- -
- 100%
- +
Кит медленно кивнул.
– Да… я полагаю, ты прав, мой… Тарквиний, – поправился он, слабо улыбнувшись. И вдруг спросил: – А что за адрес был у посылки, ты мне не можешь сказать? Что за место ты искал?
Тарквиний немедленно наизусть назвал адрес. Кит умудрился побледнеть ещё сильнее, хотя это казалось делом абсолютно невозможным.
– Я знаю Мелльту очень хорошо… – прошептал он едва слышно. – Это – адрес главной резиденции Серебристой Магической Гильдии Воздуха… а в ней живёт её Глава, господин Кеней Кормена… или просто Кеней Мелльтский…
Тарквиний медленно покивал.
– Да-а-а, я понима-а-аю, – протянул он. – Зна-а-чит… Кто-то решил оставить Серебристого старичка без письма с иголкой… и для этого можно и восьмерых моих в землю, и меня в тюрягу как убийцу… да и своих ни минуты не жалко!..
– Письма с иголкой?! – в недоумении переспросил сокамерник. Наёмник кивнул:
– А, я тебе не сказал? Мы жутко хотели знать, что там такое, в этом пакете. Вскрыть, конечно, нельзя было, но мы просто осмотрели его хорошенько: потрясли, на вес попробовали, прощупали. И там внутри лежала такая штука – вроде засапожницы… не знаешь, что это? Это оружие такое: длинная такая игла – с рукояткой или без. Она длинней любых сапожных и обычных швейных иголок; а может ещё быть трёхгранной, и каждое ребро наточено и режет как лезвие. У меня была такая в сапоге, в ножнах, – вот, отобрали, щучьи дети… – он похлопал ладонью по опустевшему правому голенищу. – Ну, и что-то вроде такого мы в пакете нащупали: трёхгранная засапожница с тонкой короткой рукоятью. И ещё, надо полагать, само письмо: толстая бумага или кожа, несколько листов, в треугольники свёрнутых… И кто так письмо сворачивать взялся?! Ну, да это его дело, это по фигу, ладно… Но, знаешь, поскольку я сюда-то его донёс, но всё вот так вот вышло, мне бы надо теперь не тут валяться и блох угощать, а пойти к этому старикану и рассказать ему всё, как оно сталось… Денег он уже не даст, это ясное дело… но зато всё будет честно!.. Что? – удивлённо спросил он, увидев внезапно, что Кит качает встрёпанной головой. Волосы у него были настолько грязные, что разобрать их цвета было нельзя, но в них чётко видна была густая седина, обесцветившая их, кажется, наполовину, если не на две трети. И это подросток…
– Не надо, Тарквиний, – почти прошептал ученик волшебника в ответ. – Владыка Серебристой Гильдии известен на всю Мелльту своей жестокостью и несправедливым судом. Его ненавидят и горожане, и даже его подчинённые маги… Он не станет тебя даже слушать. Прикажет схватить… а потом…
Наёмник поёжился. Ему, честно говоря, и самому уже расхотелось идти к нанимателю с признанием о потере проклятой ноши, стоившей восьми таких дорогих ему жизней, – стоило лишь услышать, что адресат оказался колдуном… А уж теперь… Нет, спасибо. Хватит всего предыдущего. В конце концов, тот и сам догадается, что ни фига не получит – не кретин же, ну. В крайнем случае можно записку написать, чтобы с почтой передали… Надо только её как-нибудь поаккуратней отослать – и сматывать удочки из этой дурной Мелльты!..
…Вот это и было главным. Удочки, в смысле, – дошло, наконец, до Тарквиния. Какие походы с признаниями, да записки, да смыться, если он тут сидит, в вони безобразной? Желудок с дикой голодухи сводит, пить хочется, всё своё отняли к бесам, а ему какое-то мерзкое обвинение предъявляют: убийство! Кого, как, когда, где?!
Тарквиний резко подскочил на ноги. Голова чуть закружилась, и он мигом сообразил: от голода!
