Химера

Они вышли под козырёк подъезда, Лилия забралась на перила, Славка облокотился рядом. Утренний двор был пуст, лишь поджарый седовласый дед в трениках и бейсболке одиноко нарезал круги по асфальтовым дорожкам. За распахнутой форточкой ближайшего окна вкусно шипело и шкворчало.

– Почему-то нам никак не удаётся сесть и спокойно поговорить о том, что происходит, – сказал Славка.

– А что происходит?

– Да ненормальное происходит. А как только я пытаюсь затеять этот разговор, ты тут же замыкаешься и начинаешь общаться со мной, как с недоумком. Брось ты свои хихи и психи, ты ведь не такая.

– И какая же?

– Неужели надо напомнить? Нежная, ласковая. Другая.

– Так то ночью, а ночью все кошки серые. Только не обольщайся, пожалуйста, и не думай, что, разделив с тобой постель, я вдруг воспылала неземными чувствами.

Лилия покосилась назад, где потрескивала за окном сковорода, и добавила безжалостно:

– Ты мне вообще пока не очень интересен, так что постарайся в дальнейшем не усугублять.

Славка хмуро молчал, на душе нарастала не то злость, не то разочарование вперемешку с обидой.

– Да я и не обольщался, слишком разные мы с тобой оказались. С той Лилией я был знаком меньше часа, а, кажется, что общего у нас с ней нашлось больше, чем с тобой за целые сутки. Вот ведь какой парадокс получается.

Она смотрела на него, о чём-то раздумывая. Подбирала слова для очередной плюхи? Вновь обернулась назад, прислушалась, спрыгнула с перил и пересела на противоположную сторону.

– Сказать честно? Вообще-то я планировала сегодня утром смыться от тебя по-тихому. После того, как мы немного подебоширили в вашем дурацком салуне, а до этого ты, весь такой в проблемах, усердно пытался загрузить ими ещё и меня… Любая в этой ситуации так бы и сделала.

– Ясно, ты решила, что у чудика просто съехала крыша, и ну его к бесу, – вставил Славка.

– Не перебивай. Нет, голова у тебя в порядке. Душевнобольные никогда не скажут, что у них поехала крыша, они вообще к самоанализу не склонны. Все твои увлекательные видения и явления меня не очень занимали, пока я не услышала в подробностях эту историю про исчезнувших людей. Там, на Урале.

– А кто тебе рассказал?

– Ты рассказал.

– Когда? – изумился Славка.

– Ночью. В порыве страсти, – сказала она издевательски.

– Не может быть, – он отклеился от перил, – Лиль, я же просил…

– Не вибрируйте, больной, дышите глубже, – беззаботно бросила она, но договорить не успела.

К подъезду подкатил вишнёвый «опель». С усачом, находившимся за рулём, впору было начинать раскланиваться. Лилия соскочила с перил и сделала тому знак подождать.

– Ты что-то знаешь об этом? – заторопился Славка.

– Ну, это вопрос не только ко мне, – сказала она и задумчиво потеребила ему футболку на груди, – я могу только попробовать связаться с человечком, который… в общем, интересный такой дядька. Если получится – съездим в гости, пообщаемся о всяком-разном. Хотя обнадёживать не буду, не всё от меня зависит. Так что сиди и жди звонка.

– Звони иногда хотя бы просто так. А насчёт снов – это правда не шутка. Сны неприятные и, кажется, они не собираются прекращаться. Может, попробуем от них избавиться?

Лилия пожала плечами.

– Я не очень понимаю, о чём речь. Ладно, вечером поговорим.

Уже взявшись за ручку, обернулась и посоветовала в своей манере:

– А ты, когда спать приспичит, упади на пол и отожмись, раз сто. Или вокруг двора побегай, как этот дед. Сон пропадёт.

Дверка хлопнула, «опель» развернулся и исчез за углом.

Как и вчера, он бесцельно бродил какое-то время по квартире, охваченный вялостью и апатией. Присев у холодильника, долго обозревал его полупустое чрево, пытаясь составить в голове список необходимого съестного на ближайшие дни. Чтобы и не жировать, и в грязь лицом не ударить. Вроде особо не шиковал вчера, а заначка испарялась катастрофически быстро, и как бы очень скоро не пришлось, к своему стыду, признаваться Лилии в банкротстве, хотя и временном. Приближался срок зарплаты, Палыч вернёт должок… Вновь вспомнилась идея насчёт отпуска, по графику у него в июне, но почему бы не попросить сейчас, всего на пару недель раньше?

При мысли о завтрашнем выходе на работу стало немного не по себе. Вот что, оказывается, исподволь грызло и точило в дополнение ко всему остальному. Пока что круг его общения был совсем узок – Лилия, Гордей и Палыч, да и тот как-то мельком. Чигирь-же после нескольких минут мимолётного общения удалился вроде как в подозрительном недоумении. А что будет утром, когда Славка встретит остальных? Выглядеть, как последний остолоп, не помнящий, какие заказы они работали с утра в пятницу? Тьфу, вот ведь ситуация: трагикомедия с форменным раздвоением личности. Невесёлые эти думы невольно апатию разогнали и, поразмыслив, Славка пришёл к выводу, что без помощи Чигиря опять не обойтись. Всего то и нужно – правильно задать вопрос. Слегка безразлично и в меру обтекаемо.

