Девочка

Благодарности:

Ирина Латышева

© Ирина Латышева, 2025

ISBN 978-5-0065-0372-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава 1

В монотонной, режущей уши тишине я сижу на холодном бетонном полу, поджав ноги к груди, чтобы хоть немного согреться. Мои руки исцарапаны, одежда разорвана, а в животе урчит. Я не ела уже несколько дней. Ужасно кружится голова и нет сил ни плакать, ни даже тихо стонать. В этом месте я потеряла счёт времени. Даже не знаю, сколько тут нахожусь. Месяц, два, три… Сложно определить, ведь я даже не вижу солнечный свет. Единственный источник свежего воздуха тут – это маленькое отверстие под потолком, из которого торчит трава. Иногда к нему подбегает собака, начинает лаять и рыть землю. Видимо, чтобы добраться до меня, но за всё время, что я тут нахожусь, ей это так и не удалось.

За стеной слышен какой-то шорох. Я медленно повернулась к источнику шума, преодолевая слабость и головную боль. Ключ в замочной скважине с грохотом прокрутился несколько раз и из-за скрипучей железной двери показалась лысина здоровенного мужика, который выносит моё ведро. Он с безразличием посмотрел на меня и скрылся за дверью вместе с отходами моей жалкой жизнедеятельности. Я осталась сидеть в исходном положении, стараясь производить как можно меньше движений головой, чтобы не блевануть.

В голове всплывают образы, воспоминания о совсем недавнем дне рождения моей подруги, от которой я не захотела ехать домой на автобусе, а села в эту клятую машину к вонючему волосатому мужику. Внутри было ещё трое: молодой парень на переднем сидении и две взрослые женщины сзади, одна из них худая, как тростинка, другая наоборот, женщина-пышка с кудряшками. Она мне напомнила мою первую учительницу в начальных классах. Такие же светлые глаза, румянец на щёчках и маленькие тонкие губы.

Мы ехали вдоль полей по главной трассе, затем свернули на лесополосу. До сих пор жалею, что села к нему. Нас заперли в этом подвале и очень долго морили голодом, не давали даже воды, и били, если мы пытались звать на помощь. Потом нас расселили по отдельным комнатам и спустя некоторое время стали выводить на ринг, сражаться на смерть, чтобы толпа людей с толстыми карманами наслаждалась этим зрелищем.

Мне ещё долго снилась та худощавая женщина. Мой мозг не хотел принимать то, что я сделала, и мне всегда казалось, что она рядом. Я чувствовала её присутствие в своей комнате. Это были ужасные дни и кошмарные ночи, когда я боялась заснуть, чтобы не видеть бесконечно повторяющийся сон, где я голыми руками задушила бедняжку.

Она особо не сопротивлялась. Только плакала и махала руками. Мне очень жаль её, но голодный, жаждущий жить человек, способен на зверство. Её плоть была трофеем для победителя в этой схватке и, что не удивительно, тяжело усваивалась моим организмом. В тот день лысый здоровяк несколько раз выносил ведро, пока мне не стало легче.

– Мотя, тут баба ласты склеила! – послышался грубый голос из-за двери. Я слишком сильно истощена, чтобы хоть краем глаза подсмотреть, что там происходит. Судя по звукам, кто-то тащит по полу нечто тяжёлое. Внезапно моя дверь захлопнулась. Скорее всего, её закрыли, чтобы я не выбежала.

За дверью всё ещё слышны приглушённые шорохи, я смотрю на разрисованную мелом стену. Вообще, это не мел вовсе, а кусочек извёстки. Он откололся от стены, и я решила им порисовать, чтобы хоть как-то скрасить своё заточение здесь. К счастью, меня за это не били, хотя я очень этого боялась.

На серой стене красовались дома с лужайками, всякие зверюшки и просто детсадовская размазня. Я никогда хорошо не рисовала, поэтому все эти рисунки были похожи на мазню шестилетнего ребёнка. Но мне приносило удовольствие сие занятие, так как оно позволяло хоть на мгновение забыть об этом холодном подвале и тех ужасных боях, в которых мне приходилось убивать ни в чём не повинных людей.

