Семечко дерева жизни

Часть 1. Настройщики

Темная птица с черным хохолком насторожено уставилась на меня серыми бусинками глаз.

–Что смотришь? —пробасила птица. – Не нравлюсь?

Огромный темный зал не имел пределов. Птицы расселись на голых сучьях деревьев, такие же молчаливые и неприветливые, как холодный туман, падающий с потолка. Куда бы я не смотрела, отовсюду натыкалась на пристальный взгляд таких же серых глаз.

–Не знаю, —ответила я, и птичье сообщество беспокойно зашевелилось. —У вас немного мрачно. Мне кажется, не помешало бы побольше света.

–Это зависит от того, кто смотрит, —ответила птица. – С нами всегда так. Нас многие ненавидят.

–А кто вы?

–Ангелы испытания. Мы посылаем испытания человеческой душе, чтобы она росла и развивалась согласно своим жизненным целям.

–Разве количество испытаний и событий не предопределено заранее?

–Только глобальные. Как человек пройдет через свою жизнь и каким придет к ее итогу, в немалой степени зависит от ангелов, которые его опекают.

–Значит, ты —мой ангел испытания.

–Да, это я.

–И это благодаря тебе неприятности постоянно сыплются на меня как из рога изобилия.

–В испытаниях совершенствуется душа. Она растет, крепнет и расцветает.

–В самом деле? Что-то я не заметила, чтобы я расцветала последнее время.

–Сердишься?

–Нет, конечно.

Я беспокойно заерзала на ветке.

–Мы не могли бы поговорить где-нибудь в другом месте? Здесь очень неудобно сидеть, и твои собратья так внимательно смотрят, что мне неловко.

–Ты в самом деле не сердишься?

–Ты ведь делаешь то, что должен. Почему я должна сердиться на тебя?

Птица облегченно вздохнула, и вспыхнув, превратилась в невысокого симпатичного мужчину лет пятидесяти, крепкого, упитанного, с живыми серыми глазами. Вслед за ним стали вспыхивать и превращаться остальные ангелы. Через несколько мгновений я не узнала зала. Высокие стены мягко засветились, в куполообразном потолке загорелись разноцветные краски перламутра. По прозрачным серым плитам понеслись миллионы светлых фигур, исчезая и появляясь в просветах арок, где струился золотистый свет. Этот мир стал живым и ярким.

–Вы что, разыгрывали меня? —спросила я ангела, который неторопливо семенил рядом со мной, оправляя свой нарядный золотистый балахон и пристраивая на рыжей макушке круглую золотую шапочку.

–Нет, —отвечал он. —Мы так стараемся защитится от посторонних глаз. Отношение человека к испытаниям, которые посылаются, как правило, крайне негативное. То, что мы обрели свой обычный вид – это только благодаря твоему восприятию. Посмотри туда.

Разговаривая, мы дошли до большого сумрачного зала. В сером тумане плавали пятачки света. На них, закрыв глаза и обхватив колени руками, застыли ангелы, молчаливые, немые, темные. Над каждым ангелом нависало золотистое облачко, из которого лился мелкий сияющий дождь.

–Здесь нас лечат, —вздохнул ангел.

–От чего? – Я с огорчением увидела слезы, которые катились по лицам неподвижных изваяний. —От чего лечат?

–От ненависти, которую к нам испытывают люди, —ответил другой голос, мелодичный и бархатный.

Оглянувшись, я увидела высокую фигуру в алом плаще. Сложив руки на груди, ангел пристально и неулыбчиво изучал меня, словно экспонат в музее. Мне стало неуютно под его взглядом, но мой ангел, наоборот, крайне обрадовался. Весело засеменив к новому лицу, он что-то озабоченно зашептал в склонившееся лицо.

– Ступай, – кивнул высокий ангел, и мой персональный ангел испытаний, улыбнувшись, растаял, словно облачко.

Наверное, побежал придумывать мне новые неприятности.

–Ему очень повезло с тобой, – сказал ангел в алом. – Ты излучаешь чистоту и покой. И совершенно не умеешь ненавидеть. Поэтому он старается изо всех сил. И очень гордится своей миссией.

–Да уж. —вздохнула я.

