Коротышка, или Байкер для графа Дракулы

ГЛАВА 1

Люблю людей, плюющих на чужое мнение. Серьезно!

Согласитесь, это же чистый кайф – послал того, кого хотел, туда, куда ему не хотелось, и при этом ощутил себя вполне… м-м-м… нормально?

Всегда завидовала тем, кто привык жить, не оглядываясь на других. Кому по-барабану на чужие взгляды, домыслы, разговоры за спиной, тычки пальцами в свою сторону. И речь даже не о такой типа невозмутимости в ответ даже на прямые высказывания, укоры и порицание. Ну, и еще оскорбления, плевки под ноги и попытки вызвать наряд правоохранительных органов, укомплектованный, вдобавок, парой-тройкой священников и экзорцистов.

Нет, мне всегда нравились люди, для которых общественное мнение – мнение тех, кого не спрашивали.

Однако…

При всей моей симпатии иногда хочется взять… скажем, ружье, и объяснить, в какой конкретно момент своего свободного и раскованного поведения они оказались неправы!

Застонав, перевернулась на живот, затыкая пальцами уши, пытаясь отрешиться от громкой музыки, орущей на весь таунхаус, откровенно завидуя соседям, которых у нас нет.

То ли дом за стенкой еще не купили, то ли въехать не успели… короче, даже если они скоропостижно скончались, им крупно, просто нереально повезло!

– Доброе утро, млин, – понимая, что взывать ко всем богам всех мифологий подряд, как и к Судьбе, Карме, вселенской справедливости и прочим придуманным персонажам – дело абсолютно бесперспективное, я, свесив ноги с кровати, кое-как с нее сползла. Встав на коленки, чувствуя полный недосып из всех возможных, громко крикнула, стараясь перекричать музыку, рвущую мощные динамики в гостиной. – Неаполь, антивирус Касперского тебе с просроченной лицензией, да на старый ноутбук! Имей совесть, а?!

Тухляк.

Как я уже и говорила, общественное мнение – это мнение тех, кого спросить забыли.

Музыка стала только громче, заставив меня уткнуться помятым лицом в край кровати, раскинув руки в разные стороны, испытывая дикое желание устроить абстракционизм соплями на белом пододеяльнике.

За что? Ну, за что, Господи, ты послал мне в родственники не только толстошкурого братца, которого даже вопль Иерихонских труб с похмелья поутру не разбудит, но и его невесту, по которой плачет весь филиал имени Кащенко разом?!

На четвереньках добралась до тумбочки и, нашарив очки в прямоугольной голубой оправе, водрузила их на нос, возвращая зрению более четкий фокус. Скривилась.

Не люблю утро… как и жизнь, в принципе.

Натянув на голову плюшевый капюшон просторной пижамы, вышла через открытую дверь в коридор, поминая недобрым словом собственную привычку никогда не закрываться. Зверская нелюбовь к закрытым помещениям почти ежедневно играла со мной плохую шутку, врываясь в сонный мозг песней Майкла Джексона, как сегодня…

Ну, или группой «Стрелки», как вчера.

Не знаю, как маявшийся с похмела братец, активно отмечающий всю неделю подряд какое-то там архиважное событие, но я вчерашний утренний ор с подвыванием «Ты бросил меня!!» в исполнении древнего попсового коллектива и Неаполь, оставленной накануне дома в качестве моей сиделки, можно сказать, оценила.

Слегка. До нервного тика, дрожащих губ и активного заикания вкупе с приступом икоты.

Семья – прекрасная штука…

Убейте идиота, ляпнувшего подобную глупость!

– Доброе утро, кисянь! – стоило мне только оказаться на огромной кухне на первом этаже, крикнула танцующая у плиты девушка, лучащаяся жизнерадостностью, весельем и здоровым пофигизмом, помноженным все на тоже наплевательское отношение к мнению окружающих.

