Старый дом на краю счастья

Удержаться на ногах

Как ни странно, но первое время не было ни страха, ни растерянности. Ты будто плывешь и не задумываешься куда. Все, что от тебя требуется, – это шевелить лапками, чтобы не утонуть.

Не было в тот момент боли и одиночества – они придут позже, вместе с липким отчаянием и слезами, затопят с головой, потянут на дно. Но пока было даже весело, я казалась себе сильной, смелой и дерзкой и на этом адреналине бегала по администрациям, оформляя документы, устраивала детей в школы, искала садик, пыталась найти работу. Деньги стремительно таяли, и я уже вплотную подобралась к неприкосновенному «золотому запасу» кредиток.

Самым страшным для меня, лютого социофоба и интроверта, было общение. Я боялась говорить по телефону, боялась любых диалогов, хоть «пакет брать будете?» в супермаркете, хоть смол-токов с соседями. А тут приходилось постоянно звонить. Звонить и разговаривать на иностранном языке – бинго, два удовольствия по цене одного: завернуть или так будете наслаждаться?

Тогда я начала звонить везде. Благо, в пакете мобильной связи были безлимитные разговоры. Просто шла по улице и набирала номер за номером. Гаражные ворота? Солнечные панели? А у вас нет такого же, но с перламутровыми пуговицами? О, спасибо, я подумаю.

Правда, пару раз еле ноги унесла: от каких-то сектантов, которые непременно хотели поговорить со мной о Боге почему-то лично, а не по телефону, и от вездесущих продавцов солнечных панелей – они, кажется, добавили меня в какую-то свою базу данных, потому что до сих пор некоторые из них звонят и пытаются мне их продать.

Это очень помогло – воробушек-социофобушек никуда не делся, но страх разговоров выветрился. Было весело, задорно, азартно. Узнавала что-то новое, порой совершенно неожиданное.

Например, для меня было открытием, что в саунах здесь мужчины и женщины находятся вместе. Нет, не в приватной сауне, где именно с этой целью собрались на свинг-вечеринку, а просто незнакомые люди. Открытие это было внезапным – мы пошли с детьми в аквапарк…

…и я вдруг обнаружила саунариум. До этого мы уже много раз были в этом аквапарке, но я никогда не обращала внимания на неприметную табличку и проход через турникет, уверенная, что там какие-то служебные помещения. Но в этот раз любопытство повело меня навстречу удивительным открытиям.

Оказывается, там скрывался целый банный комплекс с отдельным входом, своим кафе, рекреационной зоной, садом, бассейнами… Были там финская парная, зал с ледяной водой, бассейн талассотерапии и прочие неземные удовольствия. Одних бань и саун с разной температурой и влажностью было с полтора десятка.

Я обычно читаю правила, инструкции к лекарствам и надписи на освежителе для туалета даже на казахском. Тут я тоже прочитала табличку с правилами перед входом. И нет бы меня смутила фраза «рекомендуем быть в полотенце или обнаженным».

Я просто зашла.

Любуюсь красотами. Действительно, классно. Фонтанчики, сад, никаких детских визгов, как в основной части…

…И вдруг передо мной возникает ЗАДНИЦА.

Обычная такая человеческая ЗАДНИЦА в натуральную величину.

Необычного в ней было только то, что возникла она передо мной, как Сивка-Бурка из сказки, то есть внезапно. Как лист перед травой. Банный лист, если уж вдаваться в подробности.

Особенность задниц, как эстетического феномена, состоит в том, что они редко разгуливают сами по себе и обычно плотно крепятся к гомо сапиенсам.

Вот и тут оказалось, что ее гордый носитель просто наклонился. Встретиться лицом к лицу с незнакомым человеком, который только что открыл тебе другую свою сторону, показалось мне неловким, и я застенчиво шмыгнула за первую попавшуюся дверь.

Боги…

Такого разнообразия я не видела даже в секс-шопе. Разнокалиберные мужики сидели, разложив и свесив свои бубенцы в ласковых лучах инфракрасной сауны. И я вслед за сауной стала инфракрасной, впрочем, перебрала все оттенки до ультрафиолетового.

Не зная, как скрыть смущение, я помчалась к полумраку талассо-бассейна, где вовсю пузырилась водичка, как в гигантском джакузи… Нырнула туда…

И да, там тоже оказалась толпа голых мужиков! В купальнике я была одна.

Я чувствовала себя порноактрисой на первом кастинге… Вжалась испуганно в уголок, а потом меня разобрал дикий хохот – я представила себе, что они там не просто сидят, а вращают своими разномастными хоботками на манер пропеллеров, оттого и вода так бурлит.

Мой истерический смех выглядел не слишком прилично, пришлось ретироваться под осуждающие взгляды публики.

