- -
- 100%
- +
Мне уже не терпелось найти подтверждения своей фантазии, а возможно, как-то помочь этому человеку. Но как? Что я смогла бы для него сделать? А может быть, я по его приметам смогла бы отыскать его фею? Ведь женщины более изобретательны в этих вопросах. Я приняла решение заговорить с незнакомцем. К тому времени он мне уже и не казался чужим, я его видела каждый день, слегка шпионила за ним и выяснила, что приходит он на место своего дежурства ровно в шесть часов вечера, а уходит в семь. Пыталась я подключить к своему расследованию Костю, но он лишь высмеял мой интерес к какому-то незнакомому типу и приказал мне оставить свои штучки по знакомству с ним. Брат ничуть не удивился каждодневному появлению этого господина на бульваре, посчитал, что тот просто любит эти места и с удовольствием здесь гуляет. Но я сердцем чувствовала, что это всё не просто так и не будет человек в любую погоду приходить на одно и то же место без серьёзной причины.
Постепенно я уже не могла ни о чём думать, только как о том, как мне подойти и заговорить с ним. Этот человек мне всё больше нравился своей нездешней отрешённостью, серьёзной и печальной манерой держаться, скрытой огромной силой, внутренней уверенностью и мужественностью. Нужно было придумать вескую причину для начала диалога, но какую? Если спросить его, как пройти туда-то, он ответит, и всё. А дальше?
И однажды я всё-таки решилась. Ничего не придумала лучше, как начать с правды, не врать и не хитрить. А спросить просто: «Извините, но я вижу вас здесь каждый день… Очевидно, вы что-то здесь оставили или потеряли… воспоминания, чувства… и надеетесь воскресить их…» Нет, это было бы слишком! Молодая девушка лезет чуть ли не в душу к прохожему, к пожилому мужчине…
Мне помог случай. Погода сильно испортилась. Зима никак не хотела сдавать свои полномочия и злой метелью стелилась вдоль ледяной поверхности пруда, спиралью взвиваясь вверх и покрывая серой мглой ранний ещё вечер, пробирая до дрожи студёным ветром, забирающимся за воротники и рукава прохожим.
Только ожидающему прекрасную фею, похоже, было наплевать на зимние угрозы, он по-прежнему стоял почти неподвижно на своём законном уже месте. Проходя мимо него, я невольно улыбнулась, восхищаясь стойкостью этого мужчины. Глаза наши встретились, и задержались на мгновение в вечности наши такие непохожие миры, установив невидимый контакт между нашими душами. Я невольно притормозила и кивнула ему, как старому знакомому. Он встрепенулся:
– Мы разве знакомы?
– И да и нет!
– Как это понять? – я прочитала в глазах интерес.
– Имени вашего я не знаю, но вижу каждый день на этом месте, поэтому можно считать, что мы знакомы!
Мужчина отчего-то лишь задумчиво улыбнулся глазами и прикрыл веки, что означало согласие, но ничего не сказал. Повисла пауза. Я продолжала стоять, не зная, как вести себя дальше.
– Можно я буду теперь с вами здороваться? – наивно спросила я и замерла в ожидании.
– Милая девушка, а зачем вам это надо? Бегите по своим делам и не вникайте в проблемы стариков…
– Я так не могу. Если я вас часто вижу, то не могу не поздороваться.
Он пожал плечами, лицо выражало непонимание и недоумение.
– Если хотите, то буду вам говорить: «Добрый вечер!» Я невольно улыбнулась.
– Тогда мне нужно представиться. Я – Настя, а вы?
Мужчина посмотрел на меня в упор очень странно, явно ничего не понимая. Может быть, принял за легкомысленную особу?
– Вы производите впечатление скромной девушки…
– Я такая и есть, просто вы меня заинтересовали… я – любопытная! Вы кого-то ждёте… и так это не по-современному трогательно!
– Ах, вот оно что! Но я вам ничего не расскажу, даже не пытайтесь. Здороваться будем, но не больше. Договорились?
– Да…
– Ну вот и отлично. Меня Владимир Петрович зовут. А теперь ступайте по своим делам, – сказал он строго и вежливо.
Ну и чего я добилась? Ровным счётом ничего, а только теперь мне было ужасно стыдно за своё легкомысленное поведение. Конечно, чужой человек не будет открывать душу первой встречной! Тем более такой солидный и серьёзный человек, как Владимир Петрович!