Окружающие в моем пока что единственном лице приступ оптимизма предпочли не разделить и, прихватив из вазы зеленое яблоко, уселись за круглый столик, стоящий посреди огромного помещения, имеющего каким-то странным образом форму полукруга с одной стороны, и квадрата с другой. Выпуклая стена, вдоль которой тянулся кухонный гарнитур из простого, шлифованного светлого дерева, красовалась огромными, почти до потолка окнами, выходящими на внутренний двор с хлипким высоким заборчиком и зелененьким газончиком.

Красота, мать ее итить.

Правда под данный пейзаж больше бы подошла какая-нибудь сопливая мелодия из американского сериала про псевдо счастливую семью, их идеальные отношения и прочую муть, щедро приправленную туповатым юмором.

Но, увы, в музыкальном меню у нас сегодня король поп-музыки, твердо и почти агрессивно заверяющий, что «They Don't Care About Us» – им наплевать на нас.

И черта с два ведь поспоришь!

Вгрызаясь в зеленое, кисловатое яблоко, игнорируя гору свежее пожаренных драников, лежащих красивой горкой на черной матовой тарелке передо мной, вытянула под столом подмерзающие ноги, проклиная себя за забывчивость и, как следствие, отсутствие теплых тапочек. И с любопытством всмотрелась в порхающую возле плиты тощую, высокую фигуру.

Сегодня местная помесь парикмахера, стилиста, аниматора и клоуна в одном довольно милом лице решила шокировать мало подготовленную публику образом а-ля Майкл Джексон в стиле русалки ню.

В смысле: классическая, великоватая ей рубашка в тонкую голубую полоску с закатанными рукавами, белые теннисные тапочки, подходящая шляпа, приминающая нежно-бирюзовые кудри… ну и всё, собственно!

Приятного аппетита, как говорится…

Хотя готовит Неаполь так же, как танцует сейчас – неплохо, красиво, умело, ну и вкусно, коль можно применить сие определение. И активно, да. Перемещаясь, резко поворачиваясь, крутясь на месте, подкидывая шляпу и тут же ловя ее, попутно переворачивая очередную порцию драников на шкворчащей маслом сковородке.

Сгрузив на тарелку еще горку калорийной и убийственной для печени еды, девушка, прокрутившись на месте, оказалась возле меня и прогнулась, протягивая руку в тщетной попытке всучить завтрак. Получила укоризненный взгляд в духе «сам дурак», обворожительно улыбнулась и, почтительно склонив голову, «отплыла» назад к плите лунной походкой.

Дурдом «Солнышко»! Бессмысленный и беспощадный…

А убавившая громкость музыка возвестила о том, что вскоре к нам пожалует сам директор и начальник данного сомнительного приюта для душевно травмированных личностей.

Не удивительно, что на ранее предлагаемой мне тарелке тут же оказалась горка сметаны и кетчупа, кофеварка стала булькать, подогреваясь, а Неаполь, довольно мурлыкая себе под нос, мило двигая тощим задом, принялась стругать вареную колбаску.

Подавив тихий вздох, я обзавелась кружкой с чаем – не самый сладкий из фруктов неприятно ударил кислотой по больному желудку.

– Доброе утро! – от сонного баса, раздавшегося со стороны арочной двери жалобно дзынькнули тарелки в шкафчике, явно поспешившие поздороваться в ответ. Громкий короткий топот, и напротив меня плюхнулся на стул огромный полуголый пещерный человек, одетый по странному стечению обстоятельств не в шкуру мамонта, а в обычные черные трусы-боксеры.

Ну и всё – сегодня у влюбленных по календарю, похоже, стремление к минимализму и отвержение трудов человеческих. Что горбатились бедные китайцы в подвалах над своими тряпками, что нет, кто-то явно их старания не собирался оценивать!