Приглядевшись, я увидела, что и женщины там тоже лениво бродят. Большей частью в полотенчиках, полностью обнажаются в основном мужчины, и то в основном те, для кого это, кажется, последний шанс предъявить миру своего усталого героя.

Потом я оценила и полюбила этот вид отдыха, мы стали часто выбираться туда с подругами, я узнала, что там есть зоны только для женщин, но в целом никто не смущается, все привыкли.

Другое открытие настигло меня, когда впервые пообщалась с польскими полицейскими, – у нас украли самокат, который дочка на минуту оставила во дворе не пристегнутым.

Вот тебе и Европа.

Самокат был хороший, мне его было жалко.

«Ну и ладно. Как говорил Глеб Жеглов: „В Англии не меньше нашего воруют. А правопорядок в стране определяется не наличием воров, а умением властей их обезвреживать“, – думала я. – Конечно, бывает со всеми, но тут ведь камеры, воришку моментально вычислят, пропажу вернут, справедливость восторжествует! Тут точно царят закон и порядок!»

Первое, что бросилось в глаза в полицейском участке, куда я пришла писать заявление, – комнатка, отделенная большим стеклом. Там, как неспешные рыбы в большом аквариуме, копошились люди в синей полицейской форме.

На самом стекле была надпись: «Не стучите в стекло». По-польски это звучит очень забавно: «Не пукайте в шибэ».

Я улыбнулась от этого частного случая межъязыковой омонимии, воображение сразу нарисовало мне посетителей, решивших привлечь к себе внимание таким экзотическим способом.

В холле, кроме меня, была парочка небритых мужчин в спортивных костюмах, старушка, одетая в светлый жакет и узкую юбку. Она была при макияже, маникюре и укладке и единственная из всех заметно нервничала и торопилась.

Наконец дошла очередь до меня.

Поначалу полицейский вообще отказался принимать заявление.

– Что? Самокат? Детская игрушка? Вы бы еще с погремушкой пришли! Мы принимаем заявления, если стоимость пропажи выше 500 злотых! – кипятился он.

Пятьсот злотых – это около ста евро. Я открыла сайт местного спортивного магазина и нашла аналогичную модель. Выходило чуть-чуть больше, так что я робко протянула ему телефон.

– Он стоит 540, проше Пана…

– Ничего себе! Самокат! За пять сотен! Знаете, у меня тоже есть дети, и у них есть самокаты. Но мне бы в голову не пришло покупать такой дорогой!

Надо сказать, тут тоже вышло забавно. Самокат по-польски – «хуляйно́га». Дочка, на тот момент польского не знавшая, тихонько поинтересовалась, почему этот полицейский все время матерится и какие у него претензии к ногам…

Он еще поворчал, но заявление принял. Конечно, ничего не нашли. Камеры, как назло, смотрели в другую сторону, а неизвестные злоумышленники не попадали в кадр.

Приближался август – тот срок, который я оставляла себе на «подумать», чтобы оценить, получилось или нет. По сути, оценивать было нечего – документы на ВНЖ я подала, но никакого ответа не получила, в школу детей не записала, садик не нашла.

С садиками по-прежнему не везло, но к этому я была готова, а школы открывались только в конце августа.

Вот тогда-то и раздался звонок от мамы.

– Доченька, уже конец августа, не засиделись ли вы там? Девочкам скоро в школу, надо все закупить. Форму я очень красивую нашла, съездим померить, наверное, выросли уже… учебники, тетради…

– Мам, мы остаемся.

– В смысле?

– В смысле не вернемся. Остаемся в Польше. Девочки тут пойдут в школу.

– Как не вернетесь?.. – мама молчала с минуту, потом отключилась, так и не сказав ни слова.

Наверное, только в эту минуту я вдруг ощутила всю реальность происходящего. До этого было что-то вроде игры – легко, танцуя, пройти по канату, который лежит на полу. Обернулась – а он натянут над пропастью. Страшно до мурашек, до дрожи в позвоночнике. Но обратно уже не пройти – еще страшнее.

Мама не разговаривала со мной еще три месяца. Не звонила, не писала, не спрашивала, как мы. Наверное, еще надеялась, что мы передумаем.

Школы открылись, я записала туда девчонок. Попутно пришлось разбираться в местной системе образования. Школа находилась прямо у нас во дворе, но там были только классы с первого по шестой. Старшая окончила в Питере седьмой класс, поэтому пошла в другую школу. Восьмой класс в Польше – выпускной, после него нужно сдавать экзамены и поступать в старшую школу – лицей или техникум. После недолгих раздумий мы решили, что Ева снова пойдет в седьмой – во-первых, есть разница в программах, например, в школе у нее еще не было химии, а здесь она с седьмого класса. Во-вторых, никто из детей ни слова не знал по-польски, а за год выучить язык, чтобы сдать выпускной экзамен – это задача для сильных духом. Ну и в-третьих, в школу она все равно пошла с шести лет, так что как раз окажется в классе с ровесниками.

