Злобный Рыбнадзор

Благодарности:

Надежда Александровна Дмитриенко

© Андре Кутузов, 2022

ISBN 978-5-0059-3304-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

ПРЕДИСЛОВИЕ

к серии рассказов «Злобный Рыбнадзор»

Серия охватывает жизненный путь автора в полтора года. Почти документальное повествование, прикрытое вуалью фэнтези. Имена героев почти полностью сохранены в оригинале. Место действий и название населённых пунктов реальные, это Кавалерово и его район, Чугуевский район, можете сверить по карте, названия рек и другой топонимики взяты тоже реальные. Для меня это часть моей жизни, которая оставила на моей душе и теле неизгладимые шрамы и послужила большим уроком в познании человеческой сущности. Приятного Вам чтения.

Серия рассказов Андре Кутузова ЗЛОБНЫЙ РЫБНАДЗОР основана на реальных событиях, которые происходят в географически достоверных местах с реальными сотрудниками Рыбнадзора.

Неспешно начатый рассказ «Комариная ночь» воспринимается как повествование о природе, повадках животных Уссурийской тайги, о биче всех теплокровных живых существ – кусачем гнусе, об уникальном природном явлении, бывающей один раз в году Комариной ночи.

Небольшое дорожное происшествие с машиной, на которой группа Рыбнадзора следовала на службу, вынуждает людей провести ночь на открытом воздухе наедине с полчищами мошки. Ловкость, сообразительность, знания и природная смекалка помогают им защититься и вот уже наступает утро.

Прибыв на службу, группа занимается привычным делом, ловит браконьеров, но резкая смена погоды, превращает захват в спасение. Жертвуя собой, в полном взаимопонимании и тесном контакте со спасателями, Рыбнадзор занимается спасением подлых и в общем-то пакостных людей, меряющих всё деньгами. Море не прощает ни трусости, ни подлости. В рассказе есть всё, огромные волны, опасности прибрежного ландшафта, проявление самых высоких человеческих отношений и острые вопросы, требующие честных ответов.

Не только взрослым, но и юным формирующимся душам книга будет интересна и познавательна.

Комариная ночь

Уссурийская тайга, наполненная жизнью очень плотно начиная от гнуса-мошки, которую и глазом не видно, но она, зараза, выгрызает в нежных местах тела зудящие болючие воронки, как у нас шутят «на пол пальца», а если учесть, что её столько, что от неё стоит марево и от неё спасу нету. Она легко проникает сквозь любой накомарник и находит лазейки под одежду.

В её сезон максимальной активности лучше в тайгу не соваться. Зверьё от неё спасается, выходя на продуваемые места или на «отстойники» – скалистые места по вершинам сопок. Я впервые видел тигру на таком отстойнике, она спокойно стояла боком и не обращала на нас двоих никакого внимания. Мы на неё выперлись метров за пятнадцать с подветренной стороны порывистого ветра и замерли, а все животные и птицы видят только движение. Мы с восхищением разглядывали «Нашу Амбу»! Огромная, раскрас летний, контрастный, с провисшим животом, видно, что уже на сносях. Нет, мы не боялись её, мы хорошо знаем её повадки, да и вооружены мы были серьёзно, да и никаких агрессивных намерений у нас небыло, а тигры запахи агрессии и страха чуют очень хорошо. Поэтому, особенно самцы тигры, и нападают на отчаянных трусов и очень агрессивных людей. Ещё тигр хорошо чует «запах смерти» – это букет запахов – человек, металл оружия, горелый порох и запах крови. Такой букет провоцирует тигра на агрессию, и горе такому неряшливому охотнику.

На реках и по сырым низинам в великом множестве водятся Белоножка и Мокрец. Белоножка – это такая мааалюсенькая, красивенькая, с ярко белыми полосочками на ножках. Мошка кусается намного хлеще комара. Место укуса сразу краснеет и сильно опухает. Не отстаёт в качестве укуса и мокрец, только его чувствуешь, когда он садится, как живая капелька воды, шлёп и поползла искать нежное место типа за ухом, в моросящий дождик так и не почувствуешь его, только мордень твоя после этих красивеньких мушек приобретает вид пьяного пасечника. На фоне этого комар размером в маленького слонёнка с его хоботом, воспринимается как брат родной.

