- -
- 100%
- +
– Ты можешь умереть, если произойдет сбой программы.
Ганна закурила, молча глядя на тлеющую лучину сигары, выпила вина, включила «MUSE».
– Больше всего на свете я люблю белые лилии. Белые речные лилии. Я не знаю ничего красивее. Нежные… Волшебные… Но они божественны, пока не сорваны. Жалкое зрелище – белые лилии, умирающие без воды. Увядающая красота.
Она танцевала.
– Укрой мою могилу лепестками белых лилий… Если вдруг окажется, что твой робот – лох.
Вот до этого момента в нашей истории был Носов, Носов и опять же Носов. А теперь начинается Уэлш с Уэллсом. Так что товарищей со слабыми нервами просим удалиться, выкинуть книжонку прочь или использовать ее в бытовых целях. Ну а любителям хард-кора – добро пожаловать в наш сумасшедший дом!
II
1
Город ЧЕ по сравнению с культурной столицей – климатический рай. Летом здесь лето. Зимой – зима. Все по-настоящему, как положено. А вот говоря про погодные условия обожаемого многими города на Неве, хочется выругаться («А если бы я был солдатом, вот здесь бы высказался матом».) Хотя я допускаю, что кому-то может ну очень нравиться такая вечная мокропогодь.
Покинув петербургские улицы с осенней овсянкой в середине зимы, наши герои перелетели в Челябинск. Для тех, у кого слабо с географией, – это в сердце Урала, прямо на границе Европы и Азии. Конечно, кто-то скажет: «В сердце Урала, в заднице Евразии». Но обоснуйте, любезные, свою правоту. Вы говорите: Москва – центр, Питер – вроде бы как тоже. Однако господин Заратустра еще много веков назад пророчил: дескать, возрождение начнется с Урала, потому как он центр великого материка. Центр, понимаете, центр! Кто говорил про задницу?
«А что же вы про астрономический уровень радиации умалчиваете, про шестивалентный хром, содержание коего в атмосфере «опорного края державы» превышает в пару-тройку раз допустимую норму? Про то, что Челябинск не спроста называют Чекагинск?» – «Два в одном» не дают спокойно жить и общаться.
«А что же вы не спросите, где самые-самые горнолыжные курорты, на которых отдыхает Путин, отказав в своем милом обществе Альпам, Австриям и Швейцариям? Или задайте вопрос: стал бы хоть один челябинец купаться в лужах у метро Озерки, гордо именуемых питерскими патриотами Суздальскими озерами? Я вам отвечу: «Познав с детства красоту и чистоту уральских водоемов, они не захотели бы даже высморкаться в ленинградские». А это ваше Комарово! Поверив песне, наивные провинциалы едут в этот прославленный Скляром пригород и так смачно обламываются перед огромной сточной ямой! Живописный берег Финского залива… Ха! Да вы не видели Тургояк, Увильды, Ильмены…»
«Так, ну-ка бросьте этот конкурс крутоты. Каждый кулик свое болото… свое Куликово поле. Хоть как относитесь к Уралу вообще и к Челябинску в частности, но именно там находилась лаборатория Сида. Потому фабула, всяко, проходит через город ЧЕ»
2
Далее и по порядку. Нет, стоп. По порядку не будет! Все кубарем в моей книге. Прямо сейчас – чем закончилась эта безумная история. Хотя жирной точки не получится, потому как продолжение ее следует и сегодня, в наш безбашенный 2025 год. Многоточие. А перед ним…
Питер. Дворцовая площадь. Море народа. Десятки киловатт звука. От шквального рока у зрителей сдувает крыши. На сцене – рок-дива. Ее энергетика как девятый вал накрывает толпу и подчиняет своей воле – воле стихии. И вот в апогее этого спровоцированного безумия звезда обрывает пронзительный вокализ и замирает. Замирает, стоя на краю сцены и глядя вниз, как в пропасть. Постепенно вопли смолкают, и над площадью зависает нелепое молчание. Она смотрит на них в упор. И каждому кажется, что этот застывший взгляд – прямо в его глаза.
– Я ненавижу вас! Сопливые скоты, я ненавижу ваше убогое поколение. Я не хочу иметь ничего общего с вашим гнилым поколением! Я презираю вас!!! Ваше поколение – ошибка цивилизации! Но вы никогда не поймете этого, уроды. Я плюю на вас!!!
Фанаты подставляли руки и лица ее плевкам и вопили в экстазе обожания.