– Говоришь, тут кормят? – спросил он мальчишку, но прежде, чем тот успел рот раскрыть, уже почти прыжком оказался у двери и схватился за решётку…
…Открыв глаза, он обнаружил, что снова лежит пластом на прежнем месте, а над ним, беззвучно плача, сидит Кит и держит его ладонь в своих холодных руках. Пару раз поглубже вздохнув, он удивлённо, охрипшим голосом спросил:
– Э-э, а чего случилось?..
– Решётки, Тарквиний, милый… – рукавом своей тысячу лет нестираной, сильно порванной длинной тёмной рубахи поскорей обтирая лицо, отозвался подросток. – Они зачарованные – чтоб заключённые не хватались, не трясли… понимаешь?.. Чтобы стражники шума не слышали и не бегали туда-сюда… Прости меня, я не догадался, что ты такого, может, в других местах и не слыхал… я не успел тебя остановить… Прости меня, пожалуйста, прости!.. – он прижал ладонь наёмника к мокрой щеке, коснулся пальцев губами.
– Ну, вот ещё, приехали! Кончай, Китюх, с ума-то совсем не сходи… это мы с тобой ещё успеем, время будет! – Тарквиний сел. В голове звенело, и немного болел затылок, но в остальном всё было в порядке. – А чего случилось-то? Я только хотел взяться и позвенеть маленько, чтоб стражник подошёл, и про поесть спросить… Ну, и про то, чего мне теперь делать – я ж никого не убивал, так за кой я тут торчать должен?! И вдруг… а чего вдруг-то?!
Кит слабо улыбнулся.
– Защитные чары сработали, и тебя прочь отшвырнуло. Вспышка, звон, как от маленького колокола… Я успел тебя подхватить, чтобы ты не так сильно расшибся, и мы оба на пол свалились… А я тебе потом голову поправил…
– Это да, давно следовало бы… небось, ещё при рождении! – усмехнулся наёмник. И только тут до него дошло очевидное, которого он до сих пор в упор не замечал. Он попал в тюрьму с развороченной челюстью, мятыми рёбрами и сломанными руками. А через три дня очухался в полном здравии. А над ним сидит мальчишка-доктор, который учился у настоящего Высшего мага…
Следующие минут пять Тарквиний старательно поливал соседа похвалами и благодарностями, а тот, искренне не считая оказанной помощи какой-то заслугой, пытался кое-как отбиться. Наконец, у него опять слёзы потекли, и Тарквиний таки заткнулся. Привлёк Кита к себе, взял за плечи, погладил по голове.
– Всё, всё, братишка, молчу, – покаялся он в излишнем усердии. – Не сердись на меня, ладно? Просто теперь совсем хорошо.
Мальчик в недоумении уставился на него.
– Я имею в виду, Китюх, что надо отсюда вылазить, – решительно сказал наёмник, похлопывая его по спине. – Решётки у них тут, понимаешь, с чарами; стража слышать никого не желает! А если тут кого лупить или вовсе убивать станут – им и это по боку, что ли?!
Кит молча кивнул. Он это уже не один раз видел.
– Класс! – восхитился наёмник мрачно. – Простенько и со вкусом: сиди и твори чего в угоревшую башку взбредёт, а всем без разницы! Охрененно!!! Но мне совсем не нравится. Странно, что тут никакого народу нету, но ведь так надолго ни за что не останется: напихают вот-вот зомби знает кого… и в каком виде – вопрос ещё! Меня-то вряд ли кто трогать рискнёт.. но тебя я тоже в обиду ни единой дряни не дам, не бойся, братишка. Но если их тут много станет… если скопом кинутся… – он говорил быстро, полушёпотом. – Китюха, вот тогда я вправду тут таких дел могу натворить – меня не в тюрьму, а в каторгу отправят… если не сразу на эшафот! Так что слушай мою команду, Кит Калина, ученик волшебника… Слушай, а как его зовут-то, ты мне так и не сказал: всё «мастер» да «мастер»… А по имени?
Мальчик сильно вздрогнул, по всему телу прошла настоящая судорога, и Тарквиний невольным движением крепко прижал его к себе. Кит поднял голову, снизу вверх глядя наёмнику в лицо.
