Кувшин горечи
- -
- 100%
- +
Я кивнула.
Они повели меня по сверкающим залам, источником света в которых служил зеркальный камень. В одном из помещений мы задержались.
–Это машина перемещений. – Мужчина, напоминающий английского лорда манерами и идеально сидящим костюмом, подвел меня к небольшому предмету. Предмет имел форму овала, обрамленного в серебро и золото, внутри которого переливалось и слабо мерцало нечто газообразное. – Но мы перестали ею пользоваться после того, как изобрели вот это.
Второй предмет напоминал приплюснутый шар, в центре которого яркой точкой сходились концентрированные круги.
– Этот аппарат, все равно, что лупа, увеличитель, – пояснил мужчина, словно подбирая слова для неполноценного или ребенка. – С его помощью мы научились видеть любую точку вселенной так близко, что можно различить самые мелкие детали. Мы выбирали полюбившиеся места, отдельные личности или семьи – у каждого были свои любимцы – и наблюдали за их жизнью день за днем, минута за минутой. Но мы так привязывались к ним, что у многих возникало непреодолимое желание поговорить с ними, встретиться. Это приводило к многочисленным нервным расстройствам, и мы отказались от использования этого аппарата.
– Но почему вы не полетели к ним?
– Ты не понимаешь, – ответил мужчина.
Я молча пошла дальше. Сменяющие друг друга залы и коридоры с колоннами, прекрасными статуями и предметами с тонкой отделкой из золота и драгоценных камней, напоминали дворец или музей. Особенно меня поразила статуя дракона величиной с человеческий рост, отлитая из золотисто-черного сплава так искусно, что казалась живой.
Я продолжала свою странную экскурсию. Безукоризненные белые фигуры неотступно следовали за мной. Словно мимоходом, то один, то другой, задавали мне вопросы. Мне они казались бессмысленными, но, вероятно, для них мои ответы много значили. Это мало походило на разговор. Прошло довольно много времени, прежде чем я осознала его смысл.
– Это Земля, – говорила темноволосая женщина, – но так далеко в будущем, что не только память, но и память памяти о вашем поколении стерлась – никто не знает и не помнит о вас.
– Вы воспринимаете меня как дикаря.
– Это так, – кивал высокий мужчина, походивший на индийского раджу. – Твой мозг и твое поведение примитивны.
– Зачем же вы тогда позвали меня?
Они не отвечали.
За разговором мы подошли к огромному хрустальному шару, занимавшему почти весь зал. В то время далеко, дома, мой кот забеспокоился. Связь очень тонкая – эти люди моментально почувствовали перемену.
– Что происходит? – спросила одна из женщин.
– Это мой кот.
– Кто это? Я тебя не понимаю.
– Живое существо. Животное, маленькое и пушистое, с ушками, хвостом, лапками и живыми глазками.
– Зачем ты держишь его? Какая от него польза?
– Никакой. Просто я его люблю.
– Любовь, – задумалась женщина, и вся группа уставилась на меня с удивлением. – Что такое любовь?
Я посмотрела на чистые одежды, высокие лбы, блестящие волосы, сияющие глаза и наконец, поняла, что меня так беспокоило в них. Они напоминали ожившие статуи, прекрасные и безжизненные. Ни одной эмоции, ни единого порыва или движения души – только холодное любопытство. Они действительно не знали, что это такое – любить.
– Мы ухаживаем за ними, кормим, следим за их здоровьем, делим с ними свой дом и ничего не ждем от них, кроме любви. И они любят нас, платят нам своей любовью и преданностью.
– Не понимаем, – задумалась женщина. – Разве вы знаете, о чем они думают и как мыслят?
– Нет, – ответила я. – Мы просто любим их.
Люди молчали. Я вдруг подумала о пропасти, разделяющей нас. Она лежала не во времени, а в душе. Внешнее сходство – те же глаза и осанка, что и у людей нашего мира, только кожа очень темная и лица слишком уж совершенные – только внешнее сходство. Они мне не нравились. С ними было неуютно и неинтересно.
Отвернувшись, я нырнула в коридор времени и исчезла из их мира. Но голос снова позвал меня, и я уступила, понимая, что причина, по которой эти люди звали меня, должна быть очень важной для них. Я вернулась так неожиданно, что их машина чуть не сломалась. Последовала вспышка, и одна из женщин безжизненно упала на пол. Я бросилась к ней, пытаясь помочь.