Как-то вмиг поникнув, она закрыла ладонями глаза, и сама себе устало сказала: «Плюй в глаза, им все божья роса». И пошла со сцены. Ее подхватила толпа, стала рвать прикид рок-звезды. Она пыталась отбиться. Охранники, как Балу в стае диких обезьян, продирали путь через это месиво. Доведенная до состояния истерики, она вырвалась из толпы и бросилась бежать прочь. Ее музыканты, сообразив, что нужна помощь, кинулись за ней. Они матами и кулаками останавливали бегущих зрителей.
Хлестал дождь. Сид вбежал на Дворцовый мост, когда она стояла на литых перилах, готовая прыгнуть в воду.
– Ханна, не надо. Прошу тебя. Я не должен был это делать. Не имел на это права… Остановись, прошу…
– Сид, я не могу больше. Дай мне возможность уйти.
– Дай мне шанс все исправить. Ханна, дай мне время. Не оставляй меня насовсем.
Она оглянулась вокруг.
– Уйдите все! Оставьте нас! Ну вы же люди! – Ханна плакала и орала.
Все потихоньку отступали. Ее «мартинс» соскользнул с мокрого парапета. Сид кинулся к ней и едва успел удержать над серой, почти черной Невой, вздрагивающей от плевков ливня.
Он держал ее на руках, плачущую, как ребенка.
– Сид, верни мне меня. – Потом громче: – Верни мне меня! – Еще громче, еще громче. Вопя безумно, она вырывалась, корчась в истерике: – Верни мне меня! – Потом вдруг замерла. – Сид, дай мне уйти.
Так сказала, что он сразу отпустил. Ханна быстро побежала. На ее пути встал большущий парень, снял с себя «косуху» и накинул ей на плечи. Потом шагнул в сторону, уступив дорогу.
3
По черной пашне, пугая стаи ворон, цепляя тяжелые комья грязи на «мартинсы», кутаясь в «косуху» от пронизывающего ветра, она шла и шептала, будто молитву:
Теребя короткое платюшко:
«Окрестите меня, батюшка»…
Покажите, отче, дорогу,
По которой приходят к Богу.
Верила в любовь, с самых ранних лет.
А любви, увы, в этом мире нет..
После в дружбе вкрай разуверясь,
Я искала смысл там, где ересь.
И в талант свой было поверила,
Да вот сил души не измерила,
А талант у слабых не жилец, увы,
И надеждой мне – только Бог да вы.
Окрестите меня, батюшка…
Жизнь в безверии, как сожженный стих,
Окрестите меня, батюшка,
Бог – последняя из всех вер моих.
Ее бил озноб, зубы лязгали, и, уже почти теряя сознание, она увидела указатель на эстонском языке «Куремяэ». Заставив себя идти дальше, она брела, как побитая и изможденная бродячая собака. И когда услышала звон колоколов и сквозь прибалтийский мокрый сумрак увидела мерцание позолоты церковных куполов, упала, обессиленная, в грязь.
Согбенный старец протянул ей худую руку. Она, очнувшись от обморока, увидела над собой большую черную птицу, которая постепенно, раздвигая сумрак, превращалась в человека. Казалось, вместо лица у него был клочок яркого света. Как солнце, отраженное в колодце. Он поднял ее и жестом позвал за собой. Она послушно последовала за ним.
Старец был нем. Ей показалось, что когда-то она видела его во сне. Сон был нестрашным, сон был вещим. Ощущение уже виденного ранее не покидало ее и тогда, когда они вошли на территорию монастыря и кованые ворота стали медленно закрываться за ее спиной.
В храме шла служба, и пели так же чисто, красиво и поднебесно, как в Новодевичьем, только как-то по-другому. Было много-много монахинь. И у всех – бледные иконописные лица. Как вспышка во мраке сознания: «Я это уже видела. Может, это кадр из прошлой жизни?» Мерцали свечи, и глаза святых умоляли успокоиться. К ней подошла статная женщина с суровым ликом и спросила, зачем она здесь.
– Я не знаю, – прошептала Ханна и увидела, как церковный свод пошел кругом, блистая позолотой, хоровод свечных огней увлек ее. Ангелы спорхнули с фресок и закачали пришлую пушинкой на белых облачных крыльях.
А потом с алтаря сошел немой старец и вдруг обернулся молодым мужчиной. Таким красивым, что Ханна потеряла дар речи. Но что удивительно, она не испытывала тех чувств и желаний, какие раньше ощущала при виде красивых мужчин.