Та женщина была первым моим оппонентом в смертельной схватке. После неё было ещё двое – старик и парень. Честно сказать, мне просто повезло, что я ещё жива. Парень мог бы меня запросто прикончить, но он был уже избит и очень слаб, чтобы сражаться на полную мощь. А старик был неповоротлив. Я впилась ему в шею зубами и вырвала кусок мяса как волк, заваливший оленя и поедающий его всё ещё тёплую живую плоть.

Кровь забила фонтаном из рваной раны старика, она залила весь ринг и решётку клетки, в которой проходили бои. Мои глаза тоже были залиты кровью, но я рьяно продолжала рвать его на куски как обезумевшая. Толпа ликовала и требовала ещё. Они бросали в клетку еду и смеялись, а я жадно всё это проглатывала. Фрукты, чипсы, фисташки – всё это была закуска гостей под спиртные напитки, и теперь она бросалась мне на ринг под крики и свист толпы.

Заляпанные кровью глаза едва могли что-либо различать, поэтому я ползала по рингу и собирала всё, что нащупаю руками. Найденное тут же отправлялось в рот. Толпа не переставала кричать и свистеть, и в клетку залетало ещё больше закуски.

В какой-то момент кровь засохла на моём лице, от чего появилась неприятная стянутость кожи. Зрение вновь вернулось и тут я увидела старика, чья шея буквально разорвана на куски, от чего голова казалась отчленённой от тела. Он лежал с чуть приоткрытым ртом и глаза его, наполненные страхом, смотрели в решётчатый потолок железной клетки.

Я медленно закрыла ему веки, и внезапно возникший рвотный рефлекс выплеснул на его лицо всё, что я только что съела.

После того боя мой желудок долго болел, и Мотя несколько раз ставил мне обезболивающее. Походу, он тут за няньку – выносит вёдра, ставит уколы… А может, он просто шестёрка, хрен его разбери.

Вновь послышался какой-то шум. Я схватилась руками за голову, чтобы унять боль, но это не помогло. В комнату вошёл тот самый вонючий кучерявый мужик, из-за которого мы все здесь оказались. В левой руке он держал сигару, а правой попытался стряхнуть пепел с уродливого серого спортивного костюма, который обтягивал его толстое, обрюзгшее тело, из-за чего он походил на огромную волосатую гусеницу.

– Ну и отожгла же ты на прошлой неделе! – произнёс он с нескрываемым восторгом.

– Как насчёт повторить? – он посмотрел на меня чёрными как бездна глазами и затянулся. Сигара на фоне его роста казалась огромным дилдо, который он еле-еле заталкивал в свой маленький рот.

В это время ко мне подошёл Мотя и поднёс к носу ватку, пропитанную нашатырным спиртом. Я словно очнулась от глубокого сна, головная боль никуда не делась, но пелена с глаз и заторможенность куда-то улетучились.

Он подхватил меня под руку и поставил на ноги. Мы вышли из комнаты и направились к рингу. Длинный, тусклый коридор был настолько узким, что Мотя со своими габаритами был вынужден протискиваться через него боком. Ровно через пятьдесят шагов перед нами возникла дверь, ведущая прямиком в клетку. Вряд ли Мотя и кучерявая гусеница, сосущая дилдо, считали шаги вместе со мной. Их задача была в том, чтобы устроить грандиозное шоу для толстосумов.

Меня привели первой. Толпа уже с воодушевлением ждала моего прихода и тут же заликовала, стоило мне появиться в дверях. Мотя завёл меня в клетку и отправился за следующим бедолагой, который так же, как и я, оказался здесь по своей же глупости.

Вспоминая тот день, когда я сюда попала, я вновь ясно услышала слова мамы: «Не садись в машину к незнакомцам». Какая же я идиотка, что не послушала её!

Тот день выдался очень жарким. Я была на дне рождения своей подруги. Раньше они жили рядом с нами, прям через дорогу, но потом переехали в поселок. Это было три года назад. А сегодня ей исполнилось восемнадцать. Это был жаркий майский денёк, который сулил нечто хорошее и вселял надежду в светлое будущее, которое начнётся сразу после выпускного бала.

