Улетные истории. Путешествия без сценария и страховки

День 2. Мултан – Лахор

Еще один изобильный на эмоции день позади. Умяв плотную утреннюю пайку чего-то острого и залив это все обильным питьем, с чистой совестью я откинулся из окутанного завесой тайн и колючей проволоки отеля-тюрьмы в Мултане, взяв с собой оттуда только самое необходимое – тапочки, мыльца, шампуни и маленькие зубные пасты. Шапочку для душа брать не стал – я же не дикарь какой-то. На городской автовокзал меня поехали провожать сразу два вертухая. Один уселся со мной в тук-тук, второй последовал сзади на мотоцикле. Полицейские были весьма учтивы: помогли купить в кассе билет на междугородний автобус, для отчета сфотографировали меня в анфас и профиль, проследили, что я точно покинул Мултан, и лишь после этого спокойно выдохнули.

Мой путь лежал в Лахор – крупный мегаполис на востоке страны с населением в одиннадцать миллионов человек. Второй по величине город в Пакистане. При въезде в него я был весьма шокирован увиденным за окном автобуса: на окраинах люди живут на свалке, в прямом смысле этого слова. Посреди тонн мусора стоят одноэтажные бетонные коробки без дверей, а в качестве окон – проемы без стекол. Ни о каком электричестве, естественно, речи не идет. Рядом бегают дети, внутри этих проемов на каких-то ящиках сидят старики, закутанные в лохмотья. Кстати, о стариках: пенсия в Пакистане полагается только государственным служащим. Остальные, увы, крутитесь, как хотите: работайте там, рожайте… Отчасти поэтому в стране в основном семьи с большим количеством детей. В Пакистане проживает двести сорок миллионов человек, и это пятое крупнейшее государство в мире по численности населения.

Я пребывал в легком смятении от увиденного. На контрасте поселился в люксовом отеле Best Western Premier, где номер в сутки стоит как двухнедельная зарплата моего вчерашнего друга-полицейского. Интерьер, чистота, сервис – не хуже дорогих европейских гостиниц, стоит при этом в несколько раз дешевле. Перед входом встречает разодетый усатый Магараджа в красивой чалме, с достоинством открывает дверь и любезно кланяется дорогим гостям в ноги. Выглядит достаточно искренним. Пару десятков рупий в качестве чаевых придают его искренности еще большей убедительности. Но вернемся к отелю. Итак, вооруженная охрана по периметру, металлодетекторы на входе, лобби с гигантскими люстрами, на втором этаже гламурный ресторан, а также бассейн на крыше, тренажерный зал и бильярд. Посреди номера стоит роскошная гигантская кровать для воплощения самых смелых фантазий, а в душе есть даже горячая вода. Перебои с электричеством были за вечер всего пару раз. Несомненно, можно было найти что-то дешевле, но я вспомнил предыдущую ночь, когда долго не мог уснуть, потому что что-то попало в глаз, и я лежал, размышляя при выключенном свете – то ли это моя ресничка, то ли волос из бороды предыдущего постояльца.

Бросив рюкзак в номере лахорского лухари-отеля, залпом влив в себя, изнемогая от жары, приветственный апельсиновый сок и быстренько перекусив в буфете не очень свежим греческим салатом (очевидно, древнегреческим), я выгребся на шумную улицу и принялся ловить такси. Моей задачей было как можно скорее попасть на границу с Индией, расположенную в нескольких десятках километров от Лахора. По вечерам там проходит церемония закрытия индо-пакистанской границы. Время поджимало, до начала мероприятия оставалось несколько часов, а город был перегружен пробками.

«Где мой полицейский кортеж с мигалками?» – подумал я про себя. Но увы, законы города Лахор такой опции для интуристов уже не предусматривают. Внезапно меня осенило, что, если гнать на мотоцикле, а не на авто, это увеличит шансы на то, чтобы приехать в пункт назначения вовремя. Сказано – сделано. В Пакистане через приложение на телефоне можно вызвать не только автотакси, но и мототакси. Нажимаю кнопку «заказать», и вот уже спустя несколько минут ко мне подъезжает старенький потрепанный мотоцикл, за рулем которого сидит не такой уж и старенький, но тоже потрепанный бородатый человек в шлеме, до боли напоминающий московского дизайнера Артемия Лебедева, только чуть смугловатее.

