- -
- 100%
- +
– У меня комната есть, – неохотно проговорил Тумэн. – Только учти, девочка, не всякая история хочет, чтобы ее рассказывали.
Он повернулся и пошел вверх по улице, не оглядываясь. Варвара поспешно завела машину и поехала следом.
Дом Тумэна стоял на окраине села – добротный, с резными наличниками и крепким забором. Во дворе возился с мотоциклом парень лет двадцати, смуглый, с выгоревшими на солнце волосами, собранными в хвост.
– Эрдэм, – бросил Тумэн, кивнув на внука. – Моя опора и головная боль.
Парень выпрямился, вытирая руки тряпкой. На запястье блеснул серебряный браслет с каким-то символом.
– Здравствуйте, – кивнул он Варваре. – Вы из города? Насчет горы?
– Да, – она протянула руку. – Варвара Климова, документалист.
Рукопожатие у Эрдэма было крепким. Он окинул ее оценивающим взглядом – от растрепанных рыжих волос до потертых кед.
– Эрдэм! – окликнул Тумэн. – Помоги вещи занести. А ты, – он повернулся к Варваре, – идем, чаю попьем. Расскажу тебе про Капитанку. Только, – он поднял узловатый палец, – не все в этой истории такое, как в книжках пишут.
Варвара улыбнулась, доставая из сумки диктофон. Кажется, поездка обещала быть интересной.
Чай был крепким и пах чабрецом. Тумэн разлил его по пиалам, придвинул к Варваре блюдце с печеньем.
– Ешь, городская. Небось с дороги голодная.
Варвара включила диктофон, положила его на стол.
– Расскажите о Капитанке. Правда, что там погибла жена русского офицера?
Тумэн хмыкнул, потирая колено – старая привычка, как заметила Варвара.
– Так в книжках пишут, – он отхлебнул чай. – Будто ехал капитан с женой, лошадь испугалась, понесла, женщина разбилась. Красивая сказка для туристов.
– А как было на самом деле?
Тумэн посмотрел на нее долгим взглядом, потом перевел глаза на окно, за которым виднелся силуэт горы.
– Не всякую правду стоит ворошить, девочка.
В комнату вошел Эрдэм, бросил на стол связку ключей.
– Твои вещи в комнате, – сказал он Варваре. – Дедушка, расскажи ей. Все равно она не отстанет.
– Молодые… – проворчал Тумэн. – Все вам расскажи, все покажи.
– Я могу заплатить за информацию, – предложила Варвара.
Старик резко стукнул пиалой о стол.
– Не нужны мне твои деньги! – он сердито посмотрел на внука. – Вот что, девочка. Сними свой фильм про красивую легенду и уезжай. Не лезь, куда не просят.
Он поднялся и, прихрамывая, вышел из комнаты. Варвара растерянно посмотрела на Эрдэма.
– Я что-то не так сказала?
Эрдэм сел напротив, покрутил на запястье серебряный браслет.
– Дед не любит эту историю. Для него она… личная.
– Почему?
– Потому что капитанша была бурятка. Сэсэгма. Прапрабабушка моего деда была ее подругой.
Варвара подалась вперед.
– То есть это не легенда? Это реальная история?
– Реальнее некуда, – Эрдэм невесело усмехнулся. – Только не такая красивая, как в буклетах для туристов.
Он встал, подошел к старому комоду, достал из ящика потрепанную фотографию в рамке.
– Вот, – он протянул снимок Варваре. – Единственное, что осталось.
На выцветшей фотографии были две молодые женщины в традиционных бурятских нарядах. Одна улыбалась, другая смотрела прямо в камеру серьезными глазами.
– Это она? – Варвара указала на серьезную девушку.
– Да. Сэсэгма. Ее выдали замуж за русского капитана. Насильно.
За окном громыхнуло – надвигалась гроза. Варвара поежилась.
– Расскажи мне все, – попросила она. – Я хочу знать правду.
Эрдэм покачал головой.
– Не здесь. Дед услышит, расстроится. Завтра. Я отведу тебя на гору, там и расскажу.
– Обещаешь?
– Обещаю, – он коснулся своего браслета, словно скрепляя клятву. – Только дед не должен знать. Он считает, что на горе… небезопасно.
– Почему?
Эрдэм помолчал, прислушиваясь к раскатам грома.
– Местные говорят, душа Сэсэгмы до сих пор там. И она не любит, когда о ней говорят неправду.
