Шепот в проводах

Глава 1. Тихий день перед бурей

Последний нормальный день своей жизни Алексей Гордеев начал с того, что залил в себя стакан слишком крепкого, слишком сладкого чая. Вкус был знакомым, почти ритуальным – обжигающая горечь, призванная растормошить сознание после бессонной ночи. Он стоял на крохотной кухне своей «хрущевки», опершись локтем о подоконник, за которым простирался вид на старый район города, известный как «Спутник». Район, как и его название, казался реликтом другой эпохи. Пятиэтажные коробки, окрашенные в выцветшие солнечные и дождевые лучи цвета, утыканные частыми глазами-окнами. Между ними, как паутина, висели бесчисленные провода: телефонные, электрические, телевизионные, интернет-кабели. Для большинства это был лишь хаотичный фон, городской шум. Для Алексея – это была его вселенная, его профессия, его жизнь.

Он был техником связи. Не офисным работником, перекладывающим бумажки, и не гениальным программистом, а тем, кто спускался в подземелья, забирался на столбы, чьи руки вечно были в царапинах и ссадинах от изоляции и металлических шин. Он был доктором, лечащим нервную систему города. И сегодня ему предстояла рутинная, но неприятная работа – поиск обрыва в одном из магистральных кабелей на проспекте Космонавтов. Вчерашний ливень с грозой, должно быть, основательно помочил старую изоляцию.

Телефон на столе завибрировал, затанцевав по ламинату. Алексей вздохнул, отставил чашку и посмотрел на экран. «Марина». Уголки его губ непроизвольно дрогнули в подобии улыбки. Он сглотнул комок не то вины, не то раздражения.

– Алло, – произнес он, и собственный голос показался ему сиплым от утренней прохлады.

– Леша, ты уже на выезде? – голос Марины звучал напряженно, почти нервно. – Я только что с Леной разговаривала. Она говорит, у них в доме на Проспекте с утра ничего не работает. Ни интернета, ни телефона. А по телевизору только помехи. Она одна с маленьким Максимом, ты же понимаешь, она волнуется.

Лена – сестра Марины. Жила в том самом «Спутнике», в двух шагах от проспекта Космонавтов. Алексей снова вздохнул, на этот раз глубже.

– Понимаю, Марин. Я как раз туда и еду. Сказали, обрыв на магистрали. Как только найду и починю, у Лены все появится.

– Ты обещаешь? Она сегодня с работы удаленно должна была, а теперь не знает, что делать. И новости посмотреть не может, про эту бурю.

Алексей бросил взгляд в окно. Небо было затянуто равномерной серой пеленой, но без признаков неминуемого апокалипсиса. Вчерашний шторм ушел, оставив после себя только лужи и сломанные ветки.

– Какая буря? Все уже закончилось. Ничего страшного не было. Просто гроза.

– По телевизору говорили, что это была не просто гроза! Какая-то геомагнитная буря, самая сильная за последнее время … за много лет. Спутники сбивались, связь пропадала. Ты ничего не слышал?

– Марин, у меня вчера смена суточная была. Я спал как убитый, – Алексей провел рукой по лицу. Он действительно почти ничего не помнил о вчерашнем дне, кроме затянувшегося ремонта на узле связи и долгой дороги домой под проливным дождем. – Не переживай. Все будет в порядке. Я позвоню, как только все починю.

Он попрощался и положил трубку. Разговор оставил после себя неприятный осадок. Не из-за Марины – она была хорошей женщиной, просто слишком тревожной. А из-за этой информации о буре. Мощные геомагнитные возмущения – это не шутка для оборудования. Они могли выжигать микросхемы, индукционные токи в длинных проводниках, творить непредсказуемые вещи. Старые кабели, проложенные еще в семидесятые, могли быть особенно уязвимы.

Час спустя его белый микроавтобус с логотипом «ГорСвязьСервис» уже пробирался по узким улицам «Спутника». Район будто заснул и не проснулся. На улицах было непривычно мало людей и машин. Окна домов смотрели пусто. Алексей отметил про себя, что, судя по количеству неубранных спутниковых тарелок, проблема была масштабнее, чем один обрыв.

Он припарковался у начала проспекта Космонавтов, рядом с чугунным люком, от которого, как он знал по схемам, расходились ключевые кабельные трассы. Достав из багажника инструмент и диагностический прибор – тяжелый, увесистый чемоданчик с экраном и кнопками, – он железным крюком вскрыл люк. Пахнуло затхлым, холодным воздухом, смешанным с запахом влажной земли и окисленного металла.

