Гасконец. Том 1. Фландрия

- -
- 100%
- +
– Что ты задумал? – поинтересовался носатый.
– У тебя есть бомба? – спросил я, не отрываясь от содержимого сумки. Хлеб, фляга, еще одна фляга, сухарь, носовой платок, какой-то тканевый свёрток.
– Нет, конечно, – сухо рассмеялся парижанин. – Тебе всё не даёт покоя разъезд?
Я кивнул, разворачивая свёрток. Ожидал там увидеть мёртвую мышь, но оказалось печенье. Точнее, тонкий слой сухого хлеба, залитый чем-то сверху. Я принюхался. Было похоже на марципан, а пахло дыней.
– Как давно у меня эта штука? – спросил я у Планше. Слуга раздумывал всего секунду.
– Дня три, мессир! – он облизнулся. – Калиссон совсем свежий, но если вам не нужно, можете отдать мне.
Я рассмеялся. Первым порывом было бросить печенье слуге, но был вариант и более этически верный.
– Миледи, – обратился я к Анне. – Этому карлсону три дня, но если вы голодны…
– С удовольствием, – девушка чуть склонила голову и приняла у меня из рук печенье. Потом бросила короткий взгляд на Планше. – Вас не оскорбит?..
Я только пожал плечами, немного смутившись от взгляда Миледи. Она снова склонила голову, потом разломала печенье пополам и отдала половинку слуге. Тот принялся восхвалять её благородство, щедрость и, конечно же, красоту.
Была ли она хотя бы капельку похожа на образ, воплощённый Маргаритой Тереховой? Да ни на грош, ой, простите, денье. И, соответственно, никоим образом эта юная особа не походила на роковую блондинку из романа Дюма. Уж цвет волос то точно был не тем, и Анна была похожа на Миледи в исполнении Милы Йовович. Даже закрученные (правда уже поистрепавшиеся) локоны такие же, правда костюм куда проще.
Я понял, что откровенно пялюсь на Миледи и отвернулся. Стало неловко. Девушка буквально полчаса назад потеряла мужа, да и то, ещё может быть надеется на трогательное воссоединение. Это бесило сильнее всего, и я мысленно согласился с непрошенной мудростью Сирано де Бержерака.
К моему удивлению, ни через час, ни через два, разъезда слышно не было. Я надеялся, что испанцы не были готовы встретить нашу армию и попросту погибли. Впрочем, надеяться я мог на что угодно. Мы проезжали мимо зелёных лугов и высоких мельниц, мимо уютных крестьянских домишек и загонов со скотом. Местные не спешили нас встречать, по определённым причинам, и всё же, повсюду были такие приметы благополучия… что даже не верилось, будто вокруг война.
– И везде так? – спросил я у Сирано, окидывая рукой развернувшуюся вокруг пастораль.
Носатый неопределенно качнул головой.
– Если бы. От Империи, считай, ничего не осталось. В Кастилии каждый горный выступ смазан кровью, – грустно рассмеялся он.
– Вам только кажется, – сказала Миледи. – Испанцы доят нас, словно коров. До графства Артуа ещё не дошло разорение, но это вопрос времени.
Я кивнул. Буквально через полчаса мы увидели подтверждение её слов. Несколько домов стояло заброшенными, во дворе тлели кости животных, крыша коровника обрушилась.
– Здесь жила семья Ван Бюрен, – пояснила Анна. – Сыновья присоединились к Фредерику Генриху, отправились на север, воевать. Мой муж, пенсионер Лилля…
– Кто? – переспросил я.
– Пенсионер, – Анна насупила покрытый веснушками носик. – Раньше их звали адвокатами. Глава города.
Я усмехнулся. Похоже, мне нужно будет побольше узнать об этой стране.
– В общем, Робер разорил их, в наказание остальным. Жизнь здесь крутится вокруг городов.
Было похоже на правду.
– Отсюда хорошо простреливается дорога, – протянул я.
