Химера

Она недоумённо смотрела на него, и он довольно бесцеремонно задрал ей рукава и в темпе провёл нехитрую проверку.

– За кого ты меня принимаешь? – она попыталась нахмуриться.

Он наклонился к незнакомке: даже спиртного не ощущается.

– Ну всё, не дуйся, Лиля-незабудка. Сейчас я позвоню кое-куда и отведу тебя домой.

Он схватил телефон, пролистал контакты и набрал Вовку Чигиря, напарника по цеху.

– Вован, привет! Проблемка у меня возникла – дурней не бывает, – начал он врать, даже не задумываясь о правдоподобии, – тут дядька вчера замок у меня по пьяни ставил, ну и вот… В дверь теперь не выйти, а этаж у меня четвёртый, сам знаешь. Сижу, грущу. Ремонтёру этому позвонил, он скоро подойдёт и с той стороны откроет. В-общем, где-то через час буду, ты там Бычку объясни, чтоб не рычал.

– Слав, да ты расслабься! – радостно закричал в трубку Чигирь, – сегодня выходной у нас образовался.

– Что так?

– Так ночью же гроза была, утром электрики пришли, а на фабрике тихо и глухо. Работы у них тут до вечера, говорят – трансформаторы поплавились, а за ними аж в Москву ехать надо. Я ещё здесь, не ушёл. Бычку, конечно, скажу, но ты отметиться всё равно подойди.

– Лады, Вовик, спасибо за благие вести. Бывай.

Они стояли близко друг к другу, Лилия безучастно-отчуждённо смотрела по сторонам, а Славка, почти освоившись в общении с незнакомкой, оглядывал её уже не таясь. Зеленовато-серые глаза, золотая цепочка с сердечком, кофточка с наивной розой на левой груди. А это что за интересная отметина в районе ключицы? Ай-яй-яй, похоже, у нашего цветочка имеется страстный кавалер.

Нет, деваха вполне даже ничего, и если она не ведёт с ним какую-то хитрую игру… Он набрался храбрости, взял её холодные руки в свои и слегка сжал. На безымянном пальце её левой руки поблескивал перстенёк с изящным вензелем «Л».

– Замёрзла, незабудка?

Наверное, впервые за всё время она посмотрела на него… нет, не заинтересованно, а так, с некоторым удивлением. А ещё показалось, что во взгляде её промелькнуло нечто, свойственное не молодой девице, а тёртой сорокалетней тётке. Единым разом взвесила, обмерила и ценник прилепила.

– Кажется, мы больше не дуемся? Ну тогда вперёд.

Славка вёл её проходными дворами, держа за руку, словно заблудившегося ребёнка, чувствовал удивлённо-насмешливые взгляды редких прохожих и размышлял одновременно о двух вещах. Да, она вполне может оказаться обычной привлекательной аферисткой, работающей «на доверии» или как там у них называется. Подловить простягу-работягу наподобие холостяка Славки Шумилова – это ведь не проблема, а так, разминка, азартное удовольствие. И потащит сексуально озабоченный баран эту кралю до хаты, гордый собой до невозможности. И будет с утра, содрогаясь от клофелиновых последствий, взирать на свою опустевшую хибару, и проклинать ту минуту, когда… Если жив останется.

Но, как не крути, вероятность такого мрачного развития событий всё же мала. В дальних подмосковных посёлках прохиндейкам подобного сорта делать нечего. У них в первопрестольной – море деятельности и океан возможностей. Устроила человеку «динаму с экспроприацией» и исчезла в людском безбрежье. А у Славки что взять? У него мятая сотня в кармане да несколько тысяч дома, запрятанных в укромный уголок от случайных сопостельниц и ненадёжного Палыча. И, кстати, о дядьке. Придётся уговорить того присмотреть часок за нежданной гостьей. Пока она греется в ванне, пока чистит пёрышки и приводит себя в порядок, Славка в любом случае успеет обернуться. Лишь бы зловредный Бычок не загрузил в отместку за опоздание какой-нибудь хренью типа навести порядок в цеху или покрасить входную дверь. А Палыча, так и быть, отблагодарю пивом.

