У Ш Е Л Е Ц

Дивана не было.

– Надо же, – сказал растерянный Алексей, уже даже не пытаясь представить, куда мог деться диван. Он уже заранее знал, что это ему не удастся, все более становясь простым статистом в новых непонятных событиях. Самое приятное в его положении было то, что он не разбил бутылку с пивом при неудачном приземлении. Алексей решил не искушать более судьбу и здесь же сидя на грязном линолеуме, допил остаток пива. Посидев еще немного на полу, и прикинув, какие еще сюрпризы приготовил ему грядущий день, он отставил в сторону пустую бутылку. Медленно поднялся на ноги и решительным шагом направился к входной двери. Впрочем, неправдой было бы утверждение, что ничего положительного не было в состоянии Алексея. А именно то, что вчера ввиду сильной усталости организма, он лег спать одетым, дало ему сегодня возможность не тратить время и силы на одевание, что в его положении было уже не маловажно. Подойдя к выходу, Алексей не увидел ключа на своем обычном месте рядом с дверью на гвоздике. Но уже, почему-то не удивился этому, а просто вышел из дома и, прикрыв дверь, сбежал с крыльца и пошел по садовой дорожке к калитке. Подходя к калитке, Алексей заметил что денек, вероятно, будет хорошим, солнышко не жалело света для земных обитателей, да и головная боль кажется уже отступила. Словом, все складывалось не так уж и плохо как показалось вначале, ну а то, что приснился дурацкий сон, и пропал диван – так это не самое скверное, что может случиться в жизни. Настроение Алексей значительно улучшилось, и уже насвистывая веселый мотивчик, он запирал калитку на задвижку, как услышал сзади топот ног и истерический вопль: “ Он вернулся! Он вернулся!» Голос принадлежал соседке Алексея через две дачи, Алле Владимировне, пенсионерке и бывшему коменданту общежития. В домашнем халате, тапочках и бигуди она бежала вдоль забора прямо на Алексея. И когда тот отступил в сторону чтобы не столкнуться с женщиной, она пробежала мимо, даже не взглянув на него.

– Дела … – уже в который раз за утро сказал Алексей. Но, решив уже сегодня ничему не удивляться, закурив, он пошел к Петровичу.

* * *

– Пухлый, из дачи номер 37 вышел какой-то «мутный» тип, пометь на плане, – закуривая, приказал напарнику Мирон, сидевший за рулем неприметной вишневой «девятки» с тонированными стеклами, припаркованной в тени цветущих деревьев. Пухлый – молодой, упитанный парень со сломанным носом, сидевший рядом с водителем, поставил крестик на плане, там, где был обозначен упомянутый дом.

– Какая-то баба бежит, орет чего-то, – негромко сказал Мирон, – откуда она выбежала, не заметил?

– Нет.

– Нееет, – передразнил напарника Мирон, – а кто смотреть будет? Мне одному, что ли разведку вести? А ты здесь на кой?

– Я записываю, – неуверенным баском ответил Пухлый.

– Записывает он, видите ли, – недовольно протянул Мирон, – ты это Карамору расскажи, он тебя быстро запишет. В покойники. Понятно объясняю?

Пухлый промолчал.

– Ты давай тоже наблюдай, а то по домам пойдешь, и сам будешь узнавать, кто, где живет. Понял?

– Понял, – посопев, ответил Пухлый.

* * *

Дача Петровича стояла напротив дачи Алексея, и уже через пару минут тот стоял на крылечке и звонил в дверной звонок.

– Иду! – услышал Алексей из-за дверей, вскоре дверь открылась, и на пороге появился Петрович. По виду приятель Алексея удивительно походил на обычного ботаника. Высокий, сутулый, худой тип в очках, вязанной шерстяной кофте, тренировочных штанах и стоптанных домашних тапочках. Этакий Паганель русского разлива, именно разлива, а не пошиба или там масштаба. Впрочем, и ботаником его можно было назвать и не за глаза, потому что когда-то в молодые годы он учился в Тимирязевской сельскохозяйственной академии, с первого курса которой был отчислен именно за пристрастие к разливу и распитию.