Эмилька пошла в третий класс, как и должна была, а младшие пока остались со мной, для них вариантов не нашлось.

Первое сентября случилось одновременно в двух разных местах, раздвоиться шансов не было, поэтому я должна была выбрать, с кем из детей пойду на линейку. Выбрала зеленую от страха среднюю дочку, старшей велела затеряться в толпе и записывать все на диктофон – на случай, если чего-то не поймет, я потом все переведу.

Но так вышло, что в толпе затеряться не получилось, потому что вся толпа сгрудилась в конце кабинета химии, и ей пришлось сидеть одной. Впереди. Перед всем классом за столом, из которого уныло торчал кран и полочки для реактивов. Она сосчитала все плиточки на светло-голубой стене, все выщербинки на полированной поверхности парты. Молилась, чтобы ее ни о чем не спросили. Только после классного часа она нашла русскоязычных девочек, которые проводили ее в зал и помогли с переводом. Потом, на первом родительском собрании, я сама сидела ровно на этом же месте, так что очень хорошо представляла ее первый день.

А мы с Эмилькой и двумя младшими первого сентября оказались в большом и светлом спортзале школы. Первое сентября здесь не праздник – это годовщина начала Второй мировой, первый удар которой пришелся именно на Польшу. В этот день начинаются занятия, но никто не дарит учителям букетов, у девочек никаких белых бантов. В праздничные дни принято приходить в классическом «белый верх, черный низ», а в остальные дни каждый одевается так, как ему удобно.

В наш первый школьный день было очень красиво и торжественно – нарядные дети, радостное возбуждение, гимн страны, который подпевали все родители. Звучали простые и теплые приветственные слова.

Началась учеба.

Старшая дочка адаптировалась быстрее. Она оказалась в классе, где ровно половина была русскоязычной: из 20 человек – 10 поляков, 7 украинцев, две девочки из Беларуси и она. Большинство из них жили в Польше уже давно, поэтому свободно говорили. Но по стечению обстоятельств Ева Квасневская звучит вполне по-местному, так что ее фамилия затерялась среди «польской» части класса. Именно поэтому на первом же уроке ее вызвали к доске. Стресса было много, но она мужественно все выдержала. До сих пор удивляюсь и горжусь – сколько испытаний выпало на ее долю из-за моей страсти к приключениям, но как сильно это закалило мою маленькую хрупкую девочку!

Эмилька, которая всегда славилась своим дружелюбием, в первый же день нашла подругу. Девочка с необычной фамилией Ангел из белорусско-американской семьи одинаково свободно говорила на русском, польском и английском и приходила на помощь, служа переводчиком и проводником в трудных ситуациях.

К тому же детям-иностранцам на период адаптации полагались дополнительные уроки польского языка.

Жизнь потихоньку шла на лад, по крайней мере бытовая ее часть. Да, хотя я по-прежнему не понимала, что хочу делать и где пункт назначения, но я ходила по этим улицам, впитывала красоту города, заряжалась его энергией и твердо знала, что мое место именно здесь.

Долгая теплая осень перевалила за половину, приближался ноябрь, дети понемногу вливались в школьный коллектив. Проблемы были обычные, точно такие же, как и в российской школе: родительский чатик с обсуждением текущих проблем и несогласингом по любым вопросам – на целый класс обязательно найдется один-два родителя, которым непременно нужно поспорить по любому поводу, сборы денег на экскурсии и классные нужды. Нет, «на шторы» здесь не собирают, учебниками и всем необходимым обеспечивает школа, но обязательно есть сбор на подарки детям к праздникам – день мальчиков, день девочек, какие-то мероприятия класса, что-то дарят классному руководителю и преподавателям на День учителя.

Бывало, вечером неожиданно выяснялось, что к завтрашнему дню нужно принести поделку из природных материалов, или лист картона А3, или цветные ленты и пуговицы на урок изобразительного искусства… Но в целом все довольно мило и спокойно.

В школе оценки по 6-балльной системе, причем «двойка» – это переводная оценка, хоть и не слишком почетная, а «шесть» – это что-то вроде «пятерки с плюсом» – ставится, когда ученик превзошел ожидания.

По моим ощущениям, у детей куда больше самостоятельности, нет погони за отметками. До четвертого класса вообще никаких оценок нет, только описательные – например, «вы молодцы, но лучше бы постараться» или «старательный и толковый ребенок, умеет складывать, вычитать, освоил чтение». Так и детям меньше стресса, и родителям. Хотя для информации приблизительные цифры все же выставляют, но в школьный аттестат они не идут.