– Стаська, это чё за хня на тебе надета? – получив свой завтрак, состоящий из огромной тарелки драников, такой же тарелки с бутербродами, крохотной чашечки кофе и поцелуя в щеку от невесты, дорогой братец нахмурил кустистые брови, внезапно озаботившись моим внешним видом. – Нормальных шмоток нет, что ли?

Китайцы на свое далекой родине наверняка в этот момент разожги костры и вознесли благодарственные молитвы.

– Если кого-то не устраивает компания панды, это проблема не панды, – философски пожала плечами, сооружая себе бутерброд из нарезанного свежего огурца и мягкого тостового хлеба.

Неаполь, в этот момент сгружающая грязную посуду в посудомойку, тихо хрюкнула, но воровство ингредиентов для своей маски для лица простила. У нее вообще имелась странная привычка – пока не приготовит завтрак, не накроет на стол, всех не накормит и не уберет посуду, почти ни слова не произнесет вслух. Так и будет вытанцовывать с блаженной улыбкой и мурлыканьем себе под нос.

И по сравнению с этим, моя пижама в виде большой плюшевой панды кажется брату странной…

Кто из нас всё-таки дурак?

– Тьфу, бестолочь, – ласково ругнулся любимый братик. Махнув на меня рукой, вызвав мой беззвучный хмык, великовозрастная детина с фигурой капитана Буйволсона из мультфильма «Зверополис», с аппетитом этого самого буйвола принялась за еду.

Буквально через пару минут к нам присоединилась и закончившая трудовые потуги Неаполь, аппетит который, к слову, вряд ли чем уступал аппетиту ее нареченного. Если даже не превосходил!

Короче, не успела я дожевать несчастный бутерброд, а все драники уже куда-то испарились. Что было абсолютно не на руку моему проснувшемуся желудку, наконец-то осознавшему, что он хочет жрать. И, не смотря на все предубеждения, от одной несчастной картофельной лепешки ему ничего не будет!

Поздняк метаться, дорогой. В большой семье клювом не щелкают!

Сгубив вторую половину огурца на второй бутик, я откинулась на спинку стула, спокойно хлюпая чай в умиротворенной тишине кухни, под чье-то мерное чавканье и неизменного Майкла Джексона, надрывающегося с флешки, воткнутой в домашний кинотеатр, обитающий в гостиной.

Зеленоволосый двойник его сидел от меня по одну сторону, по другую гордо восседали в трусах больше ста килограмм литых мышц и зверского характера, а их милую компанию разбавляло существо в очках и пижаме-панде…

Про дурдом «Солнышко», кажется, я уже говорила.

– Белка, сними эту хрень, – как только закончилась еда, красавец с короткой рыжей щетиной на лице взялся за свой кофе, а заодно и мое воспитание. – Я, млин, как с мультяхой завтракаю!

– То есть общество позеленевшего Джексона тебя не смущает, да? – справедливо возмутилась, фыркнув в кружку, которую обхватила обеими ладонями. И отказалась, ссутулив плечи, ниже опуская голову. – Отвянь, братиш. Моя пижама, померить не дам!

– Чучело, – беззлобно фыркнул доморощенный управленец и, протянув руку, сдернул с моей головы капюшон. – Хоть это стяни, а то как… эта… самая… Стаська-а-а… Это чё за хренотень?!

– Нитевидные роговые придатки эпидермиса, – вздохнув, пробубнила, снова принимаясь за порядком остывший чай, не обращая внимания на рассыпавшуюся по плечам шевелюру и чью-то челюсть, удачно угодившую в тарелку со сметаной. – Составная часть защитного покрова у млекопитающих и их предков, которая в простонародье именуется как волосы… А чё?

– Ты, ёпт, заканчивай мне энциклопедию цитировать! – не сдержавшись, мужик, как и положено мужику, треснул кулаком по столу, едва не опрокинув все кружки разом. Благо хоть я свою держала, но подпрыгнуть умудрилась вместе со стулом, от чего очки благополучно сверзились с носа и закончили свой путь в ароматном «липтоне». Мой укоризненный взгляд брат проигнорировал, грозно пробасив. – Че с лохмами сделала? Чё за твою мать?