Прыгаю на заднее сиденье, кричу «Тема, трогай!» и сквозь пыль и копоть послеобеденного мегаполиса устремляюсь с ветерком на запланированную церемонию. Нашей скорости не знаю, ибо спидометр у мотоцикла держится на веревочке, чтобы не отвалился, но в целом это не важно, так как он все равно не работает. Справа прикручена палочка для зеркала заднего вида, но ее функция больше декоративная, поскольку зеркало отсутствует. Впрочем, у других мотоциклов даже палочки нет. По моим наблюдениям, зеркала у мотоциклистов в Пакистане явно не в почете. Ориентируются на звук, вероятно, чтобы не отвлекаться от дороги.

Завязываю на очень ломаном английском диалог с водителем. Несмотря на то что в Лахоре нет моря, родители дали ему морское имя Омар. Мужчине сорок лет, и он трудится рабочим на швейной фабрике. Его месячный оклад составляет девяносто два доллара по курсу. У Омара есть жена и пятнадцатилетняя дочь, которая учится в школе. Дохода от основной деятельности недостаточно для семьи из трех человек, поэтому по вечерам Омар подрабатывает водителем мотоцикла через онлайн-приложение. Его подработка в качестве мототаксиста приносит в среднем два доллара за вечер. Я был первым белым иностранцем в жизни Омара, которого ему доводилось подвозить. Всегда приятно быть первым. Омар плохо изъясняется по-английски, но чувствуется, что он добрый. Мне было приятно услышать от него про себя то же самое. В итоге два добрых парня за пару часов сквозь пробки и уличную суматоху добрались до пакистано-индийской границы и уселись рядышком друг с другом лицезреть необычную церемонию.

Ничего подобного я прежде не наблюдал: шоу длится полчаса и представляет собой своеобразный марш солдат, а необычным его делает то, что выступление проходит одновременно сразу в двух странах. Сцену разделяет высокий забор. На пакистанской стороне выступают пакистанские военные, на индийской – соответственно, индийские. По обеим сторонам в разных странах сидят зрители в своих амфитеатрах. На нашей стороне все дружно орут «Пакистан!», по другую сторону забора кричат «Индия!». Барабанщики призывают скандировать громче. Напоминает то, как в летнем лагере отряды соревнуются, кто кого перекричит. Высоченные, словно баскетболисты, солдаты странно маршируют, задирая ноги на уровень головы, и издают устрашающие звуки. Смотрится это крайне забавно. Я, естественно, находился в большом восторге от происходящего.

Сидящий рядом с нами на скамейке усатый пакистанский дядя увидел мою бледнолицую физиономию, которая была на данном мероприятии в единственном экземпляре, расплылся в радостной улыбке и стал заботливо размахивать надо мной своим опахалом, чтобы мне было не так жарко. При заходе солнца ворота между странами открываются, и солдаты обеих стран пожимают друг другу руки. Затем опускаются флаги двух государств и ворота опять закрываются.

Несмотря на натянутые отношения между соседними странами, церемония эта проводится ежедневно на протяжении последних шестидесяти лет. Единственное исключение составил теракт, который случился здесь в 2014 году на пакистанской стороне. Смертник подорвал себя и унес жизни шестидесяти зрителей. Именно по этой причине сейчас, чтобы попасть на церемонию, нужно пройти тщательный досмотр. Перед входом меня просили открыть рюкзак раз пять, прежде чем я добрался до трибуны. А еще не хотели пропускать в шортах, поэтому пришлось покупать в соседней лавке дурацкие разноцветные шаровары. Когда фотографировался в них рядом с двухметровыми пакистанскими солдатами, ощущал себя каким-то карликом-скоморохом из шуточной страны. После окончания мероприятия подарил веселые штаны Омару, который принял обновочку в своем гардеробе с высочайшей благодарностью.