Вообще задача первых лет в школе – научить дружить, общаться, учиться, а не впихнуть в детские головы побольше знаний, поэтому введено много интеграционных проектов. В разных школах для этого придумывают всякие «цветные» или «пижамные дни», когда дети приходят в одежде определенного цвета или в… пижаме! Или «день плюшевого мишки», когда можно принести в класс свою любимую игрушку.

Много поездок, экскурсий и разного рода школьных мероприятий. Первым из таких праздников для нас было 11 ноября – День независимости. Он стоит отдельного рассказа.

Итак, вечерело. Уже подходя к дому, поняла, что дети вернулись из школы – услышала их голоса в подъезде. Оказалось, сидят на площадке. Ключи забыли.

Входим в дом, а они наперебой галдят, поют патриотические песни и сообщают, что завтра в честь Дня независимости нужно прийти в школу в цветах национального флага. В красно-белом то есть.

А у нас из красного только моя внезапно побагровевшая физиономия. Потому что мне еще доделывать презентацию для клиента… Но нет – придется красно-белое искать.

Ах да, и еще нужно испечь и принести какие-нибудь печенюхи. Красно-белые.

Из недр своего прошлого, когда я увлекалась домашней выпечкой, откопала красный краситель и белую глазурь, нашла в холодильнике одно яйцо и сбегала за мукой в магазин.

Сказала «делайте, что хотите» и побежала работать, корпеть над презентацией.

Доделала ее в 20:30. Спохватилась, что вопрос с одеждой подходящих цветов не решен. Добежала до супермаркета, который был еще открыт. Порылась на полках в поисках КРАСНОГО.

Из красного там осталось только вино. В других отделах обнаружила красный лифчик 52-го размера и рождественские тапки с оленями. Позвонила детям, предложила что-то из этого ассортимента. Ева сказала найти хоть ленточку. Красную.

Ха-ха. Голубые, зеленые, розовые – пожалуйста. Из красного, как помните, только моя физиономия, ну еще вино и лифчик. Под конец на глаза попались красные огнетушители. Пригрозила Еве отправить ее завтра в белых колготках и с красным огнетушителем в руках.

Уже у выхода случайно обнаружила корзину со всяким распродажным барахлом. Набросившись на содержимое, аки ястреб на добычу, выудила оттуда малиновый берет, алый шарф и что-то похожее на пламенеющий пионерский галстук.

Помчалась с добычей домой.

В доме стоял сизый дым – сгорела партия красно-белых печенюх и красно-белые блинчики. Квартира напоминала декорации к фильму «Техасская резня бензопилой» – вся в красных засохших пятнах и красных отпечатках детских ладошек – дети разлили краситель, Марта влезла в него руками и отправилась оставлять следы на стенах…

И тут навстречу мне высунулась Мила, которая выглядела так, будто съела кого-то живьем – руки, рот и вообще вся физиономия у нее были кроваво-красные – все от того же красителя. Она попробовала сырое тесто для печенья, покрасилась, пошла отмываться. В результате ванная стала похожа на место, где избавлялись от трупа и замывали следы.

Кухню от красителя отмывали два дня… Зато праздник удался.

Учеба у девочек шла нормально: на второй месяц они стали неплохо понимать язык, на третий – бойко заговорили.

В конце ноября и для сына нашлось место в частном садике за очень умеренную плату. И хотя младшая по-прежнему оставалась дома, но всего с одним ребенком было уже гораздо легче.

Казалось бы, все складывается отлично, как вдруг…

Пришло письмо с отказом в ВНЖ для средней дочери.

А так как мы находились в Польше уже больше времени, чем возможно по визе, то после получения этого письма должны были либо в недельный срок заново подать документы, либо покинуть страну.

Сложность только в том, что во Вроцлаве «подать документы» – это нереальный квест. В том разговоре, с которого начался мой роман с этим городом, неслучайно было слово «понаехали».

Не знаю почему, но процент людей с постсоветского пространства именно здесь необычайно высок. И к сожалению, эти люди привезли с собой не только новые возможности, но и старые привычки.

Довольно быстро появились всевозможные «решалы», которые стали продавать места в очередях, предлагать «быстро за вознаграждение» поспособствовать в решении любых вопросов и вообще занимались относительно честным отъемом денег у населения. Одним из способов заработка стала возможность прийти к открытию администрации, оттеснить толпу страждущих, взять из автомата пачку талончиков на подачу документов и потом продавать их остальным. Естественно, находились недовольные, доходило до открытых конфликтов. Однажды я сама чуть не стала их жертвой, когда, вытянув пачку талонов на всю семью, – на каждый комплект документов требовался отдельный билетик – со стопкой заявлений и паспортов гордо шла к окну. Люди мрачно сплевывали мне вслед, а кто-то грозился сделать замечание физического характера, – все это продолжалось, пока они не увидели толпу детей, ожидающих меня у окошка.