Порог из адаманта

Глава 3: Пешка в игре теней

Тимур Адамов стоял в дверях, не спеша входя. Его взгляд скользнул по распавшейся синей паутине, по стенам, где еще тлели остатки свечения, и наконец уперся в Анну. Она чувствовала себя обнаженной под этим взглядом – взглядом не судьи, а ученого, рассматривающего редкий, потенциально опасный экспонат.

– Не бойся, – сказал он, и в его голосе прозвучала странная, почти механическая доброжелательность. – Смещение, которое ты вызвала, уже зафиксировано. Любые дальнейшие попытки будут подавлены. Иди за мной.

Это не было предложением. Анна посмотрела на свои свободные запястья, на распахнутую дверь, за которой лежал коридор в полутьме, усеянный осколками и телами в синих плащах. Уйти было некуда. Она кивнула, шатаясь от слабости, и сделала шаг вперед.

Ее ноги подкосились. Адамов не поддержал, лишь наблюдал, как она хватается за косяк, чтобы не упасть. Выдержка и сила вернулись к ней вместе с приливом стыда.

– Хорошо. Теперь идем.

Он повернулся и зашагал по коридору, не оглядываясь. Анна последовала за ним, спотыкаясь о неровности пола. Картина разрушения была пугающей. Стены в копоти и трещинах, где-то сочилась вода, смешанная с маслянистой, розоватой жидкостью. Она старалась не смотреть на неподвижные фигуры в синих плащах, но периферическим зрением замечала неестественные позы, пустые взгляды, уставленные в потолок.

Они миновали место, где коридор расширялся в нечто вроде зала. Здесь разруха была тотальной. Огромные металлические шкафы, должно быть, часть «архива», были взломаны, их содержимое – свитки, кристаллы, странные механизмы – валялось на полу, частично сгоревшее, частично оплавленное неведомой энергией. В воздухе висел запах озона, гари и… медной сладости. Запах крови.

Посреди зала стояли трое людей. Двое в синих плащах с жезлами наготове. И между ними – Ирина Вадимовна. Она была бледна, на ее щеке зияла неглубокая, но длинная царапина, из которой сочилась кровь. Ее плащ был порван у плеча, но взгляд оставался тем же – холодным, ястребиным. Она что-то говорила своим подчиненным, но замолчала, увидев Адамова и Анну.

Ее серые глаза сузились. Взгляд, брошенный на Анну, был тяжел, как свинец.

– Магистр Адамов. Аномалия жива.

– И, как видишь, невредима благодаря пробуждению архаичных протоколов защиты, – ответил Адамов спокойно. – Твои потери?

– Четверо убиты. Семь ранены. Трое диверсантов уничтожены. Один… скрылся в нижних руинах. Мы его не нашли. Ирина отчетливо сделала ударение на последнем, и Анна поняла – это провал.

– Цель нападения?

– Архив оперативных данных по северному фронту. И… – Ирина на мгновение запнулась, – камеры предварительного содержания. Создается впечатление, что они кого-то искали.

Взгляд следопыта снова скользнул по Анне. Вопрос висел в воздухе, неозвученный: Искали ли ее?

Адамов кивнул, как будто это было ожидаемо.

– Диверсанты знали о слабых точках подавления в этом секторе. Значит, у них есть информация изнутри. Или они сами когда-то строили эти руины. Он повернулся к Анне. – Ты стала свидетелем. И невольным участником. Теперь твоя судьба решается не на уровне Изолятора.

Он жестом велел ей следовать дальше. Они покинули зону разрушения, свернули в другой, нетронутый коридор и вошли в небольшую комнату, больше похожую на лифт. Стены были отполированы до зеркального блеска. Адамов прикоснулся тростью к одной из панелей. Двери закрылись, и Анна почувствовала легкое давление в ушах – движение вверх.

Лифт остановился. Двери открылись в полную тишину.