– Проходи, – сказал Петрович, – я сейчас чайник поставлю.

Алексей, молча, прошел на кухню и также молча, опустился на деревянный табурет.

– Ну, как дела? – взглянув на приятеля поверх очков, спросил Петрович.

Алексей опять промолчал, неопределенно махнув рукой, глядя в окно.

– Понятно, – сказал Петрович и достал из холодильника бутылку «Столичной».

– К барьеру, – негромко скомандовал Петрович и разлил водку по небольшим стопкам.

Алексей, дрожащей рукой, взял со стола налитую до краев стопку и, капая себе на спортивные брюки, одним глотком ее осушил. Поставив на грязную скатерть стола пустую посудину, и жестом отказавшись от вареной колбасы, Алексей закурил. Закурил и Петрович, с интересом поглядывая на друга, вероятно догадываясь, что того что-то мучает.

– Что, дружок, похмелье? – ласково улыбаясь, спросил Петрович.

Алексей никак не прореагировал на этот дружеский укол.

Перед его мысленным взором вновь возник образ амазонки в латах, с обезображенным лицом и с ножом в руках. Видение было настолько реально, что его забила крупная дрожь, и к действительности он вернулся оттого, что его тряс за плечо Петрович, обеспокоенный состоянием приятеля.

– Леша, что с тобой? – взволнованно спросил тот.

– Не знаю, – растерянно ответил Алексей, – чертовщина какая-то мерещится.

– Держи, – сказал Петрович, наливая приятелю вторую стопку.

– А ты?

– Не хочу. Пока.

Алексей всегда уважал Петровича за такую силу воли.

Петрович встал, подошел к окну кухни и присев на подоконник, спросил:

– А кто там кричал на улице, ты случайно не видел?

– Алла Владимировна.

– Да ну! А что случилось?

– Не знаю, она пробежала мимо. По-моему она меня не заметила.

Друзья помолчали.

– А я прошедшей ночью не спал, по долгу службы, ну ты сам знаешь, – немного помолчав, сказал Петрович, – настроение было какое-то лирическое. Стишат вот немного «накропал».

Алексей с интересом взглянул на товарища. Он знал о разносторонних талантах Петровича, но чтобы ночью, после посиделок со спиртным, еще и стихи писать, это уже было слишком.

Петрович откашлялся, поправил очки и, глядя на мятую бумажку, с пафосом начал декламировать:

Воззови и тебя не услышат,

Оступись и к тебе не придут…

– Постой, Петрович, – Алексей протестующе поднял руки, – все знают про твою способность поглощать спиртное в немеряных количествах, но что бы потом еще и стихи писать. Если еще учесть, что я не разбираюсь в поэзии, да тем более сегодня.

– А что случилось? – спросил Петрович.

– Да знаешь, – Алексей замялся, не зная с чего начать, – сон мне приснился ночью какой-то странный.

– Кошмарный что ли? – спросил Петрович, – ну, после злоупотребления (здесь он щелкнул пальцем себя по шее) это в порядке вещей. Я, например, в это время стараюсь вообще не спать, потому что…

– Да ты не понял, – поморщившись, перебил друга Алексей, – это был не кошмар, а как будто я смотрел кино и в этом кино в главной роли как будто бы был я сам. Бывало это с тобой?

– Нет. А что тебе снилось?

– Вот в том то и дело что… Сам не пойму. Вроде бы, будто бы, я был сыном вождя племени, и на наше стойбище нападают амазонки…

Алексей замолчал, вероятно, вспоминая, что ему еще приснилось.

– Амазонки, говоришь? Ну и что здесь странного? Обычный сон. Начитался в свое время исторических книг и вот сейчас пожинаешь плоды.

