- -
- 100%
- +
Наконец мы остановились у довольно милого каменного домика. В отличие от соседних гигантов, он выглядел уютно и по‑домашнему: тёплая бежевая кладка, деревянная входная дверь с резными узорами, небольшие окна с цветочными ящиками, где ещё теплились последние осенние цветы.
Я плавно открыла дверь и очутилась в просторном холле. В центре комнаты стоял массивный дубовый стол, за которым расположились несколько человек. Интерьер выглядел одновременно внушительно и брутально: стены украшали шкуры диких зверей, а под ногами раскинулся мягкий, пушистый ковёр, приглушавший шаги.
За столом, устремив на меня взволнованный взгляд, сидели двое офицеров во главе с подполковником. Заметив меня в дверях, он мгновенно вскочил, словно получив электрический разряд. По другую сторону стола, сохраняя невозмутимое выражение лица, восседал тот самый мужчина, что допрашивал меня ранее.
– Соня, как ты? – голос Виктора Яковлевича дрогнул от беспокойства.
– Виктор Яковлевич, всё в порядке! – поспешила я успокоить его.
Он посмотрел на меня с той самой отцовской теплотой, которую я помнила с детства. Они с моим отцом были не просто сослуживцами – настоящими боевыми товарищами. Вместе прошли через горячие точки, делили тяготы военной службы. Когда отец погиб при исполнении, Виктор Яковлевич взял на себя обязательство заботиться обо мне как о родной дочери. Это был его нравственный долг, его личная клятва.
– Прошу извинить меня, я действительно поступил некомпетентно, задержав вас… – начал мужчина с мягкими чертами лица, слегка склонив голову.
– Просто извинения?! – голос Виктора Яковлевича прогремел, словно выстрел. – Да она стоит всех пальцев ваших рук и ног! Она – лучший сотрудник нашего подразделения! На неё равняются такие, как вы! Возможно, именно благодаря ей вы сейчас живы! А вы… вы позволили швырнуть девушку лицом об асфальт!
– Виктор Яковлевич, прошу вас! Товарищ подполковник! – я шагнула вперёд, пытаясь смягчить накал.
– Поймите нас, – вновь заговорил представитель дипломата, сохраняя внешнее спокойствие. – Безопасность нашего директора – превыше всего. Тем более мы находимся на территории чужого государства и полагаемся на защиту Швейцарского посольства. Вы, должно быть, в курсе, что отношения с местными авторитетами у нас… не самые гладкие. Они приложат все усилия, чтобы уничтожить нас. Но для вашей страны мы также представляем ценные партнёрские отношения. Давайте не будем раздувать конфликт. Я ещё раз приношу свои искренние извинения. Мы возьмём на себя все расходы по восстановлению здоровья вашего сотрудника. К тому же… она солдат. Травмы в нашей профессии, увы, неизбежны.
Я молча стояла в стороне, впитывая каждое слово. В воздухе витало напряжение – смесь обиды, профессиональной гордости и холодного расчёта. Мои запястья всё ещё ныли от верёвок, а на лице, вероятно, проступали следы недавнего «общения» с асфальтом. Но внутри росла твёрдая уверенность: я знала свою цену и понимала, что эта ситуация – лишь эпизод в длинной череде испытаний, которые мне предстоит пройти.
– Но всё же согласитесь, ваш сотрудник повёл себя непрофессионально. Необходимо было доложить о случившейся ситуации. Кроме того, наши люди контролировали всю обстановку – мы сами смогли бы ликвидировать мотоциклиста! – настойчиво продолжал мужчина.
– Да пока вы бы думали, рядом люди в лепёшку превратились! Или жизнь вашего дипломата важнее, чем жизни обычных людей?! Да кто он у вас вообще такой – пуп земли, что ли? Не переношу таких, как он… – не сдержавшись, выкрикнула я, и голос прозвучал громче, чем я рассчитывала.
– Соня, отставить! – резко осадил меня Виктор Яковлевич, бросив строгий взгляд.
– Я не прошу уважать и любить таких, как я! – раздался властный голос за моей спиной.
Я резко обернулась. Все присутствующие мгновенно переключили внимание на вновь прибывшего.
Он входил в комнату с неторопливой, почти хореографической грацией. Элегантный серый костюм идеально сидел на подтянутой фигуре, подчёркивая безупречный вкус. Белая рубашка, жилет, тонкий галстук, узкие брюки‑трубы – каждый элемент ансамбля выглядел как часть продуманного образа. На запястье поблёскивали дорогие часы. На вид ему не больше тридцати.