Здесь не было ни разрухи, ни суеты. Они оказались в длинном, узком зале со сводчатым потолком. Стены были облицованы темным деревом, инкрустированным серебряными абстрактными узорами. Вдоль стен стояли высокие кресла, и в них сидели люди.

Их было шестеро. Трое мужчин, две женщины и… существо, чей пол и даже вид было трудно определить под просторным балахоном с глубоким капюшоном. Лица были разными – от аристократически-холодных до аскетично-строгих, но всех их объединяло одно: абсолютная, нечеловеческая самоуверенность. Власть. Здесь сидела сама Власть.

В центре, на небольшом возвышении, стояло пустое кресло. Адамов мягко подтолкнул Анну к нему.

– Садись.

Она села, чувствуя, как на нее смотрят двенадцать глаз (или больше, учитывая капюшон). Ее потрепанная одежда, взъерошенные волосы, следы слез и грязи – все было здесь чужеродно, как пятно на безупречном ковре.

Человек по центру, справа от капюшона, мужчина с седой острой бородкой и пронзительными голубыми глазами, заговорил первым. Его голос был тихим, но он заполнил собой весь зал.

– Магистр Адамов. Ваш доклад крайне сжат. «Аномальная вспышка пространственной магии. Субъект женского пола. Неопознанный импринт. Пробудила Руины Предтеч». Это все, что у нас есть?

– Все, что у нас есть на данный момент, верховный магистр, – поклонился Адамов. – Субъект, называющая себя Анной, демонстрирует нулевой отклик на стандартные диагностические процедуры. Ее метод, если это можно так назвать, основан на лингвистической и символьной интерпретации. Она читает магию, как текст. Нападение на Изолятор Восемь подтвердило ее уникальность – и ее потенциальную полезность.

– Полезность? – перебила одна из женщин, с тонкими, будто нарисованными углем губами. – Она еретичка. Ее подход противоречит основам ИКМП. Она – живое воплощение хаоса, который мы пытаемся сдержать.

– Именно поэтому, магистр Варя, – ответил Адамов, – ее можно использовать как ключ. Диверсанты, судя по всему, северяне, применяют магию, не укладывающуюся в наши паттерны. Она хаотична, интуитивна, основана на иных принципах. Анна, со своим «чтением», может стать нашим… сканером. Инструментом для анализа и предсказания их действий.

В зале воцарилось молчание. Анна сидела, сжимая подлокотники кресла, чувствуя, как ее сердце бьется где-то в горле. Ее обсуждали, как прибор. Как оружие.

– Она неконтролируема, – сказал третий мужчина, тучный, с тяжелым лицом. – Как мы можем доверить ей доступ к чему бы то ни было?

– Контроль будет обеспечен, – Адамов сделал паузу. – Статус «Прикрепленного Испытуемого Ассистента». Она будет находиться под моим личным наблюдением и круглосуточным мониторингом. Она получит базовые знания об Империи и Кодексе – ровно в той мере, чтобы понимать команды. Ее будут использовать в контролируемых условиях для анализа артефактов, остатков магии противника и, возможно, для допросов.

– А если она обратит свою «грамотность» против нас? – спросила Варя.

– Тогда, – голос Адамова стал холодным, как сталь, – она будет немедленно нейтрализована. Ее метод не боевой. Он аналитический. В бою она беспомощна. А физический контроль… Он взглянул на человека в капюшоне. – Мастер Геннадий?

Существо в балахоне медленно подняло руку. Рука была неестественно длинной и тонкой, пальцы казались чересчур гибкими. Оно не произнесло ни звука, но в воздухе возникло слабое давление. Анна почувствовала легкое головокружение, а затем – странное ощущение пустоты внутри, будто какая-то часть ее сознания была на мгновение выключена. Это длилось секунду, но было невыразимо противно.

– Ментальные барьеры могут быть установлены, – проскрипел наконец голос из-под капюшона, сухой, как шелест высохших листьев. – Ограничивающие определенные типы мыслительных процессов. Сопротивляться им невозможно без специальной подготовки.

