- -
- 100%
- +
плохо?– Крошка сын к отцу пришел, и спросила кроха: – Что такое хорошо и что такое
Пожалуй, никогда ещё это прекрасное и доброе детское стихотворение не читалось в такой зловещей манере.
Но это подействовало.
Слуга смотрел на меня с таким ужасом, будто я, и правда, превратилась в чудовище, которое почудилось кому-то там в саду. А на строчках «если ветер крыши рвёт, если град загрохал», которые я произнесла с особым воодушевлением, оскалив зубы и раскатывая букву "р", мужчина подорвался с пола, прихрамывая бросился к окну, перевалился через раму, окончательно отломав повисший ставень, а потом помчался через кусты олеандра, следом за своими друзьями.
Выдохнув, я бессильно привалилась плечом к косяку.
В доме было тихо-тихо, но теперь эта тишина меня обмануть не могла.
– Какой ты интересный домик, – сказала я негромко, в пустоту. – Ты ведь меня защищаешь, верно?
Мне никто не ответил, а я на всякий случай огляделась – не вылезет ли откуда-нибудь призрак того колдуна, про которого мне рассказывала Ветрувия.
Но призраки… Они ведь появляются ночью, верно? Должны быть луна, темнота, звёзды… А тут всё было пронизано солнечными лучами, которые проникали через щелястые стены. В столбиках света весело плясали пылинки, и птицы так и заливались под окнами.
– Кто ты? Выдь и покажися, с нами честно подружися, – пробормотала я строчку из «Сказки о мёртвой царевне и семи богатырях», потому что несмотря на птичек и солнышко, мороз всё равно пробирал по коже.
Никто ко мне не вышел – ни чудище, ни заколдованный принц, но дверь в ту комнату, где я пыталась спрятаться, опять приоткрылась, приглашая войти.
– Хорошо, – сказала я, незаметно для себя полностью перейдя на русский. – Я захожу. Не хлопайте дверью, пожалуйста… – и я осторожно переступила порог, осматриваясь с любопытством и опаской.
Комната была небольшой, без окон, но сквозь щели хватало света.
В одном углу валялись остатки старой мебели, у стены наблюдался более-менее целый стол, на котором лежала какая-то книга и стояла оплывшая свеча в простеньком глиняном подсвечнике, зато у другой стены я увидела шесть больших сундука. Сундуки выглядели вполне себе презентабельно, и на них не было слоя пыли, как на всём в этом доме.
Замков на сундуках тоже не было, поэтому я, чуть поколебавшись, подошла и открыла один из них.
Сердце у меня дёрнулось и бешено заколотилось, потому что в первую секунду я подумала, что сундук до краёв заполнен золотыми слитками. Но почти сразу я поняла, что ошиблась. Это всего лишь солнце заиграло на гранях коричневых полупрозрачных камешках.
Что за камешки?
Я наклонилась, понюхала, но никакого особенного запаха не почувствовала, потом взяла один из камешков двумя пальцами и поднесла к глазам.
Да это же… сахар! Обыкновенный коричневый кусковой сахар. Я даже лизнула кусочек, чтобы убедиться.
Точно, сахар. Лучше бы золотые слитки. Или, на худой конец, янтарь какой-нибудь.
В остальных сундуках обнаружилось то же самое, и, закрыв крышку последнего, я задумалась – кому понадобилось тащить сюда сундуки с сахаром. Чтобы спрятать? Но зачем? Кому понадобилось прятать сахар? Джианне? Да, скорее всего, это был Джианне. Может, собирался варить варенье и побоялся, что мамаша с сестрёнками всё слопают.
Сундуки перестали меня интересовать, и я перешла к столу.
Тут тоже почти не было пыли, а на столешнице возле свечи виднелись жёлтые пятна расплавленного воска. Кружочки были совсем чистые, яркие, и я сделала вывод, что кто-то был здесь совсем недавно, и читал книгу под покровом ночи. Иначе для чего понадобилась бы свеча? А если книгу читали ночью, то хотели сделать это тайком. Значит, и книга какая-то таинственная.
