Последний язык

– Интересно. А можете ли вы сделать его… горячим?

Леонид сглотнул. Он не пробовал. Он снова сосредоточился, пытаясь модифицировать узор, добавить в него понятие температуры, тепла. Он думал о жарком летнем дне, о прикосновении к раскаленному металлу.

Шар из белого стал синеватым, и от него потянулись струйки нагретого воздуха. Вода в стакане зашипела, и от нее пошел пар.

– Достаточно, – сказал Кротов. Он повернулся к Артему. – Видите? Неограниченный потенциал. Бесконечный источник энергии. Или оружие. Все зависит от применения.

Он снова посмотрел на Леонида.

– Вы теперь не просто ученый, Орлов. Вы стратегический актив. Ваша работа выходит на новый уровень. Завтра мы начнем серию контролируемых экспериментов. Вы будете учиться управлять своим даром. Мы предоставим вам мишени. Образцы материалов. Вы будете их модифицировать по нашему усмотрению.

– Я не солдат, – тихо сказал Леонид. – И не оружейник.

– Вы – то, чем мы решим вам быть, – парировал Кротов. – Мир за стенами этого комплекса жесток и опасен. Как вы сами убедились. Те, кто напал на вас, не остановятся. Они хотят ваших знаний. Вашей силы. И единственная причина, по которой вы еще живы и находитесь в безопасности, – это мы. Не забывайте об этом.

После их ухода Леонид чувствовал себя грязно. Использованно. Он продал душу дьяволу, просто чтобы выжить. И этот дьявол оказался не таинственным культистом с планшетом, а респектабельным генералом в чистом кабинете.

На следующий день начались «эксперименты». Его перевели в соседнее, более просторное помещение, похожее на ангар, с пуленепробиваемыми стеклами по периметру, за которыми сидели наблюдатели. Артем и Кротов были среди них.

Первый объект – кусок броневой стали.

– Увеличьте ее плотность, – раздался в динамике голос Кротова.

Леонид стоял перед мишенью, чувствуя себя идиотом. Он снова закрыл глаза, искал в памяти «Кодекс», разделы, связанные с сильными ядерными взаимодействиями. Он набросал в уме ментальный образ, сконцентрировался. Раздался оглушительный скрежет, и стальной лист, не меняя формы, с грохотом проломил бетонный пол, уходя вниз, как камень в воду. Он стал настолько плотным, что его гравитационное поле в локальном масштабе возросло в сотни раз.

– Хорошо. Теперь верните как было.

Это оказалось сложнее. Леонид понял, что «отмена» требовала гораздо больше усилий, чем прямое применение. Он вспотел, пытаясь представить исходное состояние материала. В конце концов, сталь с глухим стуком вернулась на уровень пола, но ее структура была нарушена – она покрылась трещинами и стала хрупкой, как стекло.

– Приемлемо, – прокомментировал Кротов. – Продолжаем.

День за днем он тренировался. Он учился повышать и понижать температуру, создавать локальные гравитационные аномалии, менять электропроводность материалов. С каждым разом это давалось легче. Его мозг, его воля привыкали к немыслимому. Он становился мастером своего странного ремесла. Но была цена.

После каждого сеанса он чувствовал себя опустошенным. Его мучили мигрени, тошнота. Однажды у него из носа пошла кровь, и он провалился в сон на двенадцать часов подряд. Использование силы выжигало его изнутри. Это был не магический дар, а сложнейший нейрофизиологический процесс, требовавший титанических затрат энергии.

Он стал видеть сны. Вернее, одно и то же сновидение повторялось ночь за ночью. Он стоял в абсолютной пустоте, а перед ним парил гигантский, сложный, живой узор – весь «Кодекс Единства» сразу. И он понимал его. Каждый символ, каждую связь. Он был всем и ничем. Он был реальностью. А потом узор начинал расползаться, превращаясь в хаос, и из этого хаоса на него смотрели миллионы глаз. И один голос, беззвучный и древний, шептал одно и то же: «Ткань рвется…»

Он просыпался в холодном поту, с этим шепотом в ушах.