Напарник долго не брал трубку, а откликнувшись, бубнил сонно и малоразборчиво, периодически позёвывая. То ли не проснулся толком, то ли с будуняки был. А тут и недалёкий девичий смешок уловило славкино ухо, и он поспешил свернуть разговор. Самое важное он выведал, и это облегчило душу сразу пуда на три.

Оказывается, в пятницу с утра цех сборки сооружал те самые дмитровские витрины, а после обеда вся ватага дружно паковала разобранные на детали московские купешки. Даже Бычок внёс свою лепту – лично шлёпал этикетки на тару. Прояснилось многое, но не всё, стоило лишь воскресить в памяти пустой фабричный двор, беготню электриков, Бычка, злого на весь окружающий мир, и скучающего на проходной Сысоя.

Славка побродил ещё без всякой цели по телефону, наткнулся на Гордея, но звонить не решился. Приятель наверняка не торчит сейчас в такой-же бетонной клетке, терзаясь проблемами и сомнениями, а вкушает неведомо где нехитрые радости бытия. Захочет потрепаться – сам голос подаст.

Зашёл в спальню и стоял какое-то время перед трюмо, разглядывая россыпь косметических флаконов и баночек. Затем открыл дверцу, намереваясь хоть там обнаружить что-либо интересное. За дверцей оказалась лишь аккуратная стопка каких-то бумаг и несколько документов в обложках разного цвета. Но протянуть руку и полюбопытничать у Славки не получилось, потому что к бумагам пришпилен был скрепкой тетрадный листок с печатными буквами фломастером: «закрой дверку и не лазь, опасно для жизни». Он ухмыльнулся, но требование выполнил. Не в силах более слоняться из угла в угол, переоделся, прихватил с кухни пакет под провизию и отправился на улицу.

Там заметно похолодало, по асфальту металась позёмка из облетевшего с деревьев пуха. Солнце едва пробивалось сквозь закрывшие небо блёклые облака. Неспешным шагом Славка двинулся на другой конец Мелиоративной, где располагался средних габаритов магазин под названием «СемьЯ», в котором к тому же и цены были поскромнее.

Всё-таки хорошо, что сны, приятные или не очень, рано или поздно забываются. Тот космический полёт понемногу уходил из головы и лесная чаща с надвигающейся навстречу электричкой тоже не особо отпечаталась в памяти. Но вот сегодняшнее представление по-прежнему стояло перед глазами. Откуда и куда плыл он со своей печальной спутницей, мимо молчаливых людей-кукол, по реке цвета бутылочного стекла, населённой хищными плотоядными тенями?

Унылый этот негатив можно было изгнать из памяти лишь воспоминаниями о том, что ему предшествовало: бесконечные минуты неутолимой страсти, такой, что до сих пор подрагивают коленки, и не та пригрезившаяся женщина, чужая и отстранённая, а самая настоящая, живая и горячая, раскинувшаяся рядом и мурлыкающая в плечо разнеженные глупости.

Телефон пропиликал простенькую морзянку из трёх букв. Эсэмэска от Гордея. Рядом с прикольной анимированной рожицей с вытаращенными гляделками стояли две строчки: «Если свободен, приползай на пиво».

«Гамбринус». Пейзаж, обычный для воскресного утра. Разбросанную стеклотару ещё на рассвете подмело похмельное вороньё, а остальной срач, недовольно ворча, сгребает метлой нанятая за пару сотен бабулька из соседнего дома. А вот и первое знакомое лицо за сегодняшнее утро. В дверях пивнухи нарисовалась Маринка Петушкова собственной персоной, с фасадом хоть и помятым, но старательно припудренным. Славка двигал мимо, косясь на неё, но не особо сбавляя шаг. Заговорит или опять сделает вид, что незнакомы?

– Славянин, привет. Куда несёшься, притормози, развлеки бедную Марину. Мир потух, местные племена погибли с перепоя, скука и тоска. И башка болит.

Славка притормозил.

– Ну привет. А мне намедни показалось, что ты уже позабыла, кто я такой.

На её похмельной мордашке отразилась работа мысли, смешанная с недоумением.

– Это когда? А, ну вообще-то с тобой под ручку такая цыпа дефилировала – стрижка под француженку, фу-ты ну-ты, куда уж нам… Что же я, тебе на шею должна была при ней бросаться? Да и козлина тот, он ревнивый до безобразия. Между прочим, я его давно уже послала, – отбрехнулась она без особого разнообразия.

Никогда и ничего ты не угадаешь в этой игре, подумал Славка. Даже Маринка, сбоку припёка, волей-неволей напоминает и заставляет поверить в невероятное. Третий день подряд он живёт, уподобившись слепому кутёнку. Два из них под снисходительной опекой едва знакомой девчонки. Чёрт, завтра на работу хоть не ходи.