Его внешность поражала контрастом: дерзкий, пронизывающий взгляд смягчался доброй, почти тёплой искрой в глазах, обрамлённых тонкой оправой очков. Стильная, аккуратно уложенная причёска, прямой, словно выточенный резцом скульптора нос, мужественные, но изящные губы – всё это создавало образ человека, в котором благородство переплеталось с львиной уверенностью. Подобных личностей я прежде встречала лишь на экранах кинотеатров.
Во рту мгновенно пересохло. Я попыталась сглотнуть, но горло словно сдавило невидимой рукой.
Аромат его духов – тонкий, древесно‑цитрусовый – окутал пространство, вызывая странное, почти сладостное головокружение.
– Я лично приношу извинения перед сотрудниками Российской армии, представленными здесь. Поведение вашего человека достойно высшей почести! – произнёс он ровным, хорошо поставленным голосом.
Моё сердце бешено заколотилось, едва он заговорил. В интонациях звучала неподдельная искренность, смешанная с той особой манерой, которая присуща людям, привыкшим к вниманию и уважению. Каждое слово, казалось, взвешено и отмерено, но при этом не теряло теплоты.
В комнате повисла напряжённая тишина. Даже Виктор Яковлевич слегка приподнял бровь, явно оценивая неожиданную смену тональности разговора. А я всё ещё пыталась собраться с мыслями, чувствуя, как непривычное волнение охватывает меня целиком.
– В знак моей признательности примите, пожалуйста, чек с денежными средствами на армейские нужды, – произнёс он с неподдельной искренностью, лёгким жестом подавая сигнал своему приближённому.
Тот мгновенно выступил вперёд и вручил Виктору Яковлевичу чек. Подполковник замер, его лицо выразило крайнее изумление – он внимательно вгляделся в документ, словно пытаясь осознать реальность происходящего.
– Прошу, не отказывайтесь. Это от чистого сердца. Майор вашего подразделения не только сегодня спасла жизнь той семье, но и мне заодно. Не перестаю восхищаться тем, что она ещё и женщина. Это говорит о том, что доблесть и сила могут присутствовать и в столь хрупком существе, – его голос звучал ровно, без намёка на лесть, будто он действительно верил в каждое слово.
«Сердце стало колотиться ещё быстрее… Он подметил, что я женщина», – пронеслось у меня в голове, и непривычное волнение окатило с новой силой.
Дипломат с присущей ему безупречной элегантностью приблизился ко мне. Плавным, почти ритуальным движением он протянул руку для рукопожатия, и в тот же миг его лицо озарила улыбка – ослепительная, тёплая, будто солнечный луч, пробившийся сквозь тучи. «Эта улыбка, наверное, была ярче всего на свете», – мелькнуло в мыслях.
Я растерянно протянула руку в ответ. Наши ладони соприкоснулись – и я невольно замерла. Его рука оказалась удивительно тёплой и мягкой, словно бархат. «Как у мужчины могут быть такие нежные руки?!» – удивилась я про себя, чувствуя, как по спине пробежала лёгкая дрожь.
Он смотрел на меня с добротой, почти с нежностью. В его взгляде не было ни высокомерия, ни снисходительности – лишь искреннее уважение и, возможно, даже восхищение. «Наверное, он хороший и простой человек. Просто положение обязывает… Или он очень старательно притворяется?» – сомнения терзали меня, но в тот момент хотелось верить в лучшее.
В комнате повисла особая тишина – не напряжённая, как прежде, а почти благоговейная. Даже Виктор Яковлевич, обычно невозмутимый, казался слегка растерянным, словно не знал, как реагировать на столь неожиданный поворот событий. А я всё ещё не могла отпустить его руку, чувствуя, как внутри разгорается странное, непривычное чувство – то ли благодарности, то ли смущения, то ли чего‑то большего.
Потянув, он всё же мягко высвободил ладонь.
В тот миг я чувствовала себя словно собака Павлова – растерянная, заворожённая, едва способная мыслить рационально.
– Для того, чтобы загладить свою вину, прошу – не откажитесь со мной поужинать. А пока прошу вас: можете отдохнуть в гостевом доме. На ужин встретимся в восемь часов. Вы принимаете моё приглашение?
– Да, – выпалила я, не задумываясь.
Виктор Яковлевич округлил глаза и уставился на меня с нескрываемым изумлением. Наверное, в его глазах я сейчас выглядела совершенно не похожей на того собранного, хладнокровного офицера, которого он знал.
