Море, хинкали, шпага Наполеона Бонапарта

«Решила выучить фразу: «Где я?» на восьми языках. Мало ли, как сложится».

Не знаю кому принадлежат эти слова, но этот человек понимает жизнь.

Мне очень повезло с дедушкой, я так считаю. Он сказал бабушке, что мальчик в их семье будет обязательно. Мальчик, ко всеобщей радости, родился. Благодаря его появлению у нас большая семья: любимый всеми Георгий, Горик, стал их пятым ребенком. Спустя годы появился легион внуков. И волею обстоятельств, живем мы в разных странах.

Ольга растет на дереве

Я всегда была непоседа. До школы верховодила ватагой мальчишек. Когда нужно было подумать, забиралась на самое высокое дерево. Девочек в нашей округе не замечала, была уверена, что их нет. Девочки имелись, спустя годы рассказала мама, но для меня они были частью пейзажа.

Однажды моя тетушка Люся из Грузии, приехав, решила нанести нам визит. Мне было года три-четыре, телефона у нас тогда не было. Тетушка постучалась в дверь, покричала в окно, никто не ответил. Тогда она спросила даму в ситцевом халате, скучающую на скамейке у дома, не знает ли она, где соседи.

«Где-то здесь Ольга бегала, поищите на деревьях», – услышала в ответ. Спустя полвека тетушка рассказывает об этом со смесью юмора и удивления. В Грузии девочки в те времена ходили в платьицах, носили бантики и красивые туфельки, и ходили по земле.

Я же была сорванцом. Не выносила тихий час в детском саду, мне тяжело давались 45 минут уроков в школе, полуторачасовые лекции в институте были пыткой, 8 часовой рабочий день стал катастрофой. Профессию выбрала вопреки здравому смыслу – сижу в офисе, гоняю массажный мячик под столом. Каждую редкую свободную минуту куда-нибудь мчусь. Это при том, что я страшно ленива.

Насидевшись в скучном офисе, я засобиралась в Грузию, к той самой тете Люсе, старшей из сестер моей мамы. Помню ее статной, красивой. Ее голос, глубокий и выразительный, казался мне в детстве властным. Однако за сдержанными, суровыми манерами, которыми отличается почти вся моя родня, скрывается бездна юмора и доброты.

В школьные годы с поездками в Грузию у меня связаны счастливейшие воспоминания. Тетушка заботилась о том, чтобы детство всей вверенной ей малышни было счастливым и беззаботным: она ездила с нами на море, готовила блюда, от одного названия которых до сих пор дух захватывает: сациви, аджапсандали, лобио, хачапури. В мои приезды она почти не отходила от плиты, потому что ела я – как в последний раз. Мудрые люди советуют жить, будто каждый день – последний, а я с такой мудрой мыслью садилась за стол, и не могу сказать, что сильно с тех пор изменилась. Тетушка наблюдала за нашими проказами и ни разу не выразила недовольства. Подозреваю, она изрядно веселилась, наблюдая за нами. Она защищала меня, когда мой непростой характер вылезал наружу и всех раздражал. Из-за глубокой застенчивости я была неудобным, непростым ребенком.

Неожиданно, но без этого никак: Ода Гюмри

Можно было прилететь прямым рейсом до Батуми и через час быть у родных в Озургети. Но это путь для слабаков. Я полетела через Гюмри. Это было моей мечтой: день-другой провести в древней столице Армении. Городе, где родился и вырос мой дед. Где в 1988 году во время чудовищного землетрясения погибли семьи его братьев и сестер. Мне запомнилась лишь короткая фраза тети Ани из Еревана: «Наши все погибли». Я никого из них не знала и не сильно тогда опечалилась. Но мне очень грустно сегодня, потому что уже никогда не узнаю, как они выглядели, как общались – шутили, бранились, грустили, обсуждали то, что обсуждают во всех семьях на свете. Что их больше нет и не будет бесконечной череды поколений.

Я прикипела к Гюмри всем сердцем сразу, как его увидела. Это объяснимо, ведь город мне родной по крови. Но есть в этом и некоторая закономерность. Посетив Израиль, начинаю искать еврейские корни, чтобы срочно туда переехать. Армению мне вовсе не хочется покидать. Приезжаю в свой родной город и понимаю, что лучшего места на земле нет. А в Москве, где сейчас мой дом, люблю все – улицы, дома, парки, энергию этого города, бесконечные возможности и все, что с ним связано.

Возможно потому, что я ветреная и непостоянная. Но мне кажется потому, что мне везде прекрасно. И в каждом городе есть хотя бы один человек – родственник, друг, знакомый, которым дорожу и о котором вспоминаю с радостью и любовью.