Я приоткрыла кожаный переплёт, на котором не было никаких надписей, а потом перевернула страницу.
Книга была старинная – страницы пожелтели, чернила местами выцвели, но можно было разобрать текст, идущий двумя столбиками. Как ни странно, текст был на старогерманском. Я изучала его в университете, и без труда разобрала название, которое было красиво выписано на первой страничке:
«Трактат о том, как продлить жизнь плодам жизни, составленный Гизелой, прозванной Делией, дочерью Хильдегарды, сосланной в город Медиолан своим братом Луи в год восемьсот четырнадцатый от Рождества Христова, переписанный Абрамом Соломоном, врачом великого короля…», – дальше чернила расплылись, и разобрать имени «великого короля» я не смогла.
Я понятия не имела, кто такая эта Гизела, прозванная Делией, кто такой Абрам Соломон, но из любопытства перевернула вторую страницу.
«Местность, которую римляне назвали Медиолан, – начиналась книга, – ранее принадлежала племенам тусков, которые пришли с севера, преодолев Альпы. Тусков потеснили галлы, а галлов победили римляне, которые и основали славный город Медиалан, в котором хранились все знания древних, пока архиепископ Анджильберто не приказал их уничтожить. Часть древних книг была уничтожена, но некоторые были укрыты и прочитаны Гизелой, дочерью Карла Великого, сосланной в Медиолан – город, где она родилась и где закончила свои дни. В своих трудах Гизела описала древние способы сохранения жизни, которые были известны ещё тускам…».
Это был какой-то алхимический трактат, потому что дальше шли рецепты – указаны ингредиенты, вес и пропорции, и способы приготовления.
Ну да, понятно. Средневековая одержимость продлением жизни. Эликсир бессмертия, философский камень… Да-да, наивные мечтатели…
Я перелистнула ещё несколько страниц, уже совсем без интереса, но тут взгляд мой наткнулся на очень интересный текст.
«Возьмите три сетье листьев мяты, мякоти апельсина, – советовал Абрам Соломон, – и плодов сидонии вместе с веточками и листьями, причем, плодов сидонии возьмите больше, чем апельсинов, а апельсинов больше, чем мяты, добавьте в сетье белого вина самый чистый толчёный мел, пока вино не перестанет шипеть, дайте отстояться, процедите через чистую тряпицу, затем смешайте вино с мелом, мяту, апельсины и сидонию и добавьте к ним три сетье самого лучшего мёда или столько же сахара, потому что и то и то прекрасно сохраняет жизнь и благоприятно воздействует при желудочных болях, а затем уваривайте столько времени, сколько нужно, чтобы осталось три сетье всего вещества».
Как-то это не очень походило на эликсир бессмертия. Скорее это походило на рецепт варенья. Что это за плод – сидония, я не знала, но ниже Абрам Соломон приводил другой рецепт, где все ингредиенты были мне понятны:
«Возьмите десять сетье самых свежих фиалок, собранных на лугах ранним утром, пока ещё не пала роса, и пусть цветки собирают юные девы, которые накануне причащались и исповедовались. Пять сетье цветов высушите в тени и истолките в порошок, остальные пять сетье залейте половинным количеством ключевой водой и оставьте на пять дней. По истечении пяти дней отожмите цветки как можно суше и выбросьте в огонь, чтобы они сгорели, а не гнили на земле. В оставшуюся воду добавьте порошок цветков и два сетье сахара, потому что мёд перебьёт запах. Некоторые добавляют сок, выжитый из двух лимонов, но тогда надо выбрать плоды внимательно, отдав предпочтение тем, чей запах будет таким тонким, что не заглушит природного аромата фиалок. Смешав всё, добавьте горсть лепестков дикого мака, чтобы усилить свойства. Уваривайте снадобье до тех пор, пока не останется полтора сетье, и пока средств не загустеет. Употребление сего снимает спазмы в горле и груди, устраняет кашель, способствует спокойному, ровному сну».