– Слышь, Муфаса, – машинально огрызнулась, вытаскивая очечи и стряхивая с них воду. – А кто собственную гриву обкорнал поперек привычки и логики? Что к моей шевелюре прикопался? Я тебе не Симба, чтобы твоей стройной копией ходить! И вообще… можно подумать, меня кто-то спрашивал.

Последний момент я уточнила уже совершенно тихо, успокоившись окончательно. Очки были протерты и водружены на нас, так что вместо раздражающих размытых пятен снова появились очертания и лица…

Одно лицо. Второе, виновное в смене мое имиджа, лихо и незаметно покинуло кухню, пока ее драгоценная половина зло фыркала в кружку, как тот самый Буйволсон на водопое.

Ну да, выпад в точку.

Роскошная, медная и, не побоюсь этого слова, грива Илюхи всегда была примером его гордости, а так же зависти некоторых его друзей, сейчас даже не вспомню, кого именно. Брательник исправно стриг ее не короче своих широченных плеч, вдобавок лелея и оберегая приличную щетину на фейсе. Если подумать, имидж сурового рыжебородого варвара, на которого он походил с его-то ростом и комплекцией, был ему к лицу…

И надо было ему встретить на своем пути Неаполь!

Всё! Приличная, хоть и не слишком коротка стрижка, вдобавок к чисто выбритым щекам и подбородку.

Одень он на свое мощное туловище строгий костюм – некоторых введет в заблуждение, скажут, мол, приличный человек!

Позор на мои неровно подстриженные лохмы.

Кстати, чего, собственно, он хочет от меня, если сам доверил собственную внешность укуренному стилисту Леди Гагы? Серьезно, есть подозрения, что у нее она по-тихой подрабатывает, больше ничем я ее повышенную креативность объяснить не могу!

– Белка, такую шевелюру изгадили, – продолжал сокрушаться братиш, качая головой на крепкой бычьей шее. – Ну на кой хрен?

– Не поняла, – позади него словно из ниоткуда выросла Неаполь, успевшая уже собрать волосы в кучерявый хвост, сменить рубашку на обтягивающую футболку, а на ноги натянуть белые джинсы. – Чё за выпад, да мимо кассы, моя небритая любовь? Я ж ща как изгажу кому-то карму с ширмой, неделю зеркала под покрывалом ныкаться изволят! Ты обалдел? Это я когда кому-то что-то портила?!

– Да не Кис, прическа-то нормальная, – вздохнув, окончательно скис Илюха. Помешав крохотной ложечкой остатки кофе, отшвырнул ее на стол и сморщился. – Только какая она теперь нафиг Белка?

– То Зайки, то Белки, – закатив глаза, Неаполь принялась сердито убирать со стола. – Зоофилия полным ходом, питекантроп! А от сестры отстань, она в поряде. Все ногти, лапки, реснице вон, похлопай и взлетай! А рыжий ей хоть и шел… Она жизню свою меняет, али как?

Угу. Меняю. Сама того не ведая и не зная!

Да, брат просил привести в порядок меня, мою бледную моську, и поблекшие, некогда шикарные, как и у него, медные волосы.

Ну, сам просил, сам получил, чего сокрушаться теперь? Мне вообще фиолетово, как я выгляжу, по большей-то части…

А на подругу зря гонит. Она хоть и с прибабахом в голове, но трудов и сил в меня вложила кучу, пока он исправно квасил в своем клубешнике.

Повторюсь, меня не особо волновало, что она со мной творила – маникюр, так маникюр, черный, а не розовый, и слава десятому виндоусу! Ресницы вроде как нарастила, с бровями что-то делала, из гривы приличную рваную лесенку сотворила, правда длину на кой-то черт оставила.