Они были уже на подходе к славкиной пятиэтажке, когда родственник собственной персоной показался из подъезда. Глянул на небо, нахлобучил капюшон и целеустремлённо потопал через двор наискосок. К магазину, больше некуда. Пришлось свистеть и догонять.

– Вениамин Палыч, дражайший, – с фальшивой ноткой воскликнул Славка, – ну и куда ж это мы навострились? Вздремнуть, помнится, собирался?

Палыч стоял, поджидая племяша, смотрел недоверчиво.

– Ты о чём? С утра я только до магазина могу навостриться.

Ну, Веня свет Палыч, пора урезать твои визиты, с раздражением подумал Славка. Стоит, дураком прикидывается. Усыпил бдительность, я – за порог, а он – за пузырём. Да чёрт с ним, с пузырём, он же наверняка сейчас бы парочку корешей своих дворовых, собратьев по разуму, приволок на квартиру, сабантуйчик бы устроили. У самого-то дома мыши сдохли, а тут какой-никакой закусон имеется.

Но озвучивать гневные нотации пока не решился, потому как нужен был ему сейчас дядька.

– В общем, Палыч, объясняю наспех, подробности потом. В магазин ты, конечно, сгоняй, но потом возвращайся ко мне. У нас на фабрике авария, работы сегодня нет, но появиться для отметки надо. Видишь ляльку?

– Ты где таких с утра подбираешь? – усмехнулся Палыч.

– Да заблудилась она, не на той остановке сошла… Потом объясню. Сейчас я её временно пристрою, пусть хоть согреется да обсушится, а ты приди и присмотри за ней, пока я в отлучке. Идёт?

Палыч, недолго подумав, пожал плечами.

– Да не вопрос. Присмотрю.

Затем добавил, поглядывая на девчонку:

– Только знаешь, Слав. Я, конечно, тебе не указ, но ты бы поосторожней с такими… случайными. Твоя доброта тебе-же когда-нибудь боком выйдет. Время сейчас дурное, люди ненадёжные.

Повернулся и поспешил своей дорогой. Что ж, и так бывает: только что Славка готов был обрушить досаду на коварного родственника, а тот сам его взялся жизни учить.

Дома он сразу отправил Лилию в ванную, а сам на кухне принялся сочинять немудрёную трапезу. Шумела за дверью вода, Славка занят был кулинарными манипуляциями с сардельками, майонезом и пресными магазинными помидорами, и мысли его вертелись вокруг извечного. Набраться наглости и зайти к ней в гости? Где-то в журнальном столике презерватив завалялся… У неё же вся одежда мокрая, может, девка комплексами не страдает и выйдет оттуда, так сказать, в неглиже?

Наивный. Едва он предположил такое шикарное развитие событий, как её растрёпанная голова показалась из-за двери.

– Слав, не найдёшь какой-нибудь халат?

Он сорвался с места.

– Извини, не сообразил. Сейчас организую.

Порывшись в платяном шкафу, он обнаружил на крайней левой вешалке шёлковый голубой халат, оставшийся в память о матери. Пожалуй, для гостьи будет великоват, но другого всё равно нет. Деликатно поскрёбся в дверь.

– Повесь на ручку.

Облом, без вариантов. Он удалился к собственной стряпне.

Искоса Славка наблюдал, как она выходит, смотрит на себя в зеркало, шарит по столику в поисках расчёски, начинает приводить в порядок мокрые непослушные кудряшки. Не выдержал, приблизился к ней, осторожно обнял за плечи и тут же ощутил, как она напряглась. Ладно, не будем спешить.

– Я там что-то съестное сварганил, пойдём перекусим.

– Пойдём. Только мне шмотки надо где-нибудь развесить.

– Да повесь вон хотя бы на дверь.

За столом они наконец вновь оказались лицом к лицу и какое-то время молчали, ковыряясь каждый в своей тарелке.

