- -
- 100%
- +
– Егор! – позвала она хриплым голосом. Потом завопила – Егор! Егор!
Она стала яростно стучать по стене, прижимаясь к ней обезображенным лицом.
– Уймись, – оборвала я женщину. – И не приходи сюда больше.
Женщина вскинулась и замолчала. Потом, вглядываясь подслеповатыми глазами, отвыкшими от света, спросила:
–Ты кто?
Я молча подошла и стала напротив нее.
– А, – пробормотала она. – Напрасно стараешься. Егор мой. Он меня любит. Я все равно заберу его. Я выпью его как хорошее вино. Выпью его свет и наконец-то наемся.
– Если ты не угомонишься, – вздохнула я, – обещаю, что сделаю твою жизнь невыносимой. Ты ведь знаешь, мне это не составит труда.
Женщина покосилась на меня. Темные глаза злобно блеснули, но она промолчала.
– Она больше не придет, – раздался холодный голос за ее спиной.
Демон, высокий, темный, тонкий, в расшитом серебром камзоле, крепко сжал плечи упирающейся женщины и вытолкнул ее в темноту. Потом низко поклонился и через мгновение исчез сам.
Я обернулась к святому Стефану. Вывод напрашивался сам собой.
– Вы не убираете эту стену и позволяете им видеться, чтобы они смогли принять решение, – сказала я огорченно.
– Такие смешанные пары —не редкость в нашем мире, —ответил он, качая головой. – Иногда люди покидают нас и уходят за стену. Если они принимают такое решение, мы не удерживаем их. У человека есть право выбора. Но из ада тоже можно попасть в рай.
– Вы даете шанс им обоим, – поняла я.
– Но с Егором как раз не тот случай, – ответил святой Стефан. Потом добавил мягко: – Пойдем, уйдем отсюда.
Мы миновали мостик и пошли по опустевшему лугу.
– Сейчас время обеда, – пояснил святой Стефан.
Среди деревьев показался белый дом с башенками, разноцветными витражами окон и изящным портиком. Перед домом на зеленой лужайке за длинным столом, накрытым белой скатертью, разместились человек двадцать—двадцать пять. Они что-то весело обсуждали. Тихо постукивала глиняная посуда, лилось молоко, ломался свежий хлеб.
Увидев нас, из-за стола выскочила девушка лет пятнадцати, тоненькая, черноволосая, с живыми черными глазами.
– Святой Стефан! Святой Стефан! —закричала она с надрывом. – Посмотрите! Посмотрите только! Моя рука! Исчезло темное пятно!
Она доверчиво протянула свои маленькие руки, со слезами вглядываясь ему в лицо.
– Представляете, – говорила она, захлебываясь и сияя. – Я пекла хлеб, когда смотрю – а рука совершенно белая! Представляете!
И уткнувшись в святого Стефана, заплакала.
– Машенька, дитя мое. Счастье-то какое! – обрадовался святой Стефан, ласково гладя ее по голове.
Успокоившись, девчушка подняла голову, заметила меня, вспыхнула и убежала. Я так и не успела познакомиться с жителями этого удивительного места. На лужайке разгорелся свет, и высокий белый ангел, стройный, чернобровый и черноглазый, мягко опустился на зеленую траву. Сидящие за столом притихли.
– Я за тобой, Зарина, – сказал ангел. —Тебя очень ждет твоя семья.
Высокая светловолосая девушка с короткой мальчишеской стрижкой сначала побледнела, потом залилась румянцем. Тяжелые слезы потекли ручьем, но она даже не думала вытирать их. Все вокруг зашумели и стали поздравлять ее.
– Как же я без вас? – плакала она, обнимая своих друзей. – Как же нам видеться теперь? Я так люблю вас! Я так вам всем благодарна!
– Ты увидишься со своими друзьями, когда они отправятся к своим семьям, – отвечал ангел. – Вы сможете навещать друг друга, когда захотите.
Девушка плакала и смеялась.
– До свидания! – говорила она. – Обещайте, что мы увидимся!
– Обещаем, обещаем! – неслись тихие голоса. – И мы тоже любим тебя!
Я слушала ее счастливый щебет, смотрела на печальные лица ее друзей, которые украдкой смахивали слезы, и думала, что же стоит за этим мгновением. Человеку нелегко найти себя, но живущий по крайней мере имеет шанс исправить ошибку. А как это сделать в вечности, где все, что ты добыл, нашел и потерял – навсегда?