– Всё не уймёшься? – спросил Сирано. Я кивнул. – Ну, попытать счастья можно, но для чего? Не вернётся этот разъезд, испанцы пошлют следующий.
– Но не сразу. Еще день выиграем для наших.
– В тебе просто играет гасконская кровь, – заметил раненый. – Но чёрт с тобой. Двое против двенадцати.
Парижанин задумался, но я уже направил лошадь к разрушенной ферме.
– В придачу слуга и женщина, – продолжал Сирано де Бержерак. – А скажут… скажут, что нас было четверо.
Я остановился, вспомнив этот фрагмент из советского телефильма. Вот только там действие происходило уже в Париже, и д’Артаньян сражался бок о бок с тремя мушкетёрами. Из которых я до сих повстречал лишь одного. Да и того с нами теперь не было.
Мы добрались до покосившейся ограды. Завели лошадей за дом, привязали. Затем Планше соорудил кляпы для пленников. Я решил проверить дом.
Он был каменным, одноэтажным, но просторным. Судя по всему, крестьяне в нем жили зажиточные. Три комнаты, считая огромный центральный зал, с печью и большим деревянным столом. Две остальные комнаты – спальни. Я надеялся найти хоть какое-то оружие, но видимо, сыновья забрали его с собой, когда уходили на войну. Конечно же, будь у нас хотя бы пара дополнительных мушкетов, жизнь стала бы куда веселее.
Из окна большого зала дорога была как на ладони. Возле него мы и засели. Решили, что если разъезд не появится до заката, значит нарвался таки на наших и можно спокойно продолжать наше путешествие в Лилль. Планше, так же как и я до этого, с удивлением оглядывал дом.
– Как же богато они жили, – с завистью протянул слуга, вынимая из печи старый, закоптившийся горшок. – Вы только гляньте, мессир.
– Я тоже была поражена, – призналась Анна. – Когда только приехала во Фландрию. Здесь всё так… по-другому, после Парижа.
– Жаль, что мы там не встречались, – начал было Сирано, но я бросил на него короткий и очень злой взгляд. Носатый поспешил заткнуться.
– В Париже нищие всё равно богаче, чем самый трудолюбивый гасконец, – буркнул Планше.
Я уставился в окно. Дорога была пуста, на другой ее стороне раскинулся цветущий луг. А я даже не знал, какой сейчас месяц.
– Жизнь крутится вокруг городов, – повторил я слова Миледи. – А что местные феодалы?
– И они в городах, – ответила девушка. Я кивнул, наконец-то соображая что к чему.
– Друг Сирано, я кажется знаю, зачем я здесь…
– Чтобы убивать испанцев, я полагаю?
Мне оставалось только рассмеяться. Фландрия, как её здесь называют, цветущая и богатая страна. Но экономический подъем Голландии я проходил в университете. Может быть, я и не был самым способным студентом двадцать лет назад, но что-то запомнил. Первое европейское государство, отбросившее душащие их феодальные законы, сконцентрировавшее всю власть и все деньги в городах. Кажется, единственное государство, перешедшее к раннему капитализму. Самое богатое государство своего времени.
Имело ли это значение сейчас? Только если нам удастся выжить. Я зарядил оба мушкета и пистолет. Приставил мушкеты к окну.
– Как быстро сможешь перезарядить? – спросил я у Планше.
– Секунд сорок, мессир, – ответил слуга. Я перевёл взгляд на Сирано де Бержерака.
– Боюсь, приятель, что столько же, – тот погладил рукой перевязанную грудь.
Наши пленники замычали, явно предлагая свою помощь, но я только отмахнулся. Главное было, не сводить с них глаз.
– Миледи, – я повернулся к Анне. Она уже нашла где-то иголку и нитки – притом, что я уже осматривал дом и ничего полезного обнаружить не смог. Девушка зашивала платье, прямо на себе. – Вы не против нам помочь?