– Да в том то и дело что действие происходит не в прошлом, а в будущем, после Мировой войны, когда мало людей осталось на Земле.

– А как это ты узнал, что это будущее, а не прошлое? – спросил Петрович.

– Не знаю. Я как будто это и так знал. Да и еще был такой персонаж, которого звали Олигарх.

– Это, конечно, меняет дело. В прошлом олигархов не было, – задумчиво поскреб щетинистый подбородок Петрович, – то есть, конечно, были, но вновь в обиход это название ввел не так давно, Солженицын, если я ничего не путаю.

– Петрович, ты же лежал в Кащенко, как, по-твоему, может это у меня уже белая горячка начинается?

– Во-первых, – насупился Петрович, – Я там был совсем по другому поводу, меня туда жена упрятала, чтобы квартиру себе забрать, ты же знаешь. А во-вторых, тебе, наверное, лучше обратится к специалисту.

– Да ты не обижайся, – сказал Алексей, – я знаю, что ты не псих.

– Спасибо и на этом.

– Ну, ты же видел настоящих психов, как они выглядят? – не унимался Алексей.

– Как настоящие психи выглядят, Леша, ты и сам скоро увидишь, если будешь приставать к людям с такими расспросами, – глядя на собеседника поверх очков, изрек Петрович, – хотя, лично я, тебе этого делать не советую. Я вот, например, рассказал как-то своей жене сон и оказался потом в психбольнице. Вот как бывает, а ты говоришь: «Купаться!».

– А про какой сон ты ей рассказывал? – заинтересовался Алексей.

– Ну, не совсем сон, да и давно это было, – поморщился Петрович. По всему было видно, что он не хотел говорить на эту тему, но Алексей был настойчив.

– Расскажи, Петрович, – не отставал он.

– Да это долгая история, – все еще вяло отнекивался Петрович, а может быть, просто разжигал интерес собеседника, – ну, слушай, коли охота.

Петрович разлил водку по стопкам, не торопясь, выпил свою, зажевал луковой стрелкой и повел рассказ.

– Как я уже сказал, это было давно, мы со своей только расписались. Был еще «медовый» месяц, как говорится. И вот заболел у меня живот. Болит и болит. Неделю я так мучился. Что делать, не знаю. Пошел в больницу, хирург пощупал живот и говорит: “ У тебя, парень, аппендицит. Нужно срочно оперировать, а то будет поздно». Я спрашиваю: ” А что будет-то?». «Перитонит будет, а может уже есть».

– А что такое «перитонит»? – спросил Алексей.

– Воспаление брюшной полости, «темнота», – вздохнув, ответил Петрович.

– А это опасно?

– Ну, как бы тебе объяснить? – задумался Петрович, пустив колечко дыма к потолку кухни, – Пушкина помнишь?

– Какого Пушкина? – не понял Алексей.

– Александра Сергеевича.

– Ну, помню, конечно.