Варвара хотела рассмеяться, но что-то в глазах Эрдэма остановило ее.
– Во сколько выходим? – спросила она вместо этого.
– На рассвете. Собери только самое необходимое. И… – он замялся, – возьми что-нибудь белое. Подношение.
– Кому?
– Ей, – просто ответил Эрдэм.
Рассвет застал их уже в пути. Тропа петляла между камней, поднимаясь все выше. Варвара то и дело останавливалась, чтобы снять панорамы – долина внизу тонула в утреннем тумане, и казалось, что они идут над облаками.
– Здесь красиво, – сказала она, переводя дыхание.
Эрдэм кивнул, не оборачиваясь. Он шел легко, словно танцевал по камням, и только серебряный браслет поблескивал в лучах восходящего солнца. За спиной у него был небольшой рюкзак, а в руке – странная трость с резным набалдашником.
– Это бабушкин посох, – пояснил он, заметив взгляд Варвары. – Помогает чувствовать дорогу.
– Ты часто поднимаешься сюда?
– Раз в год. В день ее памяти.
Варвара поправила ремень камеры.
– Расскажи мне о ней. О Сэсэгме.
Эрдэм остановился, глядя вдаль, туда, где виднелась плоская вершина горы.
– Это было в 1880-х. Граница только устанавливалась. Русские строили караулы, отношения с местными были… непростыми, – он помолчал. – Капитан Игнатьев увидел Сэсэгму на празднике. Она была красавицей. Он решил взять ее в жены. Ее семья была против – она уже была обещана другому. Но у капитана была власть, и выбора не оставили.
– И ее выдали за него? – тихо спросила Варвара.
– Да. Ее семью поставили перед сложным выбором, – Эрдэм сжал посох так, что побелели костяшки пальцев. – Он увез ее в караул, запретил говорить на родном языке, носить национальную одежду. Хотел сделать из нее русскую барыню.
Они продолжили подъем. Тропа становилась круче, камни осыпались под ногами.
– Осторожнее здесь, – Эрдэм протянул руку, помогая Варваре преодолеть сложный участок. – Сэсэгма тосковала по дому, по своим обычаям. Она не могла принять новую жизнь.
– Почему она не вернулась домой?
– Пыталась. Но ее возвращали обратно. После второй попытки капитан наказал ее семью, чтобы другим неповадно было.
Варвара остановилась, пораженная.
– Это несправедливо…
– Это история, – пожал плечами Эрдэм. – Одна из многих. Просто о таких не рассказывают туристам.
Они поднялись на небольшое плато. Отсюда открывался вид на долину и петляющую внизу реку.
– Однажды капитан решил показать жену своему начальству, – продолжил Эрдэм. – Они поднялись на эту гору. Здесь проходила важная встреча с монгольской стороной. Сэсэгма увидела своих родственников среди монголов. Это была ее последняя надежда.
Он указал посохом на крутой склон.
– По официальной версии, ее лошадь испугалась и понесла. Она упала и разбилась. Но это не вся правда.
– А что произошло на самом деле?
Эрдэм повернулся к Варваре, его глаза были темными и непроницаемыми.
– Она сама решила свою судьбу. Предпочла свободу через смерть жизни в неволе. Но перед этим… – он запнулся, глядя на небо. – Смотри, тучи собираются. Нам нужно найти укрытие.
Варвара посмотрела вверх – действительно, небо затягивали тяжелые грозовые облака. Ветер усилился, трепля ее рыжие волосы.
– Там есть пещера, – Эрдэм указал на скальный выступ чуть в стороне от тропы. – Успеем, если поторопимся.
Они почти бегом преодолели оставшийся участок. Первые тяжелые капли дождя упали, когда они достигли входа в пещеру – неприметной расщелины в скале.
– Заходи, – Эрдэм пропустил Варвару вперед. – Здесь безопасно.
Пещера оказалась неожиданно просторной. Эрдэм достал из рюкзака фонарик, и в его свете Варвара увидела на стенах странные символы и рисунки.
– Что это? – она подошла ближе, проводя пальцами по высеченным в камне знакам.
– То, о чем я хотел рассказать, – тихо ответил Эрдэм. – Послание Сэсэгмы.
Снаружи бушевала гроза. Раскаты грома эхом отдавались в пещере, а вспышки молний на мгновения освещали древние рисунки на стенах.
Варвара провела пальцами по высеченным символам – спирали, волнистые линии, силуэты животных и людей.