– Ну рассказывай, прекрасная незнакомка, – прервал молчание Славка, – как это так интересно у тебя получилось – заблудиться в посёлке площадью два гектара и дюжиной улиц? Может, отморозки какие напали? Ну там – по голове дали, сумку отобрали…

Его вопрос перебила соловьиная трель звонка, Славка выскочил к входной двери, открыл Палычу, спровадил того в спальню и вернулся к гостье.

– Пойдём в большую комнату, там пока расположишься.

Они продолжали обмениваться ничего не значащими фразами, Лилия бродила по комнате, оглядывала обстановку, задержалась у фотографии родителей, но вопросов пока не задавала. Вышли на балкон, он вновь попытался её расшевелить, и наконец незнакомка заговорила.

– Никто меня не бил и ничего не отбирал. Но кто-то гнался. Я почему-то помню только то, что было перед грозой, да и то смутно, обрывки какие-то. Железнодорожная платформа. Кажется, я электричку ждала. Сумочка у меня была, чёрная, дорогая, ужасно жалко. Женщина со мной, незнакомая, и какой-то парень. Туча висела, темно было. Нет, вру, парень тот не с нами был, он в стороне стоял и кричал что-то. А может, бежал за нами. Потом гроза. Страшная гроза началась, молнии…

Она взглянула на него.

– Я думаю, нас молнией ударило. Не помню, куда те двое подевались, и вообще… Вроде как ветром меня подняло и понесло куда-то. И в себя я пришла уже там, под деревьями. Такая пустота в голове, словно из неё мозги вытащили. Долго стояла, ревела от страха. И ведь хоть бы кто подошёл – все мимо бегут, никому дела нет. Словно ослепли. Ну а потом ты появился, причём как-то неожиданно появился. Я даже не заметила, с какой стороны.

– Да очень просто появился, от дома я шёл, со стороны Лермонтова. А по поводу окружающих – вон дядька мой правильно сказал – и время дурное, и люди ненадёжные. Всем на всех чихать, и заинтересовать ты могла разве что скучающих патрульных. А ты знаешь, я сегодня тоже летал. Во сне. Красиво было, ярко, весь земной шар видел, как с космической станции. Прямо кино какое-то. Хэппи энда, правда, не вышло. Засосало меня в чёрную дыру, и пришлось срочно просыпаться.

Он заметил её пристальный взгляд.

– Что-нибудь ещё вспомнила?

– Какое-то странное озарение. Мне кажется, где-то я тебя встречала. Во всяком случае, голос точно знаком.

Она обернулась.

– И ту фотографию тоже видела. Это твои родители?

Последняя фраза являлась скорее утверждением, нежели вопросом.

– Ага. Только это не отец, а отчим. Усыновил меня когда-то. Ну, так получилось… Они оба были геологами и пропали без вести где-то на Северном Урале.

– На Северном Урале… – эхом повторила Лилия, запнулась и ничего больше не сказала. Они одновременно посмотрели друг на друга, в её глазах стоял мучительный вопрос. Она вообще то и дело принималась смотреть на него с необычным и странным выражением. Словно просверлить пыталась.

А может, всё гораздо прозаичнее? Может, красуля всего-навсего из психиатрической клиники слиняла? Разыскивать ведь начнут, тогда точно проблем не избежать. Шизофреников – их, говорят, сразу и не распознаешь. Неуютный расклад вырисовывается, малоприятный. В памяти всплыли вычитанные где-то термины: шизотипическое расстройство личности, ригидность, бодерлиновый тип… Несколько лет подряд зажигала одна такая в Комсомольске, по кличке Люся-Мойдодыр. В обычные дни – как мешком из-за угла пришибленная, но раза три в год, в периоды обострений – неизменно являлась со шваброй наперевес к зданию администрации и истово, ожесточённо тёрла ступени и входное пространство перед дверями – микробы выводила. С пламенным обличением продажной власти и прочим звуковым сопровождением. Потом исчезла в одночасье. Говорят, в водохранилище утопла.