– Ну вот и хорошо, – вновь одарив меня тёплой улыбкой, произнёс молодой дипломат. – А кстати, я не представился. Меня зовут Никита Павловски. В Швейцарии меня зовут просто Ник. Раньше я жил в России, у меня также есть сербские корни, но судьба распорядилась так, что пришлось переехать в Швейцарию. Хотя Россия для меня всё равно родная страна. Ну, поговорим об этом за ужином. Жду вас. Насчёт машины такси не беспокойтесь, мы всё уладили.
С грациозностью барса он развернулся и направился к выходу, сопровождаемый своей охраной.
Нас провели в огромный гостевой дом – просторный, светлый, с безупречным интерьером. Каждому выделили отдельную комнату.
Переступив порог своего временного убежища, я с удивлением обнаружила на кровати свою сумку с вещами – ту самую, которую забыла в такси.
– Наконец‑то можно переодеться, – с облегчением выдохнула я, но тут же осеклась. – Стоп… Во что? Разве что в форму?!
Тяжело вздохнув, я повалилась на кровать. Тело ныло от пережитого напряжения, а мысли кружились в хаотичном вихре. Что это было? Неожиданное приглашение, его манеры, этот взгляд… Всё казалось нереальным, словно сцена из чужого, роскошного фильма, в который я случайно попала.
Я закрыла глаза, пытаясь собраться с мыслями. До ужина оставалось несколько часов, а мне нужно было не просто привести себя в порядок, но и понять, как вести себя дальше. Форма? Пожалуй, это единственный вариант. Но даже в ней я должна выглядеть достойно – не как задержанный офицер, а как человек, которого пригласили на ужин не из жалости, а из уважения.
Медленно поднявшись, я подошла к окну. За стеклом расстилался ухоженный сад с аккуратными дорожками и цветущими кустарниками. Мир за пределами этой комнаты жил своей размеренной, благополучной жизнью, словно не зная о том хаосе, который только что перевернул мой день.
«Итак, Соня, – мысленно сказала я себе, – пора собраться. Но ты покажешь, что даже в форме можешь быть собой – офицером, женщиной, человеком, который не теряет достоинство ни при каких обстоятельствах».
«Какой он всё‑таки этот Никита Павловски, Ник… Всё‑то ему к лицу. Истинное проявление качеств мужчины в сочетании с непревзойдённой внешностью!»
Лицо залило горячим румянцем. Я невольно прикоснулась к щекам – они горели.
– Что‑то ты размечталась, Соня, – строго одёрнула себя вслух. – Такие, как он, даже смотреть на тебя не будут. У него, наверное, самые красивые девушки… А может, у него есть одна единственная. Длинные шикарные ноги, блестящие волнистые волосы, идеальное тело, безупречное лицо. Любой наряд смотрится на ней восхитительно, звёздный макияж, шелковистая кожа… Да, и мне до таких далеко. Я солдат, а солдаты нужны только на войне.
Мысль вдруг зацепилась за одно: «Ну почему у него такой усталый взгляд?»
Я замерла, пытаясь восстановить в памяти его лицо. Да, за внешней безупречностью и уверенной улыбкой пряталась глубокая, почти неприметная усталость. В уголках глаз – лёгкие тени, в линии плеч – едва уловимая тяжесть.
«А, это неважно», – резко оборвала я свои размышления.
Поднявшись с кровати, подошла к зеркалу. Отражение встретило меня слегка помятой формой, свежей ссадиной на скуле и растерянным взглядом.
– Ладно, Соня, соберись, – прошептала я, проводя ладонью по волосам. – Форма так форма.
Я достала из сумки расчёску, провела по волосам, стараясь придать им хоть немного порядка. Затем аккуратно поправила китель, разгладила складки.
За окном уже сгущались вечерние тени. До восьми оставалось не так много времени. Я глубоко вдохнула, выдохнула, снова взглянула на своё отражение.
– Ты справишься, – сказала себе твёрдо. – Это просто ужин. Просто разговор. Ничего больше.
Но сердце, будто не слушаясь рассудка, снова участило ритм, стоило лишь вспомнить его улыбку.
Предложение
Схватив уставную фуражку, я натянула её как можно ниже на глаза и выпустила несколько более -менее длинных прядей волос, прикрыв щёки.
«В конце концов, мне же не замуж за него выходить. Просто поужинать. И я не виновата, что у меня такая травматичная работа», – мысленно оправдывалась я, пытаясь унять внутреннюю дрожь.