– Это сделала она? Сэсэгма?
Эрдэм кивнул, направляя луч фонарика на дальнюю стену.
– Смотри сюда.
В свете фонаря проступили буквы – не кириллица, но и не традиционная монгольская вязь. Что-то среднее, словно человек пытался соединить два разных алфавита.
– Что здесь написано?
– Ее настоящее имя и история, – Эрдэм провел рукой по надписи. – Она приходила сюда тайком, когда могла сбежать на несколько часов. Высекала на камне то, что не могла сказать вслух.
Варвара достала камеру.
– Можно я сниму?
– Сними, – кивнул Эрдэм. – Пусть люди наконец узнают правду.
Пока Варвара настраивала камеру, Эрдэм расстелил на земле небольшой кусок ткани, достал из рюкзака свечу и маленькую бутылочку с молоком.
– Что ты делаешь? – спросила Варвара.
– Подношение, – просто ответил он. – Я же говорил – возьми что-нибудь белое.
Варвара вспомнила и достала из кармана белый шелковый платок – единственное, что нашлось подходящего в ее вещах.
– Вот, – она протянула его Эрдэму.
Он покачал головой.
– Ты сама должна. Положи рядом с молоком.
Варвара осторожно положила платок на ткань. Эрдэм зажег свечу, и тени заплясали по стенам пещеры.
– А теперь я расскажу тебе все до конца, – сказал он, садясь напротив Варвары. – Сэсэгма не просто погибла здесь. Она оставила послание – не только на камне, но и в сердцах людей. Моя прапрабабушка была ее подругой. Она тайно приносила ей еду, лекарства, когда капитан… – он запнулся. – В общем, она помогала как могла. И она была здесь в тот день.
– В день смерти Сэсэгмы?
– Да. Она видела все своими глазами. Капитан привез Сэсэгму на эту гору, чтобы похвастаться перед начальством своей «прирученной дикаркой». Но когда Сэсэгма увидела своих родственников среди монголов, она закричала им что-то на родном языке. Капитан ударил ее на глазах у всех.
Варвара вздрогнула. Свеча мигнула, словно от порыва ветра, хотя в пещере было тихо.
– И тогда она решила…
– Да. Она побежала к обрыву. Но перед этим она сказала фразу, которую моя прапрабабушка запомнила на всю жизнь: «Мое тело вы можете сломать, но душа останется свободной».
Снаружи громыхнуло особенно сильно, и на мгновение Варваре показалось, что она слышит женский голос в раскатах грома. Она поежилась.
– После ее смерти капитан приказал никому не говорить правду. Придумали историю про испугавшуюся лошадь. А гору назвали Капитанкой – не в честь его жены, а в насмешку над ней, словно она была вещью, принадлежавшей капитану.
Эрдэм замолчал. В пещере стало так тихо, что Варвара слышала, как капли воды падают где-то в глубине.
– Но моя семья хранила настоящую историю. Из поколения в поколение. И каждый год мы поднимаемся сюда, чтобы почтить память Сэсэгмы.
Внезапно свеча погасла. Варвара вздрогнула от неожиданности. Эрдэм включил фонарик, и в его свете она увидела, что молоко в чашке исчезло, а ее белый платок сдвинулся, словно кто-то взял его в руки и аккуратно сложил.
– Что… – начала она, но Эрдэм приложил палец к губам.
– Тише. Она здесь.
Варвара почувствовала странное тепло, разливающееся по телу. Перед глазами все поплыло, и на мгновение ей показалось, что она видит не стены пещеры, а широкую степь, юрты, людей в национальных одеждах. И среди них – молодую женщину с серьезными глазами, ту самую, что была на фотографии.
Видение длилось всего секунду, но когда оно исчезло, Варвара почувствовала, как по щекам текут слезы.
– Что это было? – прошептала она.
Эрдэм смотрел на нее с пониманием.
– Она показала тебе. Чтобы ты знала правду. Не ту, что в книгах, а ту, что в сердце.
Варвара прижала руку к груди, чувствуя, как колотится сердце.
– Я должна рассказать эту историю, – сказала она. – Настоящую историю.
– Для этого она тебя и выбрала, – кивнул Эрдэм. – Гроза стихает. Пора возвращаться.
Три дня спустя Варвара сидела на крыльце дома Тумэна, просматривая отснятый материал на ноутбуке. Закат окрашивал Капитанку в розовые тона, словно гора румянилась под вечерним солнцем.