– Эйнар… Эйнар Оле Наут… – чуть слышно медленно выговорил он. – Чёрный Владыка Эйнар Бесстрашный…
Его внезапно встряхнуло, всё тело страшно напряглось, неестественно изогнулось назад. Голос оборвался в жалкий хрип, голова далеко запрокинулась, и мальчишка задохнулся; глаза его закатились. Кулаки сжались добела, сквозь прокушенные губы вдруг проступила и потекла кровавая пена. Судороги месили беспомощное тело, и наёмнику осталось только положить несчастного больного на тощий тюфяк и мёртвой хваткой держать его голову в своих стальных пальцах, чтоб не разбился об камень пола. Разжать челюсти было невозможно, и кровь изо рта текла сквозь намертво сжатые зубы чуть не ручьём. Но ничего сделать было нельзя.
Оставалось только ждать…
Неожиданно шарик жёлтого света, всё это время висевший в воздухе рядом с сокамерниками, громко затрещал и тут же взорвался. На пол посыпался целый водопад мелких холодных искр, которые тут же угасли.
В глубине коридора послышались шаги, а потом показался далёкий красноватый отблеск. Факел, определил наёмник. Факел в руке тюремщика. Который, наверное, несёт еду: ведь Кит ему говорил, что кормят тут дважды, с утра – и как раз поздним вечером. А раз Тарквиния притащили сюда именно что поздним вечером ( в трактир-то он зашёл за три часа до полуночи примерно), а Китюха сказал, что прошло ровно трое суток…
Вывод: сейчас дело к ночи, и самое время дать пожрать бедным узникам! Будем ждать и надеяться, блин.
…Шаги приближались со странной медлительностью. И вообще были какие-то… как бы это сказать-то? Кто-то шёл, словно… танцуя, вот! И растущее пятно света от факела то приближалось, то отдалялось, то резко падало к самому полу, то взмывало под низкий потолок. Что это такое?!
Внезапно послышался громкий топот бегущих ног в тяжёлых кованых сапогах. Сразу четыре подковы дробно процокали по коридору, вдруг раздался ревущий вопль, шум нескольких столкнувшихся и рухнувших тел – и понеслась ругань, какую и в портовой драке не всегда повезёт услышать! Тарквиний навострил уши: мало ли что? Но стражники ругались не друг на друга!
– Ящер, ящер!!! – вопил один. Второй, добавляя по три матюка через каждое слово, возражал:
– Дракон!!! Это дракон ползучий!!!
Третий же верещал пронзительным фальцетом:
– Змея!!! Ядовитая!!! Где она, где?!!
Наконец, все подскочили с пола и уже вместе ринулись вперёд. Через пару мгновений весёлая компания вылетела к камере… и наёмник остолбенел.
Стражники были в одних сапогах. Ну, ещё с поясными ремнями. То бишь больше – вовсе ничего. С факелами – все трое. И все в разноцветной – синей, оранжевой, красной и фиолетовой мишуре! А на головах – по грошовой жёлтенькой гирлянде…
Больной в руках Тарквиния притих и обмяк, тяжело, но очень слабо дыша. Наёмник разглядывал тюремщиков. Волосы у всех троих стояли дыбом, глаза таращились в сумрак коридора и камеры, все тяжко пыхтели и обливались потом: похоже, не только что бегать-то начали! Трое выбежали на площадку перед камерой, сунулись к решётке с огнём – посветить…
И вдруг один ткнул в пару узников пальцем и глупо захихикал. Тролльи рожи у всех троих разом словно поплыли, теряя чёткие очертания: такие похожие на недопечённые блины физиономии бывают у очень сильно пьяных или укуренных. Тюремщики заухмылялись, мгновенно забыв том, что их только что так отчаянно волновало. Куда там: встав в рядок перед решёткой, они принялись сперва хихикать, потом заливисто хохотать (с их голосами это звучало как рёв ослицы, на которую вдруг нацелился горный баран), а потом и вовсе ржать, как белены объевшиеся лошади. При этом они топали, грохоча подошвами по камню и выбивая из него искры, тыкали пальцами, хлопали себя по жирным бёдрам и хватались за свисающие далеко за поясные ремни животы!