Подземный мир встретил его привычным мраком. Алексей включил фонарь на каске, и луч света выхватил из тьмы бетонные стены колодца, покрытые потеками и плесенью, и толстые, переплетенные в сложные жгуты кабели. Они уходили вниз и в стороны, как корни гигантского механического дерева. Здесь было тихо. Тишина подземелья всегда была особенной – густой, поглощающей звук, уютной в своем роде.

Он подключил тестер к одной из магистральных линий. Экран прибора замигал, выдавая поток данных. Обрыв был, и не один. Картина получалась странная. Не классический обрыв жилы, а что-то иное. Сопротивление изоляции скакало, словно кабель был жив и дышал. По линиям, которые должны были быть мертвыми после обрыва, текли слабые, хаотичные токи.

«Наводки», – первым делом подумал Алексей. Последствия той самой бури. Статические заряды, накопленные в земле, в самих конструкциях. Ничего сверхъестественного.

Он спустился глубже, в следующей камере, следуя за сигналом. Здесь кабели были еще старее, некоторые в свинцовой оплетке, некоторые – в просмоленной брезентовой. Он работал методично, отсекая участки, проверяя сопротивления, сверяясь со схемой на планшете. И вот, в самой дальней, сырой камере, где вода стояла по щиколотку и с потолка капало с равномерной, почти механической регулярностью, он нашел эпицентр.

Это был участок старого, еще советского коаксиального кабеля. Внешняя оплетка была вздута и почернела, будто ее изнутри опалило жаром. Алексей прикоснулся к ней в перчатке – материал был хрупким, осыпался. Он взял инструмент, чтобы зачистить поврежденный участок, и в этот момент его наушники, подключенные к тестеру для прослушивания сигнала в линии, ожили.

Сначала там был только белый шум – шипение, похожее на звук не настроенного на станцию аналогового радио. Потом, сквозь этот шум, проступил голос.

Тихий. Едва различимый. Шепот.

Алексей замер, рука с инструментом застыла в воздухе. Он прислушался. Шепот был без слов, вернее, слова были, но их невозможно было разобрать. Это был поток шелестящих, скрипучих звуков, на грани слышимого. Он напоминал помехи, но… структурированные. В них был ритм. Ритм, от которого по коже побежали мурашки.

Он сдернул наушники, сердце неожиданно гулко застучало в ушах. В подземелье снова стояла гробовая тишина, нарушаемая только мерным падением капель. «Показалось, – убедил он себя. – Наводка. Интерференция. Обычное дело».

Решив проверить, он снова надел наушники. Шепот был там. Теперь он казался чуть громче. И в его потоке Алексей уловил нечто, от чего кровь похолодела в жилах. Он расслышал собственное имя. Не четко, не ясно, а так, будто его прошептали сквозь зубы, сквозь километры медных проводов, сквозь время и пространство. «…лешшша…»

Он резко дернул штекер из прибора. Тишина снова оглушила его. Руки дрожали. Он глубоко вдохнул, пытаясь взять себя в руки. «Галлюцинация. Усталость. Не выспался. Слуховой паразит из-за электромагнитного поля». Он знал рациональные объяснения. Но рациональность в этот момент казалась хрупким стеклянным щитом.

Собрав инструменты с нехарактерной для него суетливостью, он выбрался на поверхность. Свет серого дня, даже сквозь плотные облака, резанул по глазам. Он прислонился к микроавтобусу, чувствуя, как коленки подкашиваются. Воздух был свежим и чистым, после подземной затхлости он казался нектаром.

И тут он заметил, что что-то не так. Напротив, на скамейке у подъезда, сидел пожилой мужчина в растянутом свитере. Он сидел неподвижно, уставившись в экран своего старого кнопочного телефона. Телефон был явно выключен, экран – темным. Но мужчина не отрывал от него взгляда. Его губы беззвучно шевелились, повторяя какой-то неслышный ритм.

Алексей хотел было подойти, спросить, все ли в порядке, но его остановила тень, мелькнувшая в окне первого этажа. Женщина средних лет, вероятно, та самая Лена, сестра Марины, стояла у окна и смотрела на улицу. Но ее взгляд был пустым, остекленевшим. В руках она сжимала беспроводной домашний телефон, и ее палец судорожно нажимал и нажимал одну и ту же кнопку, раз за разом, с механическим упорством.