Теперь мне стыдно было за своё поведение, и я старалась не попадаться на глаза Владимиру Петровичу, просто переходила на другую сторону бульвара и шла не мимо пруда, а вдоль домов. А сама всегда поворачивала голову, чтобы увидеть знакомый силуэт… Он стоял, как обычно, на своём законном посту с сигаретой в руке. Так пролетел ещё один весенний месяц. Наступали тёплые времена, бежали ручьи, уже ничто не могло остановить воцарения самого романтичного времени года. А я по-прежнему обходила странного часового Чистых прудов стороной, а если забывала, то пролетала пулей мимо него и данное мне разрешение на возможность здороваться с Владимиром Петровичем отчего-то не использовала.
Деревья на бульваре выбросили жёлтые почки, дворники взрыхлили землю и высадили черенки первоцветов, которые должны были зацвести со дня на день, в воздухе пахло просыпающейся природой и вкусным тёплым ароматом весеннего пруда, по которому важно плавали прилетевшие из южных широт утки.
Однажды в самом конце апреля сделалось неожиданно пасмурно, выйдя из метро, я поняла, что сейчас пойдёт дождь, а поскольку зонтик я по зимней ещё привычке не носила, то заспешила к дому. Ещё издали обратила внимание на то, что Владимир Петрович, несмотря на начавшийся уже дождь, зонта не раскрыл, а продолжал стоять в одной кожаной куртке на своём привычном месте на углу. «Как и я, забыл зонт», – подумала я.
Когда я уже входила в подъезд, дождь заметно припустил, переходя в сильный ливень, и сверкнула молния. Неужели он и в грозу не сдвинется со своего места?
Брата дома ещё не было, это обстоятельство меня обрадовало, так как это давало мне некоторую свободу. Я взяла зонт-трость с большим куполом для прогулок вдвоём и, несмотря на усиливающийся ливень, отправилась в сторону Чистопрудного бульвара…
Как я и предполагала, чуть сутуловатая фигура Владимира Петровича одиноко виднелась на фоне стихии и безлюдного бульвара. Он стоял без зонта, весь мокрый, вода струилась по его лицу, стекая по плечам куртки. Да, что же это за принципы у него? Ведь не придёт же его фея на свидание в ливень! Мог и в кафе пересидеть, в конце концов!
Я быстро подбежала к нему, накрыла его своим большим зонтом и перешла в наступление:
– Владимир Петрович! Вы себя не жалеете! Зачем вам это геройство? Ваша фея всё равно его не оценит! Уверена, она сейчас далеко, сидит дома и пьёт чай с ватрушками!
От неожиданности моего появления и от решительного напора моих, возможно, детских обвинений Владимир Петрович не мог вымолвить вначале ни слова. Только отчего-то качал головой и улыбался. Наверное, о нём давно никто не заботился, решила я.
– Настенька, милая, не стоит беспокоиться обо мне. Я всё-таки мужчина, и, если я тут, значит, мне это необходимо, и я ещё в состоянии позаботиться о себе сам!
– Но вы ведь забыли зонтик! А мне не сложно, потому что я живу в пяти минутах отсюда. И вам лучше стоять под зонтом, чем без него!
– Вообще-то уже без разницы – промок до нитки.
– И хотите промокнуть ещё больше. А так начнёте подсыхать понемногу. А вообще советую вам пойти подсохнуть хоть немного в кофейню на той стороне бульвара.
– Спасибо! Иди уже, тебя мама, наверное, разыскивает… Я ничего не ответила, а только смотрела, как сбегают струйки воды с крыши зонта. Вода пробиралась уже к ногам и вовсю хлестала по джинсам, которые уже заметно потемнели.
Мы с Владимиром Петровичем стояли рядом, держась за изогнутую полукольцом ручку зонта. Из-за залетающих со всех сторон брызг как-то само собой пришлось нам очутиться ближе друг к другу, я ощущала тёплое дыхание мужчины на своей щеке и слышала глухие удары его сердца где-то совсем рядом, но абсолютно не боялась его, почувствовала его бережное отношение к себе. Наоборот, с ним я ощутила себя защищённой, и мне не страшны были удары грома, раздающиеся поблизости.
– Настенька, тебе нужно домой… Забирай зонтик и иди, а я не пропаду.
– Нет, вас одного без зонта я не оставлю!
– Постой, а второй зонтик ты прихватила?