Тарквиний рассвирепел. Больше всего на свете ему захотелось кинуться на этих троих сразу и показать, что бывает с теми, кто смеет издеваться над воинами из отряда Валагрэйна из Низулуты!.. Но на его руках лежал едва дышащий мальчишка, ещё даже не пришедший в себя и глаз не открывший. А между этими тремя и им была чародейская решётка. Кидайся – не кидайся, только тебе же хуже будет. А вот если решат в камеру войти, как бы и Киту не досталось…
Ну, и последний аргумент, нехотя признал Тарквиний. Это же полутролли. Да, у них нет настоящей чешуйчатой шкуры, как у троллей чистокровных. Зато кожа – не всяким ножом сразу вспорешь, а кости прочные, как камень. Таких просто побить, как пойманного в доме вора, не выйдет: тут надо сразу насмерть… А это без оружия, считай, невозможно. А ведь их всё-таки трое… Холера!!!
…Трое между тем совсем, кажется, свихнулись. Разошлись этаким треугольником, закачали своими факелами, словно вдруг забыли о предметах своего веселья, ритмично захлопали в ладоши. И принялись плясать. На цыпочках, качаясь из стороны в сторону, вскидывая огонь то вверх, то вниз, то влево-вправо…
Точно так, как самый первый из пришедших!
Внезапно из глубины коридора послышались новые шаги и крики. Плеснуло светом сразу нескольких факелов, тяжёлый топот приблизился, к камере выскочили ещё аж четверо здоровенных мужиков – два полутролля и два обрюзгших, в жирных складках огра. Огры несколько похожи на гоблинов, но не особо. Ростом они тоже почти все около семи футов (или в два метра, если кто знает такую систему: «метрическая» называется, недавно кто-то из магов придумал), и силой и статью боги их тоже не обидели. Но у них гораздо более грубая кожа – почти шкура, и она всегда вся в коротких жёстких рыжих волосах. А ещё у чистокровных гоблинов вертикальные зрачки, будто у кошек, и клыки среди верхних зубов, длинные и острые, просто кошмар. Причём они у них всю жизнь растут: даже если выбьют в драке – не беда, через год уже новые вырастут, а уж подраться гоблины не дураки – ну, конечно, это в основном к северянам относится, южане куда как помягче нравом! Ну, и ещё одна деталь: гоблины никогда не ссорятся промеж собой. Если уж подрались – то только с чужими!
Огры – совсем не то. Вечно злобные на всё и всех, рожи – как у обезьян, нижняя челюсть у всех вперёд так торчит, что губы не всегда вместе сходятся. Глаза у всех светло-голубые или серые, малюсенькие, под косматыми рыжими бровями. Норовом же пакостные, коварные, злопамятные – короче, дрянь народ, и всё тут, и хорошо, что их мало встречается!
В тюремщиках таким, честно говоря, не место. Заключённые всё-таки не сплошь дрянь да шваль подзаборная. Каждый может оступиться, в жизни чего только не случается, и не надо всех между собой равнять. Но с огрским нравом всё без разницы, только почуют, что кто-то под их власть попал – держись!..
Тарквиний это всё давно и хорошо знал. Случалось и в бой против таких идти, было дело, и даже не однажды. Увидав сразу две огрские рожи, он весь напрягся. Тем более, что оба рыжих урода сразу уставились в полумрак за решёткой. Что же делать, если…
Но делать ничего не пришлось. Вся компания показалась на свету – все семеро голяком, в сапожищах своих и с ремнями… и в мишуре, как же, как же. Да, любоваться нечем, определённо! Новоприбывшие быстро и возбуждённо заговорили на каком-то непонятном Тарквинию языке, – а он знал семь наречий разных рас!
Но один из стражников вдруг шарахнулся в сторону от компании. Высоко задрал голову, уставился куда-то вверх, в темноту меж теней – и на вполне внятном южно-орочьем языке дико хрипло заорал:
– Я-а-а-аще-е-ер!!!