– Я не так хорошо обращаюсь со шпагой, месье, – ответила она. – И не умею перезаряжать мушкеты.
– Бросьте, я бы не просил об этом даму. Уверен, из вас выйдет отличная актриса.
– Хотите, чтобы я изображала девушку в беде?
– Совсем напротив, – улыбнулся я. – Скажите, что вас попыталась схватить парочка французских офицеров. Вы их опоили…
– Испанцы не пройдут мимо возможности навариться на пленниках, – догадался Сирано де Бержерак. – В этом вы с ними похожи.
– Но у меня мушкет длиннее, – огрызнулся я. – Так сможете?
Анна кивнула. Мы засели у окна, успели даже перекусить хлебом и сыром. Сирано рвался к бурдюку, но я настоял на том, чтобы он воздержался от вина до заката.
Солнце миновало зенит и медленно покатилось к закату. Планше как раз кормил хлебом наших пленных ирландцев (разумеется, мы бы не стали их развязывать в столь специфических условиях), когда я заметил приближающихся испанцев.
Их было лишь на одного меньше, чем утром. Анна выскочила из дома, мы спрятались. В закатных лучах испанцы казались чуть ли не демонами.
– Господа, господа! – закричала Миледи, выбежав к ограде. – Прошу вас, скорее!
– Что случилось? – недовольно бросил один из всадников. Они не остановили лошадей, а только перешли на размеренный шаг.
– Двое французов! – запричитала девушка. – Не знаю, откуда они взялись, но, они хотели, хотели…
Анна зарыдала. Не так, как было утром. Тогда по щекам девушки бежали слёзы, но держалась она достойно. Сейчас же Миледи выдала настоящее представление. Давясь слезами и размазывая их по лицу, она продолжала:
– В доме! Я смогла напоить их вином, прежде чем…. прежде чем…
– Что за французы? – оживился другой всадник. Ага, значит я не прогадал.
– Офицеры! – едва скрывая радость, выпалила Анна. Всадники переглянулись.
– Мы сейчас же их схватим! – обрадовавшись, пообещали испанцы и направили лошадей к нашим развалинам.
Я жестом подал знак Сирано ждать, но шепнул Планше:
– Запаливай…
Слуга послушно запалил для нас два обрезка трута, так, чтобы искр или тем более тлеющего огня, не было видно снаружи. Мушкеты были упёрты в подоконник, никаких стёкол или хотя бы «бычьего пузыря» из фэнтези книжек в окнах не было. Испанцы подъехали к ограде и начали спешиваться.
– Они в доме, в доме, – причитала Анна, бочком отход с линии огня. Я кивнул Планше и тот передал нам труты.
– Попались, – улыбнулся я, вставив трут в запальное отверстие. Носатый сделал то же самое.
Я опустил дуло мушкета пониже, потому что уже привык к тому, как он прыгает в руках при выстреле. Если целиться прямо в грудь коня, попадешь человеку в голову – думал я, позабыв, насколько неточным может быть это оружие.
Прогремел выстрел, и нам повезло, что испанцы шли плотно. Моя пуля пролетела сантиметрах в тридцати от цели, но снесла челюсть следующему. Де Бержерак отчего-то стрелял лучше – с лошади свалился ближайший к нам испанец. Я бросил мушкет Планше и схватился за пистолет. Испанцы закричали, кто-то (видимо старший среди них), закричал:
– Они пришли в себя! Скорее в дом!
– Черт возьми, – рассмеялся носатый, перезаряжая свой мушкет. – Они всё ещё верят словам нашей рыженькой.
– Побольше уважения к даме, – с улыбкой посоветовал я, выбрасывая отработавший трут.
Поблагодарив Судьбу за то, что послала мне пистолет с колесцовым замком, я позволил себе высунуться из окна. Всё равно испанцы бежали колоть нас шпагами, никто из них не пытался зарядить свой короткий мушкет.
