- -
- 100%
- +
Я пристально посмотрел на символ. Лилу говорила про «Договор о ненаблюдаемости». Может, это и есть одно из тех мест, где нечисть маскируется под безобидных чудаков? У них же должен быть свой… не знаю… Профсоюз какой-нибудь.
По крайней мере звучит не так угрожающе, как, скажем, «адепты культа Бельфегора». Хотя кто их знает, этих коллекционеров. Может, они там не марки рассматривают, а пентаграммы рисуют.
Клуб филателистов остался позади, мы свернули на одну из улочек, пересекающих центр. Внезапно Семенов резко остановился и замер, всматриваясь вдаль.
– Ах ты ж сучий потрох… Опять шпалы ворует… – Выдал старлей.
Я проследил за его взглядом и увидел, как из дальнего конца улицы навстречу нам тихонечко двигается лошадь, запряжённая в телегу. На телеге, свесив голову на грудь, сидел мужик. За его спиной высилась горка неизвестного содержания, накрытая рогожей.
Нас с Семёновым мужик не видел, потому что, дремал. Лошадь у него, видимо, со встроенным навигатором. Дорогу к дому знает хорошо.
– Егор Золотарев… Сволочь вороватая. Решил себе времянку новую построить, так теперь одно по одному шпалы тащит с «железки». Там, за депо, – Семенов махнул рукой, указывая куда-то в сторону, – Новые пути кладут. А эта сволочь в ночную работает. Вот он потихоньку шпалы и таскает, а утром домой привозит, во дворе складывает. Я его уже предупреждал, еще раз замечу, накажу. Так нет, ты погляди!
Виктор всплеснул руками, напоминая в этот момент возмущенную «проститутками и алкоголиками» старушку.
– Ну Егорка… Ну ладно… Сейчас мы тебе устроим… Идем!
Семенов дёрнул меня за рукав и потянул в сторону деревьев, растущих вдоль линии частных домов.
Честно говоря, мне как-то сразу не понравилось идея старлея, особенно его это уверенное «мы». Я пока что никому ничего устраивать не собирался. Мне нужно было разобраться на месте со своей, особенной работой.
Однако, Семенов, влекомый желанием проучить неведомого мне Егорку, был неумолим и непреклонен. По-русски говоря, просто не спрашивал моего желания.
Лошадь, не доехав до нас с Семёновым, свернула с улицы Ленина, на которой мы находились, вглубь домов.
Мы со старлеем мелкими перебежками двинулись следом.
– Домой везет… Ага. Точно новую партию шпал украл. – Бубнил Семенов шустро двигаясь от дерева к дереву.
– Слушай… – Я тронул Виктора за плечо. – Так если ты знаешь, чего не привлечёшь?
Семенов оглянулся на меня, пожевал губами, а потом с досадой выдал:
– Кум он мой. Как привлекать-то? Пытаюсь разговорами все решить.
– А ничего, что мы в отдел можем опоздать? Ты же говорил, начальство…
– Ой, да хватит тебе. – Отмахнулся старлей. – Василь Кузьмич раньше чем через час не появится. Это нам велено собраться к 8:30, а полковник, дай бог, после девяти придет. Сейчас вот, что важно! – Семенов ткнул пальцем в телегу, которая маячила прямо перед нами, двигаясь по узкой улочке вглубь частного сектора. – Дело принципа, понимаешь? Я его предупреждал, я ему говорил. А он мне обещание дал.
В общем, стало понятно, пока старлей с этим Егоркой не разберется, покоя нам не видать. Поэтому я тоже махнул рукой, образно выражаясь, и пришел к выводу, черт с ним, будем решать проблемы по мере их поступления.
Через десять минут мы, наконец, добрались до финальной точки своего «путешествия». Дом Егора Золотарева находился на самом конце улицы, за ним уже виднелись лесок, горка и речка.