– Вообще-то я не подумала…
– Ну вот! А как же ты домой пойдёшь? Давай я тебя отведу до дома…
– А как же ваше дежурство? Ещё нет семи…
– Во всём должны быть свои исключения, когда дело касается милых самоотверженных барышень…
– Нет, тогда вы останетесь без зонта! Будем дожидаться окончания стихии вместе…
Владимир Петрович тихо засмеялся.
– И откуда ты такая свалилась на мою голову? На свете я встречал только одну такую женщину…
Он как-то тяжело вздохнул, о чём-то ведомом только ему одному вспомнил и, собравшись, выпрямился, отчего стал казаться значительно выше и шире в плечах и произнёс:
– Моё окончательное решение – только старшим не перечить – мы идём сейчас в твою кофейню отогреваться!
– Согласна! Там хотя бы у вас будет возможность высушить голову туалетным феном.
Владимир Петрович посмотрел на меня умилённо. Дождь стал как раз понемногу стихать, грозовые раскаты слышались уже где-то в отдалении, и мы, ступая по блестящему асфальту, перешли дорогу и очутились в ароматной и тёплой кофейне.
На часах было уже без десяти минут семь, и я отчего-то ликовала, что смогла повлиять на нерушимые принципы Владимира Петровича и заставить его покинуть свой пост раньше обычного.
Пока мой спутник приводил себя в порядок в туалетной комнате, я натолкала салфеток в немного намокшие кроссовки и расчесала влажные волосы, убрав их в хвост. Затем заказала большой чайник чёрного чая погорячее и принялась ждать.
Владимир Петрович вернулся уже с сухой и причёсанной головой и в наполовину высушенной рубашке.
– Совсем другое дело, – обрадовалась я, – не забудьте сегодня на ночь принять таблетку цитрамона, чтобы не разболеться.
Владимир Петрович снова искренне улыбнулся, радуясь моей заботе о нём. В этот момент он показался мне даже красивым, я уже ненавидела его фею за то, что не оценила по достоинству такого хорошего человека…
Он азартно отхлебнул из чашки горячего чая, глаза его заблестели, и навсегда застывшая в них печаль на мгновение улетучилась, уступив место неподдельной почти детской радости.
– Рассказывай, моя спасительница, откуда ты взялась? Чем занимаешься?
Я кратко рассказала Владимиру Петровичу нехитрую историю своей жизни, сказав, что мы с братом живём одни и что мы сироты, но оба учимся уже в институтах и живём мирно и вполне счастливо. Он участливо слушал, продолжая жадно отхлёбывать чай из чашки.
– А вас что приводит сюда, на Чистые пруды? И почему каждый божий день? – я опять принялась расспрашивать его, хоть и была уверена во вторичной отставке. Но на этот раз Владимир Петрович не стал уходить от ответа, видимо, своим героическим поведением теперь я заслуживала большего. И после небольшой паузы он заговорил:
– Видишь ли, Настюша, бывают обязательства перед кем-то, а бывают и перед самим собой, перед собственной совестью. Это как раз мой случай.
– Но ведь эта история всё равно как-то связана с женщиной?
– А как же без них? В жизни любого, уверен, каждого мужчины должна быть какая-то особенная история, которая не забывается никогда, и каждому мужчине когда-нибудь встречается та самая женщина, ради которой он способен на самые невероятные подвиги. Ещё её иногда называют роковая женщина, я же называл свою – фея.
Я вздрогнула от своей прозорливости, но промолчала. Он продолжал свой рассказ, методично размешивая сахар и наслаждаясь ароматным чаем.
– Да, она была похожа на фею, такая же неземная, лёгкая, воздушная, голубоглазая, женственная, нежная…
– Она вам предпочла кого-то? Но вы её, несмотря на всё, продолжаете ждать? – попыталась угадать я его историю.
– Нет, она страдала из-за того, что была связана обязательствами с другим… и не могла его бросить, а меня очень сильно любила. И вечно это не могло продолжаться, поэтому, подарив мне самые счастливые дни моей жизни, она приняла решение уехать, чтобы не было у неё соблазна пересекаться со мной. Она переехала в другой район, не оставив мне ни телефона, ни адреса. С тех пор я её больше не видел. В последнюю нашу встречу, здесь, на Чистопрудном бульваре, стоя под ещё не таким разросшимся дубом, она сказала:
– Володя, ты должен знать, что где бы я ни была, в другом ли городе, стране, на краю света, на том ли свете или на этом, разговаривая с кем-то или во сне, душа моя всегда будет здесь, на Чистых прудах, с тобой. А каждый вечер, с шести до семи часов, я буду представлять, пусть мысленно, что ничего не изменилось, и я снова твоя, и мы вместе с тобой бродим по бульвару и стоим на нашем любимом месте, под старым дубом, чьи ветви так поэтично отражаются в изумрудной поверхности воды…
В этом месте мой собеседник не выдержал, губы его задрожали, а я впервые в своей жизни увидела плачущего мужчину. По его щеке потекла слезинка…
Я протянула Владимиру Петровичу бумажную салфетку, он послушно взял и вытер свои покрасневшие глаза.