Раздался странный, режущий слух звук: будто что-то здоровенное и тяжёлое неторопливо ползло со скрежетом по битому стеклу. От звука этого у Тарквиния волосы на загривке зашевелились, честное слово.
Но было абсолютно непонятно, откуда он шёл.
– Ну, вот, – изо всех сил вглядываясь в коридоры справа и слева от площадки перед камерой, но ничего не различая, сквозь зубы процедил он. Стражники, снова ошалев с перепугу, разорались на своём непонятном наречии и ринулись в правый коридор – туда, откуда прибежали. Свет, естественно, исчез вместе с ними. – Теперь ещё и ящер. А пожрать нам?! Щучьи дети!.. Что ещё за «ящер», вашу мохнатую в узкие двери?!
Кит у него под боком слабо вздохнул, пошевелился, попытался повернуться на бок и сжаться в комочек. Наёмник погладил его по голове, потом здорово порванным рукавом своей неновой тёмно-зелёной рубахи бережно обтёр ему лицо. Несколько минут в полной темноте они сидели молча – точнее, Тарквиний сидел, а Кит, которого он сгрёб в охапку, чтобы согреть, – его затрясло от холода и сырости, хоть он к ним за 4 месяца кое-как и привык, – ну, так Кит лежал у него на руках и дрожал всем телом, медленно приходя в себя.
Внезапно издалека снова послышались шаги – множество бегущих ног торопились в их сторону… да ещё как торопились! Эхо тут было слабенькое – слишком низкий потолок; но топот грохотал по каменному лабиринту так, будто там колонна сиеверских гвардейцев на плацу перед дворцом маршировала!
– Кит, Китюха, – позвал наёмник ласково, осторожно потрепав мальчишку по лохматой голове, – ты как, братишка, очухался? У нас тут чего-то непонятное творится, давай, приходи в себя, ученик волшебника, может, разберёшься?..
Он не успел договорить: из правого коридора выплеснулся взрыв отчаянных воплей и топота, полыхнуло ярким, но дымным светом. Из коридора к камере буквально вылетели, словно от хорошего пинка, несколько голых стражей, и двое, сбитые с ног, неловко покатились по полу; один остался лежать прямо под ногами у тех, кто мчался вслед за ним. Но никто и внимания не обратил: на озарённых чадящими факелами перекошенных лицах и в вытаращенных глазищах наёмник увидел панический ужас. Такой возникает, когда снится кошмар: тебя неотвратимо настигает ОНО, огромное, страшное, а ты уже не можешь бежать, а ОНО уже за плечами, и..! Стражникам было ни до чего: они спасались от как от смерти, а она их настигала…
Что за бред?!
…Тюремщики с воплями, бросив двоих неподвижных товарищей, умчались прочь; у одного из упавших вывалившийся из руки факел погас, у другого – откатился почти на сажень в сторону камеры и продолжал, смрадно чадя, кое-как гореть. Тарквиний на миг подумал было, что неплохо бы заиметь его себе, хотя на кой?.. Но его внимание отвлёк тихий звук. Где-то у входа в левый коридор – как раз тот, куда унеслись стражники – послышалось негромкое сухое поскрёбывание. Слабое потрескивание… шуршание… Звук доносился будто бы…с потолка?! Внезапно чадящий факел словно взорвался, сыпанув искрами, и огонь угас вдвое, резко убавив света. И почти одновременно прямо перед решёткой словно взметнулся в воздухе прямоугольник чёрной ткани; наёмник ошарашенно замигал: что происходит?.. – но к их двери уже подступила вплотную какая-то фигура. Кит сел, дрожа всем телом, и уставился перед собой, хватаясь за руку наёмника.