Как-то раз, после изматывающего сеанса по созданию устойчивого поля отрицательного давления (фактически, искусственной черной дыры размером с булавочную головку), к нему в камеру зашла Ирина Семенова. Она принесла ему чай.

– Вы плохо выглядите, Леонид Матвеевич.

– Они выжимают из меня все соки, Ирина Петровна, – с горькой откровенностью сказал он. – Я не могу так долго. Это… убивает меня.

– Я знаю, – она села напротив. – Я изучаю ваши медицинские показатели. Каждое применение силы вызывает микроскопические кровоизлияния в коре головного мозга. Ваше тело не приспособлено для такого. Вы… переписываете реальность, используя собственную нейронную сеть в качестве процессора. Это сжигает вас.

– Почему вы мне говорите это? Они же этого хотят.

– Не совсем, – она понизила голос. – Кротов видит в вас орудие. Но орудие должно быть прочным. Я же считаю, что вы – пациент. И моя задача – помочь вам выжить. И, возможно, понять, что на самом деле происходит.

Она посмотрела на него с странной смесью профессионального интереса и человеческого участия.

– Эти сны… «Ткань рвется». Что вы об этом думаете?

– Я думаю, что ксилане не исчезли просто так, – прошептал Леонид. – Я думаю, они что-то сделали. Создали этот язык и… ушли. Или их стерли. Возможно, использование этого языка имеет последствия, выходящие за рамки локальных эффектов. Возможно, я не просто меняю реальность. Я ее повреждаю.

Они сидели в тишине, и это осознание висело между ними, тяжелое и пугающее.

На следующее утро его разбудил сигнал тревоги. Пронзительный, оглушительный. По всему комплексу замигал красный свет. Дверь его камеры оставалась закрытой, но через встроенный в стену экран он видел часть происходящего в коридорах. Бегущих людей, слышал крики, очереди выстрелов.

Потом свет погас, и через секунду включилось аварийное освещение. Его комната погрузилась в багровый полумрак.

Он понял. Они пришли. Те самые люди с планшетами. Они нашли его.

Дверь с шипением отъехала. На пороге стоял Артем. Он был без формы, в простой темной одежде, его лицо было бледным, в руке он сжимал пистолет.

– Быстро. Идем.

– Что происходит?

– Штурм. Они здесь. Система безопасности пала. Они используют твои методы, Орлов. Деактивируют электричество, меняют структуру стен. Мы не можем им противостоять. Нам нужно уходить.

– Куда? – растерянно спросил Леонид.

– Есть запасной выход. Но нам нужно пройти через главный хаб. Там… там баррикада. Наши держат оборону. Но ненадолго.

Артем схватил его за локоть и потащил за собой. Коридоры были задымлены. Где-то горела проводка. Они бежали мимо тел в форме служащих комплекса. Леонид видел человека, который, казалось, был превращен в стекло – его тело было прозрачным и хрупким, и оно разлетелось на осколки от очередной очереди.

Они ворвались в огромный зал управления. И тут Леонид замер.

Посреди зала, под багровым светом аварийных ламп, стоял он. Высокий, худой человек. Его левая рука была ампутирована по локоть, на месте кисти был надет сложный бионический протез. В правой руке он держал не планшет, а небольшой кристалл, с которого струилось мягкое сияние, вырисовывая в воздухе знакомые спиральные узоры.

Это был тот самый нападавший. Тот, кому Леонид отнял руку.

Их глаза встретились. Взгляд незнакомца был спокоен, почти отрешен. В нем не было ненависти. Было лишь холодное, безразличное любопытство, с каким хирург смотрит на интересный экземпляр.

– Доктор Орлов, – произнес он. Его голос был глухим, монотонным, будто доносящимся из глубины колодца. – Мы прервались в прошлый раз. Я пришел завершить нашу беседу.

