- -
- 100%
- +
– Иду.
Я натянул куртку.
– Мм. Дашь прикурить?
Она наклонилась ко мне, ее повело, и одной рукой, все теми же длинными красными ногтями, она ухватилась за мое плечо.
– Я не курю.
– Жжаль. – сказала она басом. – Жжаль.
Я застегнул молнию до подбородка. Вечер был холодный.
– Ну, я пошел.
Она все еще держалась за мое плечо, и, по правде говоря, я понятия не имел, как стряхнуть ее пальцы. Не будешь же просить, чтобы она от тебя отцепилась.
На таком расстоянии я чувствовал запах ее духов – каких-то тяжелых восточных цветов, может быть, лилий, а может быть, ирисов. Я не знал, как пахнут ирисы. Как она?
– Вызовешь мне такси?
Ее глаза были полузакрыты, и она опиралась на меня она все более и более сильно. Я опасался, как бы она не упала и не сбила меня с ног.
В такси, куда я в конце концов запихал ее на заднее сиденье, она не смогла толком сказать свой адрес – только бормотала что-то про подругу, подругу Соню. Подруга Соня ничего ни мне, ни водителю не говорила, и в итоге мне пришлось сесть на переднее сиденье и назвать свой адрес. Пока мы ехали, она слегка то ли стонала, то ли мычала, и водитель косился на меня с неодобрением.
Когда мы приехали, я все-таки поблагодарил его – в конце концов, он-то в чем виноват – сунул ему купюру в пятьсот рублей, и практически взвалил Надин себе на плечо. От холодного воздуха она проснулась и озиралась по сторонам.
– Мы где?
– У меня. – я оглянулся на здание и уточнил. – У моего подъезда. Ты не сказала мне свой адрес.
Она некоторое время нерешительно вглядывалась в меня.
Сейчас спросит, а ты кто.
– Кон-ссстантин. – выговорила она наконец. Потом начала энергично трясти головой, как будто пыталась вытряхнуть воду из уха. – Кон-стан – - тин.
– Да. – подтвердил я.
Отрадно было, что она помнит, как меня зовут.
10
По лестнице мне пришлось втаскивать ее почти на руках. Лифта у нас нет, а она была довольно тяжелая. Хорошо, что из квартиры на третьем не выглянула бабуся, которая тут всегда бдит. Видимо, в час ночи и у нее не энергии не хватает.
Придерживая Надин одной рукой, я доковырялся в замке и открыл дверь, дотащил ее до дивана и осторожно опустил туда. Черные волосы разметались и закрывали ей все лицо. Я осторожно отвел их в стороны.
Она спала.
На цыпочках я вернулся обратно в прихожую. Закрыл за собой дверь – открытая оставляла странное ощущение небезопасности – и запер ее изнутри на ключ. Сорвал с крючка и пристроил на спинку стула свою куртку. Поставил будильник – была пятница, и еще не хватает, если из-за нее я опоздаю на работу.
Я так устал, что с трудом стащил ботинки, улегся рядом с ней на диван и заснул прежде, чем успел подумать, что все это значит.
Проснулся я оттого, что кто-то сидит на мне верхом и расстегивает мои брюки. Серые. И шарит под свитером. Черным.
За окнами было все еще темно, но уже начинало светлеть.
Это как во сне. Такая ситуация, что не успеваешь подумать, что делать. Ты уже идешь по белой полосе вперед, а времени у тебя мало.
Я приоткрыл один глаз, потом – с трудом – приоткрыл оба и воззрился на нее. Она сняла рубашку и была в одном бюстгальтере. Он был весь в рюшах и, похоже, держался на какой-то проволочной конструкции, которая теперь нависала прямо перед моим носом..
– Ну? – спросила она. – Ну, что же ты?
Таким и был мой первый раз.
Странным. Наверное надо сказать странным. Мой первый раз был странным. Я понятия не имел, как это делается, и она, судя по всему, не собиралась проводить мне вводный курс. Но в этом нет особо ничего сложного.
Одна из петелек на ее бюстгальтере была оторвана – я заметил это машинально, взглядом в который раз упираясь в ее грудь. Кружево – если постирали слишком много раз, ткань истончается и рвется. И на коже остаются красные полосы.
У нее было тело, для которого секс не был чем-то новым. Не знаю, как я это определил, но оно было какое-то монолитное, крепкое, привыкшее принимать в себя. Она делала это как-то отчаянно, как будто хотела показать – вот, смотри, я здесь, ты видишь меня, я в твоей квартире, теперь ты видишь меня? Я сижу на тебе, я прямо здесь.
