Меня на небе не ищи То настоящее

- -
- 100%
- +
«Это… это личное письмо Андрея! – кольнула догадка. – Нельзя читать чужие письма!» – ругала себя Катя, поглощая строчку за строчкой, пока не дочитала до конца.
«Ксюха, будь счастлива! Прощаю и отпускаю тебя с легким сердцем, прости и ты меня за все!»
Катя чувствовала себя преступницей. Настоящей воровкой. Сердце странно сжалось, заныло, к горлу подкатил ком.
«Он это написал, чтобы отправить или сжечь? – постаралась сообразить Катя. – Вроде есть такая техника: выплеснуть все на бумагу, а потом сжечь. Как бы там ни было, но это письмо больше никто не должен увидеть. Если Андрей узнает, что я читала, будет катастрофа»
За дверью послышались шаги. Катя судорожно сложила листок, затолкала его в пустой конверт и спрятала в свою сумку. Едва она успела закрыть молнию, в кабинет вошла Аля.
Сердце стучало, как работающая швейная машинка. Разогретая кровь, казалось, со всего тела хлынула к щекам. Катя едва заметно выдохнула.
…
Макар уснул в гостиной на диване под шум работающего телевизора. Прошедшая неделя выжала из него все силы. Разбудить мужа и отправить в спальню Катя даже не пыталась. Она подложила ему под голову подушку, укрыла клетчатым пледом, выключила телевизор. Если Макар вечером уснул в гостиной, то до утра его не разбудит даже пушечный выстрел.
Катя улеглась одна в пустой спальне, но сон никак не шел.
«Я сегодня ни группу свою любимую не читала, ни к Ване не заглядывала», –подумала она, перевернулась на другой бок и нащупала на тумбочке телефон.
Катя вдоволь начиталась постов о непознанном и вечном, и теперь подавно не могла уснуть. Нахлынувшие за день эмоции отступили, но мысли о том, что не одна она носит за пазухой тайну, не давали покоя. Оттого хотелось прям сейчас, сию минуту, почувствовать себя частью чего-то большого и важного.
«Мне ведь и раньше было интересно узнать: кто стоит выше людей, богов, Вселенной, выше всего? Как оно там на самом деле? А что, если моя нынешняя жизнь сложилась так, как сложилась, чтобы я снова задумалась об этом? Может быть, так у всех? Вот посмотрит на меня другой человек и подумает: «счастливая». Но никто же не знает, от чего я плачу по ночам», – размышляла Катя.
Полная луна то заглядывала в окно, то пряталась за мимо проплывающим курчавыми тучами. Два соседских голосистых петуха во всю запели, приветствуя новый день. До рассвета оставалось недолго. Зудящая головная боль защекотала затылок, макушку, потянулась к вискам. Катя зажмурилась и, наконец, уснула.
Глава 11. Сейчас или никогда
Новый год подкрался незаметно. В честь грядущего праздника один из партнеров прислал в офис хлебозавода подарок: чай, кофе, конфеты и красочные жестяные коробки печений с предсказаниями – лидеры продаж.
В приемной стало шумно и весело. Катя надломила угощение, вынула крошечный сверток, развернула его кончиками пальцев и прочла: «Любовь, которую не ждали». Уголки губ невольно дрогнули. Катя не заметила, как покраснела. Она аккуратно свернула непослушную записку обратно и спрятала в ящик стола. Собравшиеся охотно делились полученными прогнозами, но Катя не хотела рассказывать, что ей досталось.
Аля с недоумением уставилась на желтоватый клочок бумаги и громко зачитала:
– «Встреча в Гавани Петра и Павла»… Хм…
Вера оживилась. Вытянула руку вперед:
– Аль, а у меня вообще: «Засверкают на солнце два обручальных кольца». Представь!