– Уезжаешь завтра? – Тумэн опустился рядом на скамейку, опираясь на свою трость.
– Да, – кивнула Варвара. – Автобус в десять.
Старик посмотрел на экран ноутбука, где застыл кадр с наскальными рисунками из пещеры.
– Значит, Эрдэм все-таки отвел тебя туда, – он вздохнул. – Упрямый мальчишка.
– Не сердитесь на него, – Варвара закрыла ноутбук. – Он хотел, чтобы правда не исчезла.
Тумэн долго молчал, глядя на гору. Его узловатые пальцы поглаживали набалдашник трости – маленькую резную голову орла.
– Я не сержусь, – наконец произнес он. – Просто боялся. Эта история… она как незажившая рана для нашей семьи.
– Я понимаю.
– Нет, не понимаешь, – покачал головой старик. – Когда я был маленьким, моя бабушка рассказывала мне о Сэсэгме. Как о родной сестре, не меньше. Она плакала, вспоминая тот день на горе. А потом пришли люди из района, сказали – не надо распространять антисоветские настроения, забудьте эти сказки. Моего отца чуть не арестовали за то, что он рассказывал правду туристам.
Варвара удивленно посмотрела на него.
– Я не знала…
– Конечно, не знала, – Тумэн хмыкнул. – Такое в книжки не пишут. Мы замолчали. Научились говорить то, что от нас хотели слышать. Красивую сказку про лошадь и несчастный случай. А правду хранили здесь, – он постучал себя по груди. – И в той пещере.
Он повернулся к Варваре, и она увидела в его ярко-голубых глазах отражение заходящего солнца.
– Что ты будешь делать с этой историей, городская?
Варвара помолчала, собираясь с мыслями.
– Я приехала снимать фильм о мистической горе с красивой легендой, – медленно сказала она. – Но теперь… теперь я хочу рассказать о Сэсэгме. О настоящей Сэсэгме. О том, как историю переписывают победители и как правда живет, несмотря ни на что.
Тумэн кивнул, словно ожидал именно такого ответа.
– Подожди здесь, – он поднялся и ушел в дом.
Вернулся старик с небольшой шкатулкой из потемневшего дерева. Сел рядом, осторожно открыл крышку. Внутри лежала тетрадь в кожаном переплете, потрепанная, с пожелтевшими страницами.
– Это дневник моей прабабушки, – сказал Тумэн. – Она начала его вести после смерти Сэсэгмы. Здесь все – имена, даты, подробности. Настоящая история.
Он протянул шкатулку Варваре.
– Возьми. Используй для своего фильма.
Варвара замерла, не решаясь прикоснуться к семейной реликвии.
– Я не могу… Это же ваша память, ваша история.
– История не принадлежит никому, если ее не рассказывают, – Тумэн мягко вложил шкатулку в ее руки. – Я стар. Эрдэм уедет учиться в город. Кто будет хранить правду? Пусть лучше ее узнают все.
Варвара осторожно приняла шкатулку, чувствуя ее тяжесть – не физическую, а ту, что ложится на плечи вместе с ответственностью за чужую память.
– Я сделаю все правильно, – тихо сказала она. – Обещаю.
Тумэн улыбнулся – впервые за все дни.
– Знаю. Она бы тебя не выбрала иначе.
– Кто?
– Сэсэгма, – просто ответил старик. – Думаешь, случайно тебя занесло в наше село? Она умеет находить тех, кто расскажет правду.
Он поднялся, опираясь на трость.
– Пойду, скажу Эрдэму, чтобы завтра отвез тебя на автобус.
Когда Тумэн ушел, Варвара осторожно открыла тетрадь. На первой странице была наклеена та самая фотография, что показывал ей Эрдэм – две молодые женщины в национальных костюмах. Но теперь она заметила то, чего не видела раньше: у девушки с серьезными глазами на шее висел маленький амулет, точь-в-точь как тот серебряный символ на браслете Эрдэма.
Варвара подняла глаза на гору. В последних лучах солнца Капитанка казалась объятой пламенем – гордая, непокорная, хранящая свои тайны для тех, кто готов их услышать.
Она открыла ноутбук и начала писать: «Ее звали Сэсэгма, и это ее настоящая история…»
Справка об объектеГора Капитанка,
Россия, Республика Бурятия,
Джидинский район, село Армак
Недалеко от Армака возвышается гора Капитанка, она имеет высоту 1030 метров и является частью южных отрогов малого Хамар-Дабана. Закаменские буряты называют эту гору Армагай-Дабан, то есть Армакский перевал.