По улице прошел молодой парень в капюшоне. Он говорил сам с собой, но его речь была не бормотанием городского сумасшедшего, а тем же тихим, яростным шепотом, который Алексей слышал в наушниках. Парень резко обернулся, и Алексей увидел его глаза. Они были широко раскрыты, полные животного, немого ужаса, и в то же время в них плясали какие-то странные искорки, похожие на злость.

«Что за черт?» – пронеслось в голове у Алексея. Он сел в машину, захлопнул дверь. Ему нужно было связаться с базой, с начальством. Он достал свой смартфон. На экране горел значок полного приема сигнала. Но когда он попытался набрать номер диспетчера, в динамике раздалось не гудки, а тот самый шипящий шепот, теперь уже громкий и отчетливый.

Алексей чуть не выронил телефон. Он потянулся к рации в машине, включил ее.

– База, база, это Гордеев, прием… – начал он.

В ответ из динамика рации хлынул поток того же шепота, теперь уже смешанного с какими-то щелчками и скрежетом, похожим на старую механическую пишущую машинку. Шепот нарастал, в нем слышались обрывки фраз: «…видишь их?… не люди… маски… сорви… сорви маски…»

Он выключил рацию. В салоне микроавтобуса воцарилась тишина, но теперь она была зловещей. Он был отрезан. Оглядевшись, он увидел, что его окружают те же признаки надвигающегося безумия. Люди на улицах замирали у своих устройств, или, наоборот, начинали метаться, их лица искажались гримасами страха и ненависти. Он видел, как женщина в одном из окон яростно размахивала перед собой утюгом, словно отбиваясь от невидимого врага.

Ему нужно было к Лене. Проверить ее и ребенка. Вытащить их отсюда.

Захватив тяжелый фонарь и монтировку на случай, если двери будут заперты, он выскочил из машины и быстрым шагом направился к подъезду. Дверь была не заперта. Внутри пахло старым линолеумом, вареной капустой и чем-то новым, тревожащим – озоном, как после короткого замыкания.

Он поднялся на третий этаж. Дверь квартиры Лены была приоткрыта. Изнутри доносился тот самый шепот, теперь уже из нескольких источников – телевизора, радио, может быть, телефонов. И еще один звук – тихий, неровный плач ребенка.

– Лена? – осторожно позвал Алексей, входя в прихожую.

В гостиной царил хаос. Стеллаж с книгами был опрокинут, ваза разбита. Телевизор, залитый мерцающими черно-белыми помехами, издавал тот самый жуткий шепот. Перед ним на корточках сидела Лена. Она была бледна как полотно, ее пальцы впились в ковер.

– Лена, это я, Алексей, – сказал он, подходя ближе.

Она медленно повернула голову. Ее глаза были пусты, как у той женщины в окне, но в них уже поселился не просто страх, а нечто худшее – уверенность.

– Ты… – ее голос был хриплым шепотом, почти неотличимым от того, что лился из телевизора. – Ты один из них. Я вижу. Я вижу тебя настоящего.

– Один из кого? Лена, что ты говоришь? Ты меня не узнаешь? Это я, Алексей! Муж Марины!

– Нет! – она резко встала, ее лицо исказила гримаса отвращения. – Не подходи! Твое лицо… оно шевелится! Под кожей! Ты ненастоящий! Где моя сестра? Что вы с ней сделали?

Она отступила к стене, ее рука нащупала на комоде нож для бумаг.

– Мама? – из соседней комнаты послышался испуганный детский голосок. На пороге стоял маленький Максим, пяти лет, прижимая к груди потрепанного плюшевого медвежонка. Его глаза были полы слез.

– Макс, не подходи к нему! – закричала Лена, и в ее крике было столько первобытного ужаса, что Алексей почувствовал, как по его спине побежал ледяной пот.

Он посмотрел на мальчика, потом на Лену. Он видел перед собой не женщину, а загнанное в угол, обезумевшее существо. И он понял. Шепот. Он делал это. Он заставлял людей видеть в других не людей. Искажал реальность.

– Лена, послушай меня, – он говорил медленно и четко, стараясь не делать резких движений. – Это не я. Это в твоей голове. То, что ты слышишь, это ложь. Выключи телевизор. Выбрось телефон.

– Вру! Ты врешь! – она пронзительно закричала и бросилась на него с ножом.