До переезда в поселок Вера работала технологом хлебобулочных изделий на заводе в другом городе. Ее первый, и пока единственный, брак распался. Муж крепко выпивал, не работал. Попытки избавить его от алкоголизма не увенчались успехом. После развода Вера с детьми оказалась на улице и приняла решение вернуться к себе домой. Мария Михайловна сумела отговорить ее от увольнения и протянула руку помощи. Вере предоставили служебную квартиру.
– Ну да, лихо… – поддержала разговор Аля и с наслаждением съела лакомство.
Мария Михайловна разломила свое печенье, когда осталась в кабинете одна. На аккуратно вырезанном кусочке бумаги была надпись: «Большое маленькое счастье». Мария Михайловна перечитывала три простых слова до тех пор, пока в глазах не помутнело.
«Какое мне теперь счастье?! – подумала она, дрожащей рукой вытерла слезы и скрутила записку. – Я буду счастлива, если Бог сжалится надо мной и заберет к себе».
…
– Рая, спи. Завтра в школу не встанешь, – прошептала на ушко Катя.
– Мам, ну полежи со мной. Давай поговорим?
– О чем?
– Ну… о жизни, – заигрывающе ответила Рая и подложила под щеку ладонь.
Катя прилегла рядом с дочкой. Они о чем-то болтали, обнимались. Когда Рая забормотала что-то тихо и невнятно, Катя убрала небрежно упавшую прядь волос с ее лица, нежно поцеловала дочь и медленно встала с кровати.
«Разговоры о жизни кого угодно утомят», – с улыбкой подумала она.
На письменном столе Раи лежал самодельный конверт из тетрадного листа с корявой надписью: «Письмо Деду Морозу». Катя не удержалась, бесшумно открыла конверт и достала письмо.
«Дорогой Дедушка Мороз, поздравляю тебя с наступающим Новым годом! В этом году я себя вела хорошо, слушалась родителей, бабушек и дедушку. Мне не надо ничего дарить на Новый год, но, если ты существуешь, сделай так, чтобы у нас с братом появился еще один братик или сестричка. Спасибо, Дедушка Мороз!»
Катя подняла глаза вверх, прочла письмо еще раз.
«Дети раньше никогда не говорили, что хотят младшего брата или сестру. Наверное, за драками некогда было… – подумала она и слегка улыбнулась. – Будет здорово, если у Гриши и Ани родится ребенок. Рае скажем, что плохо уточнила, какого именно братика ей надо было».
Катя аккуратно сложила письмо, убрала его в конверт и вернула на место. Комнату дочери она покидала с легкой грустью, потому что знала – рожать от Макара она больше не станет.
Купалась Катя не спеша. Она отжала с длинных волос лишнюю воду, открыла банку с новой маской. Древесно-пряный аромат смешался с горячим паром и ударил в нос.
«Какой-то запах знакомый», – подметила Катя, с лихвой нанесла средство на копну вымытых волос и собрала на макушке высокий толстый пучок.
Веки блаженно опустились. Поток мыслей прекратился. Катя расслабила плечи, сделала медленный вдох, но тут же силой вытолкнула воздух из груди. Непрошеные воспоминания вырвались наружу: антикварная лавка, лоток с новенькими оберегами из орешника, пряный аромат которых витает в торговом зале, как незримый дух, а совсем рядом, на расстоянии вытянутой руки, стоит Ваня.
Шум воды стал слышаться все громче. С волос на плечи посыпались холодные капли. Небрежный пучок развалился, и пропитанные маской пряди скользнули по лопаткам.
«Может, первой написать? – спросила себя Катя. – А зачем? Кто он и кто я? Ваня меня даже не вспомнит», – подумала она и сделала воду погорячее, чтобы смыть глупые мысли.
Кожа стремительно краснела. Клубы пара вздымались к потолку, переваливались через матовые перегородки душевой и таяли. Сердце колотилось, не успевая гонять по венам разогретую кровь. Катя почувствовала, что задыхается.