Верховный магистр с бородкой обвел взглядом остальных.

– Голоса?

Один за другим они кивали. Варя – последней, с явной неохотой.

– Хорошо. Магистр Адамов, вам предоставляются полномочия. Испытуемая Анна переходит под вашу ответственность. Используйте ее для сбора разведданных. Первая задача – анализ следов магии диверсантов в Изоляторе Восемь. Отчет через сорок восемь часов. Если результаты будут нулевыми или опасными, субъект подлежит утилизации. Совет закрыт.

Слово «утилизации» прозвучало так же буднично, как «чистке оборудования». Анну бросило в жар, а потом в холод.

Адамов поклонился.

– Понимаю. Исполню.

Он жестом велел Анне встать и повел ее к выходу. За спиной она слышала, как верховный магистр говорит уже о другом: поставках магических кристаллов с рудников, увеличение квот для военных.

Ее судьба, ее жизнь были решены за пять минут. Она стала государственной собственностью. Инструментом.

Лифт снова умчал их вниз, но не на уровень руин, а куда-то еще. Когда двери открылись, перед ними предстал совсем другой мир.

Это была не тюрьма и не дворец. Это была лаборатория, переходящая в богатые апартаменты. Просторное помещение с высокими потолками, залитое мягким дневным светом, падающим через огромное окно, выходящее уже не на город, а на внутренний двор Академии с фонтаном и странными серебристыми деревьями. Вдоль стен стояли столы, заваленные книгами, свитками, кристаллическими шарами и причудливыми приборами. В углу была небольшая, но роскошная кровать с балдахином, у другой стены – гардероб и умывальник с магически текущей водой.

– Это твои новые покои, – сказал Адамов. – Они находятся в моей личной резиденции на территории Академии. Дверь не заперта, но попытка выйти за пределы этого крыла активирует охранные чары, которые сведут тебя с ума на три дня. Ванная. Одежда – в гардеробе, подбери что-нибудь подходящее. Ты будешь есть, когда ем я. Ты будешь спать, когда я разрешу. Твое время принадлежит мне.

Он подошел к столу, взял тонкий серебряный обруч, украшенный рунами.

– А это – твой контроль. Надевай.

Анна медленно взяла обруч. Металл был холодным.

– Что он делает?

– Он подавляет любые попытки сознательного применения магии, которая не соответствует санкционированным Империей паттернам. Попросту говоря, ты не сможешь повторить то, что сделала в руинах. Попытка вызовет сильнейшую головную боль, вплоть до потери сознания. Он также позволяет мне знать, где ты находишься.

Она надела обруч на голову. Он плотно сел, будто сделан по ее мерке. Никаких новых ощущений не последовало.

– Отдыхай два часа, – приказал Адамов. – Потом мы приступим к работе. Твоя первая задача – прочитать то, что после себя оставили диверсанты.

Он вышел, закрыв за собой дверь беззвучно, но окончательно.

Анна осталась одна. Она оглядела свою золотую клетку. Роскошную, удобную, смертельную. Она подошла к окну. Внизу, во дворе, прогуливались молодые люди в темно-синих мантиях с разноцветными нашивками – студенты Академии. Они смеялись, о чем-то спорили, жили своей жизнью. Мир, в котором магия была учебной дисциплиной, карьерой, социальным лифтом. Мир, который ее либо убьет, либо сломает и использует.

Она посмотрела на свое отражение в стекле. Бледное лицо, испуганные глаза, серебряный обруч на голове, похожий на корону рабыни.

Инструмент. Прикрепленный испытуемый ассистент. Слова жгли, унижали сильнее, чем наручники.

Она сжала кулаки. Страх медленно отступал, уступая место другому чувству – холодной, ясной ярости. Ее сделали пешкой. В игре, правил которой она не знала, между игроками, которых не понимала.