«Я хочу, чтобы ты любил меня», – наконец изрекла она.
«Я и так люблю тебя, ты ведь мое дитя». – Он улыбался ей, и лицо его лучилось добротой и светом.
«А… Я поняла, кто ты. Со мной происходит чудо. А скажи мне… Если я твое дитя, а ты всемогущ, почему ты допустил, чтобы я страдала всю жизнь? Потому что есть любимые дети, а есть нелюбимые, да? Я нелюбимое чадо?»
«Ты одно из самых лучших моих творений. Как я могу не любить тебя?»
«Тогда еще больше не понимаю…»
«…У родителей двое детей: один – нормальный, а другой – калека. Обоих они породили, обоих любят, но перед тем, кто убог, чувствуют свою вину и потому изо всех сил стараются сделать его жизнь лучше и этим оправдать себя хоть как-то за то, что он ущербный. А с того, кому все дано, и спрос больше, и ноша тяжелей, и надежды весомей…»
«А, так все крутые – дети-уроды?»
Он усмехнулся:
«Нет, не все. Есть люди, идущие абсолютно правильным путем, им воздается при жизни!»
«Мне не нужно воздаяний. Я бы хотела быть собой, но легкой, как мотылек. Не обремененной раздумьями, страданиями, сомнениями…»
«Такой ты была много жизней назад, красивой и бездумной, на более низком уровне».
Ханна вспомнила многоуровневые игры-«ходилки», в которые она, как дура, играла, по приколу, со Светкой.
«А, так ты компьютерный гений».
«В какой-то степени – да».
«Ты хочешь дать мне новую программу?»
«Нет, я хочу сказать, что я тебя очень люблю. С такими, как ты, я делаю мир лучше: мир, где нет зла, зависти, горя, болезней, старости… Есть любовь, красота, доброта и разум».
«Так я могу сказать Сиду, чтоб он не мучился, что совершает грех, вмешиваясь в мироздание, что ты его руками и умом поправляешь несовершенные стороны мира…»
Он вновь стал немым старцем. Поднес воды к губам Ханны, она глотнула, закрыла глаза от блаженства и неги, растекающейся по всему телу, а когда подняла веки, увидела монастырскую келью.
4
– Когда ты ко мне прикасаешься, во мне начинают вздрагивать тысячи колокольчиков, – это Ника, девочка Ника, безумно красивая, трогательно юная.
– Слушай, ну сколько можно сопли жевать! Давай звони своему Строеву. Крути его по полной. Ты обещала мне помочь. Ну!.. Грины нужны как воздух, – это Тот, Кого Любила Ника, Когда Была Ханной.
– Я принесу тебе деньги. Отвечаю. Ты не волнуйся. «“Будет тебе новое корыто”, – изрекла водоплавающая героиня сказки Пушкина и осушила флакон “Хеннесси”».– Ника иллюстрировала действиями последнюю фразу про недешевый коньяк.
Ради Того, Кого Любила Ханна, она сбежала от Сида, хотя ей ежечасно нужно было находиться под врачебным контролем. Хотела быть рядом с ним, ведь теперь не стало главного препятствия – пропасти из двадцати лет. Когда этот красивый мальчик посвящал Ханне обалденно талантливые стихи, устраивал перформанс с внезапным появлением цветочниц с орхидеями, стоял под окнами, как верный пес, каждое утро, рисовал ее портреты-граффити на стенах окрестных домов, она, напугавшись искренности юных чувств, попыталась избегать его, не оставляя Ромео ни малейшей надежды. Но однажды с сожалением ощутила, что начинает любить. С сожалением, потому что двадцать лет – это двадцать лет.
«Ага, трахаться с богатыми папиками за деньги – легко, непринужденно и просто, а быть с любимым, но молодым, бесплатно – это ей влом, да?» – циничные «Два в одном».
Представьте себе, что у столь прожженной дамы так оно и вышло. Объясняю почему. Бывает, женщина чиста и непорочна, но на месте того клочка души, который отвечает за любовь – пустырь, выжженный напрочь. Кто-то на нем смачно потоптался, теперь там ничего не растет – пепелище. Ханна являла собой образец, полярный нарисованному выше. Никого никогда не любив, не впуская в свое сердце дальше порога, она сохранила эту часть души в девственном виде, готовой расцвести садами Семирамиды или там какими-нибудь райскими кущами. Дендрарий кустился, цвел и почковался, а комплексы пожилой красавицы заставляли бежать от себя прочь, пока чудотворное явление Сида не обернулось панацеей.