Я видел ее в полумраке, а за окнами становилось все светлее и светлее.
Когда она закончила и слезла с меня, я скосил глаза на часы. Было половина седьмого. Через полчаса уже надо вставать.
Она потянулась и положила голову на мое плечо. Голова была не очень тяжелая, а ее черные волосы разметались у меня по груди. Они все еще пахли ее духами, и немного – телом.
Внутри у меня было пусто.
Ты, наверное, всякое любишь, да, спросила она. В смысле всякое. В смысле интересные штучки всякие. Что тебе нравится, а.
Я закрыл глаза и посмотрел в темноту. Я слышал ее вопрос, конечно, слышал, но до меня он не дошел. Иногда до меня как будто не доходит, что хотят от меня люди. Слова существуют, кладутся в пространство, но ко мне не приближаются – я смотрю на эти слова и не понимаю, почему они имеют ко мне какое-то отношение.
Ее голос раздался снова. Ну? В этот раз она повторила нетерпеливее. С женщинами что любишь делать. Нравится тебе что. Со связыванием? С игрушками?
При слове «игрушки» у меня перед глазами возникла деревянная подставка с тремя клюющими петухами, которую я, когда только въехал в эту квартиру, нашел в шкафу, и набор из трех покоцанных, но ярких матерешек.
Ну, скзал я сонно, не разлепляя глаза. У меня настольная игра есть. Поиграть с кем-нибудь было бы неплохо. Так редко, понимаешь, выдается возможность поиграть.
Она замолкла. Потом спросила, хихикнув, на раздевание, что ли. Мы же и так раздеты, подумал я. Но ничего не сказал.
Кажется, я заснул, потому что когда проснулся, то понял, что разбудило меня клацанье в соседней комнате. Ее рядом не было, а часы у меня на запястье отчаянно пикали, и я, потирая поясницу, перекатился, поднялся и, осторожно спустив ноги с дивана, пошел ее искать.
Она выдвигала ящики моего стола и рылась в них. Судя по виду дверцы комода, тот тоже был проинспектирован. Увидев меня, она смутилась.
– Извини.
Подошла и положила руки мне на плечи.
– Мне просто хотелось посмотреть… есть ли у тебя… ну. Всякие интересные… предпочтения.
Она поцеловала меня сначала в одну щеку, потом в другую.
– Денег нет. – сказал я на всякий случай. – В этой квартире вообще денег нет.
Она резко сорвала свои руки с моих плеч.
– Не нужны мне твои деньги!! Я тебе не шлюха!!
– Не шлюха, – подтвердил я. – Хочешь кофе?
Я предложил не потому, что мне так уж хотелось поить ее кофе. Я предложил потому, что мне самому его хотелось.
– В столе старые фото только. – сказал я зачем-то. – Ты, наверное, их видела.
Она издала звук, который звучал как «пффф».
– И часы моего дедушки. «Луч». Если интересно. Во втором ящике.
11
Пока я заваривал кофе, она пристроилась на кухонном табурете, изящно сплетя ноги. Чашку она взяла одними пальцами, и поднесла ко рту.
– Ну.
Я ничего не говорил, потому что все еще переливал кофе из турки в свою чашку. Моя была белая с коричневой каймой, а ее – белая с синей каймой.
– Знаешь, – сказала она, когда я наконец уселся. – Ты отличный парень. Странный, конечно. – она посмотрела в кружку. – Странный малясь. Но хороший.
Я молча отхлебнул из кружки.
– Ты мне так и не сказал, что тебе нравится, кстати. – сказала она преувеличенно бодро, как продавец на кассе, который спросил, буду ли я брать товары по акции, и теперь ждет ответа. – Может… с завязанными глазами? В необычных позах? Стоя?
– Стоя? – переспросил я.
– Ну. Некоторым нравится прижать свою женщину к стене! – она отхлебнула большой глоток кофе и закашлялась.
Я подумал про банки с сахаром, крупицы которого блестели в темноте. Про клеенку в потертых розах, на которую она поставила локти. Про вилки, которые мирно сушились возле раковины. И про карту мира, которую я прицепил к стене за ее головой – старого образца, и контуры стран уже не такие, какие они сейчас.
Также я подумал про «свою женщину» – и походя удивился. Какую свою?