– Извини, я никогда и никому до этого не рассказывал…
– Может быть, не стоило?
– Но ты бы от меня не отстала, – он мягко улыбнулся, и эта отеческая улыбка вернула его к прежнему равновесию.
– И вы никогда не пытались узнать, что стало с вашей феей? Не пытались найти?
– Но она мне запретила делать это! И я не хотел снова вторгаться и нарушать её спокойствие. Зато все эти годы я жил этими визитами сюда… и был, не поверишь, счастлив. Иногда прошлое настолько сильно оставляет след в нашей жизни, что его последствиями можно питаться ещё достаточно долгое время и жить результатами былого счастья… приходя сюда, я будто бы ощущал её мысленные посылы, и я точно знал, что она не лукавила, когда обещала мне каждодневные воспоминания. Это была та единственная невидимая ниточка, которая продолжала связывать нас, несмотря на время и расстояние… Я не нарушаю обета уже двадцать лет, уверен, что не нарушает и она…
Я невольно ахнула:
– Как? Целых двадцать лет! Не может быть! Разве бывает такая любовь?
– Оказывается, бывает, деточка! Я и сам не верил, не понимал, а она оказалась сильнее нас! Вот только сегодня я нарушил обет, и то только ради тебя, бедовой.
– Но ведь ваша фея не просила вас бывать здесь ежедневно. Вы могли бы точно так же выходить с ней на мысленную связь. И потом, она могла бы хоть разочек приехать за эти двадцать лет. Неужели вы хоть чуть-чуть не надеялись на это?
– Ты рассуждаешь как ребёнок… Тебе ещё не ведомы взрослые законы любви, возможно, зря я тебе обо всём рассказал. Мужчина всегда должен жертвовать собой чуть больше. А надеялся ли я на встречу? Возможно, что и надеялся, но и пугался одновременно. Ведь если бы она появилась, то это означало бы только одно, что в её жизни пошло что-то не так… ей плохо. Я молился, чтобы у неё всё было хорошо, а жертвы с её стороны мне были не нужны…
– И всегда приходили сюда и стояли целый час в любую погоду? И даже в двадцатиградусный мороз?
– Только одевался потеплей, а в ливень всегда брал с собой плащ-дождевик. Сегодня впервые не взял, доверился прогнозу…
Я улыбнулась. Мы допили чай, Владимир Петрович достал бумажник, чтобы расплатиться за него, открыл его, и я увидела в окошечке под пластиком чёрно-белую фотографию красивой девушки.
– Это и есть ваша фея? – спросила я.
– А ты догадливая! – он достал из бумажника пожелтевшую карточку и протянул мне, я стала вглядываться в черты весёлой девушки на фото и вспомнила, что точно такую же фотографию я уже видела в нашем семейном альбоме, на ней была изображена моя мама…
Мне стало нехорошо, но я попыталась скрыть те самые разные эмоции, что проявились внезапно с этим открытием. Я сказала, что мне пора и провожать меня не надо, а дождь уже кончился, поблагодарила моего спутника за чай и опрометью выскочила из кофейни.
Не помню, как прибежала домой. Костя уже пришёл и волновался за меня.
– А я хотел уже тебе звонить, ты же так поздно никогда не возвращаешься!
– Ты не поверишь, с кем я только что разговаривала в нашей любимой кофейне!
– И с кем же?
– С Владимиром Петровичем, маминым другом!
– Как? С Владимиром Петровичем? Он тебя всё же нашёл?
– Не он меня нашёл, а я его! Это же тот самый человек с Чистых прудов, про которого я тебе говорила…
– Выходит, это он тебя поджидал!
– Да при чём тут я? Владимир Петрович таким образом общался с мамой, которую всегда боготворил мысленно!
– Наивная ты, Настюха! Мамы давно нет. А ты, его дочка, жива и здорова! Разве он тебе не сказал, что он твой отец?
– Отец? Погоди, а как же папа? Он ведь был на меня похож? И бабушка так говорила, что я – его копия.