И вся эта кровососущая братия основательно досаждает всему народу по своей деятельности, привязанному быть постоянно на природе, разнообразные химические средства хороши на пару часов посидеть с удочкой, но не как на постоянное, каждодневное применение, зачастую приводит к раздражению кожи и аллергическим реакциям, а те природные средства, что дарит нам природа полностью игнорируются. И активничает вся эта вампирная часть живности с апреля до самых октябрьских заморозков, но есть у них особая ночь. Она обычно бывает в дождливую ночь в двадцатых числах августа, в эту ночь все кровососы с невероятной активность мириадами набрасывается на всех, у кого тёплая кровушка и называем мы её Комариная ночь!

Все травоядные копытные с долины уходят на верха, на свои отстойники и альпийские луга, где гуляют верховые ветра. Медведи-бедолаги с разъеденными задницами, глазами, носами да губищами поднимаются на сопки, садятся под толстое дерево, закрывают морду лапами и дремлют, отсюда их всех и называют Седун.

Вот такая ночь нас троих и поймала. Едва стемнело, мы выехали из села и по дороге к морю к лагерю Рыбинспекции, я решил большую часть дороги проехать вдоль речки без света, дождь заглушал урчание мотора, я хорошо знал едва заметную дорогу буквально как свои пять пальцев. Медленно сунулись вдоль реки напряженно всматриваясь в тёмное зеркало реки, по некрутому обрыву к реке изредка росли жиденькие ольхушки да частый лозняк краснотала. Ну кто же знал, что в одном месте большим трактором продавилась односторонняя глубокая колея и она была полностью залита водой. Николай проехал таких луж не один десяток. Поэтому и не осторожничал. Его козлик резко левой стороной нырнул в эту глубокую колею, аж упёрся боковиной кузова в борт канавы и козлик забуксовал намертво. Пытались два лба помочь машине враскачку выехать, но всё тщетно, нужна была посторонняя помощь. Бросить машину в кромешной темноте да под непрекращающимся дождём брести километров шесть до лагеря никто не захотел, решили пересидеть в почти лежащем на боку грузопассажирском салоне ГАЗ-69. Всю прелесть нашего положения мы поняли уже через десять минут. Во-первых, салон по левой стороне наполнился водой, сидеть было возможно только на правой скамейке, упираясь ногами в левую скамейку, в таком положении надо было быстро менять положение, а других вариантов не было, и приходилось вылезать на улицу, где тут же наваливалась орда кровопийц и приходилось быстро ходить вокруг машины. Нарезав с десяток кругов, хотелось присесть и отдохнуть, а отдохнуть можно было только в машине, а в неё кровососов набилось на кубический сантиметр больше, чем можно было предположить, тент на машине не предполагает защиту от мошки-гнуса, и через час мы осознали, что так жить нельзя, а по-другому жить невозможно.