Лилия судорожно вздохнула.

– Такая каша в голове. Провал, дурной сон. Никак не избавлюсь от ощущения, что целый кусок жизни мимо пролетел. А проснуться сил нет.

У неё вырвался непроизвольный всхлип, и Славка успокаивающе погладил её по плечу. Они помолчали, глядя вниз, на накрытый непогодой посёлок.

– Что за чертовщина, мне даже балкон этот знаком, – пробормотала Лилия, нервически усмехнувшись. Славка пожал плечами, глянул на часы и спохватился.

– Ладно, незабудка, ты ложись отдыхай, а я всё же сгоняю на фабрику, а то влетит. Вот диван, вот пульт от телевизора, дядю звать Вениамин Павлович, он в соседней комнате, обращайся к нему, если что. Ну а я постараюсь побыстрее.

– Дачная, – сказала вдруг Лилия.

– Что Дачная?

– Сама не знаю. Почему-то пришло в голову. Может, платформа такая. Или улица.

Она лежала на диване, свернувшись калачиком, и смотрела уже без прежнего смятения. Он не сдержался, уже от дверей вернулся к ней, сел на диван и чмокнул в щёчку. Лилия не отстранилась, только чуть удивлённо приподняла брови.

– Славик, а ты случайно не женат? А то заявится, пока тебя нет, и выкинет меня на улицу прямо в этом халатике.

Он отрицательно помотал головой и спросил в свою очередь:

– Кстати, ты своего-то помнишь?

– Кого, мужа? – она даже засмеялась, – нет, я не замужем. С чего ты взял?

Подколоть её, что ли, на предмет интимной отметины, или рановато пока?

– Ну не обязательно мужа. Друга там, например…

– Насчёт друга не знаю, но мужа точно нет.

– Вот видишь, дело на поправку пошло – имя есть, не замужем, Дачную вон какую-то вспомнила. Так, глядишь, к вечеру вернёшься – с небес на землю.

Проходя мимо соседней комнаты, стукнул в дверь.

– Палыч, я ушёл.

Уже открыв дверь, услышал её тихое «возвращайся скорее».

Выскочил на пропахшую кошками лестницу и понёсся вниз.

Мастер сборочного производства Павел Сергеевич Бычков Славке даже рта не дал раскрыть. В обычные дни с утра и примерно до трёх этот лысеющий габаритный мужик представлял собой язвительного и желчного типа, бродил шатуном по помещениям, подолгу торчал в дверях цеха, обозревая рабочий процесс, а дымокуров из беседки выгонял просто: подходил и вставал над душой, заложив руки за спину и не говоря ни слова. Стоять приходилось недолго – секунд через десять курилка пустела, а народ, матерясь под нос, расползался по своим углам. А отловив в дальнем закутке любителя пофилонить, голоса не повышал, но говорил ровно и назидательно: – Даже не пытайся. Я неизбежен, как победа коммунизма. Но коммунизм был уже позавчера, а увольнение твоё – вот оно, на носу повисло.

Лишь ближе к концу дня, когда сборка заказов подходила к концу, Бычок мягчел, уходил в кабинет и копался там с бумагами. И можно было предположить, что дома, в обществе наверняка такой-же объёмной супруги и прочих домочадцев, он был душкой, балагуром, добродушным свойским мужиком. Но сегодня, да ещё после ночного ЧП…

Не глядя на Славку, он бросил брезгливо:

– Ты эти сказки про заклинивший замок и прочее можешь заливать кому угодно – президенту, мэру и даже девушкам вольного поведения, но никак не мне.

Славка молчал, не встревал, он согласен был выслушать любую желчь, лишь бы чёртов Бычок отпустил поскорее.

– Ты, Шумилов, не байки мне травить должен, а должен ты быть озабочен, ну например тем заказом, что со вторника у нас на шее висит. Забыл? Сорок шкафов-купе на Москву, пятнадцать витрин на супермаркет в Дмитров, не считая мелочёвки. Что скажешь насчёт того, чтобы выйти завтра, часиков до трёх? – зудел мастак, наблюдая за электрической суетой.