Я видела непрерывную работу, тяжелый кропотливый труд тех, кто приходит к этим людям, разговаривает, помогает справится с бедой, почти раздавившей их. Скольких спасли добрые слова и эти ласковые руки, которые за мгновение успокоили меня? Я никогда не знала святого Стефана и сейчас стыдилась этого. Но я была благодарна Отцу за то, что он привел меня сюда, и я познакомилась с этим удивительным человеком. И за то, что, наконец, осознала, как глубок этот мир, как он сложен и как прекрасен.
–Теперь ты знаешь, что такое рай? – спросил смеющийся ангел. Он возник рядом со мной, пока его протеже целовалась и обнималась с друзьями по несчастью, не в силах расстаться с ними. —Это не райские сады. Не белые дворцы. Не песни ангелов. – Он перестал улыбаться и посмотрел на меня серьезно и немного печально. —Это забота и понимание. Это теплота и доброта, которые лечат любые раны. Это дружба, которая защищает и помогает подняться, чтобы идти вперед. Это любовь, которая не требует награды, она просто существует, потому что не может иначе.
Ласково потрепав меня по голове, он взял за руку сияющую девочку и растворился в золотом свете.
Часть 6. Источник живой воды
Серые глаза, спокойные и ясные, заглянули мне в лицо. Вздрогнув, я очнулась от сна, в который погружалось мое тело. Девушка улыбнулась, и на прозрачной сияющей коже вспыхнул румянец. Я подняла руку и коснулась серебряных нитей волос, зачесанных на пробор – она мне не снилась – и очнулась окончательно. Улыбнувшись еще раз, она убежала.
Оправившись от потрясения, я огляделась. Под высокими сводами зала, залитого белым светом, журчали голоса. По меркам этого мира зал был небольшим – всего лишь со стадион – с куполообразным потолком и поддерживающими его белыми колоннами. В зеркальных плитах пола отражались сотни фигур в белых одеждах.
Робко, словно путник в чужой стране, я шла по роскошным плитам, вглядываясь в лица окружающих с жадностью и стыдом – слишком много темноты и боли встречалось последние время в моих странствиях, и я совсем забыла, когда в последний раз видела в людях столько чистоты и света. Эти лица с ясными детскими глазами, спокойные и уверенные, заворожили меня. Какое-то важное событие привело всех этих людей в белый зал. Это ощущалось в том, как они обнимали друг друга, протягивали руки, как радостно и торжественно звучали голоса, возвращаясь эхом от высокого свода.
Атмосфера доброжелательности, тепла и тихой радости окутала меня, и мой страх сделать что-нибудь не так и стыд за себя постепенно отступили. Теперь я могла спокойно рассмотреть все вокруг.
Заполнившие зал фигуры делились на две группы. Первые, в простых широких белых одеждах возраста расцветающей юности – юноши и девушки —носили на затылке маленькие круглые шапочки с острым колпачком. Они хлопотали, накрывая белый длинный стол в виде креста, который занимал центр зала. Основание креста приходилось на дверь, в которую я вошла, а вершина терялась в дальнем конце зала. Молодые люди выставляли на стол подносы с хлебом и чаши с напитками. Вдоль стола, не давая возможности подойти к нему слишком близко, тянулись неширокие серебряные поручни.
Вершину креста венчал стол поменьше. Его покрывала наискось белая, похожая на гобелен, ткань, с рисунком в центре, выполненным в неярких коричневых тонах. Я постеснялась подойти поближе, чтобы рассмотреть его. В самом центре этого стола находился только один предмет – высокая куполообразная шапка из тонких серебристых лент, похожая на митру.
Точно такие же митры носила вторая половина присутствующих в зале. Они отличались друг от друга возрастом и внешним видом – молодые и старые, с окладистыми бородами или длинными волосами— но одеты были одинаково. Белые тяжелые длинные одежды с широкими рукавами облегали шею и грудь, оставляя свободными только кисти рук. Они неторопливо прохаживались по залу, разговаривая и негромко смеясь.