…
Три часа ночи. В одной из квартир московской многоэтажки горел свет.
«Не все сокровища порой из золота. Оберег, наделенный истовой верой, хоть из дерева, хоть из металла, ткани или камней, будет не просто украшением. Он – самое что ни на есть настоящее сокровище», – закончил пост Иван.
Он закрыл глаза, сполз по спинке на край стула и свесил руки, чтобы кровь быстрее хлынула к уставшим пальцам.
«Интересно, а как мастер этих оберегов пришел к язычеству? Он ведь что-то почувствовал?» – задался вопросом Иван.
Внутренний голос вдруг замолчал, дыхание стало ровным. На доли секунды Ивану показалось, будто он очутился где-то на улице: по коже скользнул холодок и защекотал веки, лоб, затылок. Перед сомкнутыми глазами нарисовалась необыкновенно живая картинка: небо заволокло серой дымкой, зеленые кроны молодых берез волнует ветер. Сочные, будто восковые листочки на ветвях колышутся, как атласные ленты. Вот-вот сорвется дождь.
Ваня поморщил лоб, с трудом открыл покрасневшие глаза.
«Я купил этот оберег, потому что Катя носила такой же или… нет? Она тогда сказала, что нужно просто услышать свой. Так, может быть, меня «позвали»?
…
Ночь прошла для Кати беспокойно: она то просыпалась несчетное количество раз, то видела кошмары в своих коротких сновидениях. Необъяснимая тревога точила изнутри, как голодный червь. Когда в полумраке спальни белые настенные часы с черными римскими цифрами показали пять утра, Катя встала с постели. Глаза горели от недосыпа, голова гудела, руки дрожали. День обещал быть трудным.
– Макар, отвезешь меня на стрижку в четыре вечера?
– Я буду на объекте. Вызови такси, – сказал муж, не отрывая губ от ободка чашки.
– Ладно. Есть наличные? У меня только на карте.
– Нет, надо ехать в банкомат. Хочешь, сейчас съезди, чтобы перед работой не петлять? – ответил Макар с ноткой раздражения и замолчал, будто подбирая слова. – Давай продадим твой дом, пока он не развалился, и купим тебе машину? Если хочешь знать, то мне уже надоело на том дворе спину гнуть! – выпалил муж и встал из-за обеденного стола.
Катя с недоумением посмотрела Макару вслед.
– Почему он должен развалиться? – спросила она.
Муж остановился в дверях на полушаге и, не оборачиваясь, развел руки в стороны.
– Да потому что ты вкладывала в него деньги когда, лет пять назад?
– И что? – как ни в чем не бывало ответила Катя. – Зато крыша новая. Скоро погашу кредит, и можно будет еще что-нибудь сделать.
Макар повернулся, сунул руки в карманы и подпер плечом дверной косяк.
– О, как! А это уже интересно! То есть… вместо того чтобы продать этот чертов дом и купить себе машину или, ладно уже, взять на нее кредит, ты собираешься лезть в долги ради какой-то хибары?
Катя не успела ответить. Макар растянул на лице брезгливую ухмылку и резким выпадом руки приказал жене замолчать.
– А-а-а, погоди! Почему какой-то? Твоей! Тебе же ее мама в дарение подписала, чтобы я не влез! Умно, милая, умно…
Катя почувствовала, что закипает. Она сжала губы и выскочила из-за стола.
– Во-первых, милый, у меня уже была машина, которая, кстати, тоже появилась благодаря моей маме. Ты же сам уговорил меня ее продать и добавить деньги тебе на иномарку! Я сказала «тебе», потому что водишь ее только ты! Я садилась за руль раз пять, когда ты был пьяным. Прежде чем мою мать в чем-то обвинять, вспомни, что твои родители подарили тебе на свадьбу! Я сказала «тебе», потому что…
Макар выпрямился, сложил руки на груди и потупил взгляд.
