Позывной «Хоттабыч»#10. Конец пути

Глава 4

Время сжалось, стало густым и тягучим. Весь мир сузился до лезвия, направленного мне в живот. Их было двое, но атаковал пока один – второй, поменьше ростом, с татуировкой паука на шее, остался чуть сзади, блокируя путь к отступлению и следя за тем, чтобы им никто не помешал.

Навыки, наработанные годами работы и тренировок в «конторе», проснулись мгновенно, словно у меня в голове щелкнул невидимый выключатель. Мозг, неожиданно заработавший на «ускоренных оборотах», которые я давно себе не мог позволить, выдал единственно верный сценарий.

Силы на прямое противостояние отморозкам не было: кости хрупкие, мышцы дряблые – неумолимая старость безжалостна. Но еще оставалась «память тела», понимание человеческой анатомии и физики механических процессов. Но даже с этими крохами можно было работать.

Я не стал отскакивать в сторону – мои старые ноги, с суставами, побитыми артритом, все равно не успели бы. Вместо этого я сделал полшага навстречу летящему лезвию заточки, подпуская его на опасную близость к собственному животу.

Левая рука, трясущаяся от старости, резко взметнулась вверх и ударила пальцами, сложенными в щепоть в локтевой сгиб нападающего. Это был не сильный удар, но невероятно точный (на мгновение я сумел унять предательскую дрожь) – по локтевому нерву.

Зэк вскрикнул, но не от боли, а от изумления – жгучее онемение пронзило его руку до самых кончиков пальцев. Они сами рефлекторно разжались, и заточка с легким металлическим звоном упала на асфальт. Его глаза – пустые секунду назад, реально округлились от непонимания происходящего.

А вот я не стал развивать свой успех, действуя против него, чтобы не попасть в ловушку. Сейчас настоящая опасность грозила мне со спины – от второго утырка. Я прямо задницей это почувствовал. Мне пришлось делано споткнуться о собственные, якобы запутавшиеся ноги, и грузно упасть на бок.

Падение моё, при всей его кажущейся неловкости, было рассчитано до миллиметра. Я рухнул не просто на асфальт, а в единственную на тот момент безопасную зону – прямо в ноги второму нападающему, тому самому, с пауком на шее.

– Ох, сердце… – громко простонал я, хватая его за штанину.

Он ошеломленно посмотрел на меня и инстинктивно попытался оттолкнуть меня ногой. Это было его роковой ошибкой. Пока его подельник тряс онемевшей конечностью и дико ругался, я, корчась от мнимой боли, умудрился разглядеть растерянность в маленьких, близко посаженных глазах «паука».

Этой секундной заторможенности мне хватило. Моя правая рука, всё это время прижатая к груди, будто защищаясь, метнулась вбок – к его ступне, стоявшей на земле. Вторую ногу, которой он хотело меня пнуть, я на мгновение придержал на весу – на большее не хватило сил, но этого было вполне достаточно.

Мои дрожащие пальцы снова сложились в «смертоносную» щепоть и нанесли короткий, точечный удар по малоберцовому нерву, что проходит совсем близко к поверхности чуть выше щиколотки. Он даже не вскрикнул. Лишь издал удивлённый, короткий выдох «ох» и его правая нога подкосилась, будто подкошенная.

Его тело инстинктивно наклонилось вперёд, чтобы удержать потерянное равновесие. Естественно, что я не позволил ему этого сделать, слегка дернув за штанину ноги, подвисшей в воздухе. И он рухнул, «случайно» встретившись изумлённой мордой с моим поднимающимся коленом.

Удар вышел сильным, да и точности у него было не отнять. Твёрдая кость коленной чашечки пришлась прямиком в переносицу этого говнюка. Раздался глухой хруст. «Паук» захрипел, дернулся и рухнул навзничь. Его тело конвульсивно дернулось несколько раз и замерло, орошая асфальт темной кровью из разломанного в хлам носа.

Время, сжавшееся было в опасную пружину, резко отпустило. Оно снова потекло привычно, почти лениво. Я, кряхтя и опираясь на руки, медленно поднялся. Первый зэк, всё ещё с безумными глазами, смотрел то на своего неподвижно валяющегося подельника с окровавленной мордой, то на меня, то на блестящую на асфальте заточку. В его взгляде читалась уже не злоба, а животный, первобытный ужас перед непонятным.