– Оставь ее, – сказал равнодушно мужчина, возясь с машиной. – Зачем ты это делаешь? Все равно ее трудно будет спасти. Скорее всего, она умрет.
– Вы не знаете, что такое жалость.
– О чем ты говоришь?
– О жалости, сострадании, стремлении помочь.
Мужчина только пожал плечами и отвернулся. Меня охватило отвращение и отчаяние. Единственным моим желанием было вырваться из этого стеклянного рая на свет, к солнцу. И я побежала. Вслед мне неслись крики и просьбы остановиться, но я не прислушалась к ним. Дверь нашлась очень быстро —не из стекла, а металлического сплава – и я прошла сквозь нее в смутной надежде увидеть солнце и яркий мир будущего.
Меня встретила ночь. Я чувствовала землю под ногами, слышала шорохи, но ничего, абсолютно ничего, не видела. На ощупь я дошла до дерева, дотронулась до ствола, и поняла то, о чем уже догадывалась.
Прекрасные залы без окон. И без солнечного света.
Дерево было мертвым, окаменевшим. Остатки атмосферы, все еще удерживающиеся вокруг Земли, не давали ему рассыпаться в прах. Я подняла голову и увидела звезды, но их оказалось на удивление мало. Сзади открылась дверь. В простыне света появилась темная фигура в скафандре.
– Напрасно ты не послушала нас, – сказал мужской голос. – Солнце мертво, и Земля мертва вот уже полстолетия. Мы иногда слышим какие-то звуки, говорящие о том, что жизнь еще не умерла – но это все. – Он надолго замолчал, потом, видя, что я не двигаюсь с места, добавил: – Солнце гасло постепенно, пока не превратилось в мертвый черный шар. Электромагнитная сила все еще осталась. Земля продолжает вращаться вокруг орбиты и вокруг Солнца.
– Почему вы не оставили Землю и не переселились в какое-нибудь другое место?
– Мы думали о этом. Но нам некуда идти. Не только наш мир – вся вселенная умирает.
Мертвый мир. Мертвая планета.
Я опять сбежала. К чувству потерянности и недоумения примешивалось понимание того, что мое бегство – только передышка, возможность собраться с мыслями. Я вернулась на следующий день через другие двери. Это оказалось откровением.
Я стояла в темном коридоре, который соединял множество помещений, закрытых решетками с толстыми прутьями. В этих помещениях без дверей, залитых багровым светом, больше похожих на камеры, находились люди. Они спали, ели, справляли нужду, занимались своими делами без всякого стеснения, безразличные и вялые. Я побежала вперед, беспокойно вглядываясь в чужую жизнь, не прикрытую стыдом. Коридоры и залы, заваленные хламом и ветошью, имели такое же расположение, как и верхние этажи, но только здесь стоял запах плесени и смрада. Иногда мне навстречу попадались оборванные сонные фигуры с грязными лицами и нечесаными волосами. Контраст с верхними этажами ужасал.
Огибая кучу мусора, я столкнулась я изнеможденным мужчиной, лицо которого сохранило остатки былой красоты. Глаза, словно мертвый пруд, безразлично скользнули по мне, и я, отшатнувшись, побежала по упругому теплому полу, не разбирая дороги.
Кто эти люди? Кто живущие наверху? Почему они позволяют остальным жить в грязи, нищете и отчаянии? События последних дней, или часов, или минут, или лет – кто знает – гнали меня вперед, но еще сильнее меня подстегивали мертвые глаза и пустота за ними.
Я нашла хозяев верхних этажей в зале с машиной перемещений. Их собралось немного, человек двадцать – двадцать пять, сияющих, чистеньких, ухоженных. Ни одного темного пятна в одежде, ни одной тени на лицах. Что я испытывала, глядя на них? Отвращение? Ужас? Недоумение? Ничего, кроме страдания.
– Кто вы? – заговорила я. —Люди ли вы?
– А что ты понимаешь под понятием «люди», «человек»? – спросил английский лорд.
– Человек не только мыслит, но и чувствует, – ответила я. —Это способность к любви, жалости, состраданию. Это ум и стремление искать. Это взаимопомощь и чувство справедливости. Вы не умеете любить и сострадать.
– Да, не умеем. Но в нас есть сила жизни и величие духа. Мы пытаемся спасти все самое лучшее, что осталось от нашего мира.
– Любовь и есть самое лучшее в человеке. В вас нет любви.