Какой-то шум привлек мое внимание, и я подошла посмотреть, откуда он. Зал не имел стен, а только пол и потолок. Он парил в мягком неярком свете. Встав между колоннами, я могла видеть еще одно сооружение, которое плавало невдалеке. Оно походило на высокую башню, опоясанную винтовой белой лестницей. Лестница начиналась у основания башни и заканчивалась у ее конусовидной вершины. Тонкие, почти невесомые, перила, окутывали башню, словно кружево, и удерживали поднимающиеся по ней фигуры. Толпы людей, одетых в белое, двигались медленно, но не останавливались ни на мгновение. На каждой ступени одновременно находилось несколько десятков человек. Они шли, не мешая и не подталкивая друг друга. На вершине башни бился столб такого яркого пламени, что при очередной его пульсации мир вокруг темнел.
Меня отвлекло движение за спиной, и я оглянулась. Все присутствующие в зале направились к столу. И тут я услышала Голос.
– Дитя, – сказал Отец, – ступай вдоль стола и найди серебряную чашу с вином.
Я двинулась вдоль стола, рассматривая стоящие на нем предметы, пока не увидела пузатую круглую чашу с двумя ручками, похожую на греческую амфору. Она была до краев наполнена вином.
– Опусти в чашу правую руку.
Мне не хотелось этого делать. Как я могу опустить руку в чашу, из которой кто-то пьет? И потом, когда я стану вынимать руку, капли вина запачкают прекрасную белую скатерть. И все же, я не могла ослушаться. Стыдясь, я опустила руку в чашу, стараясь не смотреть по сторонам.
Едва я это сделала, всякое движение в зале прекратилось. Наступила тишина. Я продолжала держать руку в чаше, пока Он не разрешил мне ее вынуть.
– Теперь что мне делать? – спросила я, и мой голос разнесся по замершему залу.
– Теперь возьми чашу и вылей ее на себя.
Мне было уже все равно. Стало только интересно, как я буду выглядеть, вся облитая вином. Я подняла тяжелую серебряную амфору над головой, вылила ее на себя и осталась стоять, зажмурившись, пока кто-то не взял чашу их моих рук. Тогда я открыла глаза и посмотрела на свою одежду. Она оказалась совершенно чистой. Таким же чистым, словно омытое дождем небо, стал мир вокруг меня – все предметы обрели необыкновенную четкость и ясность.
Тишина вдруг взорвалась криками радости.
– Бог здесь, среди нас, Он пришел, – говорили эти люди.
Те из присутствующих, кто носил серебристые шапки, стали подходить к столу – каждый становился у поручней на отведенное ему место. Я видела, как их много, и, одновременно, как мало для целого мира. Остальные устраивались за их спинами.
Я с беспокойством подумала, где же мое место. Сначала я пристроилась у подножия креста, но пробегающий мимо юноша в белой шапочке осторожно взял меня за локоть.
– У подножия никто никогда не стоит, – сказал он, и добавил ласково: —Тебе еще рано стоять здесь. подожди, пока не пришло твое время. Эти люди уже умерли, а ты еще жива.
Я отошла от стола, не зная, куда мне деть себя.
– Дитя, – сказал Отец, – иди к первому столу у вершины креста, —там место не занято.
Я прошла за спинами людей к столу с расшитой скатертью. В притихшем зале слышался только шелест моих шагов. У серебристой митры я замерла. Серебряные ленты, из которых она состояла, чередовались с льющимся из ее глубины белый светом. Любопытство оказалось сильнее неловкости, и я немного приподняла шапку над столом. Она оказалась довольно тяжелой.
Пока я любовалась переливами серебра и света, пространство рядом со мной засияло, и я увидела человека, лежащего ничком на полу. Он был стар и сед, в длинной рубахе из серой мешковины. Рядом с ним находился ангел смерти в широком черном плаще с капюшоном. Человек вздрогнул и с трудом поднял голову. Люди в белых шапочках склонились над ним и помогли подняться.
Теперь я знала, для кого предназначена эта митра. Я с трудом подняла ее и повернулась к человеку. Он умирал. Жизнь уходила из него под звук серебряных колокольчиков ангела смерти. Но он не думал об том. Он смотрел на меня.
– Кто ты? – спросил он.
Я не ответила. Просто одела митру ему на голову. На нем она не выглядела такой тяжелой. Я слышала, как за пределами зала, у основания башни, пели люди. Зазвенела серебряная нить – старик умер и родился вновь, чтобы занять свое место у стола, накрытого белой скатертью.
Радость, веселье, смех наполнили зал – люди приступили к трапезе.
– Куда мне теперь идти? – спросила я тихо Отца.
– За твоей спиной есть маленькая дверь, открой и войди.
Отвернувшись от зала, я вошла в комнату, такую крошечную, что в ней помещались только небольшой деревянный стол и четыре резных стула теплого коричневого цвета.