И почему вообще у меня такое состояние, впервые в жизни боюсь мнения незнакомого человека?
Выйдя из комнаты, я суетливо спустилась по ступенькам.
По пути встретила Виктора Яковлевича. Он озабоченно посмотрел на меня, сдвинув брови:
– Знаешь, что я узнал? Этот Никита Павловски, оказывается, тесно сотрудничает с нашим министром обороны. Зря мы так с ним. Он, видно, лицо мирового масштаба. Так что больше не употребляй при нём, что ты его ненавидишь!
– Есть хочу! – поспешно перевела я тему, избегая его проницательного взгляда.
– Соня, ну а мы куда, по‑твоему, идём? Слушай, ну почему ты всегда носишь форму со штанами? На худой конец форма с юбкой для женщин есть. Ещё и синяк этот на лице…
Я резко остановилась, повернулась к нему и с напускной бодростью выпалила:
– Может, мне вообще уйти, подполковник? Я, видно, порчу лицо российских женщин – военнослужащих?
В его глазах мелькнуло что‑то вроде сожаления, но он тут же взял себя в руки:
– Не говори глупостей. Иди уже. Только постарайся не ляпнуть чего‑нибудь лишнего. И фуражку сними, сейчас ни к чему.
Я молча кивнула, стянула головной убор и взяла его в руки. Глубоко вдохнула и направилась к месту встречи, стараясь не думать о том, что ждёт меня за дверями.
Мы остановились у входа в шикарный зал. Два официанта в безупречных ливреях плавно, с почти ритуальной грацией распахнули перед нами высокие двери.
За столом уже ожидали Ник и его, как я поняла, ближайший помощник – тот самый мужчина, который ещё недавно так яростно допрашивал меня.
Ник сменил деловой костюм на неформальный наряд: лёгкая рубашка оттенка зелёного винограда, серые брюки (или джинсы – в приглушённом свете было не разобрать). Очки он снял, и теперь его глаза – ясные, с живым, проницательным блеском – смотрели открыто и дружелюбно.
– Рад вас видеть! Как отдохнули? – с привычной обаятельной улыбкой спросил он.
– Спасибо, хорошо, – тут же откликнулся Виктор Яковлевич.
Мы заняли места за столом, поражавшим изысканной сервировкой. Столовое серебро сияло, словно отлитое из чистого золота, хрустальные бокалы тонко звенели при малейшем прикосновении.
Во время ужина Ник неспешно рассказывал о своей жизни в России, о неожиданном наследстве от отца, вынудившем его переехать в Швейцарию и возглавить семейную компанию. Его повествование текло плавно, с лёгкой иронией к себе и глубоким пониманием тех перемен, что выпали на его долю.
Я же сидела молча, едва касаясь вилкой блюд, которые один за другим появлялись на столе. Темы разговора – экономика, промышленное развитие, геополитика – оставались для меня чуждыми. Я старалась не поднимать взгляда, чтобы Ник не заметил припухлости, синяка и ссадин на моем лице.
При этом я машинально поглощала подаваемые яства – каждое было маленьким шедевром кулинарного искусства. И столь же машинально наполняла бокал шампанским, будто оно могло заглушить неловкость момента.
– Соня, – тихо, почти шёпотом, предостерег меня Виктор Яковлевич, наклонившись к моему уху. – Не пей столько шампанского. Слышишь?
– Есть, – пробормотала я в ответ, но руку к бокалу потянула снова.
Когда разговор мужчин перешёл в бурное обсуждение вопросов государственной безопасности и защиты граждан, я уже успела осушить четыре бокала шампанского. Голова слегка кружилась, а мир вокруг будто смягчился, обрёл тёплые, размытые очертания.
В какой‑то момент я поймала на себе взгляд Ника – внимательный, изучающий, но без тени осуждения. Я поспешно опустила глаза, чувствуя, как румянец предательски заливает щёки. Шампанское, казалось, развязало не только язык, но и мысли – они вихрились в голове, то унося меня в воспоминания о службе, то возвращая к этому странному ужину, где я чувствовала себя чужой среди блестящих, уверенных в себе людей.
В голову ударил алкоголь – мир поплыл, раздвоился, но я изо всех сил старалась держать лицо, не выдать своё состояние.