– Скажи, Ромео, я ведь могла тебя видеть раньше в «Neva-stars»? – Ника никогда не была такой пьяной.
– Не называй меня Ромео. У тебя юмор климактерических женщин. Не тупи…
– Нет, ну скажи!..
– Да, я там устраивал шоу на тему «Love» с одной топ-моделью. Ханна… Красивая, стерва. Строев ее недавно выкинул, как ветошь, на задворки модельного бизнеса.
– Шоу? Так ты ее не любил?
– Любил? Я что, похож на дебила? Ханна была любовницей Гостева. Через него она могла устроить мою карьеру на TV. Sucks, baby, облом. Теперь вот ты – одна надежда. Помоги мне, если, правда, любишь. А не то буду трахать твоих конкурентов по подиуму.
Она действительно могла помочь, потому как Строев – богатый, влиятельный, правдами и неправдами вхожий во все престижные структуры двух столиц, – обезумел от хотения «небожительницы Ники» и был готов на любые жертвы ради удовлетворения своей болезненной страсти к прекрасному, юному, непорочному. Выкачать денег из этого старого козла, зная его слабости до мелочей, не составляло труда. Но не этого хотела Ника. Мечтала отомстить Строеву и его гадюшнику за Ханну.
Вначале она оторвалась на девочках лет двадцати трех из «Neva-stars», которые некогда глумились над ее «не первой молодостью». Теперь они, по сравнению с Никиными пятнадцатью, – просто старые калоши. Двадцать три—двадцать шесть – самый скверный женский возраст, когда появляются первые признаки старения, и ты пока еще не можешь уговорить себя смириться с неизбежностью. Это подобно тому, как в детстве впервые в жизни понимаешь, что все равно когда-то умрешь. Сначала плачешь втихаря, не спишь, страдая, а потом, переболев, заставляешь себя жить, несмотря на… В двадцать семь начинается второй прекрасный период дамской жизни (первый, как вы понимаете, в семнадцать), и только тогда приходит абсолютное осознание того, что можно быть великолепнее, интереснее, очаровательнее юных глупышек. Третий (и последний из хороших) – восхитительный и быстротечный – женский возраст наблюдается у слабой половины человечества с тридцати пяти лет.
Но это совсем другая история. Нас интересуют барышни лет двадцати трех—двадцати шести, как самые уязвимые и закомлексованные. Пережив возрастные градации, Ханна знала все болевые точки соперниц и могла давить на них, будучи Никой. Надругавшись над обидчицами обоих полов, наша злюка принялась за мэтра модного борделя, творившего в масштабах страны и более того. Играя Строевым как кошка мышкой, пользуясь его авторитетом и кошельком, она победила в самых престижных конкурсах отечества и даже Европы, так и не отоспав Строеву его стараний. В апогее своего молниеносного взлета, наконец-то, решилась явиться к Тому, Кого Любила Ханна.
Так хочется написать красивую фразу из женских романов: «Два любящих сердца воссоединились», но увы. Понимая, что маленькая дурочка вот-вот сойдет с ума от обожания его – мачо, человека-совершенства, бога, случайно забредшего на землю, он, утолив все желания, начал с помощью ее красоты и сексапильности решать свои мелкие проблемы и осуществлять великие планы.
– Когда ты ко мне прикасаешься, во мне начинают вздрагивать тысячи колокольчиков, – это Ника, девочка Ника, безумно красивая, трогательно юная…
5
Проблемы начались из-за бабы Капы. Ее неусыпное всевидящее бдительное око (–9,5) усмотрело непорядок, граничащий с преступлением. Капитолина Филипповна сообщила в органы, что какая-то неизвестная малолетка проживает в комнате безвестно пропавшей ее, бабы Капы, родной соседки. Светка напомнила своей дотошной сожительнице, что Ханна купила новую квартиру на Приморской и, дескать, затерялась в новостройках. Неугомонная сгоняла по добытому разведкой адресу и убедилась, что молодая особа, по приметам совпадающая с «малолетней аферисткой, нагло проживающей в коммуналке на Подковырова», не так давно обитала по Ханниному новому адресу, покуда не наткнулась на проверку паспортного режима, установившую, что девица – без документов вообще (не предъявлять же старый паспорт!). Чудом улизнув от милиции, Ника перебралась к Светке, во всем ей повинившись. Кузина оповестила Сида о появлении пропавшей и попросила родственника дать возможность подопытной насладиться молодостью, а научному гению посоветовала писать фундаментальный труд о биороботах, дарующем оную. И тут баба Капа вдруг открыла в себе Мегрэ.