– … потому что отец оформил ее на меня до свадьбы, и она не была совместно нажитым имуществом, как тебе хотелось? – отчеканил он и метнул на жену исподлобья колючий взгляд.
– Да ничего мне от вас не хотелось! – крикнула Катя и всплеснула руками. – А нет, погоди… хотелось! Встать и уйти с той проклятой свадьбы! А что до моей мамы… Правильно сделала, что на дарении настояла, хоть я и просила куплю-продажу оформить. Хотела получить налоговый вычет и потратить его на ремонт.
Когда эмоции поутихли, Катя с опаской ступила назад.
– Не повезло тебе, Макар, с женой. «Всю жизнь на шее у тебя просидит», – повторила она слова свекрови, намертво въевшиеся в память.
Макар побледнел, растерялся.
– Дом этот, – обвела глазами Катя. – Чей?
– Мой… – не раздумывая ответил Макар. – Н-н-наш.
– Наш?! – наигранно взметнула брови Катя. – Сам-то себя слышишь вообще? Твой, Макар! Твой и твоих родителей. Ты всегда, всегда упрекаешь меня в том, что я не приношу деньги в семью, а если приношу, то мало! Тебе всегда мало! А напомни, кто я здесь? Где прописана я и твои дети?
Макар молча разглядывал пол под ногами.
– Молчишь… – через силу улыбнулась Катя. – Правильно, мы с детьми прописаны в квартире моей мамы.
Макар уже был не рад, что затронул жилищный вопрос. Родители переоформили на него дом еще до свадьбы, чтобы Катя в будущем ни на что не претендовала, но прописать жену по-прежнему не разрешали. Лариса Викторовна не раз напоминала сыну, что в случае заключения с Катей брачного контракта, он может рассчитывать на более щедрую помощь от родителей. Макар заинтересовался предложением матери, но не мог придумать, как сказать об этом жене.
Катя поправила растрепанные волосы и, задев плечом Макара, быстро зашагала в ванную.
«Не продам! Ни за что не продам!» – кричала она про себя, прячась за дверью из цельной древесины.
Подступившие слезы душили. Подбородок дрожал. Руки тряслись. Катя прислонилась к стене, отделанной дорогой керамической плиткой, сдавила переносицу и прерывисто вздохнула.
«Но насчет машины он прав. Еще неизвестно, сколько я вытерплю этот брак. Знать бы, что будет завтра…»
На работе с самого утра Катя была молчаливой и без остановки прокручивала в памяти детали утренней ссоры.
– Какая-то ты сегодня не такая, дорогуша, – заметила Аля, выглядывая из-за монитора.
– Не, все нормально. Работы много, – сухо ответила Катя.
– Что-то случилось?
– Нет, все нормально, – повторила Катя, безуспешно пытаясь выковырять из бумаги застрявшую скобу.
Аля откинулась на спинку компьютерного кресла, перевела взгляд на монитор.
– Кстати, послушай, что астрологи пишут: «Сегодня на Солнце зафиксирована аномально высокая активность. У людей могут наблюдаться резкие перепады настроения, раздражительность, недомогание. Окружающие в этот день сбросят маски и покажут свое истинное лицо», – зачитала вслух Аля.
– Про маски звучит так, будто кожу сбросят, – пробормотала Катя.
«Опять маски… Теперь понятно, что за концерт был с утра».
…
– Сев, – позвал шепотом Миша. – Как твоего папу зовут?
– Мака-а-ар, – ответил Сева.
– Так, ребят, садимся, пристегиваемся, – громко скомандовал Макар через открытое окно трем мальчишкам, воспитанникам спортивной школы.
Миша был племянником Евы и ходил с Севой в один класс.