–Иногда он перегибает палку, —добавил ангел виновато. —Но это для твоего же блага.

–Ты здесь старший? —спросила я, помолчав.

–Да, —кивнул он. Потом, всмотревшись в лицо ближнего ангела, заботливо добавил яркости в золотой дождь. – Ненависть —чувство, которое переживает человек, не в состоянии смириться с ниспосланными ему испытаниями. Он желает жить в комфорте и покое, не понимая, что это самый краткий путь в никуда. Душа застывает, перестает расти. И загнивает в конце концов. Иди за мной.

Мы прошли печальный зал, потом несколько шумных коридоров, и наконец, оказались в маленькой темной комнате. Ангел в алом подвел меня к прозрачной стене, за которой, переливаясь перламутром, раскинулось необычное сооружение. Два больших круглых здания вместе с нашим составляли единый комплекс, соединенный между собой переходами. В центре этого своеобразного треугольника сиял золотой шар.

–Вон в том крыле размещаются ангелы благодеяния, —сказал мой собеседник, указывая на левое здание. —Они всегда веселые, потому что люди испытывают только радость, когда они приходят. У них постоянно шумно.

Действительно, из ярко освещенного здания доносились смех и радостные крики.

–А вон в том крыле находятся ангелы наказания. —Он указал на правое здание, молчаливое и темное. —Люди испытывают страх, когда сталкиваются с ними. Они суровы и неприветливы, как и работа, которую они выполняют.

Он повернулся ко мне, и его прозрачные глаза вспыхнули.

– Человек —очень, очень сложный инструмент. Как правило, в течение жизненного цикла с ним работают пятьсот—семьсот ангелов. У каждого своя задача, свое предназначение. Но главная наша цель – настроить человека, чтобы он зазвучал, чтобы все струны его души находились в гармонии между собой, чтобы он стал целостным, совершенным. Мы очень осторожно, шаг за шагом, проводим его по жизни, балансируя хорошие и плохие события с таким расчетом, чтобы в конце концов душа запела, словно арфа. Теперь ты понимаешь?

–Вы —Настройщики.

–Да, это наш мир.

–А кто играет на инструменте?

–Мы только настраиваем. —Ангел покачал головой. —Играет гений, создавший все это. Величайший из всех музыкантов. —Он замолчал. Серебряный свет скользил по его склоненному лицу. —Иногда, если мы хорошо потрудились, этот великий музыкант приглашает нас послушать, как звучит музыкальный инструмент, который мы настраивали. И это – огромная честь и величайшая награда.

–А что там, в золотом шаре? – спросила я, помолчав.

–Тот, с кем ты уже встречалась, —ответил ангел в алом. —Ангел прощения. Он живет очень замкнуто. Мы почти не видим его. —Он поднял голову и посмотрел мне в глаза. – Ступай. Поговори с ним.

Он довел меня до узкого коридора и исчез.

Я замерла в нерешительности, вглядываясь в золотистое свечение и вспоминая давний разговор:

– Только один ангел из всех моих ангелов зовется Ангелом прощения, —говорил Отец. – Он редко посещает людей, но тот, кого он выбирает —избранный. Он стоит за спиной человека дни, месяцы или годы, словно тяжелая ноша, неподъемный груз. Он орошает его жизнь болью, страданием и кровавыми слезами. Он никогда – слышишь? – никогда не дотрагивается до человека, потому что тот сразу же умрет. Ты знаешь, с чего начинается прощение? Для человека оно начинается с осознания своих собственных прегрешений. Ангел снимает ложь, словно ненужную одежду, слой за слоем, до тех пор, пока мир человека, его собственный и окружающий, не станет ясным, и он не увидит правду, скрывающуюся за одеждами лжи.

–И что происходит с такими людьми? – спрашивала я.

–Они становятся гениями или безумцами. Они видят правду мира, в то время как глаза других застилает ложь. Они прозрели, а другие остаются слепы. Они знают. А другие нет. Правда способна заставить убивать, любить или ненавидеть. Она способна заставить страдать. Гений может перенести свои слова в стихи, музыку, скульптуру или картину, науку. Он способен говорить. Только большинство человеческих существ не способно слышать.