Ну нафига мне волосы ниже лопаток?

– Чё, перегнул? – вытянув длинные ноги под столом, специально задев мои, негромко поинтересовался брательник, покосившись в сторону раковины, в которой Неаполь мыла посуду, недовольно шипя себе под нос, яростно грохая тарелками.

– Аха, – согласно кивнула, раздумывая, стащить что еще съестного, или оставить так, как есть. Подумав, умыкнула венскую вафлю с карамелью и дополнила. – Старалась, всё-таки.

Вздохнув, Илюха поднялся, скрипнув ножками стула по паркету. Затем подошел к девушке и обнял ее со спины, за что тут же получил острым локтем в брюхо. Даже не поморщился – пресс там такой, что черта с два пробьешь кувалдой.

Пробовать, конечно, не пробовала, но ради прикола пару раз на нем ногами попрыгала, когда братец на спине лежал… Кувалду, к сожалению, отобрали.

– Ну, Кисонька, – рыжий совершил вторую попытку подмазаться к своей девушке, обняв ее еще раз, принимаясь что-то шептать ей на ухо.

Не знаю, какие серенады он ей там исполнил, особым красноречием мой родственник никогда не отличался. Но, видать, подходящие эпитеты подобрать все-таки ухитрился: чем больше он говорил, тем веселее становился стилист, постепенно забывший про льющуюся воду, руки в пене и грязные тарелки.

А уж когда этот любвеобильный варвар начал ее шею поцелуями покрывать, крепче прижимая девушку к своему телу, та и вовсе расцвела. И голову запрокинула, довольно урча. Запустила одну руку в его растрепанные после сна волосы, принимаясь приговаривать, с каждым последующим поцелуем, поднимающимся вверх по ее шее:

– Ежик ползет, ежик ползет, ежик ползет…

Ля-я-я… кто-нибудь, подарите ему бритву!

Сплюнув, я сунула в зубы последний бутерброд и, прихватив кружку только что налитого чая, направилась на выход из этого заполненного любовью помещения. Обиженный бас Ильи догнал меня уже в коридоре:

– Ну, Стаська!

– Плотитеффь… тьфу! Плодитесь и размножайтесь, дети мои! Только не забудьте вытереть за собой стол, нам еще за ним обедать!

– Белка!

– Двадцать три года, как Белка, – хмыкнув, отозвалась, банально бубня себе под нос, направляясь по широкой лестнице наверх. – И как не любила щенячьи нежности, так до сих пор терпеть их не могу!

Нет, на самом деле за брата я была рада. Ну да, Неаполь, конечно, из разряда прискочет – вынесет мозг – отлюбит – уедет, но зато ему с ней весело. Признаться, я когда первый раз ее увидела, обалдела, а уж когда услышала…

Думала, всё, личные зеленоволосые черти пришли по мою душу. Но нет. Оказалось, у брательника всего лишь сдвиг по фазе, и он не только втрескался по уши в дикую неформалку, но еще и жениться на ней собрался!

Правда, это было только его желание, сама девушка, насколько я знаю, пока еще активно посылает Илюху и все его предлагаемые органы с конечностями на тот самый детородный орган, тоже ей активно предлагаемый.

Но это – явно явление временное.

Как там было? Никуда не денутся, влюбятся и женятся?

Короче, совершат самую наиглупейшую ошибку из всех возможных.

– Белка, ты это, – и часа не прошло, как на пороге террасы второго этажа нарисовался Илья, уже вполне прилично одетый в кожаные штаны, обтягивающие упругий зад, и футболку-сетку. На ногах пока что носки, на голове черно-белая бандана, на шее плетеный шнурок с азартно оскалившейся черепушкой, на левом запястье браслет из его собратьев поменьше… Вот это я понимаю, наконец-то выглядит, как человек! – В клуб поедешь?