Ребята уселись на заднее сиденье, пристегнулись. Миша – посередине. Макар украдкой поглядывал на него в зеркало заднего вида, искал знакомые черты. Внешне Миша мало походил на своих покойных родителей. Он рос мужской копией тети Евы. Раньше Макар не допускал мысли о том, что может стать отцом для кого-то, кроме своих детей. Но Миша – другое дело. Он был лучшим другом сына и племянником Евы. Любимой Евы.
Машина свернула на тупиковую улицу с некогда богатыми домами 90-х годов. Замедлила ход. Остановилась.
– Дядя Макар, спасибо, что подвезли, – сказал Миша, открывая дверь автомобиля.
– Рад помочь, Михаил. – улыбнулся Макар. – Заходи в гости! Тете Еве большой привет!
Глаза Макара покраснели, когда Ева вышла за калитку в домашнем плюшевом халате. Она приобняла Мишу, помахала рукой Макару и Севе. Они с улыбкой кивнули в ответ. Внедорожника с мурманскими номерами перед двором не было.
Автомобиль Макара тронулся.
«Откуда в ребенке такая сила? Где он её берет? – размышлял Макар, наблюдая в боковое зеркало, как Ева и Миша заходят во двор. – Потерять родителей, маленькую сестру, да вообще все, к чему привык и не сломаться… Не то что я, чуть что, сразу в истерику. Бедная Катя. Столько лет меня терпит. Зачем я ей утром наговорил всяких гадостей? Зачем? Ну подарила теща дом, да и ладно! Насчет машины тоже… Сам же сказал, что на двоих будет, а в итоге то по объектам, то по командировкам на ней мотаюсь. Еще и контракт этот мамин… Я сам от себя устал, – подумал Макар. – Интересно, а для Евы я каким бы мужем был?»
…
Катя тихонько закрыла за собой дверь, положила сумку на комод и разулась. В гостиной кто-то убавил звук телевизора. Послышались тяжелые торопливые шаги. Показался муж. Макар подпер плечом дверной косяк, как утром, сложил руки на груди.
– Я же сказал, чтобы позвонила, как освободишься! – буркнул он.
– Пока меня докрасили, уже время маршрутки подошло, – ответила Катя как ни в чем не бывало.
– А туда как добралась? С каких это пор ты расписание маршруток выучила? Типа гордость свою показываешь?
Катя громко вздохнула, повесила куртку на плечики.
– Ничего я не показываю. Не было бы маршруток, я бы позвонила. Заставляешь тебя круги наматывать – плохо, не заставляешь – тоже плохо!
Макар молча развернулся и ушел в гостиную, рухнул на диван перед телевизором. Катя ушла в спальню переодеваться.
«Будто и не заметил, что я утром ушла на работу светленькой, а вернулась – рыжей. Живем как чужие», – подумала она, заматывая свежеокрашенные шелковистые волосы в небрежный пучок.
Утренняя встряска и вечерняя прогулка на свежем воздухе взбодрили. Катя переоделась, поужинала и принялась за домашние дела.
Грязная посуда стремительно убывала из раковины. Катя хотела повозиться в горячей воде и пене, поэтому не стала загружать посудомоечную машину. Когда работа была завершена и она вытерла сморщенные руки белым вафельным полотенцем, за спиной послышался щелчок электрического чайника. Макар подошел со спину, вытянул руку, чтобы взять с сушилки чистую чашку, и слегка коснулся плеча жены.
– Тебе хорошо с таким цветом, – мягко сказал он.
– Спасибо, – сухо ответила Катя.
Макар отставил чашку в сторону, приобнял жену.
– Я не хотел ругаться утром, оно как-то само получилось…
Катя не коснулась его в ответ.
– Ладно, проехали. Мне тоже сделаешь кофе?
– Конечно, – оживился Макар и потянулся за второй чашкой. – Я тут подумал… Может, будешь на нашей машине ездить, а для меня что-то простенькое возьмем? Какая разница, на чем по объектам кататься.
Чайник во всю клокотал, Макар гремел кружками, чайными ложками.