Не дожидаясь, когда его паника сменится новой вспышкой ярости, я отступил на шаг, всё так же двигаясь с показной, старческой неуклюжестью, и повернулся к нему спиной. Это был жест презрения, окончательный и бесповоротный. Я сделал несколько шагов прочь, слушая спиной его прерывистое дыхание и влажные хрипы второго.

На данный момент они уже не были опасны. Один – в полной отключке и с поломанным носом, второй – с отсушеной рукой. Его куцые мозги никак не могли переварить всего случившегося и уложить это в своей тупой голове. Что ж, шок – это по-нашему!

А я… я просто пошёл дальше, чувствуя, как в висках снова начинает гулко и тяжело стучать кровь, а дряхлое тело ноет от перенапряжения и непростительной для моего возраста дерзости. Падение, хоть я и старался упасть как можно ловчее, всё равно не прошло даром. Да еще и отбитая коленка ныла. Но я был жив. А это, на данный момент, главное!

– Эй, вы, двое! Чёго устроили? – донесся грубый окрик надзирателя, когда всё уже было закончено. – А этот идиот чего разлёгся?

Похоже, что охрана свалила, или её специально отозвали, либо отвлекли, когда меня должны были кончить эти двое. Но не вышло Сердце колотилось где-то в горле, но на моём лице была надета все та же маска безразличия. Внутри же всё ликовало. Ликовало моё прежнее, смертельно опасное и хищное «я», которое только что вновь почувствовало вкус настоящего боя. Вкус победы, только добытой не грубой или магической силой, а умом и мастерством.

– Дедушка еще что-то может, – тихо прошептал я и, шаркая ногами, поплелся дальше, к дальнему углу забора, где росла одинокая чахлая береза. Я добрался до деревца, сел на корточки, прислонившись спиной к шершавой бетонной стене, и закрыл глаза. Мне надо было срочно перевести дух. Эйфория уходила так же быстро, как и пришла, оставляя после себя лишь леденящую пустоту и назойливую боль в каждом суставе.

Рука, которой я наносил удары, теперь ныла тупой болью, а в груди что-то тяжело и неровно бухало. Справиться с этими двумя ублюдками стоило мне последних сил.

Сквозь шум в ушах я слышал голоса надзирателей, подошедших к месту драки. Затем – резкий, пронзительный свисток. Начиналась суета.

– Слышь, старый, дрыхнешь что ли? Ты чего с этими двумя сделал? – чей-то молодой и наглый голос прозвучал прямо надо мной.

Я открыл глаза и медленно поднял голову. Передо мной стоял рослый надзиратель, лет двадцати пяти, с глупым самоуверенным лицом. Я лишь покачал головой, стараясь дышать «через раз» и хрипло кашлять.

– Они… первыми… напали… – прохрипел я, делая вид, что с трудом выговариваю слова. – С сердцем… плохо… стало… Я упал… а они как-то сами… повредились… нечаянно…

Он скептически хмыкнул, окидывая меня взглядом с ног до головы.

– Сами значит? Один с развороченной харей валяется, а второй – рукой шевельнуть не может. А ты просто упал, да?

– Мне… сто два года… внучок… – Я закрыл глаза, изображая накатившую слабость. Спорить и что-то доказывать этому щенку не было ни сил, ни желания. Пусть думает, что хочет. Главное, чтобы он видел меня «жертвой», а не нападавшим. Пусть даже и невероятную. – Я… может… прямо сейчас и сдохну…

Ко нам подошел второй надзиратель, постарше, с усталыми, но пронзительными глазами. Я видел, как он молча осматривал утырков, решивших меня порезать.

– Встать можешь, дед? – негромко спросил он. Его голос был спокоен и лишен какой-либо враждебности.