Церемония закончилась, солнце зашло за горизонт, и мы покатили обратно. Ехать на заднем сиденье мотоцикла по оживленному вечернему Лахору – сплошное удовольствие. Ветер в лицо, шум-гам: кто на кибитке, кто на ослике, кто на «Ленд Крузере». Останавливаешься в пробке – люди внимательно смотрят на тебя, как на мартышку. Подмигиваешь кому-то, и тот начинает застенчиво улыбаться. На обратном пути стали свидетелями забастовки: на оживленную трассу вышла толпа недовольных граждан, расстелила на асфальте сухую солому и подожгла ее, перекрыв таким образом проезд в оба конца. Забастовка была вызвана поднятием цен на электричество в здешнем районе. Сквозь огонь и разъяренную толпу пытался проехать невозмутимый тук-тук с пассажирами на борту, но бастующим это не очень понравилось – они стали по нему стучать и раскачивать вправо-влево. Глядя на все происходящее, Омар остановился, и мы с ним переглянулись. На его шлеме в темноте четко отражались бушевавшие языки племени. Ссыкунда (производная от единицы времени и чувства нерешительности) – ровно столько понадобилось, чтобы сойтись во мнениях, что ехать сквозь разгневанный народ – вариант не самый удачный. Еще линчуют – будет совсем обидненько. Кто-то из толпы уже начал было показывать на меня своим инквизиторским пальцем, в итоге Омар быстренько развернулся, и мы молниеносно удалились от греха подальше, решив вернуться немного назад, чтобы объехать по другой дороге.

Благополучно добравшись до отеля, я от души поблагодарил Омара Лебедева за хорошую компанию и заодно за спасенную жизнь, оставил ему щедрые чаевые в размере его вечернего дохода, взял из номера полотенце и отправился на крышу, дабы снять накопившуюся за богатый на события день усталость и роскошно поплавать в бассейне под открытым небом на фоне пакистанского полумесяца.

День 3. Лахор – Исламабад

Сегодня у меня отличные новости! Напомню, позавчера на мой дрон наступил пакистанский мальчишка, когда пробегал мимо, и его судьба мне оставалась неясна. Не мальчишки, конечно, – дрона. Пацанчик тот смылся сразу же.

Итак, дрон оказался живее всех живых, а значит, есть шанс заснять снежные вершины северопакистанских гор, если доберусь до них, иншалла[2].

Пишу эти строки из ночного автобуса Лахор – Исламабад. За окном моросит мелкий дождик. За несколько минут до этого на автобусной станции «моросили» нечестные торговцы, пытаясь меня обсчитать в магазине. В целом день прошел прекрасно. Позавтракал в отеле яичницей с перчиком чили. Острота сопоставима с самыми смелыми шутками Петросяна. Вообще, для пакистанцев фраза «no spicy» означает примерно «так, чтоб не супер жгло рот, а просто немного поджигало». Выселился в полдень из гламурного отеля, оставил на ресепшене свой пыльный рюкзак и поехал в старую часть колоритного Лахора. Там находятся главные достопримечательности города – гигантская мечеть и форт.

Эта мечеть является священным местом для всех пакистанцев – при ее посещении принято надевать свои лучшие одежды. Я решил последовать данной традиции – надел свою самую чистую футболку. Также, вспомнив, как меня накануне не пускали в шортах в общественное место и пришлось покупать позорные штаны, на всякий случай захватил с собой одни-единственные, которые приберег для гор.

На входе в мечеть пара гидов стали предлагать свои услуги. Решил поинтересовался стоимостью. Первый оффер стоил двадцать долларов. Стало любопытно, до скольки готовы подвинуться. В итоге аукцион на понижение закончился на сумме двух долларов. Обесценили себя ребята в десять раз, ну да ладно. Нет, познавательную страничку сегодня решил перелистнуть. В каком году какой король правил в этих местах – это все занимательно, но цель была проникнуться местами не по эпизодам из прошлых лет. Также стояла задача запустить дрон и полетать над здешними, без преувеличения, архитектурными шедеврами, но на входе меня сразу же огорчили: полет на дроне внутри святыни запрещен. «А снаружи?» – спросил я. «Пожалуйста, там летай сколько хочешь», – дружелюбно ответил полицейский. Вообще, по дружелюбию пакистанцы пока не уступают иранцам (они у меня на первом месте). Посмотрим, как будет складываться дальше. Но вот в какой мой рейтинг пакистанцы уже точно попали на первое место, так это в рейтинг готовности фотографироваться вместе (речь, правда, только о мужчинах и детях). Направляешь на кого-то камеру, улыбаешься, показываешь жестом, что хочешь его заснять, и – щелк, отличный кадр у тебя в кармане. Вообще, улыбка – хороший чит-код, с помощью которого можно решать многие вопросы. Проверено, работает.