– Ты не понимаешь. Ваша раса была последней, кого Господь наделил душой. В нас нет души. Мы получили бессмертие и стали такими же, как большинство живущих во вселенной. Поэтому единственное, о чем мы заботимся – это достойно встретить конец. Мы звали тебя, потому что ты одна можешь спросить у Него, ошибаемся ли мы. Может, в нас есть душа и, значит, надежда на спасение.
Я посмотрела на прозрачные стены, из которых лился свет. Этот мир избавил человека от вечной проблемы добывать хлеб насущный. Пищу, одежду, воду и воздух синтезируют машины. Солнечный камень дает тепло и свет. На что можно потратить свое бессмертие? Искать совершенную линию? Идеальную ноту? Музыку в словах и красках? Но у меня перед глазами стояли только багровый свет и опустившиеся люди, которые потеряли смысл в жизни. Только грязь и мертвые безжизненные глаза.
– Хорошо, – сказала я, наконец, – хорошо.
Я пошла по пустынным залам и в одном из них упала на колени.
– Отец.
– Я слышу тебя.
– Сказали ли они мне правду?
– Да, они сказали тебе правду. Я сеял в них семена, но они погибали еще быстрее, чем в вашей расе. И чтоб не распространять зло, вот уже десять поколений я не сею в них зерен души. Тех, что остались, можно пересчитать по пальцам. Круг замкнулся, и мне больше ничего не нужно. Раса, поделенная на свет и тьму —это квинтэссенция ада. Уходи. Возвращайся домой.
Я пошла к ним и сказала. И еще попросила не звать меня больше.
После этого я разбила машину перемещений.
Мне бы хотелось забыть, но я не могу.
Часть 2. Земля в конце времен
Звон разбивающегося стекла. Я стояла, закрыв глаза, представляя, как бью эти стекла, и воздух снаружи врывается в душную атмосферу дома. Это освобождало и казалось единственно правильным. Здание дрожало, словно обезумевшая лошадь. Дождь из осколков превратился в настоящий ливень.
Я вдохнула свежий воздух и открыла глаза. Легкий ветер шевелил мои волосы, лениво перебирая куски черного зеркала, которые покрывали пол здания без этажей и перегородок. Сквозь пустые глазницы окон в дом проникала ночь. Холодный воздух и слабый шелест листьев высоких невидимых деревьев говорили, что мир снаружи жив.
Осторожно ступая, я подошла к окну, вглядываясь в слабое мерцание влажной травы и белый песок дорожки – в конце концов, это лучше, чем бродить в душном доме по битому стеклу.
– Ты собираешься выходить или так и будешь там стоять? – произнес тихий голос снаружи.
– Что тебе надо? – с досадой спросила я.
– Не нужно грубить. У тебя все же невыносимый характер.
– Прости. Я не ожидала увидеть тебя так скоро. При нашей последней встрече ты выглядел…неважно.
– В глубинах человеческой души и не такое можно увидеть. Так ты будешь перепираться со мной или спустишься?
Я выглянула наружу – до земли оставалось не больше метра. Мне не хотелось ступать на мокрую траву, поэтому я вышла через окно, зависла в воздухе и тихо опустилась на белый песок рядом с владельцем голоса. Мы стояли рядом, глядя на темный дом. Высокие звезды почти не давали света, мерцая в осколках зеркал, торчащих в рамах. Окна тянулись вверх на четыре или пять этажей, крыши не было вообще. Странный дом.
– Ты разбила все магические зеркала, – сказал Сатана без злости. – С чего это вдруг? Что на тебя нашло? Теперь сюда невозможно будет попасть, пока не вставят новые.
–Это что же, физический мир?
– Да. Это моя планета.
– Если она твоя, зачем тебе этот дом и магия для перехода?
– Потому что таковы законы вселенной – между физическим и духовным мирами все еще существует мост. Они не сливаются друг с другом даже теперь.
– Что это значит – теперь?
– Ты не узнаешь этот мир?
– Нет.
– Это же твоя планета, только далеко в будущем. Много миллионов лет. Она давно уже входит в мою страну.
– Земля?
– Это она.
– Здесь еще живут люди?
– Люди? Ты имеешь в виду свой род или тех, кто населял Землю после вас? Твой род давно умер. Тех, кто наследовал Землю после завершения Праздника Солнца и нашествия чужеземцев, вряд ли можно считать вашими потомками, хотя они и сохранили часть ваших генов. Нет, их уже нет здесь. Эта планета пуста уже миллион лет. По крайней мере, на ней нет человека. Пойдем.
