© Татьяна Кутикина, 2025
ISBN 978-5-0067-3845-4
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
1. Моя сестра Снежана
И были детские проказы
Ей чужды: страшные рассказы
Зимою в темноте ночей
Пленяли больше сердце ей.
А. С. Пушкин. Евгений Онегин
«Что ни говори, а Снежанка – чокнутая.
Конечно, она – моя старшая сестра, и я ее люблю. Но понять ее сложно.
С детства Снежанка была ненормальной. Молчунья, с виду – тихоня. Но иной раз как посмотрит – взглядом насквозь пронзит. А глаза – точно сверкающие кристаллики льда.
Вот я с самого детства – компанейская девчонка, во всех играх – заводила. Друзей у меня – весь класс и вся улица. Под нашими окнами только и слышно: «Аленка, выходи! Аленка, мы к тебе!» Аленка – это я.
Все детство мои одноклассники и соседские ребята у нас тусовались. Наши со Снежанкой родители – гостеприимные. Разрешали бегать не только во дворе и в саду, но весь дом нам под игры отдавали.
Помню, пыль столбом стояла. Если догонялки затеем, стены дрожат, стулья валятся, вазы грохаются. Если прятки – могли и в шкаф забраться, и в папином кабинете – под стол, а то и на антресоли залезть. Если в саду играем, то все яблони и березы облазим. А уж если мяч вынесем, то визг на целую улицу слышен.
А вот Снежанка, хоть всего тремя годами старше меня, но никогда с нами не играла. Сколько помню ее, все взрослую из себя корчила. Смотрела на нас свысока, будто на малышню. Мы бегаем, смеемся; а она сядет в сторонке с книжкой и будто не замечает нас.
Впрочем, и со своими одноклассниками никогда не была дружна. Всегда – одиночка.
Любила волшебные сказки читать, да пострашнее. Или в темноте перед сном, когда мама уже пожелает нам спокойной ночи и уйдет к себе, рассказывать страшные истории. Но я обычно посылала Снежанку подальше и затыкала уши.
А иной раз уйдет Снежанка на чердак и сидит там одна, да смотрит в чердачное окно на облака. А еще больше любила по ночам смотреть на звезды да на луну. Полнолуние просто обожала!
Однажды Снежана узнала, что в нашем городе есть старый заброшенный дом, где, будто, привидение обитает. И стала меня подбивать туда сходить.
Но я – не охотница по заброшкам лазить. Что я там забыла? Грязь, паутина, мыши с крысами. Фу! Да и мама потом наругает.
А как Снежанка в старшие классы перешла, сделалась готом. Стала носить все черное, красить ногти и губы в черный цвет. Начала читать ужастики про вампиров да про оборотней, про ведьм да про призраков.
Впрочем, как бы Снежанка ни хвасталась своей взрослостью, я раньше нее первый раз поцеловалась. Мне всего двенадцать было. Нет, конечно, не с Вовкой, хоть он и мой лучший друг, и влюблен в меня с первого класса, и даже стихи мне посвящал. И даже ни с красавчиком Яриком, за которым бегают все девчонки нашего класса. Я целовалась с восьмиклассником Русланом, когда он провожал меня до дома после репетиции школьной самодеятельностьи.
Очень уж тогда пышно сирень цвела. Я вдруг такой взрослой себя почувствовала! Захотелось, чтобы и другие во мне взрослую увидели.
Разумеется, первой об этом знаменательном событии узнала моя сестра Снежана. Какими бы мы ни были разными, она – самый близкий мне человек.
– Алён, а ты любишь этого Руслана? – спросила вдруг сестра.
– Он – прикольный, веселит меня, – ответила я и вдруг задумалась. – А знаешь, дорогая сестренка, я и сама толком не пойму, кого люблю. Иногда кажется, что Ярика. У него самая модная прическа в нашем классе, и на скейтборте он так ловко всякие трюки выделывает! А недавно заметила, что наш отличник-ботаник Ласточкин – тоже очень милый, и очки ему идут. И это не вовсе оттого, что он дал мне контрольную по математике списать. А то вдруг кажется, будто влюбилась я в Гришку Бешеного. И плевать, что он – первый хулиган на нашей улице. Зато мужественный, брутальный, дерется хорошо. А как Вовка отпустил волосы до плеч, научился на гитаре играть да к своим стихам музыку подобрал, вижу, он – тоже ничего. Короче, не знаю, кого люблю. Может, всех сразу. Я, вообще, жизнь люблю.
Помню, Снежанка в ответ снисходительно усмехнулась. Она ведь никогда не смеется по-настоящему. А как усмехнется, то чувствуешь себя рядом с ней полнейшей дурой.
– Ну, а ты сама, сеструха, – говорю, – хоть раз в жизни в кого-нибудь влюблялась? Неужели в твоем классе красивых пацанов нет?
– Да, дураки они все! – махнув рукой, отвечает Снежана. – Вот если б какой-нибудь ведьмак или темный эльф меня полюбил! Или принц какого-нибудь зазеркального королевства! А уж я, если полюблю, то один раз и на всю жизнь!
– Ну, и кто из нас после этого ребенок?! – смеюсь я.
Что ни говори, мы со Снежанкой – во всем разные. К примеру, я – жаворонок, люблю встречать восход солнца, а Снежана – сова, считает ночь, особенно лунную, самым романтичным временем.
Мои любимые каникулы – летние, когда и в речке поплескаться можно, и на солнце позагорать, и на велике погонять, и целых три месяца наслаждаться свободой. А Снежанка предпочитает зиму. И чем лютее мороз – тем ей лучше.
Конечно, я тоже люблю новый год, елку, подарки.
Но Снежанка-то не умеет, как все люди, веселиться. Она может часами любоваться на серебристый иней за окном. Или падающие снежинки разглядывать. А то наденет пуховик и убежит на окраину города. А там поле до горизонта – белое-белое. Стоит Снежанка и смотрит на эту искрящуюся белизну, пока глазам больно не станет.
– Зимой я словно в сказке! – говорит она с восторгом.
– Может, ты еще маленькая, моя старшая сестренка? Может, и в Деда Мороза веришь?
– Вообще-то я еще до школы знала, что добрый Дедушка Мороз с подарками для послушных детей – это дядя из дворца культуры. – Снежана кривит губы в своей любимой снисходительной полуулыбке. Потом смотрит на меня в упор пронзительно-синими, похожими на кристаллы льда, глазами и продолжает: – Но я знаю, что есть Мороз Карачун. Он может все заморозить, заледенить, умертвить. Только я его нисколько не боюсь! Иной раз даже хочу стать его Снегурочкой. Ведь ледяная красота – совершеннее живой красоты. Сама погляди, как совершенна каждая снежинка. А вот цветы – все с изъяном.
И так она искренне это произносит, что у меня вмиг охота смеяться пропадает. И мурашки по спине бегут.