– Двинулся? – изумленно вскинула брови, рассматривая неприлично серьезного братца. – Кого я там любила?

– Стась, завязывай, – сложив руки на могучей груди, показав литые мышцы везде, где тело напряглось, нахмурился байкер. – Хорош в четырех стенах сидеть. Прокатишься, клубешник оценишь, ты там не была ни разу.

– А чего, без моего пристального осмотра и авторитетного мнения он перестанет исправно работать и приносить тебе бабки? – еще больше удивилась, оставляя допитую кружку на широкие перила, на которых сидела, разглядывая небольшую тихую улицу загородного коттеджного поселка, скрытую под тенью весело шелестящих листочками берез. Здесь было тихо, прохладно. А самое главное – безлюдно.

– Белка, не зли меня, – еще больше нахмурился рыжий. И вздохнул. – И курить бы ты завязывала, что ли…

У меня чуть тонкая сигарета с шоколадным привкусом изо рта не выпала. Чёт не вовремя Илюха сегодня старшего брата врубает…

– Харлей, тебе чё от меня надо? – тихо и проникновенно поинтересовалась, выдохнув приятный, сладковатый дым. Развернувшись к нему лицом, поджала под себя ноги, не слезая с перил, и мрачно добавила. – Что за внеплановые признаки активности материнской платы? Мы, кажется, уже это обсуждали. В твоем «Максимусе» мне ловить нечего. Твои друзья – не мои друзья, и вряд ли вообще меня вспомнят. Так что давай не будем лаяться, а просто свернем эту тему. Я никуда не поеду.

– Неаполь к предкам сваливает, на неделю почти, – добавил информации братец, прозванный еще в бурных подростковых годах известной маркой байков. – У меня работы в клубешнике навалилось. Ты одна тут будешь куковать?

Я пожала плечами. А почему нет-то?

– Ни хрена, Белка, – слегка треснув пудовым кулачищем по дверному косяку, непримиримо заявил рокер. – Одевайся давай, и погнали. Потусишь, с парнями пообщаешься, может, работенку тебе какую найдем.

– На кой буй? – изумилась еще сильнее, впервые услышав о подобных планах. Стлевшая сигарета обожгла пальцы и я, зашипев, скоро затушила окурок в пепельнице. Сунула пальцы в рот, глядя на совершенно серьезного братца… и поняла, что он не шутит. – Братиш, ты обалдел? Какая работа? Хочешь, чтобы я тебе весь коллектив распугала?

– Заканчивай! – как всегда, Харлей был громок, прямолинеен, краток, суров, красноречив и не цензурен. И только увидев, как я застыла, вздохнул, проводя ладонью по уже абсолютно гладкому подбородку. – Извини. И все равно, Белка, не дело это. С тобой всё в поряде, да и наши еще не таких видали. А из дому тебе один черт выходить надо, сколько можно за компом виснуть? Примочки твои никуда не убегут. На крайняк, если совсем тухло будет, к Жеке нашему в каморку забьешься, ноут его заберешь для развлекухи. Идет?

– К Жеке… – задумчиво протянула, пытаясь вспомнить, кто, собственно, это такой. И усмехнулась, качая головой, так и «не вспомнив» этого байкера, всегда тяготеющего именно к компьютерам, программам и прочим милым хакерскому сердцу вещицам. – Нет, братик. Не идет!

Не пошло, угу…

Поехало!

Прошел всего какой-то час, как злая, помятая и активно недовольная жизнью я, со стоном и затекшим телом вывалилась на асфальт из довольно-таки вместительного, но всё-таки багажника!

– Что б тебе дети под старость лет такое делали! – с хрустом разминая поясницу, зло посмотрела на добродушно ухмыляющегося братца, поигрывающего ключами возле своего кроссовера немецкого производства. – А зная, кого ты собрался в жены брать, могу сказать, что так оно и будет!