Как и предполагалось – в шортах в святыню не пускали даже с улыбкой. Но стражи не были готовы, что у меня для них припрятан козырь в рукаве. Хоба – и шорты превращаются в элегантные штаны. Пришлось, правда, отойти за угол, чтобы переодеться. Побродил часик-другой по гигантской мечети Бадшахи – остался категорически доволен: это реальное место силы, не уступающее по энергетике и красоте Тадж-Махалу в Индии, но менее раскрученное. По размеру – как два футбольных поля. На входе, как и в любой другой мусульманской святыне, нужно снимать обувь. Ходить босиком по раскаленным плитам в полуденный час в пекло – то еще удовольствие, поэтому на плитах постелены коврики, которые поливают водой из шланга. Все для людей.

Форт тоже интересен, скоротал там еще часок. Билет для иностранцев в тридцать раз дороже, чем для местных: три доллара против десяти центов. Дискриминация, однако. На выходе из форта впервые встретил белого человека, причем девушку-блондинку, закутанную в платок. Это оказалась туристка из Болгарии. Естественно, мой первый вопрос был: «Ты что, одна путешествуешь?» Она сказала, что с парнем, – но немного странно, что они были не вместе. Может, поссорились, кто знает. Отношения – они такие.

Закончив слоняться по святым местам, я забрался на близлежащую крышу, принадлежащую приятному видовому ресторанчику под названием «Хавали», где сидели хавали богатые пакистанцы. Пока делал заказ, расчехлил на открытой терассе свой недоломанный мултанским мальчишкой дрон и немного «полетал» над пакистанским архитектурным ансамблем, от вида которого сверху захватывает дух, после чего приступил к долгожданной трапезе. Пакистанские рестораны – то место, где можно смело читать меню слева направо, а не справа налево, как это часто бывает. Добротная порция мяса практически в любом виде редко когда стоит больше пяти долларов, даже в самом пафосном месте. Очень мучила жажда, испил разных напитков, в том числе слабоалкогольных. В этом плане в Пакистане никаких запретов нет. Кстати, уже второе место, где мне принесли счет, в котором чаевые обязательные и составляют шестнадцать процентов от заказа. Ожидая сдачи, сидел размышлял: если официант потратит их на пиво, а не на чай – получается, это будут пиевые?

Разделавшись с полуденной трапезой в благополучном месте, я вышел на улицу слегка подшофе и сразу же оказался в менее благополучных лахорских трущобах, довольно быстро протрезвев от их вида. Картина стояла достаточно удручающая, словно телепорт перенес меня на несколько столетий назад: ходят туда-сюда сутулые и слегка потрепанные граждане, кто с повозками, кто с тюками, чумазые дети просят денег, в подворотнях валяются люди, через которых переступают другие и спокойно идут по своим делам. По улицам ездят переполненные автобусы, на их крышах плотненько сидят пассажиры, которым не хватило места в салоне. Чувствуется, что город очень перенаселен. Здесь практически отсутствуют высотные здания, следовательно, территория огромна, и нет мегаполису ни конца ни края. Чтобы решить транспортную проблему, городские власти озаботились строительством метро, но глубоко копать не стали, а решили разместить его над зданиями, соорудив гигантские эстакады. Первую линию запустили совсем недавно, аккурат к моему визиту. Я решил устроить себе обзорную экскурсию, доехал на тук-туке до ближайшей станции, купил билетик и отправился наблюдать за городом свысока. Я ехал в вечерний час пик, и в надземном метро было очень мало людей. Зато внизу под шайтан-машиной бурлила настоящая жизнь.