– Виктор Яковлевич, – размеренно, с лёгкой задумчивостью в голосе начал Ник, – вы знаете, я тут, вроде как, думаю задержаться на год в России. Мне нужен человек, надёжный – для моей безопасности. Не хочу нанимать всех этих иностранцев, знаете ли, не доверяю им. А у вас люди проверенные – я консультировался с министром. Вы лучшее подразделение. Мне нужна ваша помощь. Конечно, не спорю, что этого человека будет преследовать опасность… Но и за мной не постоит. Я буду ему платить такие деньги, что смогут счастливо жить и его дети, внуки, и даже правнуки.
– Я правильно вас понял: вам нужен высококвалифицированный телохранитель? – чётко, по‑военному переспросил подполковник.
– Да, вы правильно поняли. Я знаю, это опасно для жизни, но, возможно, вы всё‑таки найдёте такого человека!
Я устремила на них уже изрядно затуманенный алкоголем взгляд. В голове вихрем проносились мысли:
«Говорит, телохранитель ему нужен… Ага… Да… Я бы с удовольствием охраняла его… Защищала бы его от пуль… Да что лукавить – мне так осточертела моя работа… Хочется чего‑то нового… Посмотреть, как живут другие люди… Хотя бы в качестве щита… Стиль, роскошь… Сказка…»
– Ик…
Оба собеседника резко обернулись в мою сторону. Я попыталась сделать вид, что просто поперхнулась, но было поздно – они заметили.
Однако, не заострив особого внимания, продолжили разговор.
– Но понимаете, Никита, – голос Виктора Яковлевича звучал твёрдо, – все лучшие специалисты у нас – люди семейные. И я думаю, никакие деньги не смогут им заменить семью. Они и так бывают в горячих точках, участвуют в облавах и многом другом. Единственное, что их радует – это семья, которая ждёт их дома. Высококвалифицированных одиночек у нас не так много. Надо, подумать.
Мысленно я перенеслась в прошлое:
«Семья… Папа… Помню, как славно мы пили чай по вечерам и болтали о том о сём. Он научил меня первому приёму против хулиганов. Он всегда был рядом…»
– Ик…
На этот раз я попыталась сдержать спазм, но безуспешно. Оба мужчины снова посмотрели на меня – теперь уже с явным недоумением.
Ник слегка приподнял бровь, но тут же вернул внимание к подполковнику:
– Понимаю ваши опасения. Однако я готов предложить не просто деньги. Это будет работа с перспективами – доступ к лучшим специалистам, обучение, возможность увидеть мир. Для кого‑то это может стать шансом изменить жизнь.
Виктор Яковлевич задумчиво постучал пальцами по столу:
– Шансы – это хорошо. Но риск…
Я сжала кулаки под столом, пытаясь сосредоточиться. В голове шумело, но одна мысль пробивалась сквозь алкогольный туман: «А что, если… если это мой шанс?»
Но, прежде чем я успела что‑либо сказать, снова предательски икнуло – на этот раз громче.
У меня потекла слеза – горячая, предательская, которую я не сумела сдержать.
Оба снова посмотрели на меня. Я низко опустила голову, чувствуя, как пылают щёки. «Наверное, у меня сейчас лицо – как переспелый помидор», – мелькнуло в затуманенном сознании.
– Ну, я не исключаю, что у вас всё же есть человек, которого совершенно ничего не держит, который хочет заработать большие деньги. Знаю, такие люди везде есть! – настойчиво продолжал Ник, словно не замечая моей внутренней бури.
– Ммм… – Виктор Яковлевич задумчиво потёр подбородок, взгляд его скользнул по мне, но тут же отстранился.
«Всё, хватит, хватит…» – мысленно взмолилась я, чувствуя, как последние остатки самоконтроля тают, словно лёд на солнце.
Резко встав, я оперлась руками о стол – мир качнулся, будто палуба в шторм.
– Яяяяяяяяяя… могуууууууууууууу… я ГОТОВА! – выкрикнула я, сама не веря, что это говорю.
Подполковник мгновенно подскочил, мягко, но твёрдо усадил меня обратно на стул.
– Соня, пей воду! Что за поведение! – в его голосе смешались строгость и беспокойство.
– Стоп! – я рванулась вперёд, не в силах остановиться. – Я могу стать вашим телохранителем!
Виктор Яковлевич резко выпрямился, лицо его стало жёстким.
– Не слушайте её, – обратился он к Нику, голос звучал твёрдо, почти холодно. – У неё стресс. Она до этого выполняла серьёзное задание, поэтому так и напилась. Знаете, она мне как дочь родная. При других обстоятельствах я бы просто отправил её по дисциплинарному взысканию.