– Садись.
Я упала на первый попавшийся стул. Свет, льющийся сверху, падал на мои лицо и руки, и стоящие на столе предметы. За стенами люди произносили слова молитвы. Сначала один голос читал строчку, затем эту строчку повторяли все вместе. Когда молитва заканчивалась, все радостно смеялись и хлопали в ладоши. После третьей молитвы все стихло.
Немного успокоившись, я стала рассматривать предметы на столе. Это были высокие бокалы из гладкого хрусталя на тонких ножках. Каждый бокал украшал круг, а внутри круга – две точки и улыбающийся рот. Это был рисунок смеющегося человечка.
– Выпей.
Один бокал наполнился до середины прозрачной водой. Я выпила воду и заметила блеск на дне бокала. Тонкое серебряное кольцо со звездочкой. Несколько таких колец лежало на столе, они сияли, как маленькие солнца. Я положила кольцо на стол и встала.
– Как мне выйти отсюда?
– Выход найдется.
Поток воздуха швырнул меня вперед, несильно ударив о стену, швырнул назад, снова ударил, швырнул влево, затем вправо – и правая сторона выпустила меня. Я висела недалеко от башни со столбом пламени. Мне хотелось посмотреть на свет поближе, но Отец остановил меня.
– Не делай этого, – сказал Он. – Это обидит людей, которые целый год поднимаются к вершине, чтобы коснуться источника Силы Господней – ты займешь место кого-то из них.
– Кто они?
– Праведники. Для них большая радость и честь коснуться источника.
– А люди в зале, кто они?
– Святые. Они получили право на трапезу у креста. Получать пищу из рук Христа – самая высшая честь.
– Разве святые и праведники живут не в одном мире?
– Я уже говорил тебе, что равенства не существует. И здесь его нет – каждый получает по заслугам его.
– А как отличить святых?
– Они отвечают изречению Христа об источнике живой воды. Они испили из источника еще при жизни. Его вода проходит сквозь них незамутненной. Они несут ее живым. Но они живут незаметно, и мало кто слышал о них.
– Кто-то из них умер?
– Да.
– Это так удивительно. Но почему мне пришлось подавать ему митру?
– Ты говорила, что мало видишь светлых сторон, и слишком много темных. Теперь тебе лучше?
– Да. Спасибо.
Часть 7. Неумирающее счастье
Широкая белая дорога исчезала за горизонтом, утопая в облаках. Небо, высокое и синее, служило изящной рамкой просторным цветущим лугам, которых не касалась рука человека. Я сошла с дороги и окунулась в тишину, пьянея от горького запаха цветов и теплого воздуха, волнами поднимающегося от разогретой земли. Опустившись в высокую траву, я долго лежала, глядя в глубокий синий небосвод, где живут только райские птицы.
– Аромат рая, – прошептал ветер. – Сладкий и дурманящий. – Он легонько пошевелил мои волосы. – Тебе пора.
– Я не хочу.
Я повернулась на живот и обняла теплую землю.
– Ты всегда сможешь вернуться сюда. А сейчас иди. Тебя ждут.
Дорога закончилась у высокой ажурной белой ограды. Я поискала ручку или замок, но не нашла его— створки ворот были перевязаны розовым бантом. Некоторое время я стояла в оцепенении, рассматривая плотный мерцающий шелк, не зная, как поступить. Развязать бант? Но хозяин не звал меня.
Пока я раздумывала, подул ветер, бант упал, и ворота открылись.
В глубине необъятной лужайки, покрытой нежно-зеленой травой, в окружении высоких деревьев поднимался большой белый дом, с колоннами, беседками и маленькими фонтанами, обложенными серым и белым камнем. Солнечный свет, нежный, золотой, делал краски размытыми и неяркими, превращая картину в детский радужный сон.
Помедлив немного, я пошла к дому, утопая в золотистом мареве. Едва я ступила на лужайку, большие резные двери распахнулись, и мне навстречу выбежала смеющаяся толпа. Люди и не люди, птицы и звери, совсем неизвестные мне существа, окружили меня со всех сторон, теребя и обнимая. Я растеряно всматривалась в ясные чистые лица, искрящиеся глаза всех форм и цветов, смешные пушистые мордочки зверей, пытаясь понять, где я и что со мной.
