По кадрам

Четвёртый кадр. Привет

25 августа 1997 года

Родителям Андрея этим летом пришлось заниматься не только привычными делами: работой, домашними заботами, организацией отпуска, но и переездом из одной квартиры в другую – более просторную, находящуюся в новом районе и в не менее новом доме, соответственно. Для взрослых переезд – головная боль и суета, а для детей – переживания, страхи, новые друзья и недруги.

Повезло только с одним – школа, куда Андрею предстояло пойти 1-го сентября, впервые открывала свои двери для всех. Выходило, что сразу все его будущие одноклассники будут «новенькими» одновременно, и никому не придётся вливаться в уже сформированный коллектив. Даже больше – именно ему и его новым товарищам по несчастью (а переход в новую школу Андрей расценивал именно так) придётся этот самый коллектив и создавать. Вот и мама в бесконечных своих разговорах и уговорах делала упор именно на это.

– Не переживай, школа новая, дети все тоже переехали из других районов, познакомитесь, подружитесь, всё будет нормально, – успокаивала она.

– А если сюда одни придурки переехали? Мы же не знаем, откуда их всех сюда занесло, – набычившись отвечал Андрей.

– Прям таки все? И ни одного нормального? Ты сам то в такое веришь? – смеясь отвечала мама.

– Верю! – кричал парень с упрямством, свойственным всем тринадцатилеткам.

– Я ходила к директору, ты будешь учиться в «А» классе, туда возьмут только отличников.

– Ещё лучше, тридцать зубрил в одном классе! – негодовал Андрей.

– А вам непросто угодить, молодой человек, – улыбалась мама, – тридцать идиотов – плохо, тридцать зубрил – тоже плохо. Думаю, всё будет гораздо проще: половина класса будут девочки, половина – мальчики, а вот из этой второй половины часть будут отличные ребята, а часть – просто нормальные. Ну, и без пары идиотов и пары зубрил не обойдётся, конечно же.

– Думаешь?

– Уверена на все сто!

– Ладно, тогда можно и сходить разок, только чтобы проверить твою версию, – теперь уже улыбался Андрей, понявший, что все его опасения, скорее всего, напрасны, раз уж Мама так говорит.

Убедиться в том, что мама, по большей части, была права, Андрею удалось уже через три дня, когда он впервые встретился со своими будущими одноклассниками и их родителями на таком занимательном мероприятии, как «Подготовка классной комнаты к новому учебному году». Если же говорить нормальным языком – директриса заставила всех новеньких (то есть, абсолютно всех) отмывать классы (в основном полы и окна) от строительной пыли, а, заодно, расставлять парты и стулья, попутно затягивая незакрученные до конца болты в них – школу, как обычно, сдавали впопыхах, чтобы успеть отчитаться о вводе объекта в эксплуатацию точно к Первому сентября.

Одноклассники, действительно, по большей части оказались обычными подростками, без рогов и хвостов, зато с поникшими от стеснения взглядами и робкими голосами. Ситуация медленно, но верно исправлялась по ходу уборки: сначала то тут, то там, начали негромко звучать шуточки и смех в ответ на них, потом, чуть громче – забавные глупости и нелепые сравнения, и уже под конец мероприятия – весёлые истории и заливистый смех целых групп подростков. «Что ж, всё, кажется, не так плохо», – подумалось Андрею. И он, в общем-то, был прав.

Новая компания Андрея сформировалась довольно быстро – костяк из пяти-шести постоянных членов и три-четыре периодически примыкающих к ним товарища, ещё не определившиеся, с кем им интереснее проводить свободное время в школе и после неё. В эту «шайку», как окрестила ребят мама Андрея, вошли, как это чаще всего у юношей и бывает, абсолютно разные, на первый взгляд, парни: самый низкий и самый высокий, самый младший и самый старший (разница в возрасте в полтора года в тринадцать лет кажется огромной), самый щуплый и самый плотный, лучший по успеваемости и еле-еле тянущий учёбу троечник (интересно, как он вообще в этот класс попал) – не компания друзей, а иллюстрация на тему «Все возможные типы подростков конца 1990-х годов». Если бы в то время объявили конкурс на звание «Самая нелепая компания друзей» – у ребят был бы неплохой шанс войти, как минимум, в тройку лидеров.