Это, и правда, были рецепты варенья. Самого разного – от сваренного из лепестков розы, заканчивая вываренным виноградным соком. Я с улыбкой перелистала книгу до конца и обнаружила на самой последней странице приписку:
«Гизела, ученица великого Алкуина, считала, что это – путь обретения бессмертия. Так как фрукты и ягоды сохраняются в меду и сахаре в первозданном виде, так и человек может сохраниться, потребляя то, что стало бессмертным».
Ну да, ну да.
Я усмехнулась и закрыла книгу, хлопнув ладонью по переплёту. Ешь варенье и обретёшь бессмертие. Наверное, варенье казалось средневековым людям чем-то вроде божественной амброзии, которой питались римские боги. Наивные мечтатели.
– …не будем мы ничего отдавать, ослиная твоя голова! – услышала я вдруг голос синьоры Чески, и сердце у меня ёкнуло сильнее, чем когда я решила, что обнаружила тайник с золотом. – Надо потянуть время, получить наследство и бежать отсюда!.. Да хоть в Геную!..
Бежать бросилась я – вон из комнаты, потому что прятаться в каморке, куда ведут лишь одни двери, было глупо. Выскочив в коридор, я подбежала к тому окну, через которое улепётывал слуга синьора Занха, но выпрыгнуть не успела, потому что как раз мимо окна проходила синьора Ческа.
Мне повезло, что она меня не заметила, и я мигом встала за окном, прижавшись спиной к стене. Через щёлку мне было видно, как синьора Ческа топает по лужайке, а следом семенит Пинуччо. Тётушки Эа с ними не было, зато Миммо и Жутти тащили за шиворот Ветрувию, время от времени награждая её зуботычинами.
Всё во мне перевернулось от злости и жалости, но я ничем не могла помочь бедняге. Даже если бы нашла подходящее полено. Поэтому я продолжала стоять, прижимаясь к стене, и надеялась, что «милое» семейство пройдёт мимо.
Увы, надеждам моим не суждено было сбыться.
– Эти развалины на помойке мира всё равно никто не купит, – заявила Ческа и остановилась, окидывая взглядом дом, в котором я пряталась. – Таких дураков, как мой сыночек, больше нет. Проверь, Пинуччо, – приказала она. – Проверь дом. Может, эта тварь там прячется.
Глава 6
– Матушка!.. – ахнул Пинуччо. – Вы меня посылаете?.. Туда?.. Я же ваш единственный сын!
– И что? – мрачно осведомилась синьора Ческа. – Ты им и останешься.
– Но… туда?!. – возопил единственный сын.
Миммо и Жутти даже притихли, и на время позабыли отвешивать Ветрувии подзатыльники.
Без лишних слов Ческа показала сыночку кулак
Пинуччо сразу сник, и было видно, как его ломает от страха. Но, видимо, страх перед кулаками мамаши оказался сильнее, и он мелкими шажками двинулся к дому.
Я следила за ними всеми, глядя в щёлку и затаив дыхание.
Поднявшись по крыльцу, Пинуччо потянул дверь на себя, но она не открылась. Он подёргал сильнее, потом даже упёрся ногой, но дверь словно заклинило. Хотя я прекрасно помнила, что влетела в дом безо всяких препятствий. И клинить на этой двери было нечему. Значит, дом снова защищал меня…
Не удержавшись, я похлопала ладонью по деревянной стене, благодаря колдовскую усадьбу, и выдохнула, а Пинуччо радостно сбежал с крыльца.
– Двери не открываются, так что Апо точно там нет! – выпалил он скороговоркой.
– В окно залезь! – рявкнула на него Ческа, и он аж присел, прикрывая голову.
– Вон там окно открыто, – подсказала Жутти и указала на окно, возле которого как раз стояла я.
Этого ещё не хватало!..