В воздух полетели яркие разноцветные шары, фантастические цветы, пестрые птицы и семена, похожие на зонтики одуванчиков. Вокруг меня пела, танцевала и веселилась радуга из музыки и цвета. В конце концов, совершенно оглушенная, я сдалась и утонула в ней.
–Здравствуй! —кричали люди и не люди.
–Мы так рады видеть тебя! —вторили звери.
–Как давно тебя не было! —пели птицы.
Никогда еще я не чувствовала такой яркой глубины, такой чистой светлой радости. Невольно отзываясь на нее, я рассмеялась и, совершенно опьяненная, позабыв обо всем на свете, помчалась по радуге.
Вечное, неумирающее счастье. Теперь я знаю, что оно существует.
Когда я утомилась и упала на бордюр крохотного фонтана с синей водой, ко мне подошел Христос. Его простой белый балахон свободно падал складками на зеленую траву, а волосы удерживала повязка из перекрученных золотых и белых нитей. Он сел рядом со мной, наблюдая, как в воздух запускают человека-медведя, привязав к нему воздушные шары. Тот совсем не упирался и смеялся вместе со всеми.
–Почему они не расступаются перед тобой и не славят тебя? —спросила я удивленно.
–Они не видят, что это я, —ответил Христос. —Я иногда хожу среди них неузнанным.
Мужчина и женщина в широких бледно-желтых одеждах поставили на бордюр прозрачный кувшин с янтарной жидкостью и две простых деревянных чаши.
–Ты очень бледная, дитя, —сказала женщина огорченно. – Угощайтесь. – И ласково кивнула Христу.
Улыбаясь, он наполнил чаши и подал мне одну. Сладкий жгучий напиток разогнал остатки моей печали, которую я невольно принесла сюда.
На лужайке между тем затеяли хоровод и догонялки. Все радостно смеялись и хлопали в ладоши, когда существо, похожее на большого пушистого зайца с большими ласковыми глазами обогнало маленькую девочку. Она схватила зайца в охапку и, целуя его, радостно смеялась вместе со всеми.
–Нет! —пищал заяц, упираясь и приглаживая розовый бант на макушке. —Ты помнешь мне прическу!
Неожиданно в просвете между деревьями я заметила черноту, глубокую и вязкую, словно кисель. За тонкой радужной стеной, отделяющей рай от физического мира, текла река. Темные холодные воды падали вниз водопадом мертвых капель. Мне стало холодно.
–Это черная река, —вздохнул Христос. —Она польется на Землю, и ее поглотят сумерки. Она несет в себе жестокость, ненависть и страдания. Это первая весть о конце мира. – Он помолчал, потом продолжил: —Посмотри на этих людей. Они радуются, потому что их путь окончен. Никогда им не придется больше ступить на Землю. Ни одного из своих детей я больше не отпущу туда. Из тех, кто будет рождаться в вашем поколении, почти никто не будет иметь души.
–Что это—начало конца или начало начала? —спросила я. —Может, через страдание придет радость, через слезы —любовь, а темнота —только начало света? Ведь Земля —это не вся вселенная.
–Есть много планет в царстве Отца, —ответил он. —И у них одно солнце на всех. Но это солнце, как тысячи солнц. – Он ласково погладил меня по голове. —Если ты захочешь, Он создаст для тебя планету, где будет все, что ты любишь —поляны цветов, зеленые леса, ласковое море, большие белые птицы – все, что ты хочешь унести как воспоминание о Земле.
–Но Земля…
–Ты не увидишь конца Земли, – ответил он и встал. – Тебе пора возвращаться.
Они пошли все вместе провожать меня до ограды.
Они пели и смеялись, дети щебетали, разноцветные шары летали, цветы пахли медом и солнцем
–Возвращайся! – говорили они. —Возвращайся с теми, кого любишь.
И их голоса таяли в мареве летнего дня…
Не знаю, что еще сказать. Моя бабушка, мамина мама, с которой мне так и не довелось увидеться при жизни, однажды на залитом солнцем лугу поила меня молоком и кормила мягким белым хлебом, который таял во рту, оставляя вкус меда.
–Ты не знаешь силу Господней любви, – говорила она. – Посмотри вокруг. Видишь этот прекрасный мир, это синее небо, эти травы и леса, которые даны нам Богом. Мы всегда будем здесь, даже если придет конец мира. Может быть, он уже пришел, но мы так и не заметим этого. Даже если все исчезнет, мы всегда будем здесь. Так капля воды в море все еще думает, что она —вселенная. Бог любит нас и никогда не причинит нам боль.