Славка, поджидавший подобную каверзу, тут же понёс заготовленную по дороге зыбкую легенду об абсолютной невозможности своего выхода в субботу, нутром чуя состояние Бычка, закипающего, как кубовый бойлер. Если начнёт изрыгать что-нибудь привычно-приятное, брошу заявление. Катитесь вы со своими опилками. В Москве работу найду, не проблема.

Тут кто-то из электриков, копошащихся в углу в чреве распредщита, окликнул Бычка, и ситуация разрешилась более-менее мирно. Начальственный перст упёрся в славкину грудь.

– Знач-так! В понедельник – ты лично – от восьма до восьма! Работёнкой обеспечу, можешь не сомневаться. И скажи спасибо Чигирю, что тот на завтра согласился. Всё, вали отсюда, надоел.

И Славка, слегка оплёванный, но счастливый, припустил к фабричной вахте со скоростью спортивного ходока. В дверях проходной просматривались правый глаз, правое плечо и правая рука с дымящимся чинариком. Пашка Сысоев, вечный вахтёр, давненько уже сосланный сюда из цеха за фатальное бракоделие, левой стороной своего организма находился в телевизоре, где повторяли вчерашний полуфинал Кубка УЕФА, а правой отслеживал возможное приближение грозного начальства, потому как «ящик» в дневное время был под строгим запретом.

– Паш, я смотрю, ты в бессменные часовые записался? – крикнул ему Славка, – по-моему, третий день не меняешься.

– Приходится, – пожал плечами флегматичный Сысой, – один сменщик в отпуске, со вторым непонятка, никак не разберутся – то ли на больничном, то ли на пробку подсел. Да по мне лучше тут загорать, чем на даче с тяпкой корячиться.

Славка уже выскочил за ворота, как его осенило. Кстати, о дачах.

– Павло, выручай, что-то никак не соображу. Ты, как местный старожил, просто обязан знать – имеется в посёлке улица Дачная? В центре точно нет, это я в курсе, может, где на спальном новострое?

Сысой с равнодушным видом пускал дым, молчал, потом щёлкнул окурок через ворота.

– Не, нету.

– Жаль, ну ладно.

– А знаешь, где есть? – сказал тот вслед, – в самих Зябликах, километра три топать надо. Глухомань, деревня, частный сектор. Две или три трёхэтажки посередь огородов – это вроде и есть Дачная.

– Вот как. Благодарствую, друг, ты настоящий диггер местных закоулков, – воодушевился Славка, – если это то, что мне нужно, ставлю пиво. Счастливой службы.

Славка был уверен, что ленивые пашкины мозги забудут этот разговор через пять минут и что неведомые чужие проблемы и даже обещанное пиво ему сугубо фиолетовы, но по крайней мере ситуация с незнакомкой могла окончательно проясниться уже в ближайшее время. В ближайшее – если это та самая Дачная.

Он шагал по окончательно проснувшемуся Центральному шоссе, непогода окончательно сменилась солнцепёком, слились в мерный неумолчный гул шарканье снующих мимо людей, рокот авто и шелест тополей. Улица казалась нескончаемой, ноги вязли в асфальте, как в зыбучем песке, и Славке начало мерещиться, что он давно уже миновал нужный перекрёсток у дома 12, где нужно было сворачивать налево. Он замедлил шаг – а может, он вовсе не шёл, а стоял на месте? – и огляделся, причём эти простые действия потребовали некоторых усилий. Впереди сидели на скамейке и щебетали две юные мамаши с колясками, блондинка и брюнетка. У последней дымилась в пальцах узкая длинная сигарета. Славка почему-то никак не мог разобрать их речь, хотя разноцветные девы находились от него в нескольких шагах.