Естественно, отношения внутри «шайки» были нестабильные, далеко не всегда гладкие, временами – откровенно напряжённые и даже враждебные. Каждый второй хотел стать лидером, каждый первый – показать, что он – самый крутой и независимый. Но это всё, каким-то волшебным образом, так и не смогло развалить компанию и на протяжении пяти лет учёбы и даже после её завершения.

Наверное, секрет такой дружбы в разделении обязанностей в зависимости от склада характера: с одним из друзей можно было устроить что-то из ряда вон выходящее, за что и из школы могли турнуть, с другим – часа два протрепаться по домашнему (других тогда не было) телефону, проходя одновременно (каждый на своём компьютере, без какой-либо игры по сети) квест про Бивиса и Баттхеда или сразиться в «FIFA 98: Road to World Cup», с третьим – погонять мяч или покидать в кольцо, с четвёртым – прогулять пару последних уроков и послушать рок, с пятым – обсудить учёбу или попросить у него списать домашнее задание. Так вот, чередуя все эти развлечения и добавляя к ним общие сборища всей «шайки» и проходили дни, месяцы, годы.

Андрей, так настороженно отнёсшийся к перспективе учёбы в новой школе, теперь был абсолютно спокоен (насколько вообще спокоен может быть парень-подросток) и даже вполне счастлив. Теснее всего он сошелся с одним парнем, который был не глуп, учился хорошо, но и отчебучить мог всё, что угодно – именно то, что нужно для длительного общения, иначе же просто очень скоро заскучаешь. Началась эта дружба с банального «привет» на той самой уборке класса перед учебным годом и стала значительной частью жизни обоих ребят.

Учителя, видевшие это, хоть и ругались на бесконечную болтовню друзей, но всё же разрешали парням на всех уроках сидеть вместе, видимо, надеясь, что это пойдёт на пользу Андрею в плане учёбы. В итоге же дошло до того, что однажды классе в девятом, наверное, Андрей сдал контрольную по химии, подписанную не своим именем, а именем соседа по парте… перестарался при копировании, так сказать.

Ещё эта дружба была крайне полезна в плане помощи в общении с женским полом – товарищ Андрея неплохо умел стряпать простенькие стихи в стиле «От глаз твоих я ног своих не чую», чего вполне хватало, чтобы произвести впечатление на даму сердца, выдавая ей эти творения за свои собственные.

В итоге, дружба эта настолько плотно вошла в жизнь Андрея, что за следующие двадцать восемь лет не было, пожалуй, ни одного дня, когда они бы не виделись или хотя бы не разговаривали по телефону или не обменивались сообщениями. Дело в том, что к приятельству потом добавилось и обучение в одном ВУЗе, после – совместный бизнес: сначала один, потом ещё один… Если говорить коротко – представить свои жизни друг без друга этим ребятам было очень и очень непросто.

Пятый кадр. Не брак

28 сентября 2025 года

Намучившись в ночи с редактированием на компьютере сканов с проявленной плёнки, я остался доволен результатом, но был вымотан и зол на такое поведение видавшей виды раритетной техники, на которую я возлагал большие надежды. Непонятная тень, как оказалась, присутствовала абсолютно на всех кадрах, просто где-то она пряталась в районе кулис и её почти не было видно, а где-то – выходила на передний план, соперничая за внимание зрителя с балеринами.

Ещё раз проверив все снимки на свежую голову, я закачал их в облако, подготовил ссылку на скачивание и отправил её в Театр. Моя часть работы была закончена, дальше уже специально обученные люди будут искать применение моим фотографиям в афишах будущих спектаклей или постах в соцсетях, рассказывающих о прошедшем событии.