Вечерело. Увидев в окно Капитолину Филипповну, подкатившую с бригадой ОМОНа и гордую своей миссией, Светка успела сообщить смс об опасности Нике в момент ее кинопроб на главную роль в фильме, обещающем стать главным событием 2011 года. Звезда не состоялась, потому как исчезла.
6
Врачи не могли понять, что с птицей, случайно залетевшей в монастырь: либо сон, близкий к летаргическому, либо коматозное состояние с неизвестной доселе клинической картиной, либо что-то третье из ряда вон. Так или иначе, поддерживаемая инъекциями и капельницами, она пролежала в келье всю зиму. Монахини ухаживали за ней и поражались контрасту недвижимого тела и постоянно работающих мышц лица, отражавших картину жутких внутренних терзаний. В марте, будто вместе с пробуждающейся природой, она очнулась и очень быстро стала преображаться внешне со знаком плюс. Молча смотрела на мир, изучая, словно заново, потом начала двигаться. И только тогда компьютер Сида стал фиксировать восстановление функций биоробота и смог установить местонахождение его носителя.
Немой старец садился у ее изголовья, и больная начинала мучительно вспоминать, кто она, как будто хотела рассказать ему что-то. В памяти возникали обрывки картин и, как паззлы, складывались воедино. Постепенно связь с реальностью восстановилась, и общий строй произошедшего прояснился с точностью до нюансов. Только почему-то видео ее памяти работало всегда с функцией REWIND, прокручивая кадры от конца к началу. Как в фильме «Необратимость».
III
Паззл 5
При всем обилии старых знакомств, укрыться от преследований, учиненных с легкой руки бабы Капы, было, собстветственно, негде. Опуская подробности многочисленных попыток поиска убежищ, обозначим конечный пункт мытарств горемычной героини. Нике пришлось вписаться в сквот, в который нашу девочку лет сорока привел фанат-тинейджер, посчитавший за великое счастье помочь fashion-диве в суровый момент ее звездной жизни. Дом, уже не значившийся на карте города по причине своего преклонного возраста, стоял себе постаивал на Васильевском острове и был переполнен беспредельно свободными художниками, музыкантами, просто растаманами и теми, кто вместо «Доброе утро» говорил: «После ночной порции экстази на завтрак у нас “скорость”». Здесь были основные квартиросъемщики и транзитные пассажиры. И те, и другие жили вяло, в перманентном ожидании «приходов». Над точкой часто зависали темы Казантипа, Гоа, местных open-air’ов, перетирались отличия голландской шмали и кубинского ганджа от местной разбодяженной махорки, преимущества бульбулятора над кальяном… Порой появлялись залетные «барды и бардуньи» с Груши и других фестивалей и дотошно мучили обитателей сквота песнопениями, претендующими на философию. Ника чувствовала себя в этом, с позволения сказать, мире фиолетовой полоской на фоне желто-красно-зеленого триколора и очень была бы рада покинуть приют потерянных, как только подвернется случай. Долго ждать не пришлось. Однажды, оказавшись на рейве со своими новыми друзьями, она познакомилась с dj Модным, который без всяких церемоний предложил прелестнице пожить у него. Ника согласилась и тут же поняла всю стёбноть народной пословицы «От волка бежала – под медведя попала».
Паззл 4
Dj Модный значился культовой персоной в клубном пространстве. Он играл свой транс в лучших залах Европы, Москвы, Санкт-Петербурга. Это был человек мира, не привязанный к одному-единственному месту на планете. Хотя его хлебосольный «домик в Репино» был широко известен в особо узких кругах и на тусовочном сленге красноречиво назывался «коматоз» – из-за круглосуточно дубасящих по мозгам десяти киловаттов звука и постоянно прописанных здесь жестких наркотиков. После нескольких дней, проведенных у Модного, Ника начала подозревать, что получила вряд ли проходящую акустическую травму. Хозяин «коматоза», как и большинство ди-джеев, был туговат на ухо, потому считал, что звука много не бывает. В репинском дорогом особняке Ника жила с ощущением жизни на вокзале. Это был даже не дом, а какая-то матрица с хаотично снующими клабберами, вечно прилетающими-улетающими djs, с постоянной куплей-продажей винилов со всякой жестью. От заката до рассвета и далее шныряли барыги, приносящие все, что гоняют по вене. В общем, это было похоже на прежнее пристанище с поправкой на уровень так называемой жизни с огромным знаком плюс. Ника понимала, что, если она здесь задержится, то с фена постепенно перейдет на иглу, потому как живущие в этом доме безумие требовало нарастания доз и силы, приподнимающей крышку. Когда ее накрывало и до сознания доходили лишь басы, дикий drum’n’bass давал ей понимание шаманских истоков этой крейзи-эстетики. Музыка предназначена была служить фоном к сумасшествию с разносюжетной клинической картиной. В очередной улет Модного в английские клубы Ника решила покинуть обитель вечного драйва, как вдруг в «коматозе» нарисовался новый персонаж, слегка продвинувший сюжет нашей history.