Телегу вместе с лошадью мы обнаружили прямо возле забора. Самого хозяина нигде видно не было.
– Во двор пошел, гадина такая. Место готовит. Ну ничего… Сейчас мы его проучим. – Заявил Семенов, а потом решительно вышел из-за дерева, служившего нам очередным укрытием и… Направился к телеге.
Я удивился такому повороту. Лошадь, по-моему, тоже. Она повела мордой и с подозрением посмотрела на старлея. На рогоже сидел здоровый черный кот, лениво вылизывая труднодоступные места, так даже он завис с задранной лапой, наблюдая, как к телеге подходит непонятный милиционер. Откуда успел взяться кот, не знаю. Наверное, хозяйский, забрался, пока не прогнали.
– Ну… Может человек хочет убедиться… – Высказался я вслух, а потом двинулся вслед за Семеновым. Чего стоять-то на месте?
Однако старлей, даже не заглянув под рогожу, забрался на перекладину, которая находилась в передней части телеги, взял вожжи в руки, а потом, оглянувшись, велел:
– Залазь Петров. Быстрей, давай. Мы сейчас с тобой Золотарева хорошо проучим. Он у меня, гнида, не то, чтоб государственное добро воровать перестанет, он еще и свое принесет да отдаст.
– Погоди… Ты что задумал? – Спросил я настороженно.
– Да все нормально. Говорю, залазь. Пока Егор не вышел. – Усмехнулся старлей и кивнул мне на телегу.
В общем-то, выбор был невелик. Либо я сейчас заартачусь и буду выглядеть в глазах Семёнова не очень хорошим человеком. Решит, что я – зажравшийся москвич, который держит себя выше остальных. Либо поддержу старлея в его идее, какой бы она не была, и мы с ним закрепим наше знакомство дружеским общением. Естественно, я выбрал второй вариант. Шустро забрался в телегу и устроился рядом с Семёновым на широкую доску, служившую сиденьем для возницы.
Семенов довольно хмыкнул, затем молча дернул поводьями и… не получил никакого результата. Свинская лошадь не двинулась с места, даже глазом не повела. Стояла себе, как ни в чем не бывало, флегматично выкатив нижнюю губу. Семенов со свистом втянул воздух ноздрями и снова дернул поводья. Опять молча.
– Слушай, я, конечно, не знаток лошадей, но мне кажется, это происходит немного иначе. – Подал я голос. Искренне, если что, хотел помочь и как итог, подружиться с будущим коллегой. – Им же надо команды говорить. Например… – Я оглянулся назад. Там, в телеге лежал длинный тонкий прут, которым, так понимаю, пользовался сам хозяин. – Ну вот! Например, «Н-н-н-о-о!».
Я схватил прутик и легонько шлепнул кобылу по крупу.
– Нельзя! – Выкрикнул Семенов ровно в тот момент когда я занес руку.
Однако, что именно нельзя и почему, выяснить не удалось. Вернее, удалось, но позже. Потому что мой слабенький, очень безобидный шлепок привел к весьма странным, а главное – неожиданным, последствиям.
Телега вздрогнула так, словно по ней шарахнули молотом. Кобыла выкатила глаза, издав какой-то несвойственный лошадям визг, и вдруг ломанулась вперед, не разбирая дороги. Она мчалась, как резвый, арабский скакун, задрав хвост и щедро орошая нас всякой дрянью, дождем летевшей из-под копыт. Причем, рванула эта сумасшедшая скотина вовсе не в сторону дороги, а совершенно обратно – туда где виднелись лесок, пригорок и речка.
Мы с Семеновым одновременно ухватили вожжи, пытаясь хоть как-то развернуть безумную кобылу к дому, но с тем же успехом можно было биться головой о стену, надеясь снести ее к чертям собачьим.
– Ей!.. Нельзя!.. Так!.. – Выкрикивал Семенов по одному слову, подпрыгивая на месте. Кобыла неслась вперед, не разбирая дороги, а соответственно, телега собирала все, что можно, на своём пути. – Нельзя!.. Ее!.. Бить!..