– От перитонита умер, после дуэли с Дантесом, если тебе это о чем-то говорит. Но дело не в этом. Короче, сделали мне анализ крови, лейкоцитов в крови выше всех норм вместе взятых. Хирург сказал: “ Иди, брей живот, и на стол». Лег я на стол, привязали меня к нему, вкололи наркоз и слышу я, засыпая, как хирург-Гагарин говорит кому-то: «Поехали»! Дальше провал в памяти, потом очнулся я, и ничего не пойму: где нахожусь непонятно, явно не в палате, стен не видно, ничего не видно, яркий свет слепит глаза. Стою я, значит, прикрываюсь от света рукой и замечаю, что стою не на полу, а на какой-то мягкой вате и вокруг ни одной живой души, как говорится. И ощущение какое-то странное, знаю ведь, что операцию мне сделали, а ничего не болит, легкость какая-то в теле необыкновенная, прямо бы так взял и полетел бы. Решил я пройти вперед, иду и вижу: стоят две странные фигуры в белых балахонах, как у Ку-клукс-клана, и вроде как о чем-то разговаривают, а о чем не разберу. Подошел я к ним чтобы спросить: мол, где это я, а они на меня никакого внимания не обращают. Стоят вполоборота друг к другу, тет-а-тет, вернее капюшон к капюшону, а лиц я разглядеть не могу, какое-то свечение из-под капюшонов сплошное. Что делать? Обошел я вокруг них и тут… Мама, дорогая! Смотрю, а у них сзади, поверх балахонов – крылья как у птиц, только большие, до пят и белые. Тут я совсем запаниковал, хотел закричать и вдруг очнулся! Лежу я на койке в палате, кругом темно, ночь за окном, вокруг больные лежат, и все тело болит, ну просто ломит. И здесь я понял, что просто сон мне приснился. Видно большую дозу наркоза мне дали, вот и привиделось, Бог знает что. А утром, на обходе, дежурный врач, татарин, у меня и спрашивает: как, мол, себя чувствуете? И смотрит на меня как-то странно, вроде как удивляется, что я еще жив. «Ничего, говорю, нормально, только тело все болит. Ничего удивительного, говорит, случай очень запущенный, обычно плохо заканчивается, а у вас, видно организм сильный, выдержал».

Выписался я из больницы и не знаю зачем, рассказал жене, какой мне сон привиделся после наркоза. Та мне ничего не ответила, только посмотрела на меня как-то странно, как тот врач в больнице. Рассказал я свой сон еще нескольким друзьям и у всех та же реакция. А времена тогда были, сам помнишь какие, все были атеистами и понял я, что лучше такие сны никому не рассказывать, а то сочтут еще душевнобольным. Так собственно и вышло, только значительно позже, когда мы разводились. Моя бывшая супруга вызвала специальную бригаду, а я как раз с похмелья сильного был, думал, что она меня кодировать собралась. Врач, молодой такой, но вежливый, обходительный, спрашивает: «Чертей, мол, случайно не видели во сне или наяву? А я, лопух, говорю, нет, чертей не видел, мол, только ангелов». Тут они с женой переглянулись, и врач ласково так говорит: «Мы сейчас вам укольчик снотворного сделаем, и вы немного поспите». Сделали мне укол, и проснулся я уже в психбольнице. Полежал, правда, я там не долго, врачи у них действительно квалифицированные, разобрались, выписали домой. Кстати, телефончик есть, хороший врач, и берет недорого. А дома-то у меня, оказывается, уже нет. Вот как бывает, Леша.

– Почему ты мне раньше этого не рассказывал, Петрович? – спросил Алексей.

– Потому и не рассказывал, и тебе не советую рассказывать свои сны кому попало, – ответил Петрович.

Друзья помолчали.

– Так я не понял про этих ангелов, – подал голос Алексей, – сон это был или нет?

– Не знаю. Да сейчас это и не имеет значения, – ответил Петрович, – только вот что меня долгое время мучило…

– Что? – спросил Алексей.

– Люди, которые были по ту сторону смерти и вернулись назад, обычно наделялись сверхъестественными способностями.

– Да, я тоже это слышал, – поддержал друга Алексей, – ну и что?

– А у меня-то никаких таких необычных способностей не прибавилось, вот что обидно, – вздохнул Петрович.

– Жалко, – искренне посочувствовал другу Алексей.

– А потом я понял, что есть.

– Что, есть? – не понял Алексей.

– Есть у меня такая особенность.

– Ну и в чем же она выражается? – заинтересовался Алексей.

– Да вот как раз в том, о чем ты говорил, – ответил Петрович.

– В чем же? – переспросил Алексей.

– А в том, что я могу спиртное потреблять в больших количествах и без ущерба для здоровья, – ответил Петрович, – только вот зачем меня наградили этим, я понять не могу. Лучше бы я экстрасенсом стал каким-нибудь или, на худой конец, математиком.