Заказ был спасён, но меня, как говорится, «терзали смутные сомнения». Что же это за артефакты такие повыскакивали на моих снимках, да ещё и на всех сразу, да ещё и подозрительно похожие на человеческую тень. Чтобы найти корень проблем, нужно было, во-первых, проверить свою технику, и, во-вторых, поговорить с теми, кто наблюдал спектакль, так же, как и я, и, возможно, снимал всё на видео или хотя бы фотографировал на смартфон.

Новую плёнку для камеры (другого производителя, от греха подальше) я заказал сразу же после того, как заметил проблемы на снимках, но пока она дойдёт до меня, придётся использовать остатки точно такой же, какая была в моём аппарате и вчера. В принципе, это даже хорошо, можно будет узнать, была ли тень результатом брака целой партии плёнки, или она здесь ни при чём.

Действовал я методом исключения. Эксперимент номер один (первые двенадцать кадров из двадцати четырёх): плёнка из той же партии, тот же фотоаппарат, тот же объектив. Эксперимент номер два (следующие двенадцать кадров): естественно та же плёнка и та же камера (плёнка то в ней всё ещё), но другой объектив. Эксперимент номер три: другой аппарат с той же плёнкой и первым объективом, эксперимент номер четыре, соответственно – другой аппарат, та же плёнка, новый объектив.

В итоге я вышел на улицу с двумя плёночными камерами и парой объективов и начал снимать шедевральные кадры из серии «что вижу, то и фотографирую». Никакого желания искать оригинальный ракурс, вдохновляющий сюжет или интересных героев у меня не было. Нужно было просто максимально быстро отснять две плёнки в различных условиях (на солнце, в тени, со вспышкой и без) и вернуться домой, чтобы изучить результаты.

Дома меня уже ждал красный фонарь, проявитель, закрепитель, ванночки и все прочие атрибуты домашней фотолаборатории. Не теряя времени, с некоторым даже волнением и нетерпением, я принялся за работу. Спустя час всё было готово, печатать фотографии я не стал – все проблемы, если они есть, будут видны и на проявленной плёнке.

Как ни странно, но никаких теней или ещё каких-то нежданных гостей на негативах не было. Причём, ни в одном из четырёх вариантах конфигурации оборудования. Оставалось всего две возможные причины – виноват свет в театре (не знаю точно, как именно, но мало ли, что там осветители начудить могли), и тогда я увижу «свою» тень на снимках и видеозаписях у других людей, или же проблема была только в одной конкретной кассете с плёнкой, и тогда обо всём этом можно будет забыть, просто зарядив плёнку другого производителя, которая ко мне уже во всю ехала.

Выходило, что нужно наведаться в Театр и поговорить с режиссером, которая, наверняка, что-то да снимала для последующего разбора ошибок с балеринами. И я, не откладывая это дело на потом (всё равно же не успокоюсь, пока всё не проверю), отправился в путь, который, если засекать время в дороге от моего дома до служебного входа в Театр, занимает ровно шесть минут размеренным шагом – ещё один плюс жизни в небольшом городке.

Дойти до проходной было легко, а вот попасть внутрь – отнюдь. Система пропусков и допусков в Театр была сравнима разве что с военным объектом повышенной секретности. Любым посторонним (включая тех, кто был там уже тысячу раз, знает всё и всех, и трудится на благо самого Театра), чьи имена не включены в штатное расписание, проход был закрыт до особого распоряжения высшего руководства, к которому должен обратиться сотрудник, который решил впустить в святая святых чужака.

В моём случае проводником выступала милая девушка-режиссёр, постановки которой я частенько снимал. Ещё по пути я позвонил ей и попросил выбить мне пропуск, так как дело моё не терпит отлагательств и вообще это нужно скорее им, чем мне.

– Наташа, привет, ты в Театре?

– В нём, с двенадцати репетиции у меня, ты чего хотел? – вот уж поистине деловая женщина, ни слова о погоде, о природе и о прочих глупостях.