– Давай лучше мне какую-нибудь простую, но новую машину возьмем, чтобы на гарантии была.
– Ну… тоже вариант, – согласился Макар. – Как раз опыт накатаешь.
Остаток вечера потянулся лениво и нудно.
Муж полулежа листал каналы в гостиной, дети тихонько сидели по своим комнатам. Катя в спальне бесцельно листала ленту в социальной сети и старалась ни о чем не думать. Неожиданно одна из записей заставила ее встрепенуться. Это был пост Ивана.
«Это же оберег, который он у меня покупал! Да ладно?! Неужели до сих пор носит его?!»
В своем новом посте Иван рассказал о том, как удивился вопросу командира, принявшего его за язычника, как раньше был уверен, что язычество давно кануло в лету времен и оставило после себя лишь народную память. Ваня рассуждал о том, что мир гораздо шире, чем можно себе представить, и за далеким видимым горизонтом простирается бесконечность непознанного. А еще он рассказал подписчикам, как у него появился тот самый потемневший от времени и пота оберег, который привлек внимание командира, и прикрепил фото к посту.
Глаза жадно поглощали строчки. Катя дочитала до конца, занесла над экраном дрожащие пальцы и нажала на сердечко под постом.
С лица не сходила улыбка. От того, что Ваня ее помнит, хотелось петь и танцевать, но непрошенные мысли о Регине якорем потянул встревоженное сердце вниз.
«Так вместе они или нет? Может ли человек в мельчайших деталях помнить того, кто ему безразличен?» – терзалась от неведения Катя.
Она вскочила с постели, кругами зашагала по комнате. Казалось, в спальне стало нестерпимо жарко, душно, тесно, а горячая кровь одномоментно хлынула к щекам со всего тела. Катя открыла окно на распашку, подставила лицо под холодный поток свежего воздуха. То ли мимолетное, давно забытое чувство взаимности, затрепыхалось где-то глубоко в груди, то ли слова Ивана пронзили душу отголосками чего-то родного, что так сильно тянет домой.
…
Мелкий снег посыпал улицы белесой крошкой. Ветер ледяными порывами безжалостно хлестал влажные от слез глаза и щеки. Обычно зима на юге теплая и дождливая, но последние недели уходящего года стали исключением.
Аля, ее брат, невестка и тетя стояли у гроба. Мужской плач, неожиданно раздавшийся у самой калитки, заставил вздрогнуть, обернуться. Невысокий плотный мужчина лет шестидесяти прижимал ко рту покрасневшие от холода руки и рыдал взахлеб. Это был старший брат покойной, который примчался из Петропавловска-Камчатского.
Мама Али умерла неожиданно. В то роковое утро она проснулась в хорошем настроении, загрузила белье в стиральную машину, достала из морозилки мясо, чтобы после работы приготовить ужин. Аля спохватилась, что мама через чур долго вешает на улице белье, когда до выхода из дома оставались считанные минуты.
Мария Михайловна, Андрей, Катя, Юля и Вера приехали на похороны вместе.
Катя возложила цветы последней, огляделась, но найти коллег так и не смогла. Она отошла в укромный уголок у входной двери, куда ветер не протягивал свои холодные клешни. Две пожилые женщины появились впереди будто из ниоткуда. Они стояли к ней спиной и тихо беседовали.
– Леночка-Леночка… – запричитала одна. – Всю жизнь на этот дом пахала, здоровье портила… Для чего, спрашивается? И до пенсии не дожила.
– Ну как, для чего? У нее же дети остались. До пенсии не дожить можно из-за чего угодно. Вон, глянь, Надя Клочкова, всю жизнь жила на всем готовом, а муж нашел себе молодую, и все, не стерпела, – возразила другая.
Катя услышала знакомое имя и фамилию, напрягла слух. Женщины говорили о первой жене Игоря, зятя Макара.