Закончив обзорную экскурсию, я вылез на конечной станции метро, вызвал через приложение такси и стал ждать. Вечерело. Темные краски, отражающиеся в глазах безликих прохожих, заполонили неуютные лахорские улочки. Люди, словно муравьи, возвращались по своим конурам под тусклым светом редких фонарей и частых фар проезжающих мимо авто. Моей машины не было очень долго, но вот наконец подъезжает маленькая белая «Сузуки», за рулем которой сидит молодой интеллигентный парень. Борода и очки под стать. Кто-нибудь видел когда-нибудь неинтеллигентного бородатого человека в очках? Лично я – нет. Продвинутый таксист сходу внушает доверие своим прекрасным знанием английского языка. Ехать долго. Робко нарушаю повисшее в воздухе молчание и ненавязчиво знакомлюсь. Водителя зовут Самуэль, и ему двадцать восемь лет. Слово за слово. Парень рассказал, что проработал несколько лет в Бангкоке в дорогом ресторане, там поднакопил денег, вернулся в Пакистан, купил машину в кредит и теперь таксует на ней по Лахору, выполняя заказы через онлайн-приложение. По местным меркам Самуэля можно смело отнести к представителю среднего класса: его месячный доход от ежедневных поездок составляет двести восемьдесят долларов. Так как молодой человек живет с родителями, этих денег ему хватает на выплату кредита по авто и на другие радости жизни. Спрашиваю, женат ли он. Отвечает: «Да, правда, ни разу не спал со своей женой». Как это возможно? В Пакистане возможно все.

Родители Самуэля, глядя на своего непутевого сына, решили найти ему достойную пассию через знакомых. Кандидаткой оказалась гражданка США, пакистанка по национальности. Она много лет живет в Америке, работает медсестрой, старше его, является вдовой, и у нее есть трое детей. Взвесив все за и против, родители приняли решение – свадьбе быть. Невеста примчала в Пакистан, чтобы познакомиться с женихом и сразу сыграть свадьбу, но вот незадача – уединиться молодым было негде, ибо семья большая, вечно все шастают туда-сюда по квартире. В итоге уже окольцованная женщина укатила обратно в Америку, а Самуэль остался в Пакистане ждать оформления документов на выезд. Получение грин-карты в США – дело непростое, и вся процедура заняла в общей сложности четыре года. Жена навещала своего мужа за это время еще дважды, но уединиться они, увы, по-прежнему так и не смогли. А может, не хотели? Традиции традициями, но против природы не попрешь. Человеческий организм устроен одинаково, вне зависимости от цвета кожи и вероисповедания. Четыре года здоровый половозрелый мужчина ждать не может. На вопрос, как он решает свои дела, Самуэль ответил, что вопросы решаются регулярно, основной проблемой является не с кем, а где, так как живет он с родителями. Приходится шифроваться от них: съемные квартиры, неофициальные отели. Женщин меняет часто: когда по дружбе, когда через сайты знакомств, когда за деньги. Американская жена все понимает, просит только не влюбляться ни в кого. На вопрос, насколько это приемлемо для местных девушек, Самуэль, улыбаясь, ответил, что официально в Пакистане на все это наложено табу, но по факту мало чем отличается от других стран: если девушка не замужем и не против – то все происходит. Сейчас документы у Самуэля на руках, куплен билет в Америку, скоро вылет. У парня осталось не так много времени, чтобы насладиться остатками беззаботной молодости и внебрачных связей на родине. Впереди его ждет родная жена, трое неродных детей и новая жизнь в Америке.

Разговорчивый Самуэль вдоволь наболтал внутрь моих ушей полезной и не очень информации, с ветерком прокатил на своей тачке по вечернему Лахору, заскочил в отель, чтобы я мог забрать оттуда свои манатки, после чего завез на автовокзал, где усадил меня на ночной рейс до Исламабада. На том и попрощались.

День 4. Исламабад

– Как я рад, как я рад, что лечу в Исламабад! – весело воскликнул Бармалей, заговорщицки подмигивая.

Добрался до Исламабада – столицы Пакистана.

Ожидание: перекрикивая звуки, раздающиеся из пылающих минаретов мечетей, вдоль развалин глиняных домов по стеклянным осколкам без обуви бегают подозрительные седобородые моджахеды из «Аль-Каиды» с АК-47 наперевес.

Реальность: современный зеленый городок с приветливыми жителями, весьма уютный и чистый.

Дословно «Пакистан» переводится с языка урду как «Земля чистых». В отличие от той же Индии, мусора на улицах здесь действительно в разы меньше, по крайней мере в северной части страны, в частности в столице, где вообще на удивление как-то все слишком опрятно и благородно. Если бы мне надели бумажный пакет на голову, погрузили в багажник авто, а потом бы высадили в центре Исламабада, сняли пакет и сказали «угадай страну», я бы в жизни не догадался, что нахожусь в Пакистане. Настоящий сюрприз для стереотипного мышления.