Что-то солнце здорово припекает для такого раннего времени. Он невольно глянул на часы, и стало совсем не по себе. Почти полдень! Он что, уснул на ходу? На ватных ногах Славка добрался до следующей скамейки и обессиленно плюхнулся на неё. Перед глазами плавала назойливая чёрная клякса, чем-то похожая на алчный водоворот из ночного кошмара, а сквозь вату в ушах упорно пробивалось чьё-то неумолчное неразборчивое бормотание. Наверное, это и есть солнечный удар, успел подумать он, откинул голову на спинку скамьи, закрыл глаза и в тот же миг – именно так, с закрытыми глазами – увидел самого себя, сидящего напротив. Двойник, антипод, жутковатая симметричная проекция. Славка не успел ни поразиться, ни испугаться невероятному видению; все звуки в мире исчезли, сменившись пустым чёрным безмолвием, и он отключился.

Он пришёл в себя от ощущения того, что кто-то упорно щекочет левое запястье. Разлепил глаза: шаловливые ручки неумело пытались расстегнуть золочёный браслет часов. Попытка сцапать злоумышленника оказалась слишком неуклюжей. Пришлось лишь проводить взглядом улепётывающего со всех ног мальчугана в шортах и красно-синей майке. Сзади на майке красовались цифра 10 и надпись RONALDINHO.

Перевёл взгляд на соседнюю скамейку. Ни блондинки, ни брюнетки. Вообще никого.

Ну, за Роналдиньо мне, пожалуй, не угнаться, вяло подумал Славка, сделал попытку встать, и тут его замутило так, что он мгновенно очутился под ближайшим тополем. После обильной рвоты стало заметно легче, и Славка, прячась под деревьями, поспешно ретировался прочь от места своего свинства.

Когда-то с дружком детства они пытались таким-же бесхитростным способом залезть в карманы к прикорнувшему незнакомому дядьке. Дядька оказался на удивление трезвым, ловко схватил обоих за шиворот и поволок в ближайшее отделение. Они вопили в две глотки, что больше так не будут, и умоляли страшного мужика не отдавать их на съедение ещё более страшным милиционерам. Гражданин тогда сжалился и отпустил-таки их, отвесив напоследок по смачному подзатыльнику.

До дома 12, оказывается, он не дошёл всего ничего. Пересёк «зебру» и, убыстряя шаг, двинулся через знакомые дворы. Если обморок – следствие солнечного удара, то всё не так страшно. А вот если это отравление утренними сардельками, то девушка Лилия на данный момент навряд ли испытывает благодарные чувства к своему спасителю.

Прочь мрачные думы, скорее домой! Холодный душ, вежливо выставить Палыча вон, а потом… Грустная незабудка ждёт на диване, и два несчастных создания просто обязаны утешить друг друга самым незамысловатым образом. А улицу Дачную они пойдут искать попозже, вечером. А лучше завтра. Или послезавтра.

Так почему же не оставляет пришедшее невесть откуда ощущение досадной утраты? Что-то он упустил, куда-то опоздал, кого-то проворонил. Словно долго гнался за подножкой последнего вагона уходящего поезда. Перрон закончился, состав набрал ход и, показав на прощание красные фонари, исчез за поворотом. А Славка, запалённо дыша, лишь проводил его взглядом.

И, едва открыв дверь, он сразу понял, что в квартире никого нет. На кухне – кислая застарелая вонь дядькиного курева, в зале – ни следа чьего-либо недавнего присутствия, телевизор выключен, пульт на столике, балкон закрыт. Через открытую дверь спальни видна небрежно заправленная постель: понятно, Палыч валялся, дул своё пиво. Пустых бутылок, правда, не видать. Славка прошёл на кухню, посуды не было и там. С собой, что ли, забрал, крохобор, копеечная душа?

Да чёрт с ним, с Палычем. Что-то не складывалось со славкиной гостьей, удивительным образом попавшей в его квартиру и неожиданно испарившейся. Досадно, обидно, могла бы и записку оставить, вон ручка в прихожей на зеркале. Объяснить её бегство можно только одним – пришла наконец в себя, запаниковала, засуетилась, надела ещё невысохшую одежду и убежала. А Палыч – это единственный, кто может поведать суть происшедшего.