– Белка, хорош пищать, – фыркнул владелец клуба, на парковке которого мы и стояли. Точнее, один из его владельцев. – Я тебе сказал – поедешь, значит, поедешь. Хорош уже сопли на кулак мотать! Жизнь чё, кончилась что ли? Тебе сколько лет?

– Так восемьдесят пять вчера стукнуло, милок, – согнувшись, гнусаво прошмякала, подгребая к мужчине на трясущихся ногах. – Ты б пожалел старушку, касатик!

– Да хоть сто один, – как в официальном саунтдреке фильма «Сволочи», кое у кого не было ни любви, ни тоски, ни тем более жалости. – Куплю вставную челюсть и пойдешь ей скалиться! Хватит затворницей сидеть!

– Харлей, – выпрямившись, я поморщилась от неприятных ощущений и машинально поправила на переносице очки, только потом сообразив, что их там нет. Пожалуй, отдельное, едва ли ни единственное спасибо его девушке надо сказать именно за удачно подобранные линзы. – Вот тебе нужен этот геморрой, а? На кой черт тебе в развлекательном заведении моя хмурая морда?

– Всё, я сказал!

– Ну ё-мое… Мистер «забодаю-забодаю», самодур и тиран… Да хрен с тобой! Но за последствия не отвечаю! – ругнулась, понимая, что этого рыжего барана хрен переубедишь, если он уперся. – И если что-нибудь…

Договорить я не успела. Меня прервал появившийся из-за угла паркетник – копия Илюхиного, но кипенно-белого цвета. Пара секунд, и тонированная в круговую машина оказалась ловко припаркованной возле своего брата-близнеца, вызвав у меня вящее недоумение. Кто ж из байкеров решил народ попугать своими вкусовыми предпочтениями? У них у всех вроде как все сплошь и рядом черные четырехколесные монстры, да и черта с два они летом на них сядут…

– А вот и Вишенка, – довольно прогудел братец, глядя, как открывается дверца со стороны водителя.

Я даже поинтересоваться не успела, что там за ягодка такая, а на прогретый летним солнцем асфальт уже легко спрыгнула… девушка.

У меня вырвался невольный хмык, чутка похожий на завистливый.

Красивая. Ростом как я, но вся такая хрупкая и изящная, похожа на фарфоровую статуэтку. Шикарная копна темных волос, переливающаяся шоколадными оттенками, и плавные, привлекательные, миловидные до невозможности черты лица. Прям нереально милые – так и хочется подойти и потискать за щечки!

На аккуратных ножках открытые босоножки с плетеными лаковыми ремешками голубых и бирюзовых цветов, выше – укороченные тонкие нежно-бирюзовые брючки. Еще выше – приятного желтого цвета шелковая футболочка с орнаментом, на тонком запястье изящные часики, в ушах серьги-гвоздики, на шее маленький кулон. Все украшения в едином стиле, с небольшими синими камнями, вроде как сапфирами. На макушке очки-авиаторы, бровки красивой, идеальной формы, реснички длинные, изогнутые, а глаза даже без косметики синие-синие!

Да и весь внешний облик в целом…

Ухоженная. Приятная. С тем самым неуловимым лоском, налетом роскоши и явно хорошим вкусом.

Повторный хмык удалось заткнуть в последний момент.

– Рано ты сегодня, Ришка, – бесцеремонно приобняв девушку за плечи своей лапищей, довольно пробасил Харлей. И кивнул в мою сторону. – А это Стаська, сеструха моя. Приволок, наконец-то.

– Станислава, да? – девушка улыбнулась просто и открыто, приветливо и мягко… короче, меня от вежливости слегка покорежило. – Приятно познакомиться. Я Арина.

– Трепло ты, братец, – сунув руки в карманы серых джинс, ставя пометку сказать спасибо Неаполь, за ее своевременное вмешательство. Если б не она, светить бы мне сейчас перед этой шикарной някой любимой пижамой… – Обо всём успел растрещать?