Отец не сказал, что случается, когда ангел уходит. Но я теперь знаю это. Он уходит, когда для человека не осталось тайн в нем самом, когда он осудит и накажет себя сам, достигнув глубин своей души. Преображение происходит еще при жизни —то, что с большинством людей случается только после смерти. Ангел скажет: «Ты прощен» – и жизнь для человека начнется заново. И человек, и мир вокруг него изменятся. Только вот Ангел Прощения всего один. И бывает так редко среди нас.

Вздохнув, я прошла сквозь сияние.

Большой круглый зал переливался мягким золотом. Высокий ангел с бледным лицом сидел на мерцающем полу и что-то выстругивал из длинного куска белого дерева.

–Здравствуй, —прошептала я робко.

–Виделись уже, —ответил он, не поднимая головы. —Я тебе сказал все, что должен был.

– Я до сих пор слышу твой голос, – вздохнула я. —Это словно эхо, которое живет и не умирает. Ты сказал мне: «Ты прощена».

Ангел резко поднял голову. Огромные глаза цвета расплавленной меди уставились мне в лицо.

–Ты изменилась, —сказал он. —Ни жалобы. Ни упрека. Только чистота и свет. Я рад, что не ошибся в тебе.

Он бережно отложил деревянный брусок и поднялся.

–Подойди.

Он шагнул навстречу и сжал мои плечи. Чтобы заглянуть ему в глаза, мне пришло очень высоко поднимать голову. Он был огромен и суров, этот молчаливый безжалостный Ангел прощения, величайшее сокровище вселенной. Короткие белокурые волосы, отброшенные назад, поддерживала широкая золотая лента. Простая белая рубашка, такие же брюки, высокие сапоги. Сильные мускулистые руки и тело атлета. Всего лишь образ, который видит человек. За ним —страдание и боль, через которые нужно пройти, чтобы услышать заветные слова, перевернувшие мою жизнь.

Что-то произошло между нами, пока мы молча вглядывались друг в друга. Словно рухнула какая-то стена, разделявшая нас. Его тепло было другим. Ни добрым, ни сострадательным. Суровым. Понимающим. И горьким. Но нас объединяло кое-что важное—одиночество, которое мы несли в себе и ни с кем не могли разделить. Когда он отпустил меня, я почувствовала, что нашла друга.

–Что ты строишь? —спросила я глухо, с трудом приходя в себя.

–Корабль, —отвечал он.

В центре зала поднимался огромный деревянный корабль. Не маленькая лодочка, а настоящий белый парусник, прекрасный и величественный.

–Я почти закончил, —говорил он. —Осталась внутренняя отделка.

–Но зачем тебе корабль?

–Когда этой вселенной не станет, я поплыву на нем через Вечное море в другой мир. Так сказал Отец.

–Но отсюда далеко до Вечного моря. Как ты перенесешь корабль на его берега?

–Этого не придется делать. – Он стоял рядом со мной, высокий, угрюмый, сияющий и, сложив руки на груди, с удовлетворением рассматривая результат своих трудов. —Когда придет срок этой вселенной умирать, Вечное море выйдет из берегов и затопит этот мир и живущих в нем.

–Но твои братья…

–У каждого из нас своя судьба. – Он помрачнел. Потом повернул ко мне суровое лицо. —Пойдем, я провожу тебя.

Мы долго стояли на берегу Вечного моря, глядя на тихий рассвет. Перламутровые нежные краски сияли голубым и розовым. Тихое море молчало. В нем рождались и исчезали вселенные. Все живое умирало, коснувшись его прозрачных вод. Оно не принимало ни уговоров, ни объяснений, ни отказа. Великое сияющее Вечное море. Грандиозное в своей непредсказуемости и безжалостное в своих решениях. Я любила его. И как ни странно, оно тоже любило меня.

–Я не знаю, что меня ждет там, на другом берегу, – сказал тихо Ангел прощения. —Но твоя дорога лежит дальше моей. —Он помолчал. —Я дам тебе совет, и прошу, последуй ему. —Он повернулся ко мне и сжал мое лицо своими огромными ладонями. —Иди вперед. И никогда —ты слышишь?! —никогда не оглядывайся.