Фонарика не было, фары светили только вперёд, у фароискателя угол освещение весьма мал, и встал извечный вопрос – что делать? Кто виноват, было высказано в мой адрес на первых минутах весьма убедительно и колоритно, таких матюков в свой адрес я конечно наслушался, тем дополнительно и запомнилась эта «Комариная ночь» с 21-го на 22-е августа 1982 года. Нудный дождь не прекращался, на наше телесной тепло слетались всё новые полчища гнуса, на было предпринимать что-то кардинальное, впереди ещё было девять часов пора кровососов, и мы начали включать свою смекалку и изобретательность. Добро, что охотничьи ножи были у всех, по неписанным законам тайги без ножа и спичек в тайгу ни шагу, да и в машине был топорик, ножовка и МСЛ-50, кто не служил в советской армии – это малая сапёрная лопата 50 см в длину. Мужики разбрелись в поисках стройматериала, а я стал снимать тент, все седушки и скамейки с машины. В рабочее ведро с бережка набрал полное гравия, распалил паяльную лампу и стал разогревать в ведре гравий – это была наша будущая печка-сушилка. Мужики натаскали веток и целую кучу лозняка. Палками вывесили тент, навязанными пучками лозняка обставили недостающую сторону и через час у нас уже была низкая хибарка, в ней возможно было только сидеть, но для нас это был отель с шестью ЗВЕЗДЯМИ!!! Ведро с раскалённой галькой давало избыточное тепло, паяльной лампой выжгли всю мерзость, иии благодать до утра. Мужики уже не матюгали меня, а хвалили за мою соображаловку. Так мы и дожили до утра.

Едва стало сереть, мы услышали далёкий звук лодочного мотора, я надел свою форменную фуражку с крабом и вышел на берег. Шла лодка «Казанка» в ней сидели два человека, на носу нагружена куча жилковых сетей, и по осадке было видно, что лодка хорошо груженая, я свистнул, люди оглянулись и скинули газ, я не слышал, но содержание их диалога было очевидно.

Человек на руле, это был Николай Рахуба, чертыхнулся: «Б… дь, попались», – «Да, давай уйдём!». Я видел, как Николай мотнул головой: «Нет» и они причалили. Рахубу я ещё лично не знал, так, косвенно. В селе Зеркальное их жило четыре брата, все отменные браконьеры. Ну как бракуши? Это Совьетикус менталитетус совковой власти. Не давай, Не пущай, Запрещай, Лови, Наказывай! Делали из мужиков, живущих на реке, по сути живущих на рыбе, делали Законными бракушами. При задержании таких, если они вели себя достойно, я обходился в самом щадящем режиме, Николай входил в таких. Они поднялись на кручу. «Ну что, Николай, будем делать?» – спросил меня Рахуба. Я подвёл их к машине, они заржав осмотрели наш Отель! «Видишь нашу беду, надо вытащить машину», – «А что делать с грузом и сетями?» – «Я груза ещё не видел, а сети выгрузи вон за тот куст!». Я ткнул пальцем на куст метров за тридцать. «Понял, капитан, семь сек!» – «Не капитан, а капитан-лейтенант!». Они быстро разгрузили сети и умчались. Минут через двадцать они вернулись.

Их было шесть человек, в дождевиках они мне показались огромными как медведи. Среди них, как я потом узнал, был мой будущий друг Саша Кулик. Они, смеясь и подкалывая, практически вынесли на руках моего козлика из ямы и поставили на ровное место. Ко мне подошёл «Рахубёнок» – «Николай, а что с сетями?». Я повернулся к своим: «Вы видели сегодня сети?» – «Нет, конечно, Николай», – ответили они. Я отвёл Рахубу в сторонку» «Знай, Колюшка, я никогда сукой не был и не буду, и я не хотел видеть, что у тебя было в лодке, а щасс забирай свои сети и потом, как-нибудь, угостишь шамогоночкой!».

Они быстренько забрали сети и перегазовывая мотором умчались. На подъезде к лагерю мы видели, как округлились глаза у шефа Ильича, увидев нашу машину без тента с одними дугами. Подошёл и заржал: Не иначе в Комариную ночь хату строили?» – «Нет, шеф, отель с шестью Звездями!» – заржали мы в ответ, удивляясь его сообразительности. А к вечеру в лагерь на своём Газ-53 приехал Николай Рахуба, молча взяв наши все канистры и пустые лодочные бачки, слил нам в общем сто семьдесят литров бензина, у шефа только глаза на лоб полезли, родная инспекция нас так щедро бензинчиком не снабжала, потом подозвал меня кабине и в пакете дал мне трёхлитровую банку. «Двойной перегонки!» – только и сказал он. Я ему шепнул: «Эту ночь от Синей и до Мёртвой ямы река твоя.» На что он ответил за Шабельника, прыгнул за руль и умчался. Шеф изумлённо только языком проклацал: «С чего такая щедрость?» – «Головой надо работать, а не только браконьерские сети сдрючивать!» – смеясь ответил ему. «И где же такие места для думалки?» – настаивал он, – «Да в той залитой водой яме, в шести километрах отсюда!» – «Ясно всё, вот где вы праздновали Комариную ночь!». Ржали уже все, чокаясь крепучим шамогоном.