– Кусай за пулю! – крикнул я тому, что отдавал приказы, и направил пистолет ему в живот. Прогремел выстрел, пуля вошла в шею бедолаге и тот, заливая всё кровью, повалился на землю.
Оставалось всего-то девять очень злых испанцев, уже выхвативших из ножен шпаги.
Глава 6
Я бросил пистолет Планше, и, не оборачиваясь, выхватил у него из рук заряженный мушкет.
Испанцы уже перепрыгивали через оградку и неслись к нам. Половина побежала к дверям, половина решила попытать счастья, запрыгивая в окна. Даже без своего командира, под огнем мушкетов, они соображали довольно шустро.
Тлеющий трут оказался у меня в руке, а через мгновение в запальном отверстии. Я уже стоял в полный рост, крепко уперев приклад в плечо. Без сошек мушкет должен был подпрыгнуть так, чтобы пуля рискует постучать в ворота Рая. Но расстояние было таким, что я рискнул.
Ближайшего испанца подстрелил де Бержерак. В эту же секунду, один из противников, что побежал к входной двери, попытался её выбить. Разумеется, мы успели забаррикадировать старой мебелью все выходы, кроме одного – через который в дом должна была вбежать Анна. Не оставлять же девушку наедине с разгневанными испанцами.
– Ублюдок! – успел крикнуть другой испанец, перед тем, как запрыгнуть в окно. Момент он поймал не самый удачный – прогрохотал мой выстрел и испанец упал. Следующий попытался проткнуть меня шпагой, но стоя под окном, у него было не так уж много шансов. Я отбил лезвие прикладом, а затем им же ударил противника в голову.
Планше высунулся у меня буквально из-под мышки и выстрелил: ещё один испанец упал.
Анна вбежала в дом и задвинула засов на задней двери. Парадная затрещала.
– Скоро они будут здесь, – усмехнулся Сирано де Бержерак, держа в зубах тлеющий трут.
Под окнами испанцев уже не было, все сбежались к двери.
– Возможно, нам стоит их встретить, – предложил я, передавая мушкет слуге. – Мы же гостеприимные парни, тысяча чертей!
– Никто не говорит «тысяча чертей», гасконец, – буркнул носатый.
– Каналья..? – с надеждой попробовал я другое выражение, но парижанин и на это лишь со вздохом покачал головой.
Сирано встал напротив двери и воткнул сошку между половиц. Планше только завистливо цыкнул, рассматривая дощатый пол. Бьюсь об заклад, бедняга привык спать на покрытой сеном голой земле.
В следующую минуту Планше передал мне вновь заряженные пистолет и мушкет.
– Проверь пленников, – приказал я слуге, вставая на одно колено и укладывая мушкет на старую колоду, видимо служившую стулом. Хотя и настоящие стулья в доме тоже водились, так что, Бог его знает, чем она тут стояла. – А потом разбирай баррикаду.
Анна пискнула, когда испанцы снова ударили в дверь и та тревожно хрустнунула.
Я позволил себе бросить короткий взгляд в сторону пленных ирландцев, которых проверял Планше. Парни с совершенно невозмутимым видом сидели, уперевшись спинами в стены и наблюдая за нами. В глазах О’Нила я не заметил гнева или желания нам отомстить. Казалось, ирландца чертовски веселит происходящее.
Закончив с пленными, Планше схватился за старый шкаф, до нашего прихода полный глиняных и чугунных горшков. Слуга не стал двигать баррикаду, а попросту уронил её на пол и в ту же секунду отбежал за наши спины. Дверь распахнулась, де Бержерак выстрелил…, но за дверью никого не оказалось.
– Не такие уж и тупицы… – заключил я, поджигая порох и переводя дуло мушкета на окно.
Действительно, через мгновение там возникла испанская шляпа. Я выстрелил, шляпа слетела с клинка, на котором висела, и с той стороны раздался громкий, заливистый смех. И снова эти хитрецы нас провели, впустую разрядив мое оружие.