Часть 2. Музыканты

– Иди сюда, – сказал голос сквозь преграду, отделяющую миры.

– А ты далеко?

– Если лететь, то очень далеко. Если пройти сквозь дверь, то рядом.

Из перламутровой пустоты соткалась маленькая деревянная дверь, и я, не раздумывая, вошла в нее. Переход происходит всегда по-разному. Сегодня мгновение показалось вечностью. Я пролетела с огромной скоростью сквозь коридор вечности —и очутилась на земном лугу, пахнущем скошенной травой и жасмином. Спустившись с пологого склона, я прошла мимо озера с серой водой, за которым начинался лес. Высокие деревья сомкнулись за моей спиной – сердце пропустило удар, и я ощутила мгновение перехода.

Что-то легко коснулось моей щеки, и я открыла глаза. Вокруг меня цвел яблоневый сад. Белые и розовые лепестки танцевали в солнечном свете, покрывая землю разноцветным ковром. Вокруг витал чистый запах зеленых яблок. Мне подумалось, что дальше идти совсем не обязательно. Из счастливого созерцания меня вывел тот же голос.

– Иди вперед.

Я ощутила чье-то присутствие позади себя, и хотела оглянуться, но невидимый собеседник остановил меня.

– Нельзя оглядываться там, где никто не оглядывается. Здесь можно только идти вперед.

Шаг вперед – еще один удар сердца – и новый переход.

Сначала меня оглушила музыка, настолько резкая и громкая, что захотелось немедленно убежать, и как можно дальше. Открыв глаза, я увидела большой круглый зал с высоким резным куполом, стены которого украшали розетки с изображением библейских сцен. Прозрачный свет золотил витражи, в которых преобладало желтое и коричневое, и танцевал на лицах ангелов, заполнивших зал. Они играли. Инструменты, похожие на деревянные трубы, издавали те невыносимые звуки, которые так впечатлили меня.

– Музыканты играют как можно громче, чтобы души человеческие не заходили сюда, – прокричал из-за спины мой невидимый провожатый.

– А как же мне пройти? – спросила я, едва улавливая смысл его слов сквозь нестерпимый шквал звуков.

– Если выдержишь, проходи, – ответил он.

Я пошла вперед. Музыканты образовали коридор, пропуская меня. Они дудели с такой силой, что моя человеческая голова давно бы лопнула. Неожиданно музыка смолкла, вместе с нею пропали и музыканты.

Я остановилась, привыкая к тишине, и сначала даже не обратила внимания, что стою в центре огромного белого зала. Вместе с тишиной меня окутал мягкий свет. Он падал сверху, словно дождь, моросил по белым гладким плитам и высоким, без всяких украшений, колоннам, успокаиваясь на фигурах ангелов. Они выглядели по-разному, отличаясь ростом и сложением, цветом волос и одежды. Но их объединяло нечто общее – они держали в руках книги. Книги были везде —совсем крошечные, размером с коробок спичек, и огромные, толщиной в метр и более, белые и черные, чистые и грязные, открытые и закрытые.

Ангелы сидели у невысоких возвышений, на которых помещались книги, бесшумно передвигались по зеркальным плитам, или стояли, опираясь о колонны. Одни что-то записывали, другие читали, третьи тихо переговаривались между собой. Увидев меня, они оторвались от своих занятий и все как один повернулись в мою сторону.

–Это потому, что сюда не заходят дети человеческие, – пояснил голос за моей спиной.

– А что они записывают в свои книги? – зашептала я в тишину.

– Спроси сама.

Чувствуя себя сковано под пристальным взглядом множества глаз, я подошла к высокому ангелу, перед которым на возвышении лежала большая раскрытая книга.

– Скажите, что вы записываете в эту книгу? – спросила я тихо, но мой голос разнесся по всему залу.

– В эту книгу я записываю историю Земли, – ответил ангел.

Другие ангелы тоже стали отзываться:

– Истории любви.

– Истории о доброте.

– Истории о самопожертвовании.

– Истории о жестокости.

– Истории о ненависти.

– Истории о войне белых и черных ангелов.

Большая толстая книга с черным обрезом – история преступлений Сатаны.

Маленькие книжечки – истории человеческих душ, оставивших заметный след в своем мире.