Накануне ночью расположился в приличном гостевом доме на окраине столицы. За последние дни немного устал, поэтому сегодня спал как убитый. Даже вездесущее завывание муэдзина за окном не могло в достаточной мере меня воскресить. Утром периодически нехотя просыпался, одним глазом глядел, как на улице вовсю поливает дождь, давая мне законную индульгенцию на продление сна в путешествии, тотчас же молниеносно смыкал око и припадал обратно к подушке, делая возвратный телепорт из царства Аллаха в царство Морфея. Ближе к полудню наконец приподнялся с кровати, широко потянулся и решил провести этот день без спешки и суеты. Позавтракообедав, выдвинулся на такси в сторону центра – лицезреть основные исламабадские достопримечательности: Монумент, Музей быта и Мечеть. Сразу почувствовал контраст между провинцией и столицей: ровно подстрижены газоны, у дорог есть бордюры, у людей есть образование и кое-какая уверенность в завтрашнем дне (от слова «день», а не «дно»). Многие местные проявляют ко мне интерес, самые смелые просят сделать с ними селфи. Город небольшой, всего семьсот тысяч человек, и, как всегда, я единственный бледнолицый во всей округе.

Когда я осматривал национальный мемориал, ко мне подошел модный парень со стильной прической в шелковой рубахе и солнечных очках. Он, так же как и я, заметно выделялся на фоне других, с той лишь разницей, что я был чуточку светлее – не помыслами, так цветом волос. Парень сказал, что он известный пакистанский блогер, и попросил дать интервью для своего канала, якобы у него много подписчиков, и что видео со мной взорвет пакистанский интернет. Слова «взрывать» и «Пакистан» на ломаном английском не внушали доверия, но я почему-то согласился. На интервью непонятно откуда моментально слетелась массовка человек из двадцати. Толпа зевак окружила нас по периметру и внимательно следила за происходящим. Кто-то периодически давал блогеру какие-то дельные советы, что нужно спрашивать, он им что-то молвил в ответ на языке урду, и все дружно смеялись, очевидно, обсуждая меня. Где-то вдалеке бегали обезьянки, но на них никто не обращал внимания, ведь главная обезьянка в этот момент находилась в кадре у блогера и отвечала на его вопросы. Что было дальше с этим видео и сколько миллионов просмотров набрало в итоге интервью – не имею ни малейшего понятия. Может, я стал самым известным иностранцем в Пакистане и теперь мои фото там пестреют на обложках глянцевых журналов? Увы, этого мне никогда не узнать.

Зато узнал сегодня прекрасную романтическую историю от местного жителя из первых уст. Накануне владелец гостевого дома, где я остановился, посоветовал хороший видовой ресторан в пригороде. Закончив интервью и осмотр достопримечательностей, я принялся ловить такси, которое отвезет меня за город, в Исламабадскую область. Одни водители отказывались меня брать, ссылаясь на то, что далеко ехать, другие задирали неадекватный ценник. В итоге нашелся таксист, соблаговоливший отвезти меня туда за вменяемую стоимость, но с условием, что перед этим мы заедем к нему в гости, дабы испить чаю. А почему бы, собственно, и нет?

Невысокий коренастый мужчина лет пятидесяти с большой морщиной на лбу и красивыми седыми усами переложил какие-то коробки с переднего сиденья, чтобы освободить мне место, я уселся рядом, и мы поехали в частный сектор неподалеку. Веселый водитель представился именем Дастадир, сказал, что на самом деле у него свой бизнес в сфере недвижимости, а таксистом подрабатывает по вечерам для души. Мужчина достаточно уверенно говорил по-английски, но, когда узнал, что я из России, в мой адрес неожиданно полились порции отборного русского мата с восточным акцентом. Сперва я немного напрягся, но во время посылания меня во всевозможные мужские и женские половые органы у него с лица не сходила радостная улыбка, в связи с чем мой предстоящий туда вояж не выглядел столь уж безнадежным. Мы остановились у его дома и прошли внутрь. Интерьер мне показался вполне обычным и мало чем отличался от какого-нибудь кавказского. Все скромно, но с достоинством.