– Это тебе специально говорили, чтобы ты не сомневалась.
– А ты знал и молчал?!
– Так просила бабушка…
– Но зачем-то она открыла тайну моего рождения тебе?
– Чтобы я рассказал тебе в день твоего совершеннолетия. Но я не смог, не мог собраться, не хотел тебя разочаровывать и решил немного повременить.
– Эх ты, Костя! Ладно, прощаю, ты представляешь, у меня есть родной отец! И я очень рада, что это именно Владимир Петрович! Я прониклась симпатией к этому человеку, еще когда не знала, кем он мне приходится…
– Честно говоря, я пытался отыскать твоего отца в интернете, но мои поиски ни к чему не привели. Очевидно, твой отец не любитель соцсетей и нигде не светится.
– А потом, когда ему в интернете сидеть, когда он жил только этими свиданиями со своей феей… но придётся его огорчить, что мамы больше нет… Он так расстроится!
– Ничего, он ведь мужчина и должен достойно принимать удары, и потом, он обрадуется, что ты – его дочь! Завтра же ему всё и расскажем, я тоже хочу познакомиться с этим человеком, подойдём к нему вместе, и пригласим к нам в гости, и за чаем обо всём ему и расскажем, покажем фото…
– Отличная идея! Так и сделаем, – обрадовалась я. Но нашим планам не суждено было сбыться.
На следующий день ровно в шесть вечера мы были на углу Чистопрудного бульвара, но Владимир Петрович задерживался, кстати, впервые… Мы честно прождали его до семи, но он не пришёл. Не показался он ни на следующий день, ни послезавтра, ни через неделю. Только я обрела своего отца, как тут же его потеряла… Это была какая-то несусветная насмешка судьбы, ведь этот человек приходил сюда к пруду каждый вечер на протяжении двадцати лет, и именно когда он мне был так нужен, так необходим, он принял решение прекратить свои визиты… Возможно, это было как-то связано с нашим разговором и его откровением, он как бы проиграл всю свою историю, взглянул на неё со стороны и решил, что выглядит глупо, нелепо, что приходить ежедневно на несуществующие свидания больше не стоит. Или с ним случилось что? Пусть лучше будет первый вариант, пусть папа будет жив, только бы с ним ничего не случилось, – повторяла я, продолжая дежурить на том месте, где всегда стоял Владимир Петрович, вблизи раскидистого дуба… Костя считал мою затею провальной и пытался отговаривать меня от бесполезной затеи ежевечернего ожидания. Но как я могла поступить иначе? Ведь моего отца найти было нереально: его имя не значилось ни в телефонном справочнике, ни в других электронных базах Москвы. Оставался один-единственный выход – терпеливо ждать, приходить сюда каждый день и надеяться на удачу. Вдруг Владимир Петрович передумает и решит повторить свои мысленные свидания с феей Чистых прудов?
Теперь я, переняв эстафету от своего отца, превратилась в бессменного часового Чистых прудов, по которому можно было сверять часы. Заступала я на дежурство в шесть вечера, а уходила в семь. Мне повезло: начиналось самое тёплое время года, и у меня не возникало проблем с неласковыми погодными условиями. Наоборот, каждое такое дежурство превращалось в прекрасную прогулку, в самый настоящий праздник, за исключением тех дней, когда мне нездоровилось и хотелось поскорее вернуться домой, чтобы полежать с книжкой на диване. Но я ни разу не спасовала, ведь Владимир Петрович мог прийти именно в тот момент, когда бы я смалодушничала и прогуляла своё дежурство. Правда, в отличие от своего отца, я более свободно перемещалась вдоль пруда, а не стояла на одном месте, а чаще – сидела на лавочке. Спустя месяц я догадалась брать с собой ролики и теперь накручивала вокруг пруда круги.
В один из таких июньских погожих дней подошёл ко мне незнакомый парнишка приблизительно моего возраста и спросил:
– А ты – Настя?
– Да… но откуда тебе известно моё имя?
– Я от Владимира Петровича. Он хочет тебя видеть.
– А сам он почему не приходит? Он болен?
– Да, он в больнице… Дела его неважны, поэтому он и прислал меня.
– Тогда поехали! Говори адрес! – я прямо в роликах вышла на бульвар и принялась голосовать.
– А ты кем приходишься Владимиру Петровичу? – спросила я паренька.
– Я его племянник – Ваня.
– А что с отц… с Владимиром Петровичем?