Пинуччо обречённо пошёл к окну, поплёвывая на ладони. Я застыла на месте, не представляя, куда сейчас бежать – только сделаю шаг, как выдам себя с головой, а если останусь, то всё равно выдам.
Тем временем Пинуччо взялся за подоконник, подтянулся на руках, взгляды наши встретились… Но забраться внутрь дома он не успел, потому что ставни захлопнулись сами собой, чуть не прищемив ему пальцы.
Пинуччо свалился мешком и на четвереньках отбежал в сторону, и только потом поднялся на ноги.
– Что такое? – загремела Ческа.
– Мам, ставни… ставни… – пролепетала Миммо, тыча пальцем в окно. – Они – сами?!.
Жутти ничего не сказала, она только таращила глаза и подёргивала головой.
С перепугу сестрёнки выпустили Ветрувию, и она сразу отбежала на несколько шагов. Потом повернулась, и я увидела хороший синяк у неё под левым глазом. Кто мог так ударить женщину? Слуги Занха? Или свекровка расщедрилась? Что за привычка распускать руки!
– Что там, Пинуччо? – повторила синьора Ческа. – Что-нибудь заметил?
Пинуччо молча вытирал ладони о штаны и смотрел на окно. Только я понадеялась, что он благородно промолчит обо мне, как он с запинкой произнёс:
– Апо в доме… Стоит возле окна…
– В доме?! – тотчас взбесилась Ческа. – А ну, выходи! Прятаться вздумала?
Отмалчиваться не было смысла, и я глухо ответила:
– Не выйду.
– Ах, не выйдешь?! Осмелела? Спорить начала? Ну я тебе покажу… Я тебя научу… – синьора Ческа бросилась к двери и принялась трясти её и дёргать, пытаясь открыть.
Что-то затрещало, дико завизжала Жутти, и мамаша едва успела спрыгнуть с крыльца, когда не выдержали и рухнули деревянные подпорки крыши-портика над входом.
– Мама, как вы? – Миммо подскочила к Ческе, поддерживая её под локоток. – Мама, вы не поранились?
– Отстань! – Ческа отпихнула её и с такой ненавистью посмотрела на окошко, за которым я пряталась, что взглядом вполне могла провертеть дыру в ставнях.
– Матушка, осторожнее, – забормотала Жутти опасливо пятятся. – Вы же знаете, что дом колдовской…
– Да они с Джианне сговорились! – крикнула синьора Ческа. – Убить меня задумала, да? Ну ладно, не хочешь выходить – я тебя оттуда выкурю. Тащите сюда огонь и солому. Я сожгу эту развалюху к чертям!
– Как – сожжёте? – не понял Пинуччо.
– Дотла! – взревела его «добрая» матушка. – Несите огня! Быстро!
– Не надо! Не надо! Не надо! – взахлёб закричала Ветрувия и бросилась к Ческе, хватая её за рукав. – Там же Апо! Вы же её погубите!
– Пусть сгорит, если не хочет выходить, – свирепо ответила Ческа, отпихивая Ветрувию, и повторила: – Где огонь?!
Миммо помчалась в сторону флигеля, а у меня холодок пробежал по спине. Неужели, подожжёт дом? Настолько свихнулась?
– Смотрите по окнам, – командовала тем временем синьора Ческа, энергично размахивая руками. – Пинуччо, ты оттуда! Жутти, ты оттуда! Как только эта дрянь выпрыгнет, тут же зовите!
Дело было совсем плохо. Я забегала по комнате, не зная, что предпринять. Прыгать в окно, пока не поздно? Но там дом меня не защитит, и я точно попаду в лапы этой ведьмы… А как дом защити себя от огня?
– Что делать, домик? – зашептала я, не соображая, что говорю по-русски. – Что будем делать? У тебя есть какой-нибудь план? Или какой-нибудь подземный ход?..