Ник молча смотрел на меня – не с презрением, не с насмешкой, а с каким‑то новым, внимательным выражением. В его глазах читалось что‑то вроде: «Ты серьёзно?»
Я сжала кулаки под столом, пытаясь собраться. «Да, серьёзно. Абсолютно серьёзно», – твердила я себе несмотря на то, что язык заплетался, а мысли путались.
– Виктор Яковлевич, – тихо, но отчётливо произнёс Ник, – давайте не будем спешить с выводами.
Он медленно перевёл взгляд на меня, и в этом взгляде было что‑то, от чего сердце пропустило удар.
– Вы действительно готовы взять на себя такую ответственность? – спросил он, и в его тоне не было ни капли снисходительности. – Это не прогулка. Это работа, где каждая ошибка может стоить вам жизни.
Я подняла голову, встретив его взгляд. Мир всё ещё плыл, но в этот момент я чувствовала лишь одно – дикую, почти отчаянную решимость.
– Да, – выдохнула я, и на этот раз голос прозвучал твёрже. – Я готова.
– Но вы ведь дев… – Ник запнулся, явно подбирая слова.
Я вскинула подбородок, глядя ему прямо в глаза. Алкоголь придал смелости – или, может, безрассудства.
– Девушка? Да, девушка. И что с того? Думаете, это мешает мне стрелять, бегать, ломать руки? Я не фарфоровая статуэтка. Я – боец. И если надо, стану лучшим телохранителем, которого вы когда‑либо видели.
Виктор Яковлевич тяжело опустился на стул, сжал пальцами переносицу.
– Соня, ты не понимаешь, во что ввязываешься. Это не полевая операция. Это постоянная угроза, круглосуточная ответственность. Ты не сможешь просто «уйти в отпуск».
– А где я сейчас? – я обвела взглядом роскошный зал, сверкающую посуду, безукоризненно одетых людей. – Я везде чужая. Здесь – лишний человек в форме. Там – лишний человек без формы. А тут… тут я хотя бы буду знать, зачем просыпаюсь.
Ник молчал. Его пальцы слегка постукивали по столу – единственный признак того, что он колеблется.
– Вы говорили о человеке, которого ничего не держит, – продолжила я тише. – Так вот он. Перед вами. У меня нет семьи. Нет дома. Нет «после». Только «сейчас». И если это «сейчас» может принести пользу – почему нет?
В комнате повисла тяжёлая тишина. Даже официанты, словно почувствовав напряжение, замерли в отдалении.
– Я не прошу жалости, – добавила я, выпрямляясь. – Я прошу шанса.
Виктор Яковлевич медленно поднял глаза:
– Ты хоть понимаешь, что это конец карьеры в армии? Что ты подписываешь себе приговор на постоянную опасность? Что это не «смена деятельности», а другая жизнь – без выходных, без отпуска, без…
– Без иллюзий, – перебила я. – Да, понимаю.
Ник наконец заговорил – тихо, но твёрдо:
– Хорошо. Я принимаю ваше предложение. Но с одним условием: завтра вы проходите полное медицинское обследование. И если врачи скажут «нет» – разговора не будет.
– Второе условие, – продолжил он, глядя мне в глаза. – Никаких «на авось». Дисциплина, режим, беспрекословное выполнение приказов. Вы перестаёте быть «Соней из армии» – вы становитесь частью моей команды. Согласны?
– Да, – выдохнула я. – Согласна.
Виктор Яковлевич шумно выдохнул, провёл рукой по лицу:
– Боже, Соня… Ты точно знаешь, во что вляпалась?
Я посмотрела на Ника – на его спокойное, сосредоточенное лицо, на руки, которые, казалось, могли управлять миром.
– Думаю, да, – сказала я, и в этот раз голос не дрогнул. – Но обратного пути уже нет. – Посмотрите на меня. Никто даже не заподозрит, что я девушка. И не льстите мне. Знаю, каких вы считаете девушками. Я не обижаюсь. Чтобы не возникало непонимания, можете звать меня «Охотник». Такую кличку дали мне мои сослуживцы. По рукам?
Я протянула руку. Виктор Яковлевич молчал как рыба. Он знал: если я что‑то задумала, меня уже не остановить.
Ник спокойно посмотрел на меня. Спустя минуту он наконец протянул руку:
– Ну что, «Охотник», ты готова? Раз ты так настаиваешь, не могу тебе отказать. Кроме того, я уже видел тебя сегодня – как ловко ты водишь машину, ни капли не страшась за свою жизнь. Хорошо. По рукам!