– Скорее, пока они не перезарядились! – закричал кто-то по-испански и в дом сразу же ввалилось четверо. Пятый полез в окно, но, только чтобы встретиться с пистолетным выстрелом.
– Вот теперь честный расклад, – обратился я к испанцам, выходя вперёд и вынимая из ножен шпагу. Носатый тоже отбросил в сторону мушкет, который он так и не успел перезарядить снова.
– Не списывай меня со счетов, приятель, – усмехнулся он, вытирая выступившую на губах кровь. – Я ранен, а не убит.
– Скоро будешь убит, – мрачно проскрежетал один из выживших испанцев.
Я мог только пожать плечами и полностью положиться на рефлексы д’Артаньяна. Какая забавная всё-таки штука. Сознание – то, что переместилось в тело французского мушкетёра, – отвечает лишь за очень узкий набор навыков и знаний. А вот эндокринная система, мышцы и мышечная память, даже вырабатываемые гормоны тестостерона и норадреналина, принадлежали этому телу, а не мне. Загадкой оставалось лишь то, почему я мог говорить по-французски и испански.
Однако нельзя задумываться о таких вещах прямо в разгар схватки. Из-за этого я самым естественным и предсказуемым образом чуть было не превратился в насаженный на шпажку кусочек канапе.
Шпага испанца летела прямо мне в грудь, а я надеялся на тренированное и ловкое тело д'Артаньяна. Но постоянно драться на автопилоте невозможно, и я лишь в последний момент понял, что что происходит. Не знаю, как мне удалось выгнуть руку так, чтобы перехватить удар в десятке сантиметров от сердца. От скрежета стали о сталь заболели уши, но я отклонил выпад противника и его оружие взлетело к потолку. Это была возможность, которую я не мог упустить, если хотел остаться в живых.
– Защищайтесь, сударь! – невпопад бросил я, насаживая испанца на собственную шпагу. Это вышло как-то само. Я просто сделал шаг и выпад. Этого оказалось достаточно.
Сирано взял на себя двоих испанцев справа, но казалось, что для раненого товарища такая драка может кончиться очень плохо. Я же остался один на один с самым говорливым противником.
– Вы можете сдаться, месье, – предложил я ему. – Погибло достаточно ваших друзей.
– Ещё чего! – зарычал совсем молодой парнишка, с едва пробивающимися тонкими усиками и огромными, как у девицы, ресницами. – Нас всё ещё больше!
– Ты плохо считаешь, малец! – закричала Анна, а затем в голову парнишки прилетел чугунный котёл. Бедолага едва удержался на ногах и мне, честно, совсем не хотелось убивать настолько юного парня. Я просто врезал ему кулаком в челюсть, заканчивая то, с чем не справился котелок.
– Благодарю вас, Миледи, – поклонился я, снимая шляпу и размахивая ей в воздухе.
– Ни о ком не забыл, черти тебя задери?! – крикнул Сирано де Бержерак, едва сдерживая натиск своих двух испанцев.
Я бросился ему на помощь, намереваясь воткнуть шпагу промеж лопаток одного из противников, но… остановился в шаге от цели. Словно какая-то невидимая блокировка в мозгу не позволила мне ударить врага в спину.
Потому я остановился и просто окликнул очередного испанца. Тот развернулся на каблуках, но и де Бержерак не стал колоть его в спину. Вместо этого раненый парижанин сосредоточился на своем собственном, последнем противнике.
– В вас ещё осталось немного чести, – отвесил мне комплимент развернувшийся испанец, одновременно делая довольно точный выпад мне в кадык. Дрался он куда лучше, чем лежащий где-то под деревом Робер де Бейл. Я едва успел парировать, и пока моя шпага следовала инерции, мой противник сделал новый выпад! Я почувствовал укол, разошлась со скрипом ткань многострадального камзола. На моей груди выступила кровь. Испанцу не хватило лишь пары сантиметров, чтобы проткнуть меня по-настоящему. Я вдруг сообразил, что несмотря на кажущуюся смелость, противник осторожничает. Сделай он шаг вперёд, перед выпадом, он бы несомненно открылся…, но ведь и мне бы это уже никак не помогло.