Перед решёткой встал невысокий человек с примесью какой-то непонятной крови. Он был среднего для человеческой расы роста, со смуглым чистым овальным лицом безо всякого выражения, черноволосый, с раскосыми чёрными, странно неподвижными глазами. Не было возможности понять, сколько ему может быть лет (на общий счёт, то есть): 28? За 30? Или вовсе за 40? Он был одет в лёгкий, тонкий чёрный плащ из непонятного материала; чёрные кожаные штаны и рубаху с высоким воротом, видную из-под расстёгнутой куртки, подбитой каким-то коротким мехом; и обут в невысокие чёрные же мягкие сапоги со слегка сужеными носками. За спиной на тщательно подогнанных по размеру ремнях висела дорожная сумка – опять же чёрная…
Кто здесь носит чёрную одежду?! Если только какую одну вещичку, но и ту всегда стараются как-нибудь – тем более в большой-то городе! – украсить: пряжкой, цепочками, ну, любой ерундой! В чёрном шастают только гробовщики да могильщики: им по цеху положено!..
Только вряд ли этот дядька – гробовщик или могильщик. Тарквиний бережно усадил своего соседа на тюфяке и поднялся навстречу «гостю», который стоял неподвижно, молча рассматривая их обоих. Увидев движения наёмника, пришелец кивнул, словно в чём-то уверившись, и вдруг негромко спросил мягким… и от этой мягкости отчего-то невыносимо жутким голосом:
– Тарквиний из Эрига, наёмник? Из отряда Валагрэйна Низулутского? Ныне… покойного?
Никто в этом клятом городе не должен его знать, был абсолютно уверен парень. А уж об обстоятельствах его жизни – тем более!!!
А «гость», не дожидаясь ответа, спокойно, тихо и так же мягко продолжил, но теперь уже обратился к его соседу:
– Кит Калина, бывший храмовый мальчик, ныне – ученик Чёрного Владыки Эйнара Оле Наута по прозвищу Бесстрашный?
И снова не стал ждать никакого ответа: похоже, знал его и был в нём полностью уверен изначально. Кит кое-как поднялся на ноги, встал, схватившись за твёрдую, как камень, руку наёмника, и едва слышно спросил:
– Господин, кто ты?!. Как ты узнал, кто мы – ведь наших имён никто здесь не знает?!. А… всего остального… – он прикусил израненные губы со следами пены и свежей крови, побледнел ещё сильнее.
– У тебя был припадок, – не отвечая на вопросы, заметил пришелец. – Это… несвоевременно… но нестрашно. Хорошо, – короткий холодный, внимательный взгляд обежал двоих заключённых с головы до ног, и оба невольно поёжились. – Не надо меня бояться, я не причиню вам двоим вреда. Я пришёл вывести вас отсюда, но слушайтесь меня как следует. Стража ничего не соображает; так продлится ещё не один час, прежде чем они вспомнят об узниках в камерах. Остальные почти все уже сбежали: осталась пара чокнутых монахов, с которыми нет смысла возиться. Но в городе уже час как начался праздник… если этот мерзкий разгул можно так называть. Так что вокруг тюрьмы стоит огромная толпа, орёт и чего-то требует: кто хочет мгновенного правосудия с эшафотом, кто – выпустить всех, кого тут держат, на волю… вы меня понимаете? Я подозреваю, что вот-вот в ход пойдут не крики, а кулаки… и оружие. Но я вас выведу прочь из этого взбесившегося города – потому что тут, кажется, нигде не лучше. Однако это может быть очень непросто, и я прошу вас обоих о полном мне подчинении. Что-нибудь непонятно? Спрашивайте, но скорей.
– Э-э… два вопроса?.. – промямлил Тарквиний. Он в ответ на этакое заявление сразу приготовился подчиняться безоговорочно: по тону «гостя» внутренним чутьём понял, что только так и надо. Оставались два неясных момента…
– Меня зовут Ашш, – опять не дожидаясь слов ошалевших «собеседников», отозвался их «посетитель». – Еда будет на улице, питьё – вот, – он снял с поясного ремня подвешенную к нему на боку баклажку размером с детскую молочную бутылочку и показал наёмнику. А затем приказал: – Выходите, – и прежде, чем прозвучал перепуганный вопль на два голоса: «Стой!!! Не трожь!!!» – вскинул обе руки – и взялся за два прута решётки.
Раздался жуткий, хрустящий треск, словно раскрошилось толстое стекло. Всю решётку разом облила волна зелёных искр, и пара толстых металлических прутьев изогнулась, будто варёные макароны, и разошлась далеко в стороны. Ашш стоял рядом, держа руки приподнятыми перед собой.