К вечеру дождь прекратился и море успокоилось, вечером вызвездило. Николай с шефом сходили на своём Прогрессе в устья, поднялись в домик к спасателям, Славику выкатили мерзавчик шамогоночки, она была крепучая едрёна вошь. Шеф поболтал с ними и попросил этой ночью быть особо внимательными: «Бракуши сёдня будут выходить по-тихому на вёслах, как увидите, светаните нам в окошко фонарём, мы подтянемся», – «Всё окей, Ильич, впервой штоооли, а то давненько от вас пару хвостов на котловое питание не получали». К утру светанули, на малых оборотах подошли, не доходя метров двести, поднялись к спасателям, Славик сидел у открытого окна с биноклем: «Двое на ПеЛКе вышли и у гряды растягивают крылья сетей», – сказал он, уступая нам место и передавая бинокль. На серебристом фоне от полной луны ночное море аж переливается и в бинокль хорошо было видно, как два бракуши расставляют сети, вместо поплавков на сети были навязаны прозрачные двухлитровые бутылки, такие поплавки и за полста метров на волнах хрен увидишь, не то, что за километр.

«Опытные, наши клиенты, да и не местные, никого не узнаю, Коля, поглянь, по-моему, это твои, из разряда наглых, эт которых ты любишь обламывать». Николай оседлал стул, навёл двенадцатикратные окуляры морского бинокля. Один был высокий и худой, второй был очень упитанный: «Я, по-моему, толстого узнаю, это водитель с райкома партии, как мне помнится, его зовут Иван Осипов». Шеф взял бинокль, долго смотрел: «Да, это он. Ох и наглый же товарищщщ, привык, что его вечно Первый секретарь прикрывает», – «Ну, Ильич, это тогда мой клиент, ты его берёшь на понта, чтобы он тебя оскорбил, а я уже заступлюсь за твою поруганную честь, а чтобы замять это дело, нам Первый обязательно выкатит отступную». На том и порешили, но у моря и у них был другой расклад. Расставив сети, эти два, высокого пошиба бракуши не пошли обратно, а причалили к берегу среди камней и малых скал, поставили среди камней такого же тёмного цвета палатку, в ту сторону редко кто забредал и заплывал. «Хитрецы, это они целый день будут водку пьянствовать, райкомовскую колбасу трескать, а в следующую ночь будут снимать сети. Ну ладно!» – рассудил Ильич. «Коля, мордобой откладывается на сутки!» – «А нам всё равно, что подтаскивать, что оттаскивать», – сбалагурил Николай: «Мои кулаки не заржавеют. Давно такие наглые жирные морды не бил!».

Накат пришёл неожиданно, и волна была большая, легко тянула на пяти бальную шкалу шторма, но ветра ещё не было, барашки с гребней ещё не срывало и волны разбивались только о берег. На камнях и гряде она заревела. Николай волну увидел из лагеря и без бинокля. «Шеф, по-моему, начинается», – сказал он шефу. Коля, как чувствовал, зацепил за Прогресса и свою ПеЛКу (пластиковая лодка килевая). ПеЛКа была лёгкая на ходу, легко управляемая морская шлюпка, легко выдерживала и шесть баллов, Николай её любил и часто в волну выходил на ней в море побалдеть, покачаться на волнах и управлял ею виртуозно.