– Как тебе сказать, мне нужно провести один следственный эксперимент, а для этого мне нужно попасть в зрительный зал.

– Точно не в репетиционный? – она явно не хотела пускать меня к себе в зал и прерывать подготовку к очередному спектаклю ради моих фантазий.

– Торжественно клянусь!

– Ну-ну… Подходи к служебному, я позвоню на охрану, – всё, в трубке послышались гудки. Вот они, фанаты своего дела, ничем их не проймёшь.

В принципе, так даже лучше, не придётся ничего объяснять, в крайнем случае, если Наташа вообще потом вспомнит о моём визите, скажу, что хотел ещё раз проверить свет для «Спящей красавицы», которую мне предстояло снимать через неделю и партии из которой сейчас так усердно отрабатывают Наташины подопечные под её чутким руководством.

Беспрепятственно пройдя через охрану, которая меня тут видела, кажется, чаще, чем некоторых прима-балерин, я отправился не прямиком в зрительный зал, а сделал небольшой крюк, чтобы заглянуть в коморку световиков – мне было крайне важно, чтобы они включили точно такой же свет, как был во время появления той самой тени на моих фото.

– Парни, мне позарез нужно, чтобы вы на пару минут включили свои люстры так же, как они были на «Озере», ближе к финалу, – так я им и сказал.

– Сам ты люстра! – огрызнулся старший и продолжил, обращаясь к помощнику, – Женя, включи ему всё на ТРИ минуты, – про три минуты было сказано уже мне.

– Три ещё и много будет, засекай! – выкрикнул я, уже сбегая вниз по лестнице ко входу в зрительный зал.

Зал Оперы – приятнейшее место не только для съемок, но и просто так, для души. Когда есть время и нет посторонних – я могу втихушку просидеть здесь довольно долго, чаще всего – пока кто-нибудь не отвлечёт разговорами или не намекнёт, что пора бы мне и честь знать. Красный бархат кресел, огромная многоярусная люстра под потолком, тёмно-алые паруса кулис, запах театра – не знаю почему, но всё это меня успокаивает, завораживает, даёт сигнал мозгу, что можно просто расслабиться и ни о чём не думать.

Но, к моему огромному сожалению, прямо сейчас я должен был не рассиживаться в кресле второго ряда своей любимой Ложи №1, а максимально оперативно сделать несколько снимков сцены при полноценном освещении, чтобы окончательно понять, откуда же вылезла эта мутная тень. И я их сделал. На тот же аппарат и с тем же объективом, что и в прошлый раз. Для чистоты эксперимента, так сказать.

Когда я закончил, то повернулся спиной к сцене, чтобы помахать осветителям. Парни стояли около своего окошка и смотрели на экраны своих телефонов, видимо, там был запущен секундомер.

– Эй, наверху! Я закончил! – крикнул я.

– Женёк, туши свет, – скомандовал начальник всех лампочек, и свет тут же погас под хохот этих двух шутников.

Я остался в полной темноте. Что ж, раз обстоятельства складываются таким замечательным образом – грех этим не воспользоваться. Практически на ощупь я дошел до своего привычного места, уселся в него, закрыл глаза и погрузился в свои мысли. Последние семь с половиной месяцев своей жизни, каждый раз, когда я закрываю глаза, причём неважно где и когда: ночью в кровати, или в самый солнцепёк на пляже, или, как сейчас, в Театре, перед моим внутренним взором появляется образ одного и того же человека – моего друга, который бросил всё и ушел покорять какие-то другие миры.

Каждый раз я сначала задаю ему одни и те же вопросы, потом ругаю его, что ничего не объяснил мне ни до ни после, а под конец – кляну себя, что был недостаточно внимателен и участлив. Такой вот ритуал при встрече с тьмой, которой будет повторяться ещё много-много раз, пока один из нас не отпустит другого.

– Григ-сан, это вы? – приятный, но испуганный девичий голос оторвал меня от привычных рассуждений.