– У него двухсторонняя пневмония, началось всё с обычной простуды, когда он попал под ливень и сильно промок.
– Я даже знаю где. А что говорят врачи?
– Он вроде бы пошёл на поправку, но вчера произошло сильное обострение, всю ночь он задыхался, кашлял, повысилась температура… очень высокая… Доктор ничего не гарантирует…
– Он поправится! – сказала я решительно. Ваня посмотрел на меня удивлённо.
– Боюсь, что мы можем не успеть…
– И не только успеем, вот увидишь, Владимир Петрович должен поправиться!
Сразу же затормозил жигулёнок, мы запрыгнули в него и попросили водителя, немолодого мужчину, ехать насколько возможно быстро до больницы, адрес которой продиктовал Ваня. На наше счастье, это было не так далеко, и уже минут через пятнадцать я, всё так же в роликах, помчалась к больничному крыльцу. Молниеносно миновав грозный окрик охранника, я запрыгнула в лифт и уже катилась по коридору, оставив позади себя и Ваню, и возмущённые голоса по поводу моего внеурочного вторжения. Я знала номер палаты, но понятия не имела, в какой стороне она находится, поэтому поехала наугад. Интуиция меня не подвела, и я притормозила аккурат перед дверью с номером 315. Только я прикоснулась к ручке, чтобы отворить её, как из палаты навстречу мне шагнул рослый доктор в зелёном халате и такого же цвета высокой шапочке. Лицо его было измученным и выражало вежливую скорбь.
– Что с Владимиром Петровичем? – взволнованно закричала я.
– А вы, девушка, кем ему приходитесь?
– Дочка я! Пустите меня к нему!!!
Доктор усилил трагическое выражение лица и беспомощно развёл руками.
– Я сожалею, но Владимир Петрович только что сконч… Не дослушав, я отпихнула этого верзилу-врача и, по-прежнему на роликах, устремилась к отцу.
В довольно просторной палате Владимир Петрович неподвижно лежал один на кровати. Лицо его было бледным, но спокойным. От него тянулись многочисленные трубочки и проводки к аппаратам, стоявшим вокруг. На дисплее одного из них, издававшего характерное пронзительное пищание, я заметила ровную зелёную полоску. Нет, не может быть! Только не сейчас, когда я нашла тебя! Господи, сделай так, чтобы отец не умер! Прошу тебя!
Я встала на колени перед кроватью и прикоснулась к тёплой ещё руке отца:
– Папа, не умирай, ты должен жить!
– Девушка, бесполезно! – услышала я женский голос сзади. Это вошла, судя по всему, медсестра, полная женщина средних лет, и равнодушно принялась отстёгивать от прибора проводки. Писк прекратился.
Я продолжала стоять на коленях, вцепившись мёртвой хваткой в руку отца, мне казалось, что он всё ещё здесь и я таким образом держу его, не отпускаю…
В палату вошёл Ваня, подошёл ко мне, присел рядом на корточки, дотронулся до моего плеча.
– Пойдём, Настя, ему уже ничем не поможешь…
– Ты иди, а я побуду с ним, – сказала я сквозь душившие меня слёзы, – я так ждала этой минуты, пусть она продлится ещё. Ты меня понимаешь?
– Вы всех задерживаете, – прозвучал бесстрастный женский голос откуда-то сверху, – мы должны освободить палату для следующего пациента, а ещё и прибраться, и проветрить…
– Как вы смеете?! – вырвалось у меня. – Папа будет жить! Пошли все вон! – я не узнавала своего нового голоса и новых жутких интонаций, но мне было всё равно. Вскоре шум за спиной стих, кажется, нас наконец-то оставили одних…
– Мама, – взмолилась я, – если ты сейчас здесь и ты меня слышишь, то сделай так, чтобы я не потеряла отца, я чувствую, его душа ещё тут, и он меня слышит, пожалуйста, это сложно и почти нереально, но ведь бывают исключения… Ты же – фея! Фея Чистых прудов, я всё знаю, папа мне рассказал! Папа, возвращайся, я – твоя дочка!
В этом месте я не удержалась и заплакала, уткнувшись носом отцу в бок! Как мне всю жизнь не хватало этого родительского тепла и защищённости, не хватало любящего существа, которому можно так вот прислониться и заплакать, если тебе больно. И пусть это будет всего один раз в жизни, подумала я, но зато этого у меня не отнимет никто, и я буду вспоминать этот чудный миг обретённого и тут же потерянного счастья…