Поднялись к спасателям и стали наблюдать через окно за действиями наглых бракуш. Большой накат всегда скручивает сети, а то и срывает с якорей и тогда, прощай, дорогостоящие сети, поэтому мы были уверены, что сейчас бракуши кинуться спасать свои длинные с глубокой посадкой морские крылья сетей, они понимали, что темноты ждать нельзя, и они рискнули. Маленькая четырёхметровая ПеЛКа, с малым мотором «Ветерок» запрыгала по волнам как мячик. О чём думали эти деятели? Заплывали с сухими лёгкими сетями, а теперь они мокрые, да ещё с уловом. Мы терпеливо ждали, когда они выберут крыло полностью, тогда и будем брать с поличным, попробуй-ка быстро скинуть такую сеть за борт? Не получится, и уйти на гружёной лодочке от двух прогрессов, ну никак не уйти.

Но Боже распорядился по-своему. Выбирать-то крыло надо было с дальнего конца, где пляшут буруны, легкую ПеЛКу не захлестнёт и не повернет кормой к волне. А эти дурни поступили наоборот. Когда их закружило бурунами, спасатель Славик аж закричал: «Суки, сволочи безмозглые, уже спасать подлюк надо!». И он со своим матросом Сашей на спасательном Прогрессе вылетели в море. Мы прилипли к окулярам наблюдая, как разыгрывается эта трагедия и не знали ещё мы, как нас с Ильичом это коснётся, ещё как коснётся!».

Мы наблюдали, как Славик прошел бар и врубился носом в буруны, легко прошёл их, вышел на чистую волну и чуть по диагонали устремился к скалам. А бракуши уже купались, высокий в жилете схватился за верёвку, которая на всех лодках обязательно привязана за носовую утку, или по-морскому – кнехт. Носовая часть у ПеЛКи заполнена пенопластом и запаяна, такие поплавки делаются у всех морских малых плавсредств, ПеЛКа уже торчала из воды носом и худой болтался на верёвке, толстый оказался глупее, на нём был жилет, он хватанул ещё спасательный круг и работая ногами «плыл» к берегу, где ревели буруны, но на его счастье уже начался отлив и его потащило в открытое море.

Славик действовал очень грамотно и умело, он аккуратно вошёл в буруны, Ильич и Николай видели, как матрос Сашок за воротник заволок худого на борт, и Прогресс вышел из бурунов и направился в сторону толстяка, его оттащило уже метров за триста и не было видно, только иногда на волне мелькал оранжевый спасательный жилет и белый спасательный круг.

Всё произошло стремительно быстро, Прогресс резко остановился, Слава задрал двигатель, на винте был намотан огромный пучок жилковой сети с прозрачными поплавками и в обе стороны ещё тянулась сеть. Сашок не успел даже к вёслам, как Прогресс развернуло к волне бортом, первым ударом катер не опрокинуло, но выкинуло из катера Сашу и худого, вторая волна его опрокинула и Николай, и Ильич видели, как задрав ноги в воду упал Славик и его прихлопнуло катером. «Ё…, твою мать!» – заорал Ильич, – «Летим к ним!». «Шеф, ты давай за ними, а я на ПеЛКе на вёслах – за толстым, ты потом его у меня заберёшь». Взревел мотор Прогресса и зашлёпали вёсла в сильных руках Николая.