Алексей не был готов к этому. Он едва успел отскочить, лезвие скользнуло по рукаву его куртки, распоров ткань. В глазах Лены он увидел не человеческую ярость, а слепую, инстинктивную жажду уничтожения. Жажду «исправить» того, кого она видела в нем – уродливого, искаженного монстра.

– Мама, не надо! – заревел Максим.

Крик ребенка на секунду вернул Лену к реальности. Она замерла, дрожа, глядя на нож в своей руке, потом на перекошенное от ужаса лицо сына. В ее глазах мелькнуло смятение, проблеск осознания.

– Я… я… – прошептала она.

Но тут из телевизора шепот внезапно усилился, превратившись в настойчивый, властный гул. «…Он обманывает… ребенок тоже… смотри… смотри на него…»

Взгляд Лены снова остекленел. Она медленно повернула голову к Максиму. И ужас в ее глазах сменился тем же отвращением.

– И ты… – прошипела она. – Ты тоже не мой… не мой мальчик…

Алексей понял, что сейчас произойдет нечто непоправимое. Он не мог допустить этого. Собрав все силы, он рванулся вперед, выбил нож из ее ослабевшей руки и, обхватив ее сзади, потащил прочь от ребенка. Лена билась, царапалась, из горла вырывались нечеловеческие звуки, смесь шепота и рычания.

– Макс, беги в свою комнату и закройся! – крикнул он мальчику.

Ребенок, рыдая, бросился выполнять приказ.

Алексею с огромным трудом удалось затащить Лену в ванную и запереть дверь снаружи, подперев ее монтировкой. Она билась в дверь, стуча кулаками, ее крики сливались с шепотом из телевизора.

Он прислонился к стене, сердце колотилось, вырываясь из груди. Он смотрел на запертую дверь, за которой бушевало безумие, слушал плач ребенка из спальни и неумолчный, проникающий повсюду шепот из гостиной.

И тогда, в этот самый момент, его собственный взгляд упал на зеркало в прихожей. И ему показалось, что на долю секунды он увидел в отражении не свое уставшее, испуганное лицо, а нечто другое. Нечто с бледной, полупрозрачной кожей и слишком большими, темными глазами. Мерзкую пародию на себя.

Он моргнул. Отражение стало нормальным. Но семя сомнения было посеяно. Шепот работал и с ним. Он начинал заражать и его разум.

Он не мог оставить здесь Лену и ребенка. Но он не мог и оставаться. Единственный выход был один – найти источник. Найти его и уничтожить. И сделать это нужно было быстро, пока его собственное сознание не превратилось в злейшего врага.

Он подошел к окну. Район погружался в хаос. Вдалеке слышались крики, звон разбитого стекла, где-то завыла сирена. Небо по-прежнему было серым и равнодушным. Эпидемия безумия расползалась по «Спутнику» по проводам, по эфиру, как чума.

Алексей Гордеев глубоко вдохнул. Его мир, мир проводов и логических схем, рухнул. Теперь ему предстояло спуститься обратно, в самое сердце кошмара. В лабиринт подземных кабелей, откуда это все и началось. Он был техником связи. И только он, возможно, знал дорогу.

Глава 2. Лабиринт без теней

Тишина в подъезде была звенящей, но не пустой. Она была насыщена отзвуками кошмара, просачивавшимися сквозь двери квартир: приглушенными рыданиями, яростным шепотом, глухими ударами, словно кто-то методично бился головой о стену. Воздух был густым и тяжелым, пах страхом и озоном. Алексей стоял на лестничной площадке, прислушиваясь к собственному сердцу, которое пыталось вырваться из грудной клетки. За спиной, в квартире Лены, продолжалась немыслимая драма: тихие всхлипывания Максима из-за двери детской и нечленораздельные, полные ненависти вопли его матери, бьющейся в запертой ванной.

Он не мог оставить их. Но он не мог и остаться. Мысль о том, чтобы сидеть в западне, ожидая, пока его собственный разум не предаст его, была невыносима. Шепот, исходящий отовсюду – из розеток, от включенных в сеть приборов за дверями, – был постоянным напоминанием о том, что время работает против него. Тот миг у зеркала, когда он увидел искаженное отражение, впился в память как заноза. Это была не галлюцинация уставшего человека. Это было предупреждение.