– А ведь верно, – сказал Алексей, – талант к этому делу у тебя огромный, все только удивляются.

– Ну вот, ты теперь, удивляться не будешь, – сказал Петрович.

– За это дело надо выпить, – сказал Алексей.

– Думаешь, надо? – грустно спросил Петрович, – тебе, когда на работу?

– А сегодня что у нас? Суббота? – спросил Алексей, – тогда завтра.

Но это не важно. Я сам себе голова, у меня начальников теперь нету.

Захочу, поеду на работу, захочу – нет. Вот так. Наливай.

Не успел Петрович взяться за бутылку, как раздался звонок в дверь. Петрович пошел открывать. Вернулся Петрович не один, а с Сергеем Сергеевичем Отрышко, председателем дачного кооператива, подполковником в отставке.

– Проходи, Сергеич, присаживайся, – сказал Петрович.

Председатель поздоровался с Алексеем, присел за стол и оглядел его содержимое.

– Пьете? – равнодушно спросил он, вздохнув.

– Давай с нами, Сергеич, – радушно пригласил Алексей.

К немалому удивлению друзей, Сергей Сергеевич, обычно и на дух, не переносящий алкоголя, молча, взял бутылку, отставил предложенную Петровичем стопку, а взял немытый граненый стакан. Наполнил его до краев и молча, не морщась, осушил. Выпив водку, он так же молча, поставил стакан, и стал меланхолично жевать кусок вареной колбасы, глядя куда-то в окно.

Друзья переглянулись в недоумении. Немая сцена продлилась несколько секунд.

Наконец, откашлявшись, подал голос Петрович.

– Что случилось, Сергеич? – спросил он.

– Что случилось? – равнодушно повторил председатель, – да ничего особенного.

Вот, почитайте эту бумажку, ребятки.

Председатель достал из кармана пиджака сложенный вчетверо лист бумаги и бросил его на стол.

Петрович поправил очки, развернул лист и стал его разглядывать. Качественная бумага, штампы госучреждений и синий чернильный росчерк внизу текста говорили о том, что бумага пришла из серьезной организации.

– Так, – сказал Петрович и стал читать содержимое послания.

– Госкомприроды доводит до вашего сведения… так… находится в природоохранной зоне… так… в черте водозабора… ага… Вам надлежит в пятидневный срок освободить занимаемую территорию… так… в случае неисполнения… подпись…

Петрович положил бумагу на стол, снял очки и принялся, молча растирать переносицу.

– Что это все значит? – наконец не выдержал Алексей.

– Что значит? – равнодушно ответил Сергей Сергеевич, подняв, пустую бутылку и, рассматривая ее на просвет, – а это значит, ребятки, что нас с вами просят убраться отсюда подобру-поздорову в пятидневный срок.

– То есть, как это убраться? – не понял Алексей, – наше садоводческое товарищество здесь уже двадцать лет, все разрешения есть…

– Были… – перебил его председатель, показывая, пустую бутылку Петровичу.

Петрович, молча, поднялся со стула и достал из холодильника полную поллитровку.

– Чего? – не понял Алексей.

– Были, – повторил Сергей Сергеевич, наливая водку в стакан, – были разрешения, а теперь как видишь, выясняется, что их уже нет. Вот такие дела, ребятки.

Председатель опорожнил второй стакан и потянулся к лежащей на столе пачке сигарет. Друзья уже не удивились, что некурящий председатель достает сигарету из пачки. Петрович автоматически протянул ему зажигалку. Сергей Сергеевич прикурил, затянулся сигаретой и закашлялся.

– Давно не курил, – сказал он, откашлявшись и утерев слезы.

– Ну и что теперь делать? – спросил Алексей.

– Что делать? Кобыле хрен приделать и за мерина продать, – грустно пошутил председатель.

Друзья опять переглянулись. Обычно таких шуточек они от Сергея Сергеевича не слыхали. Значит, дело было действительно серьезным.

