Не покинь меня

Глава 1

За занавеской тихо стонала Марфа. Иван, сбросив сапоги в сенцах, торопливо метнулся к жене. Взял в ладони её горячую руку. Марфа приоткрыла глаза. Увидев мужа, попробовала улыбнуться.

– Умираю, – с хрипом выговорила она.

– Нет, Марфа, нет. Не оставляй меня, – мужчина склонился к ладони жены и плечи его дрогнули.

– Погоди, послушай. Кольку с Митькой береги. В обиду не давай. Женись на Анфисе, она добрая. А дальние поля не сей, надорвёшься, – Марфа тяжело дышала. Каждое слово давалось ей с трудом. Иван плакал. Чувствовал себя беспомощным ребёнком. Не представлял, как будет жить без неё.

Женились они ещё до революции. Сосватал он свою Марфушку совсем молоденькой. Мамка против была: от такой молодухи какой прок? Ни в поле, ни на гумне. А хозяйству требовались работники. Поля, коровы нуждались в заботе. Однако, хозяин дома, Ванькин тятька, махнул рукой: «Ежели Марфа тебе люба, женись».

Иван Марфу любил. В деревне девок – пруд пруди, а он только об одной думал. За день нагорбатится с тятькой в поле, ни ног, ни рук не чувствует. А к Марфе всё одно торопится.

Семья Ивана считалась зажиточной: сеяли на своих полях рожь да пшеницу. В большом дворе стояло десятка два коров. Вместе с работниками трудились от зари до заката. Света Божьего не видали. Зато похлёбка была мясная, и хлеба вдоволь.

После венчания ушли молодые в свою избу: тятька с маткой старшего сына отделили. Кроме избы получил Иван своё поле и скотный двор. Марфа, хотя и молода была, но мужу – первая помощница. Да к тому же и в торговле понимала. На базар приловчилась ездить. Нагрузит ей Иван целую телегу зерновых мешков, она свою младшую сестру Наталью с собой берёт, что бы не скучно было, и в дорогу. А обратно, когда уж налегке да с деньгами возвращались, дядька городской провожал.

Долго Марфа забеременеть не могла. Тятя тогда велел Марфу в поле не брать, в коровник не пускать. «Уломалась девка. Пусть до следующей весны дома сидит», – бурчал он. Бабка-знахарка травку нужную дала.

Бог услышал Марфину молитву. Понесла она. Сыночек народился. А через год ещё один. Радовались Микуловы: помощники растут.

Страну ждали перемены. Но Микуловы жили по-прежнему, работой. Сыновья подрастали, помогали. Живи и радуйся, да Марфа заболела.

Иван даже из города доктора привозил. Сказал тот, что дело плохо, время упущено, и в легких сильное воспаление. Дал порошков, да только Марфа на глазах таяла. Огнём горела, воздуха нахвататься не могла.

Померла по утру, когда роса огромными каплями висела на листьях. Иван тогда совсем голову потерял. Сидел у свежего холмика, ни видеть, ни разговаривать ни с кем не хотел.

К жизни возвращался не охотно. Каждый свой шаг мысленно с Марфушкой сверял.

Перемены в жизни ждали большие. Новости о революции до деревни докатились не сразу. Внесли в головы большое непонимание. Но когда привычная власть слетела, а на её место встала другая, с револьвером в руках, Ивану стало не по себе.

«Отдавай, Иван, всё своё добро в коллективное хозяйство», – советовал ему свояк, муж Натальи. – Сопротивляться бесполезно, а на рожон не полезешь – глядишь, цел останешься».

Все нутро у Ивана поднималось против. Не понимал он, как это отдать все поля, политые его потом, в руки бедняков. Решил сперва обождать. Но всё одно надо было решаться: новая власть шансов на старую жизнь не давала.

Отдал всё, оставил тогда себе двух коров, да овец. Ребятишки из школы прибегали со слезами. Тыкали в них деревенские пальцем: кулачье отродье.

Иван успокаивал, как мог. Доставал из припрятанных запасов муки, пёк лепешки.

Ночью хрупкий сон нарушил лай собак. Показалось, что кто-то мелькнул во дворе. В окошко брякнуло. Иван подошёл, вглядываясь в ночную темень.

– Открывай, – Иван узнал голос свояка. – Да тише, кто бы не услышал.

Иван пустил непрошеного гостя в сени. В избу тот не пошёл.

– Уходить тебе, Иван, надо. Сегодня слышал, как председатель говорил, что из города ждут гостей, всех кулаков арестуют и по этапу отправят в Сибирь, – сбиваясь, стараясь говорить как можно тише, шептал гость.

– Дык, куды ж мне уходить-то? Не куды, – от принесённой новости Иван совсем растерялся. – А Митьку с Колькой на кого оставлю? Пропадут ведь.

– Советская власть пропасть не даст, хорошо ещё, что малы они, а то бы всех вместе в Сибирь, – не унимался свояк, – не переживай, моя Наталья приглядит за ними, чай тётка родная. Уходи, Иван, не испытывай судьбу.

За ночным гостем осталась не прикрытая дверь.

Мысли в голове Ивана метались осиным роем. Тятька с маткой от происходящих перемен ушли друг за другом в могилу ещё год назад. Не выдержало сердце, когда сводили со двора всю скотину, экспроприировали у них амбары с зерном, уносили из мазанки годами нажитое добро.

Иван тогда держался изо всех сил. Ради сыновей держался. Кроме него да тётки никого у них не осталось. Он тяжело вздохнул. Подошёл к спящим детям, тронул старшего, Кольку.

– Сынок, проснись. Мне уходить надо. Пойдём, покажу тебе, где в подполе деньги спрятаны. И немного муки осталось, – Иван старался говорить уверенно и спокойно. Но голос его дрожал, а все нутро била дрожь:

– С Митькой держитесь всегда вместе, тётя Наташа приходить будет. Прощай.

Иван рывком прижал к себе щуплое тело сына. Щемящей болью отозвалась в нём детская беспомощность.

От избы почти бежал, искал в себе силы не повернуть назад, остаться хотя бы ещё на час с сыновьями, успокоить их сердечки-воробушки. Прижать, закрыть собой.