Я, кряхтя и делая вид, что опираюсь на ствол березы, с трудом поднялся. Его взгляд скользнул по моим рукам, задержался на дрожащих пальцах. Он долго и внимательно смотрел мне в глаза, словно пытаясь что-то прочитать на моем старческом, испещренном глубокими морщинами лице. В его глазах я не увидел ни глупой самоуверенности, ни агрессии. Лишь холодную, профессиональную настороженность. Он что-то заподозрил. Но не стал выяснять.

– Проводим тебя в санчасть, отец, – заключил он, и в его тоне не было вопроса. – Пусть лепилы тебя посмотрят. А этих отморозков – в изолятор! Разбираться будем.

Молодой надзиратель что-то возмущенно начал, но старший резким движением руки остановил его. Похоже, что он что-то знал на мой счёт. А если не знал – то догадывался. И в его взгляде читалось некое уважение, смешанное с опаской.

Медленно, под конвоем, я побрел, по-старчески шаркая, ногами через прогулочный двор тюрьмы. Каждое движение отзывалось в отбитой коленке острым, выкручивающим сигналом боли. Молодой надзиратель шагал сзади, его недовольное пыхтение меня развлекало. А вот старший – тот, что с умными глазами – шел чуть впереди, его спокойная, уверенная спина была словно щит, рассекающий пространство тюремного двора.

Мы шли мимо других обитателей этого каменного мешка, накрытого металлической сеткой. Я чувствовал на себе их взгляды – колючие, любопытные, оценивающие. Одни смотрели с безразличием, другие – с плохо скрываемой злобой. Но одно чувство, которое никто не мог скрыть, и которое их объединяло – это недоумение. Все прекрасно видели, как двое громил решили завалить безобидного и немощного на внешний вид старичка. Но, к их глубокому изумлению, этот старикашка, который еле-еле ноги волочит, разделал двух отмороженных здоровяков буквально «под орех». И теперь один из них идет своим ходом в изолятор, а другого утащили на носилках в бессознательном состоянии.

А старикашку, которого вот-вот удар хватит, вот ведут «под ручки» в санчасть. Одним словом, картинка не сходилась, и это бесило многих. Я видел, как сбились в кучку трое зеков из «авторитетной» братвы. Их взгляды были тяжелыми, как свинцовые слитки. Для них я неожиданно стал непонятной величиной, а все непонятное здесь либо ломают, либо стараются убрать. Пока они решали, что я же такое, у меня была небольшая фора.

В санчасти остро пахло хлоркой, слабым духом лекарств и человеческим потом. Фельдшер, мужчина с обвисшим лицом, мутными глазами и свежим спиртным «выхлопом», молча осмотрел меня. Его пальцы, холодные и безразличные, прощупали ребра, проверили суставы. После этого он померил мне давление и смазал ссадины зелёнкой.

– Ушибы, растяжение, – бормотал он, записывая что-то в амбулаторную карту. – Давление ни к чёрту – скачет, как дикий жеребец. Сердечко явно шалит – аритмия жутчайшая. Того и гляди, отойдешь, дед, – сообщил он мне между делом. – Засунь-ка это под язык, – сунул он мне в рот какую-то таблетку.

Он не спрашивал про ссадины, не интересовался, как именно я «упал» и умудрился получить такие травмы. Он видел результат, а причины его не волновали. Здесь, за колючкой, это было нормальным положением вещей. Иногда и вовсе заключенные без медпомощи остаются.

Дверь санчасти неожиданно открылась без стука, и в проеме возникла знакомая мне физиономия Артёма Сергеевича. Его появление подействовало на фельдшера магически: тот мгновенно выпрямился и попытался придать лицу серьёзное профессиональное выражение. Спрятав мутность глаз и незаметно закинув в рот мятную конфету, фельдшер засуетился и оторвал задницу от своего стула.

– Всё в порядке, товарищ майор? – пробормотал он, нервно поправляя халат.

Артём Сергеевич не удостоил его ответом. Его взгляд упёрся в меня, полулежащего на смотровой медицинской кушетке. Он сделал несколько неторопливых шагов вглубь лазарета и остановился возле меня. Фельдшер замер рядом в излишне почтительной позе.

– Оставь нас! – Голос чекиста был тихим и ровным, но в нем звучала сталь, не терпящая возражений. Это была не просьба, а приказ.