Славка подошёл к телефону, взгляд его снова упал на шариковую ручку, и он на минуту задумался, затем пошарил по карманам. Вообще-то он совершенно точно сунул её утром во внутренний карман, перед самым уходом. Теперь же там пусто, а ручка по-прежнему валяется на зеркале. Впрочем, это может быть и другая ручка, а малолетний воришка успел-таки в карман слазить?

Ладно, не о том думаешь. Славка набрал палычев номер, в трубке тянулись унылые гудки. Надо самому спуститься. Славка не посещал его нору добрых месяца три, может там и телефона уже нет? Прямо в тапках он отправился в соседний подъезд, а поднявшись на второй этаж, испытал некоторое замешательство. Дядькина дверь, ещё недавно являвшая собой набор фанерных заплат, оказалась аккуратно обитой свежим чёрным дерматином, и красовалась на ней латунная цифра 28. Не может быть! Неужто в кои-то веки руки дошли?

Славка названивал минут пять, но ни стука, ни скрипа не доносилось изнутри. Нету Палыча, бродит неведомо где «по своим делам». Интересно знать, какие у него, безработного выпивохи-тихушника, дела? И какую такую деревню он поминал? Нет, ну надо же, преспокойно смылись сразу оба, и никто не удосужился даже пару слов нацарапать. В раздражении Славка пнул шмыгнувшую пару под ноги кошку и отправился к себе. Ещё какое-то время потерянно бродил по квартире, потом в голову пришла мысль проверить тайник. Сунул руку под днище платяного шкафа, нащупал самолично изготовленный кармашек, вытащил сложенные вдвое купюры. Судя по толщине, все десять тысячных были в наличии. На всякий случай пересчитал. Ха, оказалось двенадцать – маленький, но приятный сюрприз. Когда и зачем он добавил в заначку две лишние купюры, Славка припомнить не смог, но излишек изъял не раздумывая и задвинул тайник на место.

И всё же какой-то детали в интерьере явно не хватает. Можно даже сказать, квартира словно бы чужой кажется. Запах какой-то… неродной, что ли. Во всяком случае, в прихожей определённо ощущается дорогой дамский парфюм – едва заметный, лёгкий, остаточный. От незабудки? Да какие там духи, она в таком виде была – будто в речке прополоскали.

Прошёл в залу, включил телевизор, хотел завалиться на диван и тут же вспомнил. Нигде не видно халата. Приватизировала в качестве благодарности? Вновь вернулся в спальню и открыл шкаф. Да нет же, халат висел там, где ему и положено – на крайней вешалке слева. Что-то слабо верится, что в Палыче вдруг проснулся заботливый домохозяин и он решил прибрать вещь на место. Тогда уж мог бы и постель за собой застелить по-человечески.

Славка ещё раз набрал его номер, выслушал несколько гудков и поплёлся в ванную. Ну вас всех к едрене фене, принимаю душ и спать, спать! И если до вечера загадочная девушка с цветочным именем не объявится, навещу Гордея и нажрусь в обиде и оскорблении.

После душа Славка долго ворочался на диване, то закутываясь с головой в плед, то тупо пялясь в телевизор, где тянулась одна из бесконечных «мыльных» жвачек. Сон упорно не шёл, взбудораженный мозг отказывался отключаться. Какое-то сериальное нагромождение свалилось с утра на его бедную голову, а он не Шерлок Холмс и даже не доктор Ватсон, чтобы пытаться распутать всю эту несуразицу. Сон, реальный до тошноты, изумительное алискино послание, девчонка эта беспамятная, появившаяся непонятно откуда и исчезнувшая без следа. И наконец дурацкий обморок посреди улицы, вот уж ни к селу, ни к городу. То и дело память натыкалась на малообъяснимые препоны и занозы, никак не дающие восстановить внятную картину этой умопомрачительной пятницы. Не день, а куча мала. Полотно импрессиониста. И до вечера, между прочим, ещё далековато.