– Я!.. Не!.. Бил!.. – У меня выходило ничуть не лучше.
Колеса налетали то на камни, то на мелкие кусты, поэтому телегу постоянно подкидывало вверх, а нас с Семеновым вместе с телегой.
Я представил, как все происходящее выглядит со стороны и мне немного поплохело. Два мента, в форме, несутся на телеге в неизвестность. При этом орут, как потерпевшие. А мы реально орали. Хором. Пытались докричаться до лошади. Кот, который отчего-то с телеги не соскочил, тоже орал, вцепившись когтями в рогожу, задрав хвост и выгнув спину дугой.
В этот момент прямо из-за деревьев появился мужик лет тридцати пяти. Судя по одежде и кепке, которую я узнал, это был тот самый Егорка. Чего уж он оказался за деревьями, а не во дворе, как предполагал Семенов, ответить затрудняюсь. Да и не столь это важно в сложившейся ситуации.
Расстояние между нами и Егором сокращалось с немыслимой скоростью. Буквально через минуту я уже мог разглядеть его изумленное до невозможности лицо. Выражение этого лица было такое, будто Егорка не верил своим глазам, искренне надеясь, что несущаяся навстречу лошадь ему просто мерещится.
Телегу швырнуло вверх и я впервые испытал щемящее чувство полета.
– Будешь знать, как государственное добро воровать!!! – Успел потрясти кулаком Семенов, когда мы пролетали мимо в конец охреневшего Егорки.
Однако уже в следующую секунду старлей заткнулся и громко икнул, вылупившись широко открытыми глазами на своего кума. Дело в том, что Егорка ухитрился пиджаком зацепиться за крюк, имевшийся на борту телеги с внешней стороны. И теперь, вопя во весь голос, волочился рядом, разбрызгивая задом мягонькую грязь и лужи, попадавшиеся на пути.
Мы с Семеновым переглянулись, он выхватил из моей руки прут, который я по-прежнему сжимал онемевшими от напряжения пальцами, и принялся лупить им по Егорке, при этом выкрикивая:
– Иди отсюда! Иди! Отцепись, придурок! Угробим тебя к чертям собачьим!
Однако Егорка никуда «идти» не собирался. Его пиджак намертво прицепился к телеге, поэтому он только выл и тащился рядом, бороздя ногами траву.
На всем скаку мы влетели в рощу. Мне стало казаться что этот забег точно не закончится ничем хорошим. Как минимум, нас сейчас просто размотает по деревьям вместе с телегой.
– Стой, дура! Стоять! – Заорал, наконец, пришедший в себя Егорка.
Лошадь услышала команду, отданную хозяйским голосом и, как по заказу, резко остановилась, замерев на месте.
Поскольку ни я, ни Семенов к такому не были готовы, нас в последний раз подкинуло вверх и мы, кувыркнувшись, улетели в ближайшие кусты. Судя по громкому и протяжному «мявку», кот летел вместе с нами.
Телега тоже не вынесла издевательств. Она с грохотом развалилась, пустив колеса во все четыре стороны. Затем, оставшейся частью перелетела через лошадь и со всей дури вхреначилась в дерево, а потом плюхнулась на землю, чудом не рассыпавшись на запчасти.
Егорка, с ног до головы измазанный грязью, поднялся на ноги. Он разевал рот и грозно тряс кулаками, видимо чем-то нам угрожая. Во всяком случае, эти чихающие звуки с «ать» на конце сильно походили на матюки.
В этот момент рогожа, которой был накрыт скарб, лежавший в телеге, тихонечко сползла в сторону, из-под нее показалось ну очень охреневшее мужское лицо.
– Слышь, Золотарев, когда я говорил, поехали домой с ветерком, я немного другое имел в виду. – Выдал неизвестный мужик, а потом громко и смачно выругался матом.