Часть 8. Моисей
– Когда я пришла к тебе, мне показалось, что одиночество, в котором я жила всю жизнь, отступило. У меня появились друзья. Я путешествовала по другим мирам и измерениям. Но сейчас я чувствую, как пустота обступает меня. Мне кажется, я самое одинокое существо в твоем мире.
– Это не так.
– И кто же более одинок?
– Я.
– Не могу поверить. У тебя столько слуг, детей, которые тебя любят, миров, которые ты создал. У тебя есть братья, с которыми можно поговорить и которые могут поддержать тебя.
– И все же я одинок.
Я вздохнула.
– Я не знаю, как мне жить. Посмотри, видишь там, внизу —темнота и мир, который я отвергаю, а там вверху— свет и мир, в котором мне нет места. Я существую между ними. И мне кажется, не существую вообще, потому что на самом деле мне нет места ни в одном из них. Я чувствую упреки твоих детей и слуг, а когда прихожу в церковь, не ощущаю того трепета, который был раньше.
–Ты знаешь, на самом деле мне все равно, сколько религий, и как они называют себя. Мне все равно, поют люди в церкви или танцуют, или просто молчат. Меня не волнует, на каком языке читаются молитвы и читаются ли вообще. Мне безразлично, стоят ли люди на коленях, ходят в храмах босиком или лежат ниц. И не играет роди, украшают они какие-то изображения цветами или молятся холодному камню. Все это неважно. Важно единственное – они знают, кто я, и стремятся соблюдать мои заповеди.
Ты должна умереть в той же вере, в какой родилась. Ты нарушаешь мои заповеди, но только потому, что они рождены прошлым, а ты стремишься к будущему.
– Я не понимаю.
– Ступай за мной. Взойди на гору, как мой сын, которого ты любишь. Что ты видишь?
– Свет, освещающий площадку на вершине.
– Это я ее осветил.
– Темноту, которая покрывает склоны.
– Это я ее послал. Теперь встань на освещенную площадку. Что ты чувствуешь?
– Неудобство. Словно я неправильная. Тень внутри, хотя я не вижу ее.
– Теперь стань в тень. Что ты чувствуешь?
– Яркость, чистоту, словно я чистый белый свет. Мне кажется, я не могу быть спокойной ни в свете, ни в тени. Мне лучше на границе того и другого.
–Это не оттого, что ты плоха. Просто ты отличаешься от других. В тебе нет темноты, но твое добро другое, не то, что несут в себе мои дети. Ты —костер, но не обжигающий и не согревающий. Ты – костер рождающий. Костер, которому безразличен обжигающий свет солнца или холод ночи, который ровно горит и на свету, и в темноте. Больше всего ты похожа на лаву, извергающуюся из глубины земли, то, что сути своей и есть земля. Она сжигает прошлое, но оставляет неизвестным будущее.
Ты говоришь о пустоте, существующей вокруг тебя. Я живу в такой же. Она наполнена только холодом одиночества и печалью, у которой вкус горечи. Она похожа на стеклянный кувшин, наполненный до краев горечью, и тонкие стенки – единственное, что удерживает ее от того, чтобы заполнить все вокруг. Я дал тебе испить из кувшина, и тебе уже никогда не избавиться от горького ощущения, но я не успокоюсь, пока не заставлю тебя выпить весь кувшин, и тебе придется смириться с этим. А сейчас – дай мне руку и идем.
– Куда?
– В Иерусалим—самый прекрасный город во вселенной.
Впереди разгорался свет.
– На земле тоже есть Иерусалим.
– Это не тот. А этот Иерусалим – мой любимый город, лучший из городов.
– Почему ты ведешь меня туда?
– Чтобы ты не говорила о своем одиночестве.
Вспыхнул и свернулся в ярчайшую точку свет, и я оказалась у огромных ворот, которые отворились совсем чуть-чуть, только, чтобы пропустить меня.
Затем я летела какое-то время в ослепительно белом свете. Потом движение замедлилось, и я ступила на землю, которую не видела. Я толкнула резные створки и вошла в голубоватый прохладный сумрак большого мраморного зала. Прикрыв дверь, в которую рвался свет, я чуть не задохнулась от сладкого мягкого воздуха. Стены и пол зала были выложены прохладным серым и белым камнем. Невысокий купол потолка украшали разноцветные витражи пастельных тонов.