Дом мне ничего не ответил. Да и глупо было ждать ответа от дома. Я до конца не была уверена, что двери и ставни хлопали по чьей-то колдовской воле… Колдовства ведь не бывает, верно? Но и из настоящего в прошлое с моста не сигают…
Пока я бестолково металась туда-сюда, вернулась Миммо, волоча два факела – две палки, на концы которых были намотаны промасленные тряпки. Я сразу прекратила беготню и приникла к щёлке, наблюдая, что будет дальше.
Неужели, подожжёт?..
Факелы горели хорошо, под полуденным солнцем огня почти не было видно – только завивался черный дымок, и тряпки обугливались.
– Сейчас за сеном сбегаю, – с готовностью сказала Миммо.
Теперь она смотрела на дом с жадным любопытством.
– Давай сюда! – синьора Ческа выхватила один из факелов у дочери и решительно направилась к дому, где возле крыльца валялись плети засохшего дикого винограда.
Похоже, свекровушка бедной Апо всеми силами стремилась, чтобы невестка прожила как можно меньше – не утонула, так поджарилась. И мне надо было поскорее улепётывать отсюда, но я продолжала стоять возле окна, прильнув к щёлке, и смотрела на это сумасшествие – не веря, что такое может происходить на самом деле.
Но ведь сжигали же они тут ведьм пачками?..
Только это, кажется, было где-то попозже… Лет на сто, наверное…
Внезапно трава под ногами синьоры Чески заколыхалась, и в первую секунду мне показалось, что из зарослей вылезла змея. Но почти сразу я разглядела, что это была не змея, а корень дерева – гибкий, крепкий, он очень ловко выгнулся, подвернувшись под ноги синьоре Ческе, та споткнулась и чуть не упала, взмахнув руками.
Факел она благополучно уронила, и куст олеандра безо всякого ветра наклонился и прихлопнул огонь ветками, загасив его.
На небо неожиданно набежали тучи, и начал накрапывать дождь. Он усиливался, и вскоре факел, что держала Миммо, зашипел, тоже готовясь погаснуть.
Не я одна наблюдала за всем этим, раскрыв рот. Остальные тоже таращили глаза и застыли, словно статуи.
Синьора Ческа первой пришла в себя.
– Что это такое? Что за фокусы? – громко спросила она, но голос дрогнул, выдав её головой – свекровушке тоже было страшно, хотя она старалась не показать виду. – Прекрати немедленно! Ты, жалкая комедиантка…
Апельсиновое дерево, росшее рядом с домом, начало мерно раскачиваться, взмахивая всеми ветками одновременно, и вдруг сбросило на стоявшую возле дома компанию штук двадцать апельсинов – крупных, размером с два кулака.
Тут игра в «замри» прекратила своё существование.
Миммо и Жутти завизжали и бросились бежать, прикрывая головы руками. Пинуччо попятился, упал, поднялся и помчался вслед за визжавшими сестрицами – молча и так быстро, что вскоре обогнал их.
Ветрувия тоже споткнулась, запуталась в юбках, и скорчилась комочком, закрывая лицо ладонями, но подглядывая сквозь пальцы, а вот синьоре Ческе повезло меньше всех.
Я видела, как виноградная лоза захлестнула ногу синьоры, словно арканом, затянула петлю и потащила в кусты.
– На помощь! Помогите! – завопила Ческа, но новые и новые петли винограда захлёстывали её, как зелёные верёвки или… как зелёные змеи.
Ческу перевернуло на спину, и она никак не могла ухватиться хотя бы за траву, чтобы удержаться.
– Доченьки!.. Сыночек!.. – взвыла добрая матушка, когда до кустов оставалось шагов пять.
Разумеется, никто из «детишек» не вернулся, чтобы её спасти. Зато с грушевого дерева ей в лицо прилетела пригоршня дохлых цикад, и синьора вынуждена была замолчать, чтобы проплеваться и прокашляться. А кусты были всё ближе, и в них что-то вздохнуло и заворочалось, колыхая ветки.