– Лучше не надо, – сказал я. – Я не уверен, что смогу тебя.. удержать.
На это она фыркнула и резко встала из-за стола.
– Не хочешь говорить, не говори.
Когда допил кофе и пришел в комнату, я обнаружил, что она всхлипывает и натягивает свои колготки. В колготках в районе большого пальца была дыра, и от нее к щиколотке бежала некрасивая стрелка.
– У тебя нет других? – спросил я. – Целых.
– Нет, – бросила она, и сердито вытерла нос тыльной стороной ладони. – И вообще. Я ухожу.
Потом она с трех попыток не смогла открыть входную дверь. Я в это время мыл чашки на кухне. Она вернулась туда и сердито, шмыгая носом, спросила:
– Ты насильно, что ли, меня тут удерживаешь? Против моей во-о-ли? – последнее слово она затянула, как собака, которая вдруг начинает выть, внезапно и целой руладой.
На что я заметил, что если ты не понимаешь принцип работы задвижки, не обязательно делать такие далеко идущие выводы. Надо просто отодвинуть и провернуть ключ в замке, один раз. Что тут непонятного?
Она гордо удалилась из кухни. Потом пришла опять и сказала, что у нее не получается. И что диван у меня слишком жесткий, сам я странный и вообще извращенец.
А все из-за замка, подумал я. Вздохнул и пошел открывать ей дверь.
Когда я наконец ее открыл – за две секунды – она гордо, задрав подбородок вверх, выплыла на лестничную площадку.
потом обернулась.
– Даже не возьмешь мой номер телефона?
Не дожидаясь ответа, она повернулась и пошла. Я стоял и смотрел, как она, нетвердо держась на ногах, спускается по лестнице.
Потом я закрыл дверь.
До сих пор не понимаю, зачем делать это стоя.
12
Это в моей жизни случалось часто. Повторялось часто, я имею в виду. Когда от меня вроде бы ожидалось, что я должен что-то сделать, но только я не очень понимал, что.
Иногда я узнавал об этом сильно потом.
Я не особо думал о Надин. По правде говоря, я почти сразу же о ней забыл. Иногда видел ее в столовке, или в коридоре, когда она шла мимо, вся застегнутая в черный костюм, и громко разговаривала со своим начальником, который шел рядом.
Как-то я случайно подслушал, как она обсуждает меня с подругами у кофейного автомата – серой комнате, где стояли автоматы по продаже еды, неработающие, но светящиеся тусклым голубым светом.
– Ты что? С ним? С этим занудой? – номер один тоненько хихикнула. – Ну ты даешь! Я думала, ты с Максимом уехала!
– У Максима же девушка есть? – номер два.
– А он мне сказал другое, – обиженный голос Надин.
– Ну, может, уже и нет, – поспешила успокоить ее вторая. – Девушки они такие. То есть, то нет. Особенно если не живут вместе. Дело такое.
– Так ты… с ним? – не унималась первая. – Как тебя угораздило? Он же скучный, как.. как носки в клеточку! И холодный небось.
– Ничего не умеет. – подтвердила Надин. – Вообще ничего.
– Какая-нибудь клуша в конце концов подберет, – отозвалась вторая. – Научит.
– Научишь такого. – Надин зашлась хриплым смешком.
– Ну он же молодой еще? – спросила первая.
– Да и что, что молодой. Женщину небось в первый раз видит.
– Ты что, его… – опять зашлась первая. – Девственности лишила?! Ха!
– Не. – отозвалась Надин быстро. – Кто-то там уже был.
– Но ничему не научила! – продолжала веселиться первая.
– Пойдемте, девочки. – Надин вздохнула, и я попятился от двери.
– Максим про тебя спрашивал. – сказала вторая осторожно.
– Скажи ему, что я занята. – отозвалась Надин. – У меня сегодня вечером свидание.
– Что, первое?
– Не-а. – сказала Надин загадочно. – Не первое. И я думаю, это мой мужчина.
Меня это не особенно задело. По правде говоря, я понятия не имел, что она имела в виду, когда говорила, что «какая-нибудь клуша меня подберет».
Мне на тот момент было уже двадцать восемь, и никакая «клуша», как она выражалась, меня не подобрала – и я сильно сомневался, что так оно и будет.
На ком только не женятся, сказала однажды моя мать. Эту фразу я слышал и раньше, но из ее уст – впервые. На ком только не женятся. И кто только не женится. Любовь – это загадка.