Ему нужно было добраться до своего микроавтобуса. Там был его профессиональный арсенал: усилители сигнала, анализаторы спектра, карты кабельных сетей, аварийный генератор. Инструменты, которые могли помочь найти источник. И оружие. Тяжелые гаечные ключи, монтировки. Теперь он понимал, что они могут понадобиться не только для вскрытия люков.

Спускаясь по лестнице, он наткнулся на первого «обращенного». Это был немолодой мужчина в спортивном костюме, лежащий ничком на площадке между вторым и первым этажом. Он не двигался. Алексей замер, сжимая в руке монтировку. Потом мужчина пошевелился. Он медленно поднял голову, и Алексей увидел, что его лицо исцарапано в кровь, будто он пытался сорвать с себя кожу. В глазах не было ни капли осознания, только животный, тупой ужас.

– Они повсюду… – прохрипел мужчина, его взгляд скользил по Алексею, по стенам, по собственным окровавленным рукам. – На стенах… ползут… шепчут…

Алексей попытался обойти его, задерживая дыхание.

– Держись, – пробормотал он, понимая всю беспомощность этих слов.

Мужчина внезапно рванулся вперед и схватил его за штанину.

– Ты не видишь? – его голос сорвался на визг. – Ты слепой? Они на тебе! Ты весь в них!

Отдернув ногу, Алексей отступил. Прикосновение было омерзительным, ледяным, липким. Он побежал вниз, не оглядываясь, слыша за спиной бессвязные рыдания и шепот.

Выбежав на улицу, он увидел, что хаос лишь усилился. Несколько машин врезались в столбы и друг друга, образовав заторы. Из одного из разбитых окон доносилась оглушительная, искаженная музыка, смешанная с тем же шепотом. По центру проезжей части медленно бродила женщина в ночной рубашке, таща за ногу окровавленный утюг. Она что-то напевала, но мелодия постоянно срывалась на тот самый ненавистный шепот.

Его микроавтобус стоял там, где он его оставил, нетронутый. Алексей влетел внутрь, захлопнул дверь и нажал на кнопку центрального замка. Звук щелкающих засовов был маленькой, но значимой победой. Он сидел, тяжело дыша, пытаясь осмыслить масштаб катастрофы. Это был не просто бунт или массовое помешательство. Это была системная поломка. Инфекция, передающаяся по проводам.

Он достал свой планшет с офлайн-картами кабельной сети «Спутника». Паутина линий была невероятно сложной, наслоения нескольких эпох: довоенные медные пары, послевоенные коаксиальные трассы, оптоволокно, проложенное в девяностые и нулевые. Источником могла быть любая точка. Но его опыт подсказывал ему, с чего начать. Тот старый, поврежденный кабель в самой глубокой камере. И странные токи, которые он зафиксировал. Эпицентр бури должен был быть там.

Достав анализатор спектра, он подключил его к автомобильной антенне. Электроника микроавтобуса была экранирована лучше, чем бытовая техника, и шепот здесь был тише, фоновым шумом. На экране прибора поплыли графики. Эфир был забит одним и тем же сигналом. Удивительно, но это был не хаос. Это была сложная, модулированная несущая частота, на которую был наложен тот самый звук. Шепот имел четкую электромагнитную природу. Он был передан, а не рожден в сознании.

Алексей углубился в изучение спектра. Он искал аномалии, пики мощности, что-то, что указало бы на направление. И он нашел. Сигнал был сильнее всего в низкочастотном диапазоне, том самом, что использовался для передачи на большие расстояния по старым металлическим проводам. И его мощность плавно, но неуклонно нарастала в сторону старой телефонной станции «Спутник-2», заброшенной еще в конце девяностых, когда район перевели на цифровые АТС.

Станция… Здание, похожее на бетонный бункер, на окраине района. Оно было законсервировано, но не разрушено. Магистральные кабели все еще сходились там, как артерии в сердце. Идеальное место.

Запустив двигатель, он тронулся с места, объезжая брошенные автомобили и бесцельно бродящих людей. Некоторые игнорировали его, уставившись в экраны мертвых телефонов. Другие провожали его взглядами, полными подозрения и страха. Один раз ему преградила дорогу группа из трех человек – двое мужчин и женщина. Они стояли, взявшись за руки, образуя живую цепь. Их лица были искажены не злобой, а каким-то фанатичным исступлением.

– Не езжай туда! – крикнула женщина. Ее голос был хриплым от долгого шепота. – Там Оно! Оно очищает мир от скверны!