– Отпусти её, – сказала я тихонько, по-русски.
Виноградная лоза сразу же распустила свои петли и зашелестела, возвращаясь к грушевому дереву, с которого раньше свешивались её плети.
Ческа вскочила и бросилась бежать вслед за своими детьми, а ветки олеандра заворачивались ей вслед и лупили по спине и ниже с такой силой, что синьора при каждом ударе подпрыгивала и взвизгивала ещё громче Миммо и Жутти.
Поляна перед домом мигом опустела, если не считать оставшейся Ветрувии. Стало тихо, деревья и кустарники мирно шелестели листвой, дождик постепенно затихал, выглянуло солнце, на небе раскинулась радуга, и только брошенный Миммо факел шипел, окончательно погасая.
Осмелев, я толкнула ставень и выглянула из окна.
– Как ты? – спросила я у Ветрувии.
– Как ты это сделала?! – воскликнула она в ответ, опасливо приподнимаясь.
– Сама не знаю, – ответила я. – Заходи! – и я протянула ей руку, чтобы помочь забраться в окно.
Ветрувия сделала шаг ко мне, но небо тут же потемнело из-за набежавших туч, налетел ветер, и деревья угрожающе качнулись, заскрипев ветками. Ветрувия охнула и съёжилась, втягивая голову в плечи.
– Всё хорошо, всё хорошо! – торопливо заговорила я, обращаясь неведомо к кому – то ли к дому, то ли к саду, то ли к небу над нашими головами. – Она моя подруга, она не желает никому зла! Она меня тоже защищала, и даже спасла…
Ветер постепенно утих, небо медленно, словно нехотя очистилось, и сад снова стал прежним садом – дивным, пышным, слегка диковатым, но садом, а не орудием возмездия.
– Иди сюда, – снова позвала я Ветрувию. – Не бойся!
Она оглянулась по сторонам, несмело взяла меня за руку, отдёрнула руку, подождала, потом опять взяла, и, благодаря нашим совместным усилиям вскоре моя подруга забралась в окно и стояла рядом со мной, со страхом оглядываясь.
– Зачем ты залезла сюда? – спросила она шёпотом. – Это же дом колдуна! Тебе Джианне мало?
– На самом деле, всё не так страшно, – успокоила я её. – Там, – я мотнула головой в ту сторону, куда скрылись Ческа и её семейка, – страшнее. Это тебя слуги Занха так отделали? – я взяла Ветрувию за подбородок, разглядывая её синяк.
– Не-ет, это матушка, – со вздохом протянула она. – Синьор Занха уехал, слуги почему-то сбежали, а один он не такой уж и храбрый, как оказалось, – она хихикнула, но сразу болезненно поморщилась. – А как ты сюда забралась? И как ты всё это устроила? Апо, ты… – она заколебалась и шёпотом закончила: – Ты продала душу дьяволу?!
– Не говори глупостей, – одёрнула я её. – Когда бы я успела совершить такую сделку, сама подумай?
– Э-э… – Ветрувия возвела глаза к потолку, наморщила лоб, действительно, подумала, а потом покачала растерянно головой.
– Дело не во мне. Похоже, дом меня защищает, – сказала я, тоже посмотрев в потолок. – Он прогнал слуг синьора Занха, ты сама видела, что случилось с Ческой и компанией. Почему-то я ему понравилась…
– Дому?! – изумлённо выдохнула Ветрувия.
– Как видишь, ничего дьявольского здесь нет. Просто старый дом. Никаких колдунов, – впрочем, это я сказала не очень уверенно.
– Ага, ага… – пробормотала Ветрувия. – Но что будем делать дальше?
– Пока понятия не имею, – честно призналась я. – Ясно только одно – тут мы в безопасности.
– Будем сидеть здесь? – поразилась она. – Но мы же с голоду умрём…
– Да, – вынуждена была признать я, – на апельсинах долго не проживёшь. Похоже, надо идти на переговоры с нашей семейкой.