Интересно, что важнее – кто или на ком. Наверное, и то, и другое одинаково важно.
13
Мне это казалось какой-то программой. Программой, которую все должны выполнить.
Вокруг меня было много людей, которые много чего имели против программы. Я против программы не имел ничего. Быть одному меня не пугало, я воспринимал это как что-то само собой разумеющееся. Идти по программе меня тоже не пугало – в конце концов, у всего есть какие-то рамки. У жизни тоже есть какие-то рамки. Вход и выход. Почему бы и нет?
Я не раз видел, как кто-то тратит много усилий на то, чтобы бесконечно объяснять, зачем он отклонился от программы. Вначале выгибается, пытаясь вырваться из нее, дергается, стараясь выдернуть оттуда застрявшие части. По мне так гораздо проще пройти мимо нее. Подо ней, параллельноо ей. Все будут считать, что ты нормальный. Все будут считать, что тебе просто не повезло.
Часто говорят – где же я найду вторую такую. Где я найду вторую такую жену, вторую такую, как она.
Я изначально знал, что я не найду вторую такую.
Я и в том, что найду такую первую, не был уверен.
А ее мне просто выдали, выдали одну и в единственном экземпляре. Я особенно никогда не спрашивал, почему мне выдали именно ее. Это была случайность, странная случайность, но я не стал ничего спрашивать, почему, потому что был уверен, что второго такого квитка на бесконечный распределитель невест не будет.
Иногда мне кажется, что жизнь – пустая коробка. Автобус, вроде того, в котором я каждое утро еду на работу, тоже, но автобус – это время. Оно всегда идет по маршруту из прошлого в будущее.
А пустая коробка потому, что каждый набивает ее чем придется, только бы не чувствовать растущую пустоту.
14
Я уже говорил, что Лена – Леночка, как её все называли – была совсем не такая, как нравящиеся мне худые и костистые девушки, с выпирающими вперед ключицами, длинными волосами и глазами, как у лесных фей на картинах, когда они выглядывают из лесной чащи. Леночка существовала в реальности, а они существовали в воображении. Преимущественно в моем, но в чьем-то еще, возможно, тоже.
Жены вообще существуют в реальном мире, и с этим иногда трудно смириться. Концепт жены некоторым людям куда приятнее, чем факт самой жены, ее физическое присутствие.
Кровать с ее стороны была продавлена округлым отпечатком тела. На подушке после нее оставались тонкие белые волоски. Она беспокойно поднимала голову с подушки, резко вставала и шла по своим делам, спешила, беспокоилась – я ни разу не видел, чтобы она залеживалась допоздна или вообще лежала в кровати хотя бы пару минут после того, как проснулась.
Ее ложка, аккуратно вымытая, была в такой же аккуратно вымытой чашке. Она всегда оставляла их вместе – ложку и чашку. Хотя все остальное мыла и раскладывала по местам, или я мыл и раскладывал по местам, но тоже оставлял их вместе, не решаясь разлучать.
Она наводнила мой мир своими предметами. Странно, как нзаметно, но как до краев они наполнили мою квартиру. Даже старую мебель в конце концов пришлось выбросить.
Когда-то я читал рассказ Мопассана «Пышка», и она была такая. Не в смысле толстая и проститутка. А в смысле у нее было это ощущение собирания вокруг себя тепла. И одовременно, когда я ее встретил, я подумал – у нее поджатые, дрожащие губы человека, которому не везет.
Я встретил ее… вообще-то я ее не встречал. Я уже говорил – мне ее выдали.
Но что произошло, так это то, что я всегда ездил на автобусе на работу с одной и той же остановки. У края проспекта, когда он из широкого становился узкой улицей, которая кривилась и уходила вдаль между низкорослых домов на краю города, и кустов сирени, которые торчали из-за забора с другой стороны.
Эта остановка была в самом центре спального района, и уже к восьми утра на ней собиралось ужасно много людей. Человек тридцать. Школьники с рюкзаками, усталые матери, которые держали своих детей за рукав пуховика, рабочие с серыми от усталости лицами, мужчины с портфелями в узких черных брюках и кепи, надвинутых на уши. Все они, скруглив плечи, ждали автобуса, готовились в него залезть, неизящно оттолкнув плечом менее удачливых товарищей. Я ненавидел лезть впереди всех, и обычно задерживался и влезал в автобус последним. Если вообще влезал.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.