– Разве эти записи находятся не у Хранителя судеб? – спросила я ангела с такой маленькой книжечкой. – Я думала, все поступки людей записаны и предначертаны. Что же тогда записываете вы?

– Мы собираем самое прекрасное и самое безобразное, – ответил он. – Судьба человеческая предопределена, но только хронологически – время жизни и смерти, срок, на который рассчитано физическое тело, встречи и расставания. Но не предопределены поступки и эмоции.

– Мы собираем только исключительное, – добавил ангел, который записывал историю Земли. – Самые прекрасные и самые ужасные истории человеческого рода. Потом мы относим эти истории в следующий зал нашему господину, и он заносит их в другую книгу.

– А кто ваш господин? – спросила я.

–Я, – ответил голос за моей спиной. Открылась небольшая белая дверь, и голос добавил: – Входи.

Комната, в которой я оказалась, уступала по размерам предыдущему залу. Она была конусообразной, со стенами их жидкого перламутра, которые переливались неяркими красками. В центре комнаты находилось небольшое круглое возвышение. Ангел вышел из-за моей спины и встал на него. Он был огромен и прекрасен, абсолютно белый, окутанный сиянием.

– Иди сюда. Становись рядом со мной, – рассмеялся он. – Дай мне рассмотреть тебя. Я так давно хотел познакомиться с тобой.

– Почему же ты прятался за моей спиной? – спросила я, поднимаясь на возвышение, поддерживаемая большой сильной рукой.

– Мне хотелось, чтобы ты все увидела сама. И потом. – Он снова рассмеялся. – Мне стало интересно, как ты справишься.

– А где же твоя книга? – удивилась я, погружаясь в нежное сияние его глаз.

– Это она и есть, – ответил он, показывая на стены, и неожиданно запел.

Этот низкий мягкий голос мне не забыть никогда. Затаив дыхание, я вслушивалась в бархатные переливы тонов совершенно невероятного диапазона. Ангел не рассказывал истории, он пел их. О великой любви и самопожертвовании, доброте, вере и самоотречении. Стены стали сходиться и поглотили нас. Я очутилась в волшебном мире, с которым не сравнится никакой фильм. Радуга чувств и поступков, прекрасных и безобразных, расцветала во всем своем великолепии и уродстве. Они восхищали и ужасали. И они были грандиозны в своем откровении, без обмана, фальши и притворства. Такими их можно увидеть, только заглянув в душу человеческую. Я почувствовала дыхание Отца. Это был Его мир.

– Это прекрасно, – сказала я хрипло, когда песня смолкла. – Но зачем ты хранишь все это?

– Зачем человеческая память хранит все самые лучшие и самые худшие события в своей жизни? Я храню здесь взлеты и падения человеческой души. Когда этого мира не станет, они навсегда останутся со мной. – Он обнял меня и добавил тихо: —Ты придешь сюда, девочка-ангел, когда затоскуешь по этому миру. Мы будем петь с тобой, вспоминая его. Ты сможешь снова увидеть тех, кого любила, о ком печалилась, с кем встречалась и расставалась. Нет красоты в совершенстве. Гармония, как и музыка, рождается из несовершенного. Запомни это.

Часть 3. Лепесток надежды

Зал Славы Господней – самый прекрасный из всего, что есть в Городе Ангелов. Каждая клеточка зеркального пола поет, когда на нее наступаешь. Тишина и свет падают с высоты, недоступной восприятию, и замирают между колоннами. Светящиеся колонны —это столпы вещества, названия которому нет в человеческом мире. Здесь собираются только в дни великих событий – побед и поражений, праздников радости и печали. Я молча постояла, боясь нарушить его торжественную тишину, и так же молча ушла.

В одном из залов, которые расходились от Зала Славы Господней словно лепестки цветка, я нашла сооружение, похожее на распустившуюся белую лилию. Из небольшого отверстия в чашечке изливалась сияющая влага. Когда я дотронулась до одного из лепестков, на котором белыми нитями горели непонятные знаки, он издал чистую ноту соль, которая разнеслась по всем залам дворца.