– Как с ними можно договариваться? – хмыкнула Ветрувия и, осмелев, прошлась по комнатам. – Смотри, здесь была кухня… Даже посуда стоит… А вот здесь была кладовая, – она сунула голову в комнату без окон, но тут же отскочила, потому что дверь угрожающе скрипнула, повернувшись на петлях. – Что там такое? – спросила Ветрувия дрожащим голосом.
– Ничего особенного, – пожала я плечами. – Никаких сокровищ или колдовских книг. Есть одна старая книга, но она не про колдовство, а про варенье. Была написана германской принцессой. Наверное, она была той ещё сладкоежкой.
– Как ты это узнала? – поразилась Ветрувия. – Про варенье и принцессу?
– Прочитала, – опять пожала я плечами.
– Апо, – она уставилась на меня с ещё большим ужасом, чем смотрела на оживший сад, – но ты ведь не умеешь читать!
«Я – не Апо, говорила ведь», – чуть было не сказала я, но передумала.
Как объяснить Ветрувии – женщине из итальянской глубинки пятнадцатого века – что меня закинуло из будущего? Из другого мира, где умение читать – это не нечто из ряда вон выходящее, и где не полагается раздавать зуботычины тем, кто от тебя зависит, и похищать кого-то для личного удовольствия. Я пыталась сказать об этом сразу, и на меня смотрели, как на сумасшедшую. Ветрувия – мой единственный друг в этом враждебном и непонятном мире. Если ещё и она станет смотреть на меня, как на сумасшедшую… Или как на ведьму…
– Когда упала в воду, ударилась головой о камень, и что-то переменилось. Я вдруг научилась читать на многих языках, ещё и счёт знаю, и так… получше стала соображать. Не иначе – божественная благодать осенила, – выдала я несусветную чушь. – Кстати, спасибо, что защитила меня от синьора Занха.
– Да брось, не могла же я позволить, чтобы тебя продали, как свинью, – Ветрувия немного расслабилась и даже улыбнулась, но тут же снова поморщилась и прикоснулась к ушибленной скуле пальцами.
Видимо, объяснение с ударом головой и божественной благодатью было ей более-менее понятно, потому что новых вопросов не последовало.
– Ты сама могла пострадать, – сказала я ей с благодарностью – ещё и за то, что не расспрашивала меня больше ни о чём. – А вдруг бы он захотел забрать тебя?
– Меня? – Ветрувия расхохоталась. – Да кто захочет меня забрать? Вот ты – другое дело. Всегда была милашкой, а теперь так и вовсе красотка. Не пойму, то ли волосы у тебя стали гуще и блестят сильнее, то ли кожа стала белее… В озеро ты упала обыкновенной, а вынырнула… прямо фея какая-то. Может, мне тоже в озеро прыгнуть? Хотя, для моего остолопа без разницы, какие у меня волосы, – уныло протянула она, но сразу встрепенулась: – Так что теперь будем делать?
– Ночевать точно буду здесь, – сказала я, оглядываясь. – Не хотела тебе говорить, но ночью во флигеле меня чуть не придушили.
– Придушили? Тебя?!. – всплеснула руками Ветрувия. – Зачем?! И кто?
– Увы, он мне не объяснил, – мрачно ответила я.
Ветрувия снова наморщила лоб, подумала, и убеждённо сказала:
– Эта Ческа. Дай ей волю – она всех передушит.
– Нет, не она, – возразила я. – Когда меня душили, упал кувшин, и Ческа заорала откуда-то из коридора.
– Тогда… тогда это Миммо или Жутти, – заявила Ветрувия. – Или Пинуччо. С него станется! Не смотри, что он с улыбочками и вроде как трус. Такие и душат по ночам. Эа тебя точно не станет душить. Ей только бы на солнце греться и дремать.
– Согласна, тётушка Эа не производит впечатление ночного убийцы, – согласилась я. – Но зачем бы Миммо или Жутти убивать меня?