Фельдшер, не говоря ни слова, ретировался в свой кабинет, находящийся по соседству и плотно закрыл за собой дверь.

– Ты что, его знаешь? – хрипло поинтересовался я.

– Это один из наших информаторов, – прошептал майор, наклонившись к самому моему уху. – Слушайте внимательно, Илья Данилович. У вас нет времени на долгую «реабилитацию». Те, кто послал этих двоих, не остановятся. Следующая попытка будет менее топорной, более смертоносной и, скорее всего, последней. – Майор сделал вид что поправляет мне подушку, наклонившись еще ближе. – Так что пришла пора вам покинуть это заведение…

– Как?

– Изобразить сердечный приступ или инсульт сможете? – прямо спросил он. – В тюрьме нет квалифицированных врачей – вас обязательно повезут в областную лечебницу. Местный эскулап вам подыграет, но врачей на скорой, которые за вами прибудут, будет обмануть в разы сложнее.

– Я постараюсь, но обещать ничего не могу – актёр из меня аховый.

– Тогда действуем так, – он протянул мне маленький шприц-тюбик, – вколете его в любую мышцу… можно даже через одежду, – добавил он, – перед самым прибытием скорой помощи. Симптоматика будет такой же, как и при настоящем приступе. Наша новейшая ведомственная разработка, практически безвредна… Правда, на столь пожилом пациенте её никто не испытывал… Надеюсь, что и с вами ничего страшного не случится.

– А может, как-то по-другому? – заикнулся я, хотя страха совсем не было.

– Увы, – виновато развел руками Артём Сергеевич. – Боюсь, если вы останетесь в тюрьме, эта ночь для вас будет последней. То, что вам удалось справиться с тремя покушениями, само по себе чудо. Но, знаете сами, вероятность того, что вам повезёт и в следующий раз, катастрофически ничтожна!

– Понимаю, – согласился я с майором. – В другой раз могу и не сдюжить…

– Поэтому, действуем следующим образом: вы сейчас ложитесь пластом и продолжаете изображать полуживого старика…

– Ну, с этим, как раз, я легко справлюсь, – усмехнулся я, – потому как изображать ничего не надо.

– Вот и отлично! Дальше – вы изображаете приступ, а наш фельдшер бежит к начальству, сообщить о вашем недуге. Но предварительно он вызывает Скорую помощь…

– Почему?

– Потому! Если администрация колонии тоже получает на лапу за вашу смерть, она не даст фельдшеру её вызвать, – пояснил он. – А так – есть шанс, что они прорвутся…

– А почему не прислать подставную скорую, у вас, разве, таких нет?

– Новые люди могут вызвать подозрение. Я наводил справки – сюда ездят практически одни и те же люди. Так что они заберут вас…

– А дальше?

– А дальше – дело техники, – продолжил он так же тихо. – Машина следует по маршруту через лесной массив, километров пять от выезда. Там резкий поворот. Скорость сбрасывается…

– Но… ведь со мной, кроме врачей, пошлют еще и охрану. Мне нужно будет их всех вырубить?

– Илья Данилович, ну, что вы такое говорите? – укоризненно произнёс майор. – Это уже наша работа! В общем, готовьтесь, а я к фельдшеру…

Его глаза в последний раз встретились с моими. В них сейчас не было ни сочувствия, ни одобрения – лишь холодный расчет профессионала, оценивающего шансы и риски операции.

– Удачи вам, Илья Данилович! – Он развернулся и вышел, не оглянувшись, оставив меня наедине с гулкой тишиной санчасти и головой, переполненной мыслями.

Дверь за майором тихо закрылась, и я остался один. Гулкая тишина нарушалась лишь мерным тиканьем дешевых часов на стене и отдаленными шагами в коридоре. Я закрыл глаза, пытаясь унять дрожь в руках – не от страха, нет, а от проклятой старческой слабости, которая делала меня похожей на отжатую половую тряпку.

В голове проносились обрывки мыслей. Доверять ли майору? Вариантов, впрочем, не оставалось. Но даже он не обещал стопроцентного спасения – он лишь предлагал использовать единственный шанс. И я был согласен ухватиться даже за эту тонкую соломинку.