«Хорошо, – подумала она, глядя на свое искаженное отражение. – Вы хотите, чтобы я читала? Я буду читать. Я буду читать ваш мир, ваши правила, ваши слабые места. И когда-нибудь, я прочту путь отсюда. Или путь к тому, чтобы сломать вашу игру.»

Она отвернулась от окна и направилась к гардеробу. Пришло время переодеваться. Надевать маску покорного инструмента. И начинать свою самую важную исследовательскую работу. Исследование тюремщиков.

Глава 4: Первая кровь

Два часа прошли с кошмарной скоростью. Анна не спала. Она сидела на краю кровати, сжимая простыни в кулаках, и пыталась упорядочить хаос в голове. Она мысленно составляла список известного. Мир – Аргард. Империя. Магия – систематизирована, регулируется Кодексом (ИКМП). Она – аномалия. Инструмент. Цель – выжить, понять, найти слабость.

Дверь открылась без стука. Вошел Тимур Адамов. Он был в другом плаще – темно-сером, простого покроя, но от этого он выглядел не менее внушительно. В руках он держал увесистый фолиант в кожаном переплете.

– Отдохнула? – спросил он, не ожидая ответа. – Начинаем. Твоя задача – взаимодействовать с пленным диверсантом. Прочитать следы его магии.

– Взаимодействовать? – голос Анны прозвучал хрипло. – Как?

– Будешь наблюдать. Задавать вопросы. Слушать. Делать то, что ты делаешь, – интерпретировать. Он положил книгу на стол. – Для начала – теория. Основы Имперского Кодекса Магических Практик, раздел первый: «Об определении и классификации магического воздействия».

Он открыл книгу. Текст был написан густым, угловатым шрифтом. Анна подошла ближе. Ее филологическое чутье мгновенно сработало – она видела не слова, а структуру. Язык законов. Сухой, четкий, перегруженный уточняющими оборотами и отсылками к другим статьям. Читать это было пыткой, но пыткой знакомой. Диссертацию-то она писала.

– Магия, согласно Кодексу, – это осознанное воздействие на реальность через ментальный импринт и вербально-жестовую формулу, согласованную с одной из санкционированных Имперской Академией энергетических матриц, – начал читать Адамов. – Любое отклонение считается либо ересью (сознательное искажение), либо аномалией (несознательное, как в твоем случае).

– Импринт? – переспросила Анна, цепляясь за знакомое слово.

– Уникальный ментальный отпечаток, формируемый у каждого ребенка в возрасте семи лет при обязательном тестировании. Он определяет потенциал и склонность к определенным школам магии. У тебя его нет. Ты – чистая доска. Или черная дыра.

Он перевернул страницу.

– Диверсанты, предположительно северяне, используют магию, не основанную на импринтах и матрицах. Она интуитивна, привязана к природным явлениям, к эмоциям. Для нас это хаос. Хаос, который мы не можем предсказать и с которым трудно бороться. Ты, со своей способностью видеть в магии «текст», можешь стать переводчиком с этого языка хаоса.

Анна молчала, впитывая информацию. Так вот в чем ее «полезность». Она – криптограф для чужого, дикого шифра.

– А что они сделали в Изоляторе? – спросила она.

– Применили резонансную атаку, – ответил Адамов. – Они не взламывали двери. Они заставили камень стен вибрировать на частоте, вызывающей разрушение. Они не стреляли огненными шарами. Они сфокусировали звук в режущую плоскость. Их магия – это магия сути, а не формы. И именно это делает их опасными.

Он закрыл книгу.

– Теории достаточно. Практика. Пойдем.

Он снова повел ее по лабиринту коридоров своей резиденции, затем вниз по узкой винтовой лестнице. Воздух становился холоднее, пахнущим сыростью и… чем-то еще. Цветами? Нет, слишком приторно. Сладковатой гнилью.