Глава 4
Полчаса ушло у нас с Семёновым на то, чтоб привести себя в порядок и выслушать гневные крики его кума.
– Витя, я ж тебе слово дал! Я ж тебе сказал, все! Не буду больше! Ты на кой хрен это все устроил?! Не верил в меня, да?! Не верил?! Эх… Какой ты мне после этого кум?! – Горячился Егор Золотарев, нарезая круги по двору, пока мы со старлеем энергично чистили форму.
– Ды откуда я знал?! – Отбрехивался Семёнов, но слабенько. Видимо, чувствовал за собой вину. – Откуда я знал, что вы с ночной домой едете, а в телеге Васька Бугай спит? У-у-у… Шайтан здоровый! Подумал, опять шпалы тащишь.
– Ну ребята… Я вам скажу… – Тот самый Васька Бугай сидел на дубочке посреди двора, тряс головой и восхищённо «ухал». – Вот вам и аттракционы. Похлеще любого ВДНХа. По началу, думал, снится мне все это. А потом… Как летели… Как летели…
Кстати, Васька и правда был самый настоящий бугай. Такой же высокий, как Семенов, он еще являлся обладателем неимоверно широких плеч, огромных ручищ и ног, каждая из которых была как две мои вместе взятые.
В итоге, закончив с формой и приняв более-менее приличный вид, мы распрощались с Золотаревым, который теперь кружил вокруг кобылы, нашептывая ей в ухо, что не все люди идиоты, и отправились, наконец, в отдел.
– Ты чего приуныл, Петров? – старлей хлопнул меня по плечу, – Не бои́сь. Считай, боевое крещение прошёл. Так сказать, работу в полевых условиях. Главное, никому не рассказывай. А то нас Василь Кузьмич на портянки порвет. Щас в отдел придём, с ребятами познакомишься. Народ у нас хороший. Главное – полковника не зли. Он, когда злой, иной раз краёв не видит. А так, Василий Кузьмич, в основном по-людски себя ведёт. Но… начальство есть начальство. Спрашивает строго. Не отставай. Будем тебя представлять общественности.
Отделение милиции встретило нас с Семёновым знакомым гулом, не менее знакомыми ароматами и привычной атмосферой. Пахло махоркой, дешевым одеколом «Шипр», свежей типографской краской от лежавшей на столе «Правды» и чем-то еще, неуловимо милицейским – смесью пота, пыли и официальной бюрократии.
Здание было старым, оно пряталось между «хрущёвок», расположенных в центре. Оказывается, когда мы свернули с главной улицы, это Семёнов хотел дорогу «срезать».
Понять, что в кирпичной трехэтажке находится милиция, можно было только по колючей проволоке, тянувшейся вдоль забора и небольшой, очень скромной табличке, прибитой возле входа. Самое любопытное, здесь даже контрольно-пропускного пункта не имелось. Просто ворота и все.
– Народ, внимание! – гаркнул Семёнов, как только мы вошли в общую комнату, предназначенную для совещаний. – Прибыло наше молодое пополнение! Лейтенант Петров Иван Сергеевич! Из десантуры! Так что вести себя прилично, а то по тревоге поднимет и на уши поставит!
Семёнов громко загоготал, радуясь своей же шутке.
В комнате в этот момент находилось человек десять. Значит, не весь состав явился для встречи с начальством. Чисто теоретически, ментов в этом отделе должно быть больше. Город хоть и маленький, но, как не крути, все же город.
Присутствующие, как по команде, после слов старлея подняли на меня взгляды.
Молодые сержанты смотрели с любопытством, оперуполномоченные постарше – с оценивающим безразличием, а один, худой, в очках с толстыми линзами, с ехидной усмешкой.
Я быстро прокрутил в голове возможную структуру отдела. Говорю, возможную, потому что, будучи живым, работал уже в обновленной системе. Думаю, различия должны быть небольшими.