Я засунул маленький холодный шприц-тюбик под простыню, прижал его ладонью к бедру. Каждый шорох за дверью заставлял вздрагивать. А вдруг они уже здесь? А вдруг я не успею? Или вколю «лекарство» слишком рано? В общем, чувства обуревали меня не по-детски.

Прошло, наверное, минут сорок. И каждая минута тянулась как час. Я уже начал подумывать, не передумал ли майор, как вдруг дверь распахнулась. Вошел тюремный фельдшер, за ним, раскорячившись в дверном проеме, стоял надзиратель.

– Ну как, дед, живой еще? – буркнул фельдшер, показательно щупая мой пульс. Его пальцы были холодными и цепкими.

Я лишь слабо застонал, закатывая глаза, стараясь изобразить полный упадок сил. Это, признаться, было несложно.

– Что с ним? – спросил надзиратель, не скрывая раздражения. – Придуривается?

– Непохоже, – фельдшер наклонился ко мне, притворно вслушиваясь в дыхание. – Выглядит хуже некуда. Пульс нитевидный. Боюсь, дело плохо. Беги, вызывай «скорую»! – скомандовал он надзирателю.

Тот замешкался.

– Может, сперва к начальству? Протокол же…

– Протокол?! – фельдшер сделал вид, что взбешен. – Он сейчас тут подохнет, вот тебе и будет протокол! Деду сто лет! Беги немедленно!

Надзиратель, пробурчав что-то под нос, нехотя удалился.

– Держись, старик, – тихо бросил мне фельдшер, делая вид, что поправляет капельницу. – «Эвакуатор» уже выехал.

Сердце заколотилось уже по-настоящему. Вскоре из-за открытого окна донёсся вой сирены, приближающийся с каждой секундой. Я сжал в потной ладони шприц – вот он, момент. Теперь все зависело от скорости и точности. Я судорожно вдавил поршень тюбика через грубую ткань тюремной робы, почувствовав, как холодная волна разлилась по телу.

Гулкие шаги, голоса… Дверь распахнулась, и в палату вошли двое санитаров и врач с чемоданчиком. За их спинами маячили охранники с автоматами на груди, и кто-то из начальства. Но кто, я так не разглядел – со зрением тоже приключилась оказия. Пока врач, довольно молодой парень с улыбчивым лицом, наклонялся ко мне со стетоскопом на шее, начался настоящий ад…

Глава 5

Резкая, спазмирующая боль в груди сдавила так, что перехватило дыхание. Мир поплыл перед глазами, окрасившись в красные пятна. Холодный пот мгновенно выступил на лбу. Я услышал, как кто-то хрипит, и с ужасом понял, что это я. Мое тело выгнулось в неестественной судороге, а изо рта натурально пошла пена.

– Что с ним? Инфаркт? – услышал я приглушенный, как сквозь вату, голос охранника.

– Больше похоже на эпилепсию, – сухо ответил врач, уже ставя мне какой-то укол. – Срочно в реанимацию. Помогите погрузить!

Меня взмыли на каталку, и весь мир превратился в мелькание потолка, засранных мухами лампочек и озабоченных лиц. Буквально на мгновение мимо меня мелькнули физиономии начальника колонии и Артёма Сергеевича. И, вот, разрази меня гром, мне показалось, что лицо комитетчика как-то странно исказилось, напомнив мне одного моего доброго знакомого, которого здесь не могло быть в принципе…

– Ты как здесь, твоё бессмертие? – попытался просипеть я.

Но сирена «скорой» заглушила все звуки, и Артём Сергеевич, неожиданно ставший вылитой миниатюрной копией Кощея, не обратил на мои хрипы никакого внимания. Меня втолкнули в узкий, пахнущий лекарствами кузов. Двое охранников уселись напротив, положив автоматы на колени. Их глаза бдительно следили за каждым моим движением.

А чего там за мной следить? Я того и гляди прямо сейчас концы отдам. Ох, и подкузьмил ты мне братишка Кощей… Хотя, возможно, это глюк от того «лекарства», которое я сам себе вколол. Вот и мерещится всякое… Ну не может такого быть, потому что не может быть в принципе…

Машина рванула с места. Я лежал, пытаясь совладать с телом, которое больше мне не принадлежало. Сердце колотилось, выпрыгивая из груди. Легкие отказывались вдыхать. От мысли, что я вот так и сдохну от этой «практически безвредной» разработки товарищей из органов было страшно. Очень. Ведь тогда я так и не смогу сделать то, что хотел.