Алексей нажал на газ, и микроавтобус рванул вперед, заставив их отпрыгнуть. В зеркале заднего вида он видел, как они падают на колени и начинают что-то выкрикивать ему вслед, но шум двигателя заглушал слова.

Добравшись до забора, окружавшего территорию старой АТС, он понял, что его догадка верна. Забор был местами повален, будто что-то большое и тяжелое вырвалось отсюда наружу. Само здание из серого бетона стояло, как гигантская надгробная плита. Окна были забиты железными листами, главная дверь – массивная, стальная – зияла открытой. Из темного проема вырывался не только мрак, но и слышимый даже здесь, с расстояния в пятьдесят метров, усиленный шепот. Он исходил отовсюду – из раструбов старых громкоговорителей на столбах, из проводов, свисающих с крыши. Это место было не просто источником. Оно было горлом, из которого изрыгался кошмар.

Припарковавшись в отдалении, Алексей подготовился к проникновению. Фонарь на каске, мощный ручной фонарь на аккумуляторах, инструменты, анализатор. Он взял с собой и тяжелый разводной ключ, пристегнув его к поясу. Сердце бешено колотилось, но теперь в нем была не только паника, но и решимость. Он подходил к разгадке.

Переступив порог, он погрузился в иной мир. Воздух внутри был сухим и пыльным, с примесью запаха озона и старой бумаги. Шепот здесь был оглушительным. Он лился из черных отверстий в стенах, где когда-то стояли коммутационные стойки, из обрывков проводов, свисавших с потолка подобно лианам. Он эхом отражался в огромном зале, заполненным призраками ушедшей эпохи – гигантскими металлическими шкафами с тысячами реле, рычагов и гнезд.

Алексей двинулся вперед, луч фонаря выхватывая из мрака фрагменты прошлого. Пожелтевшие инструкции на стенах, стол, покрытый слоем пыли, на котором стоял кружок с засохшим чаем и лежала раскрытая тетрадь. Он направил свет на страницу. Чей-то аккуратный, инженерный почерк. Графики, расчеты. И вдруг, в углу страницы, он увидел фразу, обведенную в рамочку: «Частота 7.83 Гц – резонанс Шумана. Сердцебиение Земли».

Его пробрала дрожь. Резонанс Шумана – крайне низкочастотные электромагнитные колебания, существующие в полости между поверхностью Земли и ионосферой. Их часто называют пульсом планеты. Что могло связывать это с шепотом?

Он пошел дальше, вглубь зала, к месту, где должны были находиться основные магистральные вводы. Шепот становился все громче, он уже не просто звучал в ушах – он вибрировал в костях, давил на глазные яблоки. Алексей почувствовал легкое подташнивание и головокружение. Предвестники.

И тут он увидел Свет.

В дальнем конце зала, за рядами мертвых стоек, из открытого технического колодца в полу исходило слабое, пульсирующее голубоватое сияние. Оно было неестественным, холодным, как свет гниющей древесины или некоторых видов грибов. Шепот лился оттуда, из-под земли.

Алексей подошел ближе, преодолевая растущее чувство тревоги. Колодец был старым, ведущим в кабельное подполье станции. Спускалась в него узкая, крутая железная лестница. Он наклонился над отверстием. Сияние было тусклым, но его хватало, чтобы разглядеть нижний уровень. И там было что-то… движущееся.

Не люди. Не животные. Что-то механическое.

Сжав в руке ключ, он начал спускаться. Каждая ступенька отзывалась гулким скрежетом, заглушаемым всепоглощающим шепотом. Воздух внизу был еще суше и имел явственный металлический привкус.

Нижняя камера была огромным бетонным залом, по стенам которого уходили в туннели толстенные пучки кабелей. И они все были… живыми. По ним пробегали всполохи того самого голубоватого света. Искры статики щелкали в воздухе. Но самое жуткое было в центре зала.

Там, на месте главного коммутационного узла, где когда-то сходились все линии, возникла некая конструкция. Она не была рукотворной в привычном смысле. Она была слеплена из обломков старого оборудования – кусков металлических панелей, спаянных между собой неизвестным способом, клубков проводов, которые извивались и шевелились, как щупальца, сотен микросхем, лампочек и реле, бессистемно налипших на общую массу. Вся эта конструкция пульсировала тем самым голубоватым светом. Она была похожа на гигантское, уродливое сердце, пронизанное металлическими венами.