норовили соскользнуть с ног и остаться в сугробе.

«Капитаны не сдаются», – билась в голове у мальчика одна и та же мысль. Савку не пугала снежная буря, гораздо больше он боялся снова оказаться в детдоме.

– Стой, – крикнул мужчина, оглядываясь по сторонам в поисках фотографии, которую выронил при падении. Фотографии нигде не было. Её давно унёс ветер. Мужчина чертыхнулся и рванул вслед за мальчишкой.

Савка совсем выбился из сил. Только бы добежать до поворота. Там есть пологий склон. Если по нему скатиться, то окажешься на железнодорожном вокзале, а там останется затеряться в толпе, и тогда ищи ветра в поле. Незнакомец видимо понял затею мальчишки и прибавил ходу.

Вид у него был спортивный, это было заметно даже под курткой. Наверняка служит в полиции. И зачем только Анфисе Игнатьевне сдался Савка Колокольчиков? Одним ртом меньше, всё легче по нынешним временам.

Вот уже и склон. Савка, не останавливаясь, упал на землю и покатился вниз. Снег тут же забился в рукава и за шиворот, обжигая разгоряченную от бега кожу. Уткнувшись головой в сугроб, Савка вскочил на ноги и помчался дальше, не замечая, что шапка так и осталась торчать в снегу. Мальчик со скоростью ветра перескочил железнодорожные пути и растворился в толпе. Когда преследователь добрался до станции, Савки уже и след простыл.

***

На вокзале, как обычно было шумно. Толпы людей с баулами и чемоданами текли сплошным потоком, заставляя шарахаться в стороны зазевавшихся прохожих. На перроне, несмотря на метель, шла бойкая торговля разнообразной снедью, газетами и журналами. Пассажиры из только что пришедшего поезда высыпали из вагонов размять косточки. Они медленно прогуливались среди припорошённых снегом лотков, перебирали незамысловатый товар и отчаянно торговались, пытаясь отбить каждый рубль. Торговцы и торговки мило улыбались, но продолжали стоять на своём.

Савка шумно втянул носом воздух и улыбнулся. Он любил бывать на вокзале, здесь царила своя особая атмосфера.

Вот тётка в старых латаных валенках торгует горячими чебуреками:

– Купите, человеки, с мясом чебуреки, – заунывно тянет она.

Пока торговка обслуживает женщину с двумя детьми, юркий полураздетый цыганёнок ловко тащит чебурек прямо у неё из-под носа и прячет себе за пазуху.

Возле урны двое бродяг затеяли потасовку из-за пустой бутылки. Один схватил другого за грудки и трясёт словно грушевое дерево. Второй громко кричит, размахивает руками и пытается оттолкнуть вздорного приятеля. Савка почти ничего не понял из потока забористой брани, так как самое приличное из того, что он услышал было слово «дурень».

Вон мужичок интеллигентного вида играет на саксофоне грустную мелодию. Рядом стоят девушка и парень, у девушки по щекам бегут слёзы. Парень что-то говорит ей, но она отворачивается и закрывает лицо руками. А в нескольких шагах от Савки маленький мальчонка катается по земле, требуя у измученной мамаши с нервным лицом очередную игрушку.

Савка всегда подмечал то, на что большинство людей и внимания бы не обратило. Он сравнивал вокзал с большим кинотеатром, где одновременно показывали несколько фильмов. Суета, крики, встречи, расставания, погони, драки – тут тебе и боевик, и детектив, и приключения, и прочий кордебалет.

Савка медленно брёл по перрону, внимательно вглядываясь в лица прохожих. Он то и дело наступал на чьи-то ноги, рассеянно извинялся и шёл дальше. Люди брезгливо морщились, пряча свои сумки и хватаясь за карманы. Но мальчик не обращал на это никакого внимания, он привык. Если ты ничей, значит и отношение к тебе соответствующее. Потому что нет нигде в мире того, кто бы защитил тебя от людской жестокости и несправедливости.