Мы выехали за ворота. Сквозь запотевшие стекла мелькали унылые пейзажи окраины города, а вскоре их сменила стена мокрого, темного леса. Машина замедлила ход, входя на крутой поворот. И в этот миг чудовищный грохот и скрежет перевернули мой мир с ног на голову.

Что-то тяжелое с разгону врезалось в бок автомобиля «Скорой помощи». Раздался оглушительный визг тормозов, крики, лязг металла. Охранников швырнуло вперед, а я вместе с каталкой улетел к противоположной стенке, а потом и вовсе соскользнул на пол, перекувырнувшись вместе с опрокинувшейся машиной. После жесткого удара обо что-то металлическое, я вообще перестал что-либо соображать.

Покорёженные двери со скрипом открылись, явив две крепкие фигуры в камуфляже с закрытыми лицами. Раздалось два коротких приглушенных хлопка, и охранники, не успев даже вскрикнуть, обмякли безвольными тряпичными куклами. Если это люди Артёма Сергеевича, то я вообще в этой жизни ничего не понимаю.

Ко мне быстро наклонился один из киллеров и пристально взглянул мне в лицо.

– Наш клиент! – Его голос был холодным и бесстрастным, словно это не он только что завалил тюремную охрану.

Меня без всякого пиетета подхватили под мышки, так что мои старые кости затрещали, и резко вытащили из разбитой машины на сырую и пахнущую прелыми листьями дорогу. Рядом стоял еще один микроавтобус с работающим двигателем.

Перед тем, как меня забросили в открытую дверцу, я на секунду успел выхватить место аварии. На обочине, еще вращая колёсами в воздухе, лежала «скорая». А в двух шагах от нее стояла старая раздолбанная в хлам, видавшая виды «Волга», похоже, что это именно она протаранила карету «Скорой помощи».

Меня втолкнули в салон, дверь захлопнулась, и машина рванула с пробуксовкой прочь от места аварии, оставив позади перевернутый мир и мою старую жизнь. Салон микроавтобуса пах бензином, дешевым табаком и чем-то еще – резким, животным, как запах загнанного зверя.

Я свалился на холодный металлический пол, не в силах пошевелиться. Двое людей в камуфляже, те самые, что вытащили меня, устроились на складных сиденьях, взирая на меня молча и неподвижно, словно статуи. Их автоматы теперь лежали на коленях, дула смотрели на меня. Третий вел машину, лихо швыряя ее по разбитой лесной дороге.

Мой разум, затуманенный адской смесью последствий чертового «лекарства», пытался нащупать хоть какую-то точку отсчёта. Эти люди убили охранников. Холодно, профессионально, без раздумий. Они не похожи на людей Артёма Сергеевича – они уж точно не стали бы называть меня «клиентом». Либо Артём Сергеевич не тот, за кого себя выдавал.

– Кто вы? – хрипло выдавил я, и собственный голос показался мне чужим.

Тот, что сидел ближе, медленно повернул ко мне голову. Из-под балаклавы виднелись лишь глаза – светлые, ледяные, без единой эмоции.

– Заткнись, дед, – беззлобно бросил один из киллеров. – Тогда доедешь до места живым и здоровым.

В его голосе не было ни угрозы, ни успокоения – просто констатация факта. Я был вещью. Ценным грузом, который нужно было доставить из точки А в точку Б. И точка Б, судя по всему, была куда страшнее тюремной камеры, из которой меня только что так эффектно «спасли».

Машина резко затормозила, и меня швырнуло вперед. Водитель что-то неразборчиво бросил своим людям. Один из них, не говоря ни слова, наклонился ко мне, в его руке блеснул металлический шприц.

– Стой – прохрипел я, завидев эту гадскую штуковину. – Что это? – Я попытался отползти, но мое тело до сих пор не совсем отошло от той, первой инъекции.