Гюмри словно решил испытать мои чувства – не переставая лил дождь. Сумерки опустились быстро, свет от фонарей сверкал на мокрой мостовой, отражался в черном туфе, из которого построены дома на центральных улицах. И ни души, только я и город… такое единство я пережила много лет назад в Копенгагене, когда гуляла по городу ранним воскресным утром. И вся сказка, написанная в том городе за много столетий, в то утро пересказывалась только для меня – с каждым фонарем, домом, поворотом открывался новый сюжет.

Только ангелы с неба не просят хлеба

Мне нравятся стильные рестораны с прекрасной кухней. И я очень люблю и всегда с радостью посещаю неприметные места, где готовят по старым проверенным семейным рецептам. Туда идешь или по рекомендации, или потому, что все столики заняты местными жителями, а это значит, что там отменно кормят и принимают, как родного.

Однако в тот дождливый день людей за столиками почти не было. И мимо ресторана Чичхан, что значит облепиха, я бы прошла мимо, ничего в нем особенного, на первый взгляд, не было. Небольшой старинный каменный дом, беседка, увитая девичьим виноградом. Я же нашла ресторан заранее, по отзывам в интернете.

Ко мне подошел грустный мужчина. Вы не замечали, что армянские мужчины с возрастом выглядят грустными? Хочется обнимать и говорить, что все хорошо, а будет еще лучше.

«Что вы хотите заказать?», – спросил.

«Не знаю, – радостно ответила я. – Что посоветуете? Что вы бы сами сейчас съели?»

В этот момент я увидела, как радостно и тепло улыбаются грустные мужчины.

«Ачму с мясом, – ответил он. – Я придумал рецепт, жена Кристина и сестра Серине готовят. Вина попробуй облепихового. Есть водка облепиховая, будешь?»

Начнем с вина и ачмы, кивнула я и приготовилась к задумчивому ожиданию. В Армении это так не работает. Мужчина (хозяин, не ошиблась я), сел рядом, представился: «Армен». Не торопясь, стал расспрашивать – откуда, как зовут, зачем, надолго, нравится ли. Что-что, а вопросы я тоже задавать умею. Познакомились, разоткровенничались, выпили вина, а там и ачму принесли.

Прежде мне встречался рецепт ачмы, но я лишь плечами пожимала – запеканка: много слоев теста, немного сыра. Армен лукаво улыбнулся, увидев, как широко распахнулись от изумления мои глаза, когда я попробовала кусочек. «Пять видов сыра, домашнее мясо», – сказал с довольным видом автор кулинарного шедевра.

Ачма тает во рту. Сыр, мясо, соус сливаются в гармонии, тесто нежное, почти не чувствуется.

«Вино готовят на заводе по моему рецепту и моему заказу. Еще принести?».

Вино оказалось отменным – ароматным и с подвохом, хотя для меня любое с подвохом, уже после нескольких глотков приклеивается радостная улыбка. Но мне нужно было за полдня познакомиться с Гюмри, обойти как можно больше улиц, рассмотреть, почувствовать, поэтому я решительно отказалась. Армен проводил меня, указал на фонтанчик на перекрестке, в нескольких метрах от его ресторана, сказал, что вода в нем – самая вкусная в городе (где-то я уже это точно слышала, и не раз).

На улицах не было ни души, кроме меня и фотографа, обвешенного объективами. Он также торопился запечатлеть вечерний промокший город, в каждой капле отражающий свет фонарей. Мы встречались, разбегались, фотографировали дома из черного туфа, их неповторимый узор из красного камня – символ золотого века Гюмри. Старинные деревянные двери: небольшие, огромные, простые, резные, крашеные, лакированные, на каждой – следы прикосновений тысяч рук. Кованые ограды и ворота, истертые лестницы меж домов. Часто попадались фонтанчики для питься, они тоже часть истории города, некоторые установили местные жители в память о своих близких.

Радостно светились окна ресторанов, семьи с детьми, компании друзей, коллег наслаждались едой, общением, танцевали, смеялись, радовались. Мой удел в городе моих предков – одиночество и дождь.

Семь ран Гюмри

Духовным и архитектурным центром города является церковь Святой Богородицы, Сурб Аствацацин, из черного туфа. Храм прозвали "Йот верк" – «Семь ран». Во время землетрясения 1988 года он был частично разрушен. Намоленный, суровый, строгий и в то же время теплый, родной. Единственная армянская церковь с иконостасом в алтаре, характерном для православных храмов. Стены украшены росписями, в центре алтаря можно увидеть изображение Богоматери с младенцем.

Необычен «Семь ран» еще и тем, что в нем пять разных алтарей для последователей разных конфессий. Главный предназначен для последователей Армянской Апостольской Церкви, остальные – для православных, католиков, ассирийцев. Еще два алтаря – на втором этаже. Здесь, по преданию, находится икона, которую в 34 году написал Святой Гукас Аветаранич – один из семидесяти учеников Христа.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.