– О-о-о, сравнила! Та всю жизнь как сыр в масле каталась, а Лена из жил тянулась. Дети конфет не видели.
Собеседница подкатила глаза, мотнула головой.
– Да с чего они их не видели-то? Аля с Сашей всегда были одеты, обуты и накормлены. А ты слыхала, что Нади муж уже и от той молодой загулял?
– Да ты что! Нет, не слышала.
– Да-а-а. Машина его целыми днями у нас на улице стоит. Вот эту молодую, от которой загулял, вроде, Маринка зовут. Фермера Колгана старшая дочка.
Катя знала, что у сестры Макара жизнь – не сахар. Марина недавно устроилась на работу в бюджетную организацию, все чаще стала называть мужа по фамилии, удалила со своей страницы все совместные фотографии с ним. Единственная дочь, которую родила поздно, уже выросла. Лариса Викторовна в последнее время часто говорила Кате о том, как хочет, чтобы Марина бросила Игоря и вернулась в родительский дом.
Катю коробило от сплетен, которые ей поневоле пришлось выслушать, но спорить с незнакомками на похоронах она не хотела, поэтому при первой же возможности ушла подальше и скрылась в толпе.
…
Мария Михайловна предлагала Але взять отпуск хотя бы на неделю, но та проводила дядю и вышла на работу уже через два дня. По ее словам Али, находиться одной в пустом доме было еще труднее.
Генеральный директор сидела в невзрачном сером графитовом костюме на бежевом диванчике, сложив сухие руки на коленях, и в полголоса о чем-то говорила с Алей. Катя вернулась из почтового отделения, мимолетом взглянула на Алю, кивнула Марии Михайловне и ощутила, как электрический заряд рысью пробежал по кончикам пальцев. Она вдруг заметила, как женщина, на которую равнялась, постарела и осунулась. Катя невольно вспомнила себя, точнее, свое давнее отражение в зеркале, когда в похожем сером графитовом костюме собиралась с сыном в детскую поликлинику. Теперь защемило и сердце.
«Когда Сева родился, я была похожа на призрака, потому что все силы отдавала ребенку. А Мария Михайловна, наоборот, своего сына потеряла. Эта рана не затянется никогда», – подумала Катя.
Мрачные мысли ненадолго отступили, когда в дверь приемной постучались.
– Кать, пойдем ко мне, нужна пара автографов, – махнул рукой Андрей.
– Сейчас, – ответила Катя.
Андрей усердно раскладывал бумаги на столе и с кем-то говорил по громкой связи. Он указал Кате на стул, протянул небольшую стопку документов и первую попавшуюся ручку.
Катя ставила подпись быстро и размашисто, но через пару мгновений до боли знакомый голос заставил сердце остановиться. Рука дрогнула.
– Ну так что, на концерт приедешь? Отпросился?
Низ живота сковала ноющая боль. Андрей говорил с Ваней.
Кате нестерпимо захотелось сделать или сказать какую-нибудь глупость, чтобы Иван догадался, что она здесь, совсем рядом, тоже слышит его. Но здравый смысл, как суровый надзиратель, держал разум в узде. Теперь Катя не спеша выводила каждую черточку, каждый крючок своей корявой подписи, лишь бы как можно дольше побыть у Андрея и послушать Ваню.
– Ладно, до связи тогда. Не пропадай надолго… – мягко сказал Андрей.
– Понял. Принял. Всем привет! – весело ответил Ваня.
Катя отложила ручку в сторону и протянула Андрею стопку документов.
– Исполнено! – бойко отчиталась она и кивнула, стараясь скрыть смущение.
– Спасибо! – улыбнулся Андрей. – Извини, что пришлось тебя в слушатели записать. У брата просто работа такая, что по его звонку мы бросаем все и отвечаем. Неизвестно, когда позвонит в следующий раз.
– Да перестань, ничего страшного, – махнула рукой Катя и поджала дрожащие губы.