– Ага, привет, Нана, – я узнал её по голосу, не открывая глаз – это была молодая балерина (как будто балерины бывают старыми) из Японии, которая, видимо, пришла в зал по каким-то своим делам, но увидела тут меня в не совсем типичном состоянии и испугалась.

Говорили мы, понятное дело, на ломанном английском, но вам я эти свои мучения во всех подробностях показывать не стану, передам просто суть диалога в уже переведённом и «причёсанном» виде.

– С вами всё в порядке? – она светила прямо мне в лицо фонариком своего телефона.

– Да, всё хорошо, только, ради всего святого, что у вас в Японии есть, выключи свет, я же практически спал! – пробурчал я, прикрывая ладонью глаза.

– Ой, простите, – свет тут же погас.

– Ты чего тут бродишь? – обратился я к девушке, потихоньку возвращаясь в реальность.

– Сумку с пуантами свою искала, кажется, забыла тут утром, – только сейчас я заметил, что она была одета в костюм из новой постановки.

Это был розовый наряд, кажется, феи «Сирени» из «Спящей красавицы». Я тут же понял, что мне нужно провести ещё один эксперимент – с балериной на сцене. Обернувшись к осветителям, я понял, что там уже никого нет, видимо, ушли курить, полагая, что я тоже вышел из зала сразу после того, как свет погас. Ха-ха, наивные. Значит, нужно было что-то придумывать самому.

– Нана, мне очень нужно сделать пару снимков тебя на сцене, – скороговоркой выпалил я.

– Прямо сейчас? Без света? В темноте? – девочка, кажется, теперь испугалась ещё сильнее. Может быть решила, что я сошёл с ума? Я бы на её месте именно так и подумал.

– Да, дай мне свой телефон, я подсвечу тебя его фонариком и фонариком моего телефона, этого хватит, объектив у меня светосильный, – это была чистая правда, портретник-фикс L-серии творит чудеса и в ещё худших условиях.

Нана пожала плечами, видимо, посчитав, что не стоит даже пытаться понять этих варваров, протянула мне свой айфон с включенным фонарём, и пошла на сцену. Я приспособил её «трубку» на сцене, подперев своей фото-сумкой, чтобы она светила снизу, а свой телефон держал в левой руке, меняя её положение, чтобы добиться сносного освещения в таких странных обстоятельствах.

Щёлкнув пару раз затвором, я поблагодарил свою модель, и ничего больше ей не объясняя, направился к выходу, чтобы как можно скорее посмотреть, что же там отпечаталось на моей плёнке.

В Театре у меня оставалось ещё одно незаконченное дело – посмотреть фотографии с прошедшего спектакля у кого-нибудь в телефоне. По пути из зала к выходу, я завернул в один из неприметных постороннему взгляду проходов, ещё немного поплутал по запутанным коридорам и вышел к репетиционному залу, откуда доносились звуки рояля и какие-то обрывки фраз моей недавней телефонной собеседницы.

– Наташ, прости, что отвлекаю, дай свой телефон посмотреть, а?

– Григ, ты совсем уже что ли? Какой тебе ещё телефон? – режиссер стояла по середине зала в своём неизменном костюме (шаровары длиной в три четверти и просторная футболка) и, видимо, только что закончила что-то объяснять молодой паре артистов, которые сейчас с удивлением смотрели в мою сторону.

– Фотографии или видео есть с последнего спектакля? Надо кое-что по свету посмотреть, – уточнил я, чтобы не затягивать диалог.

– На, смотри, – Наташа махнула рукой и протянула мне разблокированный аппарат, давая понять, что полная её фраза должна была звучать так: «На, смотри и уматывай отсюда, и не мешай людям работать».

Я взял телефон из её рук, быстро открыл галерею, просмотрел несколько десятков снимков, пару видео с финальными номерами и успокоился – никаких теней нигде не было. Положив телефон на скамейку, я слегка поклонился Наташе, махнул ей на прощание и пулей выбежал из зала. Мне не терпелось проявить плёнку, чтобы убедиться, что проблемы с тенями больше нет и не будет.