– Не прикасайся, – сказал голос, но я уже и так испуганно отдернула руку. Оглянувшись, я увидела ангела, такого же яркого и белого, как этот цветок. —Это музыкальный инструмент. Большая честь – играть на нем. Раньше этому искусству учились столетиями. Сейчас почти не осталось умеющих играть. Да теперь это и не важно. Наш мир умирает.

– Умирает. – Я обошла инструмент, любуясь искусной работой неизвестного мастера, изобразившего в мельчайших подробностях нежную дышащую структуру живого цветка. – Почему вы все говорите об этом? Я так часто слышу, что наш мир умирает. У нас есть еще две тысячи лет. Неужели этот срок ничего на значит?

– Что такое две тысячи лет? – вздохнул ангел. —Луч света больше летит из одного конца вселенной в другой. Первые люди почти так отмеряли срок своей жизни. Это гораздо меньше, чем вздох вселенной. Что эти годы по сравнению с миллионами прожитых?

Он вывел меня из зала и, открыв дверь, поставил на площадку, висящую в перламутровой пустоте.

– Посмотри на этот мир, – сказал он. – Многие века мы строили его.

Я видела это не раз, но у меня всегда захватывает дух от красоты и величия этого места.

Зал Славы Господней находится в центре этого мира. Ниже ступенькой —Зал Преклонения, где стоят ангелы в дни великих праздников. Зал Славы Господней очень велик, он может вместить миллионы, но никогда не собирает больше нескольких тысяч. От него четырьмя лучами расходятся четыре стороны креста – основа этого мира. Четыре реки омывают Город ангелов – река Гнева Господнего, река Печали и слез, река Любви и жизни, река Времени. Они никогда не сливаются. Обтекая его, они сходятся в небольшом пространстве, соединяющем духовный и физический миры, и с противоположной стороны текут уже общим потоком, смешивая свои воды. Поэтому мы получаем коктейль из даров Господних – каждому свое.

– Времени уже не осталось, – заговорил ангел. – Смерть идет за нами.

– Почему ты говоришь о смерти? – Я с трудом оторвалась от завораживающей картины и повернулась к нему. – Разве ангелы боятся ее?

Он посмотрел на меня с печалью.

– Пойдем, я покажу тебе.

Мы долго шли по молчаливым залам, пока не оказались в огромном конусовидном сооружении величиной со стадион. Его стены уходили глубоко вниз, и я не увидела дна. Оно походило на раскрытый тюльпан из семи лепестков, шесть из которых были молочного цвета, а седьмой— яркого белого.

– Это лепестки служения, – сказал ангел, а седьмой – лепесток надежды. Когда этот мир погибнет, и наша работа будет закончена, все ангелы соберутся здесь, каждый на лепестке, соответствующем его служению. И тогда на седьмой лепесток опустится Господь и принесет нам весть. Мы называем его лепестком надежды, мечтая, что Господь возьмет нас с собой, чтобы мы могли приглядывать и заботиться о тех, кому была посвящена вся наша жизнь. Долгие миллионы лет мы растили, лелеяли и оберегали детей Божьих, как мать оберегает своих детей. И вот, в конце мира они почти все погибнут и исчезнут для нас навсегда. Но о тех, кто пойдет в новый мир, мы могли бы заботиться. Ведь дети всегда остаются детьми, даже если они выросли.

– А что будет с вами, если Господь скажет, что ваша работа закончена?

– Мы уснем и будем спать, пока не придет время заботиться о ком-то другом. Но мы так никогда и не увидим нового мира, куда уйдут наши воспитанники. Мы останемся здесь, в этом зале, и купол закроется для сна, пока Господь не разбудит нас снова.

– Сколько раз это уже происходило?

– Много, очень много раз.

Я пошла по пустынной площадке к седьмому лепестку и позвала.

– Войди, – сказал Отец.

Я молча опустилась на золотистый свет и, обхватив колени руками, закрыла глаза.

– Я понимаю твою печаль. Истина и печаль – одно и то же. Ты ведь истину ищешь, не так ли? Посмотри на это поле. – Он развернул передо мной картину бесконечного вспаханного поля. – Оно пусто, как чистая страница. На ней можно написать прекрасное стихотворение или нарисовать картину поразительной красоты. Что бы ты сделала?