* * *

– Записывай, в номер 34 зашел председатель кооператива, – продиктовал Мирон напарнику, – засуетились.

Тот старательно что-то записал в тетрадь.

– Да не записывай ты «засуетились», Пухлый, – поморщился Мирон, – это же я так сказал, для себя.

– Понял.

– У тебя в школе, по русскому языку, что было? – поинтересовался Мирон, заглянув в записи напарника.

– Тройка, – посопев, ответил Пухлый.

– Тройка? – удивился Мирон, – я бы тебе больше двойки не поставил, напарник. Слово кооператив пишется с двумя буковками о. Карамор оставит нас без жалованья за такой отчет.

– Мирон, а зачем нам писать эти отчеты? – пробасил Пухлый, – припугнуть парочку жителей как следует или дом поджечь, они сами отсюда убегут!

– Нельзя, – устало, как неразумному ребенку сказал Мирон, – Карамор теперь депутат, а мы не бандиты, а помощники депутата. Понял?

– Ага, – ответил Пухлый, но по тону, можно было догадаться, что он ничего не понял.

* * *

– Сергеич, а может быть это ошибка? – с надеждой спросил Петрович.

– Я тоже так было, подумал и позвонил по указанному в письме телефону, – председатель показал пальцем на лежащую на столе бумагу, – нет здесь никакой ошибки, все правильно.

– Надо что-то делать! Нельзя сидеть, сложа руки! – вскипел Алексей, – Петрович, ты чего молчишь?

– Я не молчу, – сказал Петрович, – Сергеич, наверное, нужно собирать народ.

– Короче так, ребятки, – сказал председатель, хлопнув себя ладонями по коленкам, – собрание мы, конечно, соберем, я к вам за тем и пришел. Завтра в десять, повестку вы знаете. Только вот что я вам хотел сказать.

Тут Сергей Сергеевич на секунду задумался.

– Мне уже сегодня звонили по этому поводу и просили убраться по-хорошему. Пока по-хорошему.

– Кто звонил?

– Кто? Не знаю. Да и какая разница, – вздохнул председатель, – сказали, что один депутат в этом очень заинтересован.

– Какой депутат? – спросил Алексей.

Председатель поманил его пальцем, и что-то прошептал на ухо.

– Да какой это депутат, это же местный бандит.

– Был бандит, а теперь депутат, да теперь это и не так важно, – сказал председатель, – мне прозрачно намекнули, что знают, где учатся мои внучки и просили не делать глупостей. Так что мы завтра с женой уезжаем в город. Народ я уже весь оповестил о собрании, положение дел вы знаете. Можете меня считать подлецом и предателем, но мне мои внучки дороже шести соток.

Председатель поднялся на ноги, погасил сигарету в банке с бычками в томате, попрощался с друзьями и нетвердой походкой направился к выходу.

После ухода председателя друзья несколько минут сидели, молча, переваривая полученную информацию.

– Что за день сегодня такой, – подал, наконец, голос Алексей, – ключ от дома пропал, диван пропал, а теперь еще и участок пропадает.

– Ничего удивительного, – прорезался голос и у Петровича, – здесь конечно не Рублево-Успенское шоссе, но землица тоже немало стоит. И кому-то эта землица очень и очень понадобилась. Так что друг мой Леха, надо собирать свои пожитки и «сваливать» отсюда добровольно. Эти ребята шутить не любят, пустят «красного петуха» или свинцом «нашпигуют». Вот только куда бедному крестьянину податься? У тебя хоть квартира осталась, а у меня ни кола, ни двора.

– Да погоди ты. Как это «сваливать»? – все еще не мог угомониться Алексей, – нужно заявление написать, в милицию…

– Молодец, здОрово придумал, – засмеялся Петрович, – учит тебя жизнь, учит, водит лицом по батарее, водит, а ты все как младенец, все справедливость ищешь. Нету справедливости на свете, Леша, нету, да и нас, если хорошо задуматься, тоже нету.