– Извините, – в очередной раз буркнул Савка, задев плечом какую-то женщину, от которой приятно пахло духами. Не поднимая головы, он пошёл дальше. Но не успел Савка сделать и нескольких шагов, как услышал за спиной:

– Ах ты, паршивец!

Савка обернулся. Дамочка в меховой шубке визжала словно паровозный гудок, схватившись за свою сумочку. В её ушах позвякивали огромные золотые серьги с зелёными камнями.

«Ишь, вырядилась, – подумал Савка, – в таком виде только по ресторанам да по театрам разгуливать, а не на вокзале шляться!»

Дамочка растерянно озиралась по сторонам, и вдруг, заметив Савку, уверенно двинула к нему. Не говоря не слова, она схватила мальчишку за ухо и больно вывернула его.

– Эй, полегче, – вскрикнул Савка, – это вам не дверная ручка.

– Ты… ты, – дамочка задыхалась от возмущения и никак не могла подобрать нужного слова. Вокруг стала собираться толпа. Все с интересом разглядывали богатую даму, державшую за ухо какого-то замызганного паренька.

– Украл что ли чего? – участливо спросила бабулька в серой пуховой шали с авоськой в руках, в которой уныло болталась буханка хлеба.

– Он… он сумку мою…, – дамочка сморщилась, будто собиралась расплакаться. Она подняла свою сумочку, на которой чернел глубокий порез.

– Там были деньги, документы, – богачка судорожно вздохнула и метнула на Савку разъярённый взгляд.

– Ох ты ж, мать честная, – засокрушалась сердобольная бабка. И недолго думая, заорала:

– Полиция! Полиция!

– Да это вовсе не я был, – возмущённо крикнул Савка и что было силы рванулся вперёд. Полиции ему только сейчас не хватало. Но дама продолжала крепко держать мальчишку за ухо. Савка взвыл от боли.

– Как же не ты, – прошипела женщина, – знаю я вас, крысы приютские! Тащите что плохо лежит. Она дёрнула Савку за карман куртки, намереваясь проверить, нет ли там чужого кошелька.

– Ай! Я из-за тебя ноготь сломала, – вскрикнула дама и, отпустив Савкино ухо, отвесила ему звонкую пощёчину. Затем принялась разглядывать свои ногти, покрытые ярко-красным лаком.

– А вам бы следовало получше следить за своими вещами, – хмуро пробормотал Савка, кивнув на чемодан женщины, оставшийся стоять на перроне без присмотра. Две ушлые цыганки, окружённые оравой чумазых ребятишек, подхватили его и как ни в чём не бывало потащили за собой. Дамочка охнула и бросилась спасать чемодан.

«Плохая из неё мать получится, – подумал Савка, потирая щёку, – её больше ногти наманикюренные волнуют».

Сквозь толпу продирался толстый, похожий на бульдога полицейский с суровым выражением лица. Савка понял: нельзя терять ни минуты. Он отступил назад и незаметно спрятался за тележку носильщика, доверху гружённую сумками и чемоданами. Дамочка, позабыв про Савку, громко ругалась с цыганками. Толпа тут же хлынула на новую разборку, увлекая за собой доблестного стража порядка. Оглядевшись по сторонам и убедившись, что опасность миновала, Савка юркнул в первую попавшуюся дверь.

Внутри было душно и неприятно пахло прогорклым маслом. Но Савке было всё равно. Уши и руки мальчика совсем закоченели от мороза, и он хотел лишь немного согреться. Приглядевшись, Савка понял, что находится в привокзальной столовой. Он стоял в проходе и жадно взирал на жующих, чавкающих и смачно прихлёбывающих горячий чай людей. В животе громко заурчало.

– А двери закрывать мамочка не учила, – зычным басом крикнула буфетчица, стоявшая у прилавка, – чай не май месяц!

Несмотря на свою необъятную фигуру, она ловко жонглировала тарелками с супом, макаронами по-флотски, стаканами с компотом и киселём.