Николай и не заметил, как прошёл буруны за баром, ПеЛКа взлетала на волнах как пёрышко, он оглядывался как дела там у мужиков, он видел, как Саша держится за верёвку, Прогресс торчал носом из воды, второй рукой обхватил Славика, у него голова была неестественно задрана лицом вверх, и вся была в крови. Видел, как к месту подошёл Прогресс Ильича, – «Ну всё, там всё будет в порядке, Ильич дело знает туго, хрен впорется в сеть, а мне пора искать этого борова!» – шептал он себе, вглядываясь в волны вдалеке и увидел, его оттащило с километр, едва видно, как мелькает жилет, и Николай прилёг на вёсла. Это дело он уважал, четыре-пять баллов ему доставляли только удовольствие, он загодя с кормы сбросил конец метров десять. «Не буду я ради тебя рисковать, не хрен тебе делать в ПеЛКЕ, будешь телепаться у меня на буксире!» – бухтел он себе под нос, сверяя курс, нашёл этого дурака, обошёл его и, проплывая мимо, проорал: «Хватайся за верёвку и обвязывайся крепко, мне нельзя ПеЛКу перегружать!». Видел, каким страхом налитые глаза и перекошенное лицо. «Дааа!» – заговорил он снова с собой, наблюдая, как это трусливое создание крутит вокруг себя верёвку. «Сколько знал трусливых и потом погибших, у всех у них была такая мина страха на морде!» – брезгливо проговорил он, глядя, как свинтус затягивает узел, – «А теперь хватайся за корму и работай ногами, тебе бы ещё ласты надеть, так ПеЛКа, как скутер по волнам полетела!» – съёрничал он в лицо свинтусу. «Спаси, дорогой, век благодарен буду, у меня денег много, озолочу», – залепетал боров.

«Всё у вас, сволочей, деньгами меряется, а за честь, достоинство и совесть хоть раз ты, сука, вспомнил, когда своему хозяину жопу лизал?» – заорал он в трусливую морду, – «Молчи, тварь, силы береги, еще неизвестно, что у нас впереди!».

А впереди у них было страшное. Николай погрёб к Прогрессу Ильича, он почему-то топтался на месте, и вдруг с него взлетела в сторону Песков, пляжа в бухте, зелёная ракета. Николай оторопел, Ильич ему приказывает идти на пески, он неуверенно сменил курс и постоянно смотрел в сторону катера в ожидании повторения приказа, и он последовал, зелёная ракета, уже по пологой траектории показала курс на пески. «Что делать? Нужно подчиняться, что там случилось, раз Ильич дал мне этот приказ?» – бухтел он, налегая на вёсла, – «Вон видишь, свинья, сколько людей из-за вас в опасности!». А на катере случилось вот что, Ильич подошёл с той стороны, где был первый худой бракуша, и Ильич наорал на него, иначе нельзя было пробить этого, испуганного до предела, труса, чтобы он вытащил из зажимов вёсла и вставил в уключины, этот гад своими трясущимися руками одно весло уронил за борт, а одним веслом Прогрессом не управишь. Ильич в бешенстве отправил этого дурака следом, вёсла то эти не тонут, они пустотелые, но пока суть да дело, неуправляемый катер чуть развернуло, и он «впоймал» кормой часть волны, что вполне хватило, чтобы залить движку, а у Вихрей катушек зажигания две, и они так «удачно» расположены, что даже при закрытом кожухе, вода туда попадает и катушки может пробить. Ну на счастье пробило одну. Ильич метанулся на вёсла, выровнял катер на волну, за шиворот опять заволок худого, усадил его на вёсла, а сам стал заводить. Двигатель с трудом завёлся, но на одном цилиндре. Ильич крутнулся, подогнал кормой к Саше со Славиком, с трудом вдвоём заволокли Славу, потом поднялся Саша и сел на вёсла, выгнав длинного, и катер, чавкая одним поршнем, медленно пошёл к устьям, рискуя в любой момент поймать кормой волну и встать аверкиль, Слава был без сознания и с разбитой головой.