В конце лестницы была тяжелая дверь из черного дерева, укрепленная железными полосами. Адамов приложил к ней ладонь, и по полосам пробежали синие искры. Дверь отворилась внутрь.

Комната за ней была круглой и невысокой. Стены, пол и потолок были покрыты сплошным слоем тускло мерцающих рун. В центре на полу, на одиночной соломенной циновке, сидел человек.

Анна замерла на пороге.

Это был не монстр. Это был молодой мужчина, лет двадцати пяти. Высокий, худощавый, с длинными, спутанными каштановыми волосами и заросшей щетиной. Его одежда – кожа и мех, грубо сшитые, – была порвана и запачкана. На руках и ногах – массивные кандалы, от которых тянулись тонкие сияющие нити к стенам, образуя вокруг него мерцающую паутину. Но не это привлекло внимание Анны. Его лицо. Оно было не злым. Оно было… пустым. Глаза, цвета мутного янтаря, смотрели в стену, не видя ее. Из его полуоткрытого рта вырывался тихий, непрерывный звук. Не речь. Не пение. Монотонный, низкий гул, похожий на отдаленный шум водопада или на ветер в глубокой пещере.

– Он в состоянии постоянного транса, – тихо сказал Адамов. – Его сознание отключено от тела. Он – проводник. Канал. Через этот звук он, вероятно, поддерживает связь с сородичами или питает какую-то долгосрочную магию. Все попытки прервать звук силой приводили лишь к конвульсиям и кровотечению из ушей. Мы не можем его допросить. Мы не можем его «выключить».

Анна медленно сделала шаг внутрь. Звук стал громче. Он вибрировал не в ушах, а где-то глубже – в костях, в зубах. Он был неприятным, но не невыносимым. Скорее… гипнотическим.

– Что я должна сделать? – спросила она, не отрывая взгляда от пленного.

– Сделать то, что сделала в руинах. Прочитать. Понять, что это за «текст». Какую «историю» он рассказывает своим гулом.

Анна подошла ближе, стараясь не пересекать светящиеся нити. Она села на корточки на почтительном расстоянии, стараясь поймать его взгляд. Он был пуст. Она закрыла глаза, пытаясь отсечь визуальный ряд и сконцентрироваться только на звуке.

Гул. Ровный, монотонный. Но… не совсем. Если прислушаться очень внимательно, в нем были едва уловимые модуляции. Микроскопические повышения и понижения тона. Паузы, короче вздоха. Это была не просто нота. Это была фраза. Бесконечно повторяющаяся, зацикленная фраза.

Она попыталась представить его не как звук, а как ряд символов. Длинная горизонтальная линия с крошечными зазубринами. Что это могло значить? «Постоянство». «Бесконечность». «Цикл».

– Он повторяет одно и то же, – сказала она вслух, не открывая глаз. – Это не бессмысленный шум. Это мантра. Или… призыв.

– Призыв к чему? – спросил Адамов, и в его голосе впервые прозвучало что-то, кроме холодного интереса. Нетерпение.

– Не знаю. Но это о чем-то, что длится. Что продолжается, несмотря ни на что.

Она открыла глаза. Теперь она смотрела не на лицо пленного, а на его кандалы, на нити, на руны на стенах. Система подавления. Она удерживала его тело, но не могла остановить звук. Почему? Потому что звук был не магией в аргардийском понимании. Он был… чем-то иным.

И тут она вспомнила. Фрески в руинах. Они откликнулись не на заклинание, а на ее понимание, на вложенную в символы эмоцию. Может, и здесь нужно не анализировать, а… откликнуться?

Это было безумием. Но выбора у нее не было. Провал означал «утилизацию».

– Я попробую ответить, – сказала она, и голос ее дрогнул.

– Ответить? Как?

– Так же. Звуком. Но не его звуком. Своим.

Адамов молчал секунду, оценивая риск.

– Попробуй. Но помни про обруч.