По-любому есть начальник РОВД, без этого никуда. Собственно говоря, о нем Семёнов и говорил, называя нормальным мужиком. Потом – несколько замов. Один – по оперативной работе, курирующий уголовный розыск, БХСС и службу участковых; второй – следственного отделения. А! Еще, скорее всего, будет замначальника по строевой части. Его вотчина – патрульной постовая служба. Есть какой-нибудь кадровик и товарищ по работе с «негласным» аппаратом.
Далее, чисто по отделам – должен быть оперативный отдел; отдел по борьбе с хищениями социалистической собственности, без этих сейчас никуда; служба участковых, следственный отдел и патрульно-постовые.
– А что ж… Говорят, вы к нам прямо из Москвы? – Неприятный тип в очках поднялся со стула и медленно подошел ко мне. – Боюсь представить, что вас привело в наши края. Не иначе, как любовь к свежему воздуху и красивой природе? Ах, нет… Наверное, в провинции легче будет новые звания получать. Да? В Москве-то оно работать надо. А тут… Уже за один только приезд можно смело старшего лейтенанта требовать.
Я пришел к выводу, что очкарик – следак. Очень уж неприятное у него было лицо, а с языка только что не капала ядовитая слюна. Нет, я к следователям отношусь хорошо. Нормально. Когда и они ко мне относятся по-человечески. Но по личному опыту, так совпало, плохие люди среди следаков встречались мне гораздо чаще, чем среди тех же оперов.
По крайне мере, конкретно по этому очкарику сразу было видно – та еще гнида. Сто процентов любит строчить доносы начальству и все делает, соответственно уставу.
– Почему сидим, почему лоботрясничаем?! У вас что, преступления сами собой все раскрылись? Ворьё и жульё само себя поймало?! – раздался со стороны входа густой, громкий бас.
В комнату вошел мужчина лет пятидесяти, небольшого роста, с пузиком, любовно обтянутым форменной рубашкой. Судя по знакам отличия, полковник. Думаю, это и был начальник отделения. Тот самый Василий Кузьмич Безрадостный, упомянутый Семеновым. Иначе с чего бы всем присутствующим после его вопроса, заданного недовольным тоном, вытягиваться в струнку.
Чисто внешне, товарищ полковник казался суровым служакой, но стоило ему заговорить, как в образе строгого начальника проступали комичные черты. Виной всему были густые, как щетка, усы, которые, казалось, жили самостоятельной жизнью.
Полковник шел, стараясь по-военному чеканить шаг, но одна его нога почему-то слегка шаркала и подволакивалась. Из-за этого походка получалась немного раскачивающейся, как у морского волка на палубе во время шторма.
– Так, – он окинул всех суровым взглядом. – Чего вытаращились на меня, как клопы на свиней?! Общее построение. Короте́нько, на пять минут. Живо!
Естественно, так называемое построение, больше носило условный характер. Однако все, кто находились в комнате, резко вскочили с мест и выстроились в шеренгу.
Я встал рядом с Семёновым, стараясь держаться как можно скромнее и не выдать в себе тридцатилетний опыт ношения формы.
– Товарищи! – начал Василий Кузьмич. Его усы при этом взметнулись вверх, смешно растопорщившись во все стороны, – Сегодня к нашему дружному коллективу присоединяется новый сотрудник. Лейтенант Петров Иван Сергеевич. Выпускник школы милиции, бывший десантник. Из Москвы, между прочим! Рекомендации отличные. – Полковник посмотрел на меня. – Петров, выходи.
Я сделал шаг вперед, чувствуя на себе десяток взглядов. «Только бы не ляпнуть чего», – стучало в висках.
– Полагаю, с такими данными, Петрову самое место в оперативном составе, – продолжал майор. – Будет помогать в раскрытии преступлений. Есть вопросы?
Опера одобрительно закивали. Следователь в очках ехидно ухмыльнулся. Всем всё было ясно.