Пазpл 3
Это был сын олигарха, конченный мажор и… Нет, не мачо. Бабник? Мелковато. Дон-Жуан? Не в меру утонченно. Сердцеед? Если б «Rewind» был сериалом… Супермен? Да нет…
Великий, могучий русский язык содержит массу заборных слов, точно выражающих сущность этого молодого человека. Но я пообещала редактору больше не выражаться нецензурно. Жалею страшно. Все дело в том, что я очень-очень-очень русская, а значит чувственная до о… офигения. А без мата русским тяжко выразить закрайнюю меру состояния или суперпревосходную степень качества. Ну вот если вы гиперэмоциональный человек, то должны понимать, как трудно обозначить приличным словом пик накала страстей после слова «край» или «конец». Немец скажет «kaput», американец «end», и успокоятся братья по разуму. А нам что делать, когда «капля, переполнившая чашу терпения», «кода под занавес», «финиш», «предел» ну ни о чем не говорят? А вот скажешь: «Блядь! Это же полный пиздец!!!» – и сразу все встанет на свои места. «Kaput» и «end» отличаются от последнего слова в этом крике русской души, как взрывы от попукивания. О чем это я? Да, о сыне олигарха, который крайне любил женщин и использовал их исключительно по назначению. Даже не важно, как его звали. Он приехал, извините за рекламу, на Lаmborghini, чтобы увезти Модного в аэропорт. Тот, дурак-дураком, не ощущая опасности для собственной личной жизни, познакомил мажора со своей «новой космической любовью» и отчалил подрывать психику Великой Британии. Сын олигарха вернулся, властно взял красотку за руку, усадил в автомобиль, являющийся не роскошью, а средством передвижения, и двинул в отчий penthouse со своим новым объектом маниакальной страсти.
Самое время сказать несколько слов о сексуальности и чувственности поколения next и следующего за ним, назовем его fixe (от фр.). Ника, как специалист по вопросам секса, компетентно и авторитетно констатировала деградацию человечества в этом аспекте. У большинства родителей и прародителей последних ущербных поколений секс был, пожалуй, самым ярким жизненным впечатлением. Мир next’еров и fix’еров несравненно колоритнее от присутствия в нем мегакомпьютеров, социальных сетей, запредельных наркотиков, телевидения с фантастическим диапазоном и прочих плодов цивилизации. Родительское поколение, безусловно, примитивнее. Дети – технически грамотны, сверхинформированны, полиглоты, всесторонне образованны, но патологически равнодушны, эгоистичны, с мутными нравственными ориентирами. Темные предки способны чувствовать, и это делает их людьми и человечески отличает от потомков-роботов. Что касается сексуальности новейших поколений, то здесь действует одно кислое правило: «Есть – хорошо, нет – ну и не надо». Сын олигарха был сексуальным альбиносом в своем поколении. Нюхом матерого волка он почувствовал в Нике ранее тщетно искомое им подлинное соответствие истинному «инь». Коллекционер-натуралист, он собирал в гербарий памяти диковинные женские образчики и, наконец, нашел редкий экземпляр. Конечно же, приколов уникум булавкой к дорогому сукну, он со временем стал бы ровнее дышать от обладания раритетом и занялся бы поиском новых шедевров природы для своей коллекции. Но в нашей истории ему отведена лишь пара недель, в которые его разум померк от восхищения, восхищения собственника качественного неаналогово живого товара. Ника ощутила этот трепет приобретателя. Опытной рукой королева, выглядящая как принцесса, поставила породистого жеребца в стойло, и он стал послушнее дрессированного кролика.