Ильич издали наблюдал, как Николай каждым мощным взмахом вёсел приближался к широкой полосе прибоя, где бесновались буруны, этих пятьдесят метров Коля должен преодолеть на одном дыхании, иначе догоняющая волна его опрокинет. Николай тоже это понимал, он приказал борову отвязаться и ни в коем случае без его команды не отпускаться от ПеЛКи. И вот он подошёл к полосе прибоя, последняя волна подняла лодочку, Николай со всех сил сделал несколько гребков, но не успел. Набегающая волнища подняла лодочку под небеса, своим форматом четырёхметровая шлюпка была в два раза меньше от высоты волны, это был, так называемый, девятый вал, и лодка, закручиваясь винтом чуть по диагонали, устремилась вниз и опрокинулась. Вынырнув, Николай заорал: «Держись за корму!». ПеЛКа лёгкая, в любом случае имеет положительную плавучесть и она, даже опрокинутая, спасает, тем более её очень легко в воде перевернуть. Даже, когда она полная воды, если в неё залезть, то и тонуть негде, лежи спокойно и случай вывезет. Ну боров и слушать не захотел, бросив спасательный круг и содрав с себя жилет, он мешал полноценно плыть, вразмашку устремился к берегу. Он бедолага думал, что эти метров двадцать пять он преодолеет легко и быстро, но тупица не хотел понимать, что такое морской отлив, помолотив отчаянно, практически на месте минут пять, он обессилел, оглянулся, круг и жилет далеко, лодка с висящим на корме Николаем тоже далеко и сил бороться не осталось, такого скулящего вопля Николай никогда не слышал, да наверное и не услышит, его накрыла очередная волна, когда Николай вынырнул, на воде никого не было, ещё пару раз мелькнули не вдалеке фрагменты и всё пропало.

Николай уже второй час висел на ПеЛКе, ему как провидение подсказало, он резко обернулся и увидел, как с гребня волны срывается деревянная решётка с дна лодки и летит ему прямо в голову, он едва её убрал, как страшный удар в плечо, отбил ему левую руку, и она повисла как плеть. Помощи ждать неоткуда, Прогрессов больше нету, сумеет Ильич отремонтировать движку али нет, Николай видел, как Прогресс шефа заполз в устья. На берегу собралась большая толпа отдыхающих зевак, они видели, как утонул боров и ждали, что будет с ним, но помочь ничем не могли.

И вдруг через бар перепрыгнула Казанка с двумя человеками на борту, протаранив буруны, она пошла от берега, качаясь на огромных волнах, пройдя метров шестьсот от берега, резко повернула, оседлала волну и пошла в сторону песков, проплывая мимо Николая метров за шестьдесят, с Казанки нырнул человек и размашистым брассом поплыл по бегущим волнам к Николаю, за ним тянулся фал, где начались буруны сильно замолотил руками и буквально через три минуты уже обвязывал Николая фалом. Казанка мееедленно уходила мористее и вытаскивала из бурунов двоих Николаев, да, это был Николай Рахуба, а на моторе Казанки был его старший брат. Отойдя метров на триста, старший Рахуба стал выбирать фал, подтащил, вдвоём загрузили, перед глазами Николая мелькнула решётка на полу лодки и его сознание потухло.

Очнулся он в лагере, в своей палатке и голый, осмотрелся, все вещи здесь, рюкзак с запасной одеждой здесь, он оделся и вышел из палатки. На кухне гужеванили мужики, увидев его взревели: «Наш герой-утопленник очнулся, героям гип-гип Ура!» – проорали лужёные глотки. Николай ещё находился в прострации, как бы ещё был там, в море, ещё надо бороться, и он спросил у Рахубёнка: «За что ты боролся? Я-то за себя и за этого жирного дурака, а ты за что?». Все затихли и растерянно смотрели на него, они все поняли, что он ещё там, в море, где смерть пляшет по волнам, ища и находя свою дань, и что она сейчас была рядом, и он вслух спросил: «Почему она выбрала не меня?». Все поняли, что он спросил. Николай Рахуба подсел рядом, обнял его за плечи и сказал: «Я спасал не тебя, не твоё тело, твоё тело, как и всех дерьмом набитое, а я спасал твою золотую душу, и смерть испугалась её и выбрала другого, у кого и тело, набитое дерьмом, и душа набитая дерьмом, ей так легче и приятнее. А ты своей золотой душой победил не только смерть, но и нас прожжённых браконьеров, теперь твоя душа повелевает нами, и нам радостно ей служить, чтобы смерть не выбрала тебя! С этой минуты ты нам брат и отец, а мы твои дети и помощники».