Молодого лейтенанта, прибывшего из Москвы, ждала относительно интересная работа с серьезными делами. Почти как в кино. Ну и, соответственно, быстрый карьерный рост, учитывая, как в этом городе обстоит дело с преступностью. Раскрывать кражу велосипедов или драку на бытовой почве – много ума не надо. Соответственно, вопросов ни у кого не имелось. Кроме меня.
Лилу чётко обозначила задачу: «Работать непосредственно с населением. Знать свой участок». Участковый – вот идеальное прикрытие для контроля за нечистью. Можно ходить, смотреть, слушать, ни у кого не вызывая подозрений. Значит, работа оперуполномоченным нам не подходит…
Я тихонечко вздохнул и мысленно пожелал красноглазой кураторше провалиться сквозь землю. Хотя, она, частично, оттуда и вылезла. Сейчас мне придется изображать из себя идиота, а я этого страсть как не люблю. Вернее, идиотом меня сочтут все присутствующие.
Начальник отдела уже открыл рот, чтобы объявить приказ, но я, пересилив себя, кашлянул и неуверенно сделал шаг вперед.
– Товарищ полковник, Разрешите обратиться?
В комнате повисла гробовая тишина. Все удивленно уставились на меня. Просить слово на общем построении, это было из разряда – добровольно пойти чистить сортиры.
Каждому, кто когда-либо работал в милиции, прекрасно известна простая истина – инициатива имеет инициатора. Как говорил мой начальник, уже бывший: «Марков, ты в органы не думать пришел! Все давно придумали за тебя! Просто выполняй!»
– Говори, Петров, – нахмурился Василий Кузьмич. Его усы настороженно замерли.
Я сделал глубокий вдох, чувствуя, как краснею. Молодое тело работало отлично – кровь прилила к щекам, помогая мне изображать природную скромность.
– Хотел бы попросить… если это возможно… – я запнулся, глядя в каменное лицо начальника и мысленно представляя, что последует за моими словами, – Может быть, мне дадут участок? Участковым уполномоченным хотелось бы.
Тишина стала не просто гробовой, она напоминала застывшее желе. Такое чувство, будто даже мухи после моего заявления зависли в воздухе, прекратив жужжать.
Через минуту кто-то из коллег, не сдержавшись, тихо пробормотал: «Видать, в десантуре парню башку отбили». Следователь в очках скромничать не стал, высказался вслух:
– С неба звезд не хватаете, товарищ Петров? Поближе к народу тянет? Странно, странно…
Полковник тоже, мягко говоря, пребывал в тихом офигевании. Он смотрел на меня так, будто я только что признался в любви к марксизму-ленинизму на языке суахили. Василий Кузьмич замер, его глаза округлились, а усы, казалось, от удивления растопорщились еще сильнее. Он медленно, как бы проверяя реальность происходящего, провел ладонью по лицу и несколько раз моргнул.
– Участковый? – Наконец, произнёс начальник, – Погоди-ка…
Полковник поднял правую руку, мизинцем прочистил ухо, тряхнул головой, а потом переспросил:
– Мне же сейчас не послышалось? Повтори. Хочешь быть участковым? Петров, ты понимаешь, что это такое? Это не задержания, не борьба с преступностью в чистом, так сказать, виде. Это – бумаги. Кипы бумаг. Это – объяснительные с пьяницами, которые ночью орут песни или в рабочее время устраивают посиделки в парке. Это – скандалы между соседями, кто у кого украл старую кастрюлю. Это – настойчивые старушки, которые приходят жаловаться, что кошка на них посмотрела косо. Ты уверен?
– Хочу работать с людьми, товарищ полковник, – выдавил я сквозь зубы, продолжая изображать идеалиста. Давалось мне это, прямо скажем, с трудом.