– Неплохо, – искренне похвалил я, хватая один из деревянных стульев. Использовать его как щит долгое время не получилось бы, стул оказался тяжеловат. Но для пришедшего мне в голову манёвра, он прекрасно подходил.
Мы держались на расстоянии прямого колющего удара. Я сделал ложный взмах, якобы, стараясь, полоснуть противника по руке. Испанец купился, на его лице расцвела ухмылка и он в третий раз попытался меня уколоть. Я защитился импровизированным «щитом» – вражеская шпага со скрипом вонзилась в дерево.
В моей голове, в самый неподходящий момент, всплыл Уголовный Кодекс. Если в драке за ночным ларьком кто-то бросается на тебя с ножом, это, конечно, плохо. Но если он лишится ножа, а ты продолжить бить его, ситуация может стать ещё хуже. У джентльменов должны быть свои секреты, поэтому, дорогой читатель, ты никогда не узнаешь, были ли в прошлой жизни у меня проблемы с превышением необходимой самообороны. Но урок я усвоил на всю жизнь. И не мог попросту убить лишившегося оружия испанца.
– Сдавайся! – предложил я по-испански, приставляя шпагу к его горлу. Через мгновение, мне пришёл в голову аргумент, который точно должен был подействовать на человека в этом времени:
– Я всё-таки христианин, не хочу просто так тебя убивать.
Испанец поморщился, но кивнул и опустил шпагу. Я поставил стул на пол. Сирано де Бержерак всё ещё фехтовал, однако было видно, что устал и его явно загоняли в угол.
– Планше! – позвал я, но верный слуга уже был рядом. Верёвки у нас уже кончились, так что он начал вязать руки испанцу старой рубахой, найденной где-то в доме. Я же поспешил на помощь к носатому.
– Месье, – с улыбкой обратился я к последнему испанцу. – Ваши товарищи либо мертвы, либо в плену. Хватит усложнять нам жизнь.
– Пошёл к чёрту, свинья! – услышал я в ответ.
Сирано отошёл в сторону, прикрывая рот рукой. Крови на его подбородке было куда больше, чем надо.
Я сделал простой прямой выпад, противник принял его на свою шпагу и отбросил вверх. В ту же секунду в его руке сверкнул кинжал. Он бросился вперёд, надеясь проткнуть меня, но я сразу же разгадал его манёвр. Моя шпага уже была у него над головой, оставалось только резко и точно её опустить. Я легко перехватил руку с кинжалом левой, а правой огрел бедолагу по голове. Со стоном испанец повалился на землю.
– Ещё три пленника, – устало произнёс я, убирая шпагу в ножны. – Приятель, не мог бы ты прилечь?
Сирано де Бержерак был бледным, словно уже помер. Кивнув, он осторожно добрёл до лавки и улёгся на неё. Анна сразу же подскочила к раненому, подложила ему под голову что-то вроде старых простыней. Затем девушка пошла за водой. Мы с Планше сложили наших пленников в разных концах общего зала, чтобы им не пришло в голову обсудить план побега. Всё-таки их было уже пятеро, против нас двоих.
– Ещё раз, Миледи, – подошёл я к Анне, уже делающей компрессы для парижанина. – Благодарю вас за помощь.
– Вы спасли мне жизнь, месье, – вздохнула девушка. – И сохранили жизнь моему мужу.
– Я боюсь, – прохрипел с улыбкой Сирано де Бержерак. – Вы ему уже не жена.
Девушка лишь тяжело вздохнула. Носатый был прав, и помочь девушке в её горе мы никак уже не могли.