Много легенд связано с этой горой: по одной из них, в древние времена, когда устанавливалась русско-монгольская граница, вокруг этой горы располагались казачьи караулы. Однажды по перевалу ехал начальник со своей женой, на вершине горы лошадь, на которой ехала жена капитана, испугалась чего-то и понеслась вниз, женщина вылетела из седла, ударилась головой о камень и умерла. Начальник назвал эту безымянную высоту в честь жены, так как он был в звании капитана, а значит, его жена – капитанша.
Согласно же другой легенде, когда-то в эти места был направлен военный топограф в звании капитана с небольшим отрядом. Стараясь выгадать, топограф-капитан вступил в тайную связь с местными бурятами, он попросил у них 60 выделанных шкур ягнят, по тем временам имеющим большую ценность, но буряты ответили отказом. Тогда, рассердившись, он велел своим подчиненным установить каменный столб на перевале Кита, то есть в нескольких километрах от нынешней горы Капитанка. Земли, отведенные по тому столбу, были непригодны как для людей, так и для скота. Когда капитан уехал, буряты откопали каменный столб и перенесли его на вершину горы, ближе к реке Джида.
Источник: https://vk.com/wall522157011_201

Наследие маршала
Ирина Федорова
Лидия Петровна протирала стеклянную витрину круговыми движениями, будто гладила кого-то по голове. За стеклом лежали маршальские погоны – потускневшие от времени, но все еще хранящие величие своего владельца. Каждое утро начиналось одинаково: сначала погоны, потом портсигар, затем депутатский мандат. Тридцать лет одна и та же последовательность, словно ритуал.
– Здравствуйте, Константин Константинович, – прошептала она, поправляя фотографию Рокоссовского в простой деревянной рамке. – Сегодня обещали дождь, но пока сухо.
Ее морщинистые руки с выступающими венами двигались между экспонатами с удивительной ловкостью. Седые волосы, собранные в тугой пучок, не смели растрепаться даже от сквозняка, гулявшего по старому зданию музея.
Лидия Петровна знала каждую трещинку на стенах, каждый скрип половиц. Этот музей был ее домом дольше, чем собственная квартира в двухэтажке на окраине Желтуры. Когда-то она пришла сюда молодой учительницей истории, а теперь ей шел восьмой десяток.
– Опять свет экономят, – проворчала она, щелкая выключателем в дальнем зале. – Как будто маршалу темнота нужна.
Ее коронная фраза про маршала звучала так часто, что местные давно прозвали музей «квартирой Рокоссовского», а саму Лидию – «денщиком маршала». Она не обижалась. Наоборот, гордо выпрямляла спину с характерным щелчком в пояснице и отвечала: «На такой службе не стыдно и денщиком быть».
Посетителей в будний день не ожидалось. Изредка заглядывали школьники с учителями да заезжие туристы, случайно свернувшие с трассы. Лидия для каждого находила особые слова, рассказывая о командире 35-го конного полка так, словно была с ним знакома лично.
Она включила старенький чайник в подсобке и достала потрепанный блокнот. Там, между пожелтевшими страницами, хранились записи воспоминаний старожилов – тех, кто действительно видел Рокоссовского в Желтуре. Большинство из них давно умерли, и теперь только ее блокнот хранил их голоса.
– Так, что у нас сегодня по плану? – спросила она у портрета маршала, висевшего напротив ее стола. – Ах да, обещали какого-то историка из Москвы. Ну-ну, посмотрим, что за птица.
Чайник закипел, наполнив комнату паром и уютом. За окном проступали очертания степи – той самой, по которой когда-то скакали кони 35-го полка под командованием будущего маршала.
День обещал быть обычным, пока скрипучая входная дверь не распахнулась, впустив вместе с порывом ветра высокого молодого человека в модном пальто. Он стряхнул с плеч невидимые пылинки и огляделся с таким видом, будто попал не в музей, а в заброшенный сарай.
– Здравствуйте, – произнес он, поправляя очки в тонкой оправе. – Я Кирилл Александрович Воронцов, из Института истории. Мы созванивались насчет архивов Рокоссовского.
Лидия Петровна окинула гостя оценивающим взглядом. Холеный, с аккуратно подстриженной бородкой, с кожаным портфелем, явно дорогим. Такие обычно заскакивают на пять минут и убегают, сделав пару снимков на телефон.