Артем вскинул пистолет, но не успел выстрелить. Незнакомец просто взглянул на него, и оружие в руках агента рассыпалось в мелкую металлическую пыль.

– Не мешай, пес, – мягко сказал незнакомец. – Я говорю с Творцом.

Леонид стоял, парализованный. Он чувствовал исходящую от этого человека силу. Она была не такой, как его собственная – дикой, необузданной. Она была отточенной, выверенной, как скальпель. Этот человек не просто знал язык. Он им владел.

– Кто вы? – с трудом выдавил Леонид.

– Мое имя не имеет значения. Я – Учитель. А ты… ты неожиданность. Дикий цветок, проросший на пепелище. Ты действуешь инстинктивно, не понимая сути. Это опасно. Ты рвешь Полотно каждый раз, когда открываешь рот.

– Полотно?

– Реальность, доктор Орлов. Ткань бытия. Ксилане не программировали ее. Они были ее Хранителями. Они плели Полотно, поддерживали его целостность. Их язык – это не код для взлома. Это инструмент для поддержания гармонии. А вы, люди, вы как обезьяны с лазерной указкой. Вы тыкаете ею куда попало, не понимая, что можете ослепить кого-то или вызвать пожар.

Учитель сделал шаг вперед.

– Ты обладаешь редким даром. Спонтанной связью с Источником. Но ты необучен. И поэтому ты должен быть либо уничтожен, либо… взят под контроль. Приди с нами. Мы научим тебя. Мы покажем тебе истинное предназначение наследия ксилан.

– Не слушай его, Орлов! – крикнул Артем, пытаясь встать между ними.

Учитель снова взглянул на него, и Артем с грохотом отлетел к стене, словно его ударила невидимая кувалда. Он рухнул на пол и затих.

Леонид остался с ним один на один. Он чувствовал, как его собственная сила, грубая и неотшлифованная, бурлит внутри, отвечая на вызов. Он боялся. Но в страхе этом родилось новое чувство. Не ярость, как тогда, в машине. А решимость.

– Я никуда с вами не пойду, – тихо сказал он.

– Ошибочный выбор, – покачал головой Учитель. Он поднял кристалл. – Но я предвидел это.

Кристалл вспыхнул ярче. Леонид почувствовал, как пространство вокруг него сжимается, пытаясь сковать его по рукам и ногам, как тогда в машине. Но теперь он был не беспомощной жертвой.

Он не стал бороться с давлением. Он не стал его «отменять». Вместо этого он вспомнил свой сон. Гигантский, живой узор. И он представил его не как нечто внешнее, а как часть себя. Он мысленно вплел себя в этот узор. Он не атаковал и не защищался. Он просто… изменил определение того, что такое «Леонид Орлов» в этой точке пространства. Он сделал себя не объектом, на который действуют силы, а частью самого Полотна.

Давление исчезло. Оно просто перестало на него действовать, как не действует гравитация на фотон света.

Удивление мелькнуло в глазах Учителя. Впервые за весь разговор его бесстрастная маска дрогнула.

– Любопытно. Ты учишься. Слишком быстро.

Леонид сделал шаг навстречу. Он не знал, что будет делать дальше. Он знал только, что не может сдаться. Эти люди, и Кротов, и этот Учитель, они все хотели его использовать. Один – как молоток, другой – как скальпель. Но он не хотел быть ни тем, ни другим.

Из-за спины Учителя появились другие фигуры – его последователи. Их было пятеро. Они окружили Леонида.

– Взять его, – скомандовал Учитель. – Живым. Но если придется… мертвым.

Леонид оглядел их. Он был один. Измученный, напуганный, но полный странной, новой уверенности. Он поднял руки. Не для того, чтобы сдаться. А для того, чтобы творить.

Он посмотрел на Учителя и произнес свое первое осознанное предложение на языке ксилан. Оно родилось не из учебника, а из глубин его интуиции, сливая воедино узоры гравитации, электромагнетизма и когерентности.

– ’Валла ктхаа нар’унн’ – прошептал он.

И мир взорвался тишиной.