– Быстро, – с заметным напряжением в голосе почти прошипел он. Тарквиний сгрёб Кита в охапку и мигом нырнул в открывшуюся щель к свободе. Едва они выскочили на площадку, Ашш отпустил свои странные чары. Зелёный свет ярко мигнул и угас, снова раздался хруст, но уже негромкий, и прутья сошлись обратно, из мягких вермишелин превратившись в поржавевшее железо. Наёмник пялился во все глаза: так близко магию в работе он ещё ни разу не видел. Кит же смотрел, чуть склонив голову набок, недоумённо сведя и приподняв брови, и в тёмных глазах отражались слабые отсветы почти угасшего пламени факела. Пришелец заметил это напряжённое недоумение, кивнул подростку и тихо сказал:
– Молодец, ученик Владыки Эйнара. Ты прав. Но это – потом. Сперва надо выбраться. Вот, возьми и выпей, – он вынул из поясного кармана небольшой флакон, вытащил пробку и подал Киту. Тот изумлённо вздохнул, но Ашш не дал ему ничего сказать. – Вот вода, и идём, – он протянул им свою ранее показанную баклажку и неспешно, но всё равно быстро пошёл вперёд. Тарквиний, взяв «детскую бутылочку», беззвучно хмыкнул: напьёшься из такой, как же! Да тут же на два глотка! Но Кит, сразу же доверчиво отпивший из флакона, вернул его хозяину, который не стал слушать благодарности, и хрипловатым после припадка голосом пояснил:
– Это зачарованная штука… Там гораздо больше, чем кажется… у моего… мастера… была такая же фляга…
Оказалось – верно: в крошечной с виду баклажке было полно свежей холодной воды, смешанной с каким- то кисло-сладким фруктовым соком. От него почти мгновенно прибавилось сил, и наёмник заметно повеселел.
Шагов через 80 примерно в стене справа обнаружился выход на узкую винтовую, страшно неудобную лестницу со ступеньками, до шёлковой гладкости истёртыми бесчисленными ногами здешних обитателей за неизмеримое количество лет, что стояло в Мелльте это сооружение. Через каждые 30 ступеней на стене торчала ржавая скоба, в которые были воткнуты чадящие факелы, так что стало почти светло.
– Осторожно, – предупредил их двоих Ашш. – Здесь скользко, перил нет, держитесь стены, – и без единого звука стал спускаться. Пройдя три спиральных пролёта, он внезапно остановился и поднятой ладонью показал: стоп.
Издалека снизу послышались во множестве отражённые эхом голоса. Здесь потолки были гораздо выше, чем на Третьем и Четвёртом ярусах старого здания, и звуки разлетались широко и вольно. Ашш прислушался, едва заметно нахмурился.
– Толпа вломилась во двор тюрьмы, но её некому сдерживать. Сейчас погромщики разойдутся повсюду, – ровным голосом проговорил он, снимая с плеч свою чёрную сумку. Она отчего-то оказалась уже открыта, хотя на площадке перед их камерой наёмник видел её запертой на замок, прикрытый тусклой металлической пряжкой. Не глядя, хозяин сумки запустил туда руку и тут же достал многогранный пузырёк, заблестевший в свете огня на стене. Ашш знаком велел им спуститься к нему и открутил пробку (Тарквиний во второй раз в жизни увидел такую удобную штуку). Затем пошёл вниз вдоль стены, ведя по ней пальцами, в которых был зажат открытый пузырёк. Внезапно стена странно замерцала голубоватым, неприятным светом. Ашш остановился, отступил на край ступеньки и легко плеснул из пузырька немного его содержимого на мертвенно сияющее пятно. Резкая голубая линия внезапно отчертила на камне широкий неровный круг. Ашш показал: за мной! – и первым шагнул в открывшийся потайной проход. Тарквиний впихнул вперёд себя Кита и прошмыгнул за ним. За его спиной пятно мигом погасло; воцарилась абсолютная темнота и тишина.