– Лидия Петровна, – она протянула руку, которую молодой человек пожал с едва заметной брезгливостью. – Смотрительница музея. А по телефону со мной говорил ваш секретарь, если не ошибаюсь.
– Ассистент, – поправил Кирилл. – У меня нет секретаря.
Он достал из портфеля блокнот и ручку с золотым колпачком.
– Я работаю над монографией «Рокоссовский: неизвестные страницы». Объезжаю все места, связанные с маршалом. Желтура – предпоследний пункт перед Улан-Удэ.
– Предпоследний? – Лидия Петровна приподняла седую бровь. – А что, у нас тут проходной двор?
Кирилл смутился, но быстро взял себя в руки.
– Нет, что вы. Просто график очень плотный. Издательство торопит.
– Маршал тридцать лет ждал, пока вы приедете, подождет еще пару часов, – хмыкнула Лидия Петровна. – Чай будете?
– Нет, спасибо. Я бы хотел сразу приступить к работе. Мне нужно ознакомиться с документами о пребывании Рокоссовского в Желтуре в 1921 году. Особенно интересуют приказы, личная переписка, если таковая имеется.
Лидия Петровна прищурилась:
– А вы торопливый. Как это по-московски.
– Простите?
– Ничего-ничего. Пойдемте, покажу вам наши сокровища. Только учтите – фотографировать можно не все. И вспышкой не балуйтесь, она экспонаты портит.
Кирилл закатил глаза, думая, что старуха не заметит, но Лидия Петровна видела это в отражении стеклянной витрины.
– И еще, молодой человек, – она обернулась так резко, что ее собеседник вздрогнул. – У нас тут не просто бумажки хранятся. У нас история живет. Поняли?
– Конечно-конечно, – рассеянно кивнул Кирилл, уже разглядывая первую витрину. – О, это те самые погоны? Можно их сфотографировать?
Лидия Петровна вздохнула. День обещал быть долгим.
– Можно. Только без вспышки, я же сказала. И не прислоняйтесь к стеклу – отпечатки останутся.
– Начнем с малого зала, – Лидия Петровна двигалась между витринами с неожиданной для ее возраста грацией. – Здесь представлен период командования 35-м конным полком.
Кирилл бегло осматривал экспонаты, делая короткие заметки в блокноте. Его пальцы с аккуратно подстриженными ногтями порхали над страницами.
– Эти фотографии есть в центральном архиве, – бормотал он. – Это тоже видел… А вот это интересно.
Он остановился у витрины с потрепанной полевой картой.
– Это подлинник? – в его голосе впервые прозвучало что-то похожее на уважение.
– А как же, – кивнула Лидия Петровна. – Карта, по которой Рокоссовский планировал операцию против барона Унгерна. Видите пометки на полях? Его рука.
Кирилл наклонился ближе к стеклу:
– Любопытно… В официальной биографии говорится, что он прибыл в Желтуру на две недели позже этой даты.
– История, молодой человек, не всегда умещается в официальные биографии, – Лидия Петровна постучала костяшкой пальца по витрине. – Эту карту нам передал Степан Бадмаев, связной Рокоссовского. Он до девяностых дожил, все помнил как вчера.
– И где записи его воспоминаний? Они опубликованы?
– Не все публикуется, – загадочно улыбнулась старушка. – Пойдемте дальше.
В следующем зале Кирилл задержался у фотографии, где молодой Рокоссовский стоял в окружении местных жителей.
– А это кто? – он указал на бурята в национальной одежде рядом с будущим маршалом.
– Дорж Цыренов, проводник. Знал здешние степи как свои пять пальцев. Говорят, однажды вывел отряд Рокоссовского из окружения, когда даже компас не помогал.
– В биографии маршала нет упоминания о таком эпизоде, – нахмурился Кирилл.
– Зато в памяти людской есть, – Лидия Петровна достала из кармана маленький ключик. – Хотите увидеть то, чего нет ни в одной биографии?
Не дожидаясь ответа, она подошла к неприметной двери в углу зала и отперла ее. За дверью оказалась небольшая комната с рабочим столом и старым шкафом.
– Это моя святая святых, – пояснила она, открывая шкаф. – Здесь хранятся неопубликованные материалы. Воспоминания, письма, фотографии из семейных архивов.
Она достала потрепанную папку:
– Вот, например. Письмо Рокоссовского жене, отправленное из Желтуры. Копия, конечно. Оригинал в семье хранится.