Анна кивнула. Она снова закрыла глаза, отгородившись от давящей атмосферы камеры, от присутствия Адамова. Она искала в памяти не логику, а ощущение. Что она чувствовала, когда услышала этот гул впервые? Не страх. Не отвращение. Тоску. Бесконечную, глухую тоску по чему-то утраченному.

И у нее в памяти всплыло… не слово, не мелодия. Обрывок старинной казачьей песни, которую пел когда-то давно ее дед. Песни о степи, о ветре, о далеком доме. В ней не было слов, только протяжный, печальный напев на один-единственный слог «ай». Тоска по дому. Тоска по свободе.

Анна сделала глубокий вдох и начала напевать. Тихо, неуверенно, ту самую бессловесную мелодию. Ее голос, дрожащий от страха, плохо держал ноту, но она вкладывала в этот звук все, что чувствовала сама: потерянность, ностальгию, желание вернуться.

Ее напев столкнулся с гулом пленного.

И произошло неожиданное.

Гул… дрогнул. В его монотонной ткани возник сбой. Ровная линия звука изогнулась, попыталась подстроиться под ее мелодию, но не смогла и на мгновение смолкла.

Пленный пошевелился. Его пустые глаза медленно, с нечеловеческим усилием повернулись к ней. Взгляд был уже не пустым. В нем была мучительная попытка понять. Сосредоточиться.

Анна испугалась, но не остановилась. Она пела громче, увереннее, вкладывая в звук не только тоску, но и вопрос. Призыв к диалогу.

И пленный ответил. Его гул изменился. Из монотонного он стал волнообразным, подражая ритму ее напева. Это было жутко и прекрасно одновременно – два звука, две тоски, нашедшие друг друга в этом каменном мешке.

Но затем в комнате что-то щелкнуло. Анна почувствовала острую, режущую боль в висках. Серебряный обруч на ее голове загорелся холодным огнем. Он подавлял не магию – он подавлял саму интенцию, попытку магического воздействия, пусть даже такого примитивного, как эмоциональный резонанс.

Боль была невыносимой. Ее песня оборвалась на полуслове с хриплым всхлипом. Она схватилась за голову, сжимая виски, чувствуя, как ее сознание затягивает черная пелена.

Пленный диверсант взревел. Его ответный гул, лишившись гармонии, превратился в хаотичный, дикий вопль ярости и боли. Он рванулся с места, светящиеся нити кандалов натянулись, затрещали, но выдержали. Руны на стенах вспыхнули ослепительно ярко, и в воздухе запахло озоном. Тело диверсанта дернулось в конвульсиях, изо рта и носа хлынула кровь, но его крик не прекращался – теперь это был звук чистой, животной агонии.

Адамов действовал молниеносно. Он шагнул вперед, его трость описала в воздухе сложный знак. Из кристалла на ее набалдашнике вырвался сноп ослепительно-белого света и ударил в пленного. Тот затих, обмяк, безжизненно повис на светящихся нитях. В комнате воцарилась тишина, нарушаемая лишь хриплым дыханием Анны и тихим шипением догорающих рун.

Анна сидела на полу, обхватив голову руками. Боль отступала, оставляя после себя пульсирующую пустоту и тошноту. Перед глазами плясали черные пятна.

Адамов подошел к ней. Он смотрел на повисшее тело диверсанта, затем на Анну. В его глазах не было ни гнева, ни разочарования. Был расчет.

– Интересно. Обруч среагировал на попытку установить связь, а не на применение силы. Значит, твой метод – это не заклинание, а форма коммуникации. Магия как язык в прямом смысле.

Он протянул руку, чтобы помочь ей встать. Анна, все еще дрожа, проигнорировала ее и поднялась сама, опираясь на стену.

– Он… он понял, – прошептала она. – Он откликнулся.

– И чуть не убил себя и, возможно, нас, когда связь прервалась. Твоя «коммуникация» неустойчива. Опасна.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.