– Планше, голубчик, – сказал я, отходя от скамьи с нашим раненым и его сиделкой. – Сможешь затащить в сарай трупы? И лошадей отвести за дом?
– Будет исполнено, месье, – заулыбался слуга. Я сперва не понял, чего-то от такой радостный. Неужели ему и впрямь за счастье таскать мертвецов. Весят то они не мало. Уже когда Планше подошел к выбитой двери, я сообразил.
– Стой, подлец!
– Да, месье? – с той же елейной улыбкой на устах, обернулся ко мне Планше.
– Ты же не собираешься обирать трупы? – уточнил я. Слуга на мгновение побледнел, сделал ко мне пару неуверенных шагов, поклонился.
– Месье, ну что вы, месье… – затараторил он.
Я вздохнул с облегчением. Ну хотя бы мародёра за собой не вожу. Как вдруг Планше продолжил:
– Я бы обязательно с вами поделился!
– Планше! – возмущенно крикнул я.
– Да ладно тебе, приятель, – подал голос наш раненый. – Пусть подзаработает, покойникам ведь деньги уже точно не нужны!
– Ублюдки, – проворчал один из пленных испанцев. Тот, с которым мы долго фехтовали, а победить мне удалось с помощью стула. Внешне, он был лет на пять старше Сирано, но я уже полностью отказался от идеи, определять возраст по внешности. Особенно, когда перед глазами был пятидесятилетний О’Нил, который выглядел лучше моих сверстников из прошлого.
– Испанец прав, – ответил я. – Нечего у мёртвых воровать, совсем уже с ума сошли.
– А я их прикопаю, – нашёлся Планше. – Неглубоко, но всё-таки.
– Звучит честно, – опять захрипели с лавки. Из угла военнопленных раздалось только новое ругательство, еще более крепкое.
– Сложи тела в сарае, – устало произнёс я.
Есть такая штука – sugarcoating. Научился ей, когда нужно было работать с западными партнёрами. Точнее, когда нужно было в две тысячи девятнадцатом помешать руководству продать кусок предприятия. Отличается от нашего «подсластить пилюлю» тем, что когда ты подслащиваешь пилюлю, ты правда пытаешься выдать хоть какой-то бонус. Может чисто эмоциональный. Sugarcoating же – это вежливые и добрые слова, которые нужны только затем, чтобы не выглядеть мудаком. Именно к этому я и прибег, решив соврать своему слуге:
– Может быть потом передадим тела испанцам, они за них и заплатят.
– С чего это испанцам платить за трупы? – не понял Планше.
– Ну, чтобы похоронить достойно?
– На войне достойных похорон не бывает, – внезапно заговорил О’Нил.
Я посмотрел на ирландца. Он действительно каким-то образом избавился от кляпа. Подойдя ближе, я обнаружил, что бывший командир гарнизона и от верёвок избавился.
– Бежать попытаешься? – устало спросил я.
Ирландец отрицательно покачал головой.
– Устал я, щенок, – признался он. – И я знаю, как нам всем помочь.
– Планше, тела! – бросил я слуге и тот скрылся за дверью. Потом снова глянул на ирландца. – Продолжай…
– Пленных у вас уже полно, – сказал О’Нил. Я кивнул. – Тащить пятерых на привязи, вместе с девочкой, не самая умная идея. А я порядком вымотался, и лучше окажусь сразу у брата в гостях, хотя бы пару недель отлежусь.
– Трус! – крикнул испанец. Его товарищи, оглушенные мною, начали шевелиться и приходить в себя.
– Ты сомневаешься в моей храбрости, малец? – проскрежетал О’Нил. – Я бы вызвал тебя на дуэль, но тебя побоятся развязывать.
– Да нет, я бы на это посмотрел, – снова голосом Сирано заговорила лавка для раненых. Анна тихо хихикнула. Я почувствовал лёгкий укол ревности и даже с укоризной посмотрел на девушку. Миледи тут же отвернулась.