Отвернувшись от дома, мы пошли по белой дорожке в темноту, которая жила и дышала. Шумели деревья, шелестела трава. Кто-то огромный протопал в чаще – высунувшись, большая голова фыркнула и стала ластиться к моему спутнику. Он похлопал ее по широкому носу, и голова исчезла. Как странно, неужели этот мир снова получили динозавры?
–Это не динозавры, просто мутировавшие животные, – услышал мои мысли Сатана. – С тех пор, как погасло солнце, прошло довольно много времени, и они успели приспособиться к изменившейся среде.
– А растения?
– Солнце погасло, но не умерло. Оно продолжает излучать ультрафиолет. Растения теперь существуют не за счет фотосинтеза. Они не испускают кислород, а поглощают его.
– Почему же человек не смог?
– Вероятно, он исчерпал свои способности к метаболизму. Осторожно, смотри под ноги. Дай мне руку. Темно?
– Плохо без Луны.
– Она все еще на своем месте, правда, стала несколько ближе к Земле. Да и гравитация значительно ослабла. Но она не дает света, потому что нет солнечных лучей. Но для тебя я могу на некоторое время включить лампочку.
В то же мгновение все вокруг залил бледный свет, и я увидела огромную Луну. Вместе со светом пришли жалобный рев и писк.
– Они боятся света, отвыкли от него, – пояснил Сатана.
Из темноты выплыли громадные деревья с толстыми сучьями и густой листвой, высокие негибкие травы, похожие на толстые пальцы, широкие поляны, а среди них – белая дорога и высокий дом с выбитыми окнами.
– Растения сильно мутировали, сейчас это скорее животные. Разумеется, у них нет души, но развился определенный интеллект.
Мы поднялись на невысокий холм. Перед нами лежал океан с широкой полосой прибоя и волнами высотой с дом. Сатана расстелил плащ и усадил меня на него, а сам пристроился рядом. Я вздохнула – огромный диск Луны и высокие серебряные волны казались мне чужими.
– Сейчас волны достигают высоты десяти метров, да и приливы сильнее, чем раньше.
Жалобный вой усилился, но совсем не трогал моего экскурсовода.
– Ты столько знаешь об этой Земле. Часто бываешь здесь?
– Нет. Но она теперь часть моего мира.
– Но ведь это будущее.
– Для тебя. У вечности нет времени, и для меня мир состоит из отрезков, которые создаю я сам, словно из кусочков складывается мозаика.
– Значит, ты не боишься встретить себя самого?
– Нет, для меня это невозможно. Это мгновение реально, поскольку я проживаю его сейчас, но его нет для меня в будущем.
– Значит, ты не знаешь своего будущего?
Я повернулась к нему и наткнулась на пристальный взгляд сияющих глаз.
– Нет.
Он встал во весь рост и сложив руки на груди, стал смотреть на океан. Лунные зайчики скользили по его высокой фигуре и белым одеждам, ветер отбросил со лба волосы и, смешавшись со светом, коснулся его лица.
– Что может мне дать мир, в котором нет человека? – Он раскинул руки и подставил лицо ветру. – Душа! Венец творения! Самое совершенное из всего, что создал Бог! Без нее все вокруг теряет смысл, ничто не имеет значения! Она – единственное, что мне нужно, чем я стремился обладать. Теперь я владею всем миром, но зачем он мне, если я не получил власти над душами человеческими! Отец обманул меня. Он снова обманул меня.
–У тебя есть души, которым заполнен ад. Почему ты не можешь заселить ими пустые миры?
– У меня их теперь точно камней на берегу. Вот, смотри.
Он опустил руку в карман и протянул мне на ладони шарик золотистого света. Подкинув, он небрежно бросил его, и шарик покатился по мокрому песку к линии прибоя. Через мгновение на его месте появилась молодая женщина в меховой тужурке, с сутулыми плечами и бессильно повисшими вдоль туловища руками. Короткие волнистые светлые волосы закрывали опущенное лицо.
– Послушай, – сказал, обращаясь к ней, Сатана, – хочешь жить в этом мире? Ты получишь снова тело и будешь делать, что пожелаешь.
Женщина подняла голову и оглянулась через плечо на океан.
– А здесь есть еда?
Сатана не ответил.
– Здесь одиноко.
– Но это Земля – твоя планета.
– Моя планета? А что это – планета?