Каково же было моё удивление, когда я понял, что ни на одном кадре я не вижу никакой тени. Ни на одном, кроме последних двух – тех, на которых я запечатлел Нану в свете фонарика на сцене. На них тень была ровно такая же, как и в прошлый раз. Свет был другой, балерина другая, а тень – та же самая, в этом я не сомневался ни одной секунды. Что ж, значит, это – не брак, это – что-то гораздо хуже.

Шестой кадр. Забыть

28 сентября 2025 года

Крутя в руках проявленную плёнку, я вспомнил подозрительно правдоподобное в нынешних условиях выражение «случайности не случайны». Что тут думать – не могла эта тень появиться просто так именно на фотографии с балериной. Конечно, если собрать в кулак волю и опираться только на современную науку, оставаясь в рамках рационального мышления, то можно было бы убедить себя в том, что именно во время последних кадров что-то повлияло на отражение света от моего телефона, не знаю, например, блестящий костюм Наны, и эти причудливые преломления света выстроились в ровную тень на заднем плане… Бред же, зачем себя обманывать.

Да, никаких объяснений у меня нет, да и существование теней, отделённых от людей, описывают разве что писатели, вроде Мураками с его романом «Страна чудес без тормозов и конец света», но мне как-то легче принять на веру то, что это действительно бывает, хоть и редко, и я стал свидетелем чего-то удивительного, чем поверить в высосанную из пальца теорию (придуманную мной же только что) про удивительные свето-теневые эффекты на отдельно взятых кадрах.

Только вот что мне с этими своими убеждениями делать? Пойти в самый главный научно-исследовательский институт, занимающийся проблемами одиноких теней, и дать им наводку, что вот, мол, в Театре завелась одинокая тень, сделайте что-нибудь? Подозреваю, что такой организации пока нет. Если же я обращусь в любую другую государственную контору, то, вероятно, меня перенаправят прямиком к психиатру, а туда я и так дорогу знаю – тут недалеко от морского парка есть одно подходящее заведение, но проводить там свой досуг я пока не намерен.

Шутки-шутками, но, как бы это не было печально, справляться с этим феноменом мне придётся самому. Как? Без понятия. Даже с чего начинать – и то загадка. Вот бы сейчас оказаться в фильме «Охотники за приведениями» и одолжить у них специальную ловушку – вот тогда бы мы ещё посмотрели, кто кого. А пока, как мне кажется, нужно немного отпустить ситуацию, заняться своими обычными делами, поработать, в конце концов, а уже на длинной дистанции посмотреть, будет ли эта проклятая тень и дальше преследовать меня. Может быть, это вообще какое-то кратковременное затмение моего разума или энергетического поля Земли и через один лунный цикл оно закончится. Хорошо бы.

Чтобы забыть о столь экстравагантном поведении некоторых теней, стоило, как мне показалось, на время отказаться от работы с плёночной техникой – да, жаль, но нервы дороже. С этим проблем не возникло – я взял запасной фоторюкзак, достал из него две свои цифровые камеры, а вместо них положил две плёночные. Рюкзак убрал на верхнюю полку огромного шкафа-купе, до которой даже я со своими 187 см роста с трудом достаю – пусть полежат там и не мозолят глаза, может быть, так получится быстрее про них забыть. Что ж, пока всё выходило не очень сложно.

– Так, стоп, а почему ты решил, что с «цифрой» такой проблемы вообще не будет? – спросил я у своего отражения в зеркале, занимавшем большую часть средней двери того самого шкафа, куда я только что спрятал рюкзак.

– Тра-та-та, – только и смог вымолвить я в ответ.

– Значит, берём всю современную технику, и проверяем, да?

– Без сомнения. Нужно всё выяснить сразу, чтобы потом не было неприятных сюрпризов, – сказал я самому себе и отправился обратно в Театр.

На этот раз я не стал никому звонить и ни о чём предупреждать, и так моё сегодняшнее появление и поведение было немного странным, а начинать весь этот разговор сначала не было никакого желания.