Не то, чтоб я не любил свою работу. В прошлом имею в виду. В некотором роде, даже привык к ней, втянулся. Многих удивлял тот факт, что я к пятидесяти четырем годам еще продолжал нести службу и что дальше участкового не поднялся. Но тут вот какое дело…
Ментом я был хорошим. Чего уж скромничать. И по началу отлично пошел по служебной лестнице. Однако имелась одна очень серьезная проблема. Не получалось у меня прогинаться под решения и распоряжения высших чинов, особенно если эти решения противоречили моим принципам.
Еще лет за двадцать пять до моей смерти, вышла ситуация с одним генералом. Я ему прямо в лоб сказал все, что думаю конкретно о его личности и о его методах работы. Он выслушал, проникся и пообещал, что до конца своей службы я выше участкового никогда не поднимусь. Мужик оказался ответственным. К обещанию подошел серьезно и слово свое сдержал.
Собственно говоря, из-за этого и жена ушла. Сказала, что идейные придурки хороши для государства, но не для бабьего счастья.
Если бы у меня была возможность отмотать время назад, я бы, наверное, в той ситуации повел себя немного иначе. А, может, не повел. Не знаю.
И вот время отмоталось, жизнь начата с чистого листа. А мне снова – добрый вечер, держите должность участкового. Да еще по своей же инициативе, потому что так распорядилась красноглазая стерва, уверяющая, что она наполовину демон, а наполовину ангел.
– Это ответственно дело. – Продолжил я, стараясь, чтоб мою физиономию не перекосило от «радости». – Участковый должен знать свой участок идеально. Чтобы каждый двор, каждый подъезд. Чтобы люди тоже знали меня в лицо и доверяли. Вы говорите, борьба с преступностью… Но она ведь с малого и начинается. Прежде, чем человек пойдет грабить или убивать, он сначала знаки подаёт. С ним еще можно на этом этапе поговорить, уберечь от неверных шагов.
Краем глаза я видел, как у Семёнова вытянулось лицо и отвисла челюсть. Он смотрел на меня как на ненормального. Впрочем, чего уж скрывать, реакция остальных была приблизительно такой же.
Полковник покачал головой, но в его глазах мелькнуло что-то похожее на уважение. Он тяжело вздохнул, его усы грустно поникли.
– Ну что ж… Желание работать с населением – похвально. Нестандартно, черт возьми. – Василий Кузьмич почесал затылок, оглянулся на портрет Брежнева, висевший на самом видном месте. Такое чувство, будто начальник отдела искал одобрения свыше. Затем снова перевел взгляд на меня. – Ладно. Твоя просьба, лейтенант Петров, принимается. Тем более, у нас сейчас как раз местечко освободилось. Семёнов на повышение у нас пошёл. Вернее, пойдёт. Теперь. Раз ты такой сознательный. Виктор давно просился на оперативную работу. Вот его участок и заберешь. С завтрашнего дня приступаешь. А сегодня – ознакомление с документацией и с участком. Семёнов, проводи лейтенанта в кабинет и проведи экскурс в увлекательный мир участковой службы. Передай, так сказать, из рук в руки.
– Есть провести, товарищ полковник! – автоматически ответил Семёнов, все еще глядя на меня с немым вопросом: «Ты чего, Ваня, спятил?»
Василий Кузьмич кивнул, развернулся так резко, что его шаркающая нога чуть не поехала по линолеуму в обратную сторону, и, ворча себе под нос: «десантники… сами не знают, чего хотят…», направился к выходу.
Построение закончилось. Ко мне подошли несколько коллег, похлопали по плечу, кто-то сказал: «Ну, ты даешь, десантник!», а следователь в очках, представившийся как Эдуард Павлович Сериков, язвительно заметил:
– Ну что ж, Иван Сергеевич, поздравляю с выбором карьеры. Уверен, ваши десантные навыки вам очень пригодятся при изъятии самогонного аппарата у тети Глаши из шестого дома. Если что, я всегда готов помочь с протоколом об административном правонарушении.