Он молчал.
– Я хочу вернуться, – забубнила женщина. – Там мой дом. Там темно. И можно получить еду, если откусить кому-то ногу. Этот мир чужой. Здесь никто не живет. Верни меня домой.
Сатана махнул рукой, и женщина исчезла.
–Так с ними со всеми. Им нравится жить в болоте, они привыкли к нему. С тех пор как ваш род угас, люди постепенно стали забывать о том, кем были. Они считают ад своим домом, и не хотят другой судьбы для себя.
– Мне бы хотелось увидеть, где жили последние люди.
Я встала рядом с ним. Он поднял и встряхнул плащ, потом накинул его мне на плечи и, помолчав, предложил:
– Я могу показать тебе одно из их последних жилищ. Оно под океаном.
– Я была здесь однажды, когда солнце уже погасло. Но те здания находились в лесу.
– Я знаю, что ты приходила сюда. После твоего последнего посещения они прожили недолго – двести или триста лет.
Он взял меня за руку и помог спуститься с холма. Какое-то время мы молча шли по мокрому песку, пока впереди не показалась цепочка круглых сооружений, уходивших вглубь океана.
– Пора выключить лампочку, – сказал он, – нам больше не понадобится свет.
Лунный день погас. В наступившей темноте слышался только грохот океана. Я сделала шаг в сторону строений – и через мгновение оказалась в широком коридоре. Прозрачные упругие стены, потолок и пол светились ярким оранжевым светом, от которого рябило в глазах.
– Люди многому научились у расы, которая на некоторое время после Праздника Солнца колонизовала Землю. Это произошло, когда твой род вымер, и зародился новый вид людей. К тому времени, как иноземцы покинули этот мир, люди уже научились строить такие энергетические коридоры и города. Когда солнце стало гаснуть, они перебрались под землю. Пойдем.
Мы прошли коридором до огромного помещения с широким круглым отверстием в центре. Из помещения во все стороны ответвлялись коридоры, залы и комнаты. Я заглянула в отверстие – оно уходило вертикально вниз на многие километры. Уровни походили друг от друга – те же прозрачные дома и улицы, сияющие ровным оранжевым светом.
Мы медленно пошли по солнечному городу. Комнаты по большей части не отличались разнообразием – в углу каждого помещения находилось возвышение, вероятно, служившее кроватью. Если и существовали какие-то предметы мебели, то они давно уже истлели. Некоторые уровни напоминали дворцы. Прекрасные залы украшали скульптуры из серебристого металла, похожие на те, что я видела когда-то.
– Странно, но сияние разгорается сильнее, – сказал Сатана. – Этот город реагирует на твое присутствие, словно он живое существо. Посмотри, он все еще сохранился без единого изъяна даже через столько лет – в нем и сейчас можно жить.
– А где же последние жители?
– Они умерли.
– От чего?
– Они собрались в одном месте— их оставалось всего триста человек—и все вместе остановили свои сердца, они это умели. Ты же знаешь, они могли бы жить вечно, потому что овладели тайнами бессмертия.
Я смотрела на статую, похожую на античного Давида, а он читал мои мысли, такие же прозрачные, как эта статуя. Мое последнее посещение Земли было тяжелым. Я вспомнила разговор с последними людьми. Они обрели бессмертие, но потеряли душу. Кажется, я упрекала их в том, что они разучились любить, сострадать и даже ненавидеть.
– Но в этом городе столько света, столько места. Они могли бы жить и при отсутствии солнца.
– Могли бы. Они научились создавать искусственную пищу и одежду. К тому времени, когда погасло солнце, к прежним своим обязанностям они добавили еще синтезирование воздуха и воды. В любом случае, их время постоянно было занято. Правда, они утратили в ходе эволюции обоняние и осязание, поэтому не придавали значения запахам и вкусу. Здесь стояла ужасная вонь, но не для них.
– И все же они решили умереть.
– Они утратили интерес к жизни. – Я обернулась. Он стоял рядом со мной, буравя меня глазами. – Разве не ты сказала им, что с получением бессмертия они потеряли души?
– Во вселенной много бессмертных. Это не повод, чтобы умирать, – ответила я, отворачиваясь, но он удержал меня.