– Ух, отъелась на столовских харчах, – проворчал под нос Савка и, закрыв дверь, направился к прилавку. Он заворожённо уставился на огромную кастрюлю с дымящимся борщом, в котором плавали жирные куски мяса.

– Ну? – буфетчица вызывающе смотрела на мальчишку, уперев руки в толстые бока.

– Чего ну? – шмыгнул носом Савка.

– Брать что будешь? – буфетчица брезгливо осмотрела мальчика с ног до головы.

– Мне бы поесть, – тихо пробормотал Савка.

– Так мы тут чай не грабли продаем, – скривилась в ухмылке тётка. По её лицу стекали капельки пота и падали прямо в кастрюлю с борщом. Савка с неприязнью смотрел на её лоснящееся лицо.

– Может тебе чего особенного надо? Шницель из телятины или говядина по-бургундски подойдёт? – громко рассмеялась буфетчица. – Или может тебе этих хм… японских…

Она закатила глаза, что-то вспоминая.

– Бубликов, баранок… О, сушек!

– Сушей, – выкрикнул кто-то из посетителей.

– Точно, – обрадовалась буфетчица, и наклонившись к Савке, ядовито прошептала:

– Деньги-то у тебя есть?

Савка честно мотнул головой – нет, мол, денег, и отродясь не было.

Тётка мгновенно переменилась в лице. Щёки её стали пунцовыми от злости. Она поправила сбившийся набекрень кружевной колпак, вытерла руки о засаленный передник и злобно гаркнула:

– Тогда чего ты сюда припёрся, голодранец? Сейчас как возьму сковородку, да отхожу тебе все бока! Ходют и ходют, спасу от них нет. Вшей да блох всех сюда перетаскали. А ну убирайся отсюдова, шпана!

В подтверждение своих слов она схватила половник из кастрюли и замахнулась на мальчишку. Горячие оранжевые капли брызнули в разные стороны. Савку долго упрашивать не пришлось, уж больно грозный вид был у тётки. Он пулей выскочил из столовой, захлопнув за собой дверь. Мальчик растерянно смотрел на вывеску, на которой аппетитно дымилась тарелка с пузатыми варениками и отчаянно боролся с желанием вернуться. Пусть она изобьёт его до полусмерти, но он не уйдет оттуда, пока не выпросит у ведьмы-буфетчицы хотя бы кусок засохшего хлеба. Неожиданно дверь распахнулась и из столовой вышел бородатый мужчина в грязной куртке и высоких ботинках на шнурках.

– Эй, малец, поди-ка сюда, – позвал он Савку. Савка опасливо посмотрел на бородача, похожего на злодея из детских сказок, и медленно подошёл ближе.

– На вот, держи, – мужчина протянул мальчишке половину сосиски, – к сожалению больше ничего не осталось. Рабочий развёл руками.

Савка жадно схватил сосиску.

– Спасибо, дяденька, – прошептал он.

– Да чего уж там, – улыбнулся мужчина, потрепав Савку по волосам, – ты бы шапку надел, холодно. С этими словами он быстрыми шагами пошёл вдоль перрона и вскоре исчез из виду.

Савка накинул капюшон, уселся на скамейку и уже было собрался покончить со своим скромным ужином, как вдруг прямо под собой услышал тихое поскуливание. Мальчик наклонился и заглянул под лавку: на обледенелой земле сидел чёрный щенок и плакал – не то от страха, не то от боли, не то от голода.

– Как ты здесь оказался? – Савка сунул сосиску в карман и взял щенка на руки. Лохматая шерсть бедолаги была покрыта ледяными сосульками. Сквозь шкуру проглядывали рёбра. Савка осторожно отряхнул щенка от снега.

– Ты, наверное, голодный, – вздохнул Савка, понимая, что поесть ему сегодня вряд ли удастся. Он опустил щенка на землю, вытащил сосиску и молча протянул малышу. Щенок жадно набросился на еду. Покончив с сосиской, он виновато посмотрел на мальчика.

«Прости, я оставил тебя без ужина. Мне так жаль. Я не хотел».