– Да, их много в моем мире. – В его глазах плавал серебряный туман, и мне не понравились их выражение. – Но бессмертие стало ненавистно тем, кто потерял нечто большее – душу. Получив бессмертие, женщины перестали рожать детей. Часть населения, не занятая умственным трудом, полностью деградировала, предаваясь отчаянию – они стали уходить один за другим. Наконец, ушли последние. – Я вырвала руку, собираясь уйти, но он остановил меня. – Пойдем, у меня кое-что есть для тебя.
В молчании мы прошли несколько залов.
– Лучшие залы, вероятно, внизу? – спросила я отстраненно.
– Наоборот, у них чем выше к поверхности, тем почетнее. Они редко выходили из-за плохого воздуха, но все же предпочитали иметь связь с поверхностью.
Мы остановились у небольшого круглого зала.
– Я нашел это в одно из своих посещений. Они оставили это для тебя. – Сатана показал на золотистый шар. – Так я узнал, что ты уже бывала здесь. Шар настроен на твой код.
Я остановилась, не решаясь войти. Чувствовала ли я свою вину перед ними? Прошло так много времени с тех пор, как я, словно восторженный щенок, носилась по вселенной, желая все увидеть, узнать, понять. Я стала старше, но стала ли я взрослее? Могли ли мои слова заставить их принять такое страшное решение?
Едва я вступила в зал, шар осветился.
– Мы уходим, – сказал голос, и я узнала его. Мужчина с холодными прозрачными глазами английского лорда. – Но ты ведь и так знала, что это произойдет. Мы отдаем свое бессмертие и уходим в темноту, откуда нет возврата. Но мы все же надеемся, что, может быть, Бог смилостивится над нами и простит нам наши ошибки, за которые мы жестоко поплатились. С тех пор, как ты побывала здесь, мы пытались изменить свою жизнь, но безуспешно. Наш род угас, как и мир, в котором мы когда-то жили. Если сможешь, попроси Отца простить нас и вернуть нам то, что мы потеряли. Прощай. А, может быть, до свидания.
Я села на прозрачный теплый пол и заплакала.
Часть 3. Земля в начале времен
Ящерица повернула голову. Мускулистая и изящная, с меня ростом, она напоминала динозавра из детских книжек. Ее кожа, похожая на змеиную, отливала синевой, а на плоской морде блестели умные глаза.
– Чему ты удивляешься? – сказала ящерица. —Это просто обмен мыслями. И довольно глупо называть нас всех динозаврами. В ваше время такое же разнообразие животных, но только один вид имеет разум. Тебе надо туда, вниз – там живут похожие на тебя. Мы не спускаемся в долину —тропинки слишком узкие для нас.
Я молчала, ошарашенная. Ящерица добавила:
– Среди глупых травоядных нечего искать разум. Среди хищников —да. Неужели ты думаешь, что за миллионы лет существования не нашелся ни один разумный вид? Мы знаем, что умрем, когда придет холод, и что эти, внизу, займут наше место. Ведь ты одна из них, не так ли? Мы умеем видеть то, что было, и то, что будет. Но мы еще вернемся, запомни это.
Темно-серые глаза с синими искорками смотрели пристально и холодно. В них читался отстраненный интерес и еще досада человека, повстречавшего говорящего хомяка. Ящерица стремительно развернулась и скрылась в густых зарослях растений, похожих на маленькие пальмы.
У скалы были острые грани, поэтому я спускалась медленно. Большие розовые яйца какого-то существа чудом держались на уступе отвесной скалы. Я осторожно обошла их, утопая в жидкой грязи, и наткнулась на тропинку, ведущую к водопаду. Он гремел на многие километры. Серая вода падала уступами вниз, и, постепенно теряя силу, вливалась в темную реку, стремительно несущуюся в узком каменном русле.
Внизу пряталась долина, отгороженная от остального мира отвесными каменными стенами. Чуть ниже места, где я стояла, внутрь горы наклонно вниз уходила большая пещера. Оттуда раздавались громкие звуки, похожие на металлический лязг. Как ни странно, вход закрывала металлическая решетка с толстыми прутьями, в ячейку которой мог пролезть крупный человек. Я легко прошла сквозь нее, но метров через сто наткнулась на следующую, с более мелкими ячейками, а через сто – еще на одну, более густую. Между решетками кто-то тщательно все вычистил – следы крови и уборки виднелись отовсюду. Не помню, как я прошла сквозь третью решетку – скорее всего, она предназначалось для кого-то более реального, чем путешествующая душа – и увидела яркий свет. Я подумала, что в наше время уже нет такого ослепительного солнца, подошла к выходу, и тут впервые увидела траву.