Мне было немного завидно, что ей предстоит испытать столько волнительных эмоций, которые испытывают все ребята на выпускном балу. Прощание с любимым учителем, слёзы, радость, предвкушение взрослой жизни и, то самое чувство внизу живота от ожидания неизвестного, и от того, загадочного, будущего. Я на своем выпускном не проронила ни слезинки. Наоборот, мне было невероятно весело от того, что наконец-то я больше не увижу своих одноклассников. Мне очень хотелось провести свой выпускной как-то волшебно, в дружелюбной обстановке, запускать фонарики в небо, встретить рассвет…

Меня не принимали. Все десять лет в школе я была изгоем. Что бы я ни делала, пытаясь влиться в коллектив, все получалось ещё хуже, чем было. Мне так и не удалось подружиться с одноклассниками. Поэтому свой выпускной я отмечала сама по себе, гуляя с подругой по городу, в красивом красном платье, которое мне одолжили соседи.

– С днём рождения! С днём рождения! С днём рождения! – с веселым криком друзей хлопнуло разноцветное конфетти, засыпав все, что было на столе. Моя подруга радостно задула свечи на белоснежном торте с надписью «18 мне уже». В тот же момент кто-то заиграл на гитаре. Это был её отец. Бледнолицый, с рыжими прилизанными волосами, под два метра ростом и очень худой. Он всегда играл для неё и пел, по любому поводу. Но этот повод был особенным – его любимой девочке уже восемнадцать.

Ловко перебирая струны длинными бледными пальцами, он запел какую-то незнакомую мне песню. Его голос был таким красивым, лился, как река. Я уже не вспомню мотив той песни, но скажу точно – мы все слушали его завороженно долго. Когда прозвучал последний аккорд песни, и гитара затихла, все аплодировали стоя.

После весёлых посиделок я отправилась на автостанцию, но вместо того, чтобы спокойно сидеть в зале ожидания, мне приспичило сесть в машину к незнакомцу, который предложил довезти меня за небольшую, чуть превышающую стоимость билета, плату.

Пассажиры, сидящие в машине, не вызывали никаких сомнений, что это и правда такси. Убедившись, что этот человек точно бомбила, коих дофига в таких местах, я без сомнений села, порадовавшись, что не придётся ехать целый час из этой деревни до города на автобусе. На такси я доберусь до дома вдвое раньше, да и цена не кусается.

Довольная и счастливая я любовалась природой, простирающейся вдоль трассы. Потом началось поле и десятки огородов. Минут через пятнадцать, не доезжая до очередного поселения, мы свернули на лесополосу.

– Мне нужно взять запчасти для своего КАМАЗа, это займёт немного времени, – сказал кучерявый и добавил, – я же дальнобойщик, а в свободное время таксую. Надо же как-то сводить концы с концами, ну, вы понимаете.

В машине царила тишина. Никто из пассажиров не издал ни звука. Молчание – знак согласия. Да и что тут возражать, все его прекрасно понимали.

Водила не спеша и, как-то даже расслабленно, крутил обшарпанный руль. Влево-вправо, объезжая ямки на дороге. Машину мягко покачивало из стороны в сторону, из-за чего мне стало немного не по себе – слегка укачало. Вечернее солнце ласково обогревало, радуя своими теплыми лучиками. В это время года природа по-особенному хороша и красива.

В машине присутствовал характерный запах сигарет. Местами прожженные пеплом пассажирские сидения говорили о том, что хозяин совсем небрежлив и даже не пытался хоть немного ухаживать за своей «ласточкой».

Его кучерявые черные волосы, казалось, были на всем его тучном теле, сбиваясь в маленькие комочки на плечах и спине. Он был одет в белую майку, которая уже растянулась до безобразия, принимая форму своего носителя. Волосатые руки лениво крутили руль, а огромный нос, то и дело шмыгал всю дорогу.

Как только мы подъехали к его дому, который стоял один в полной глуши, водитель вышел и открыл ворота. Из-за них вышли трое парней с ружьями. Они нацелились на нас и потребовали выйти из машины с поднятыми руками. Я такое только в кино видела.

С тех пор моё представление о светлом будущем и о жизни в целом полностью перевернулось с ног на голову. Теперь я знаю, что у жизни есть вторая, абсолютно черная сторона.

Как бы вы не старались думать только о хорошем, жизнь постоянно будет напоминать, что все не так просто. Она будет пинать вас до тех пор, пока вы не поймете и не примите одну простую истину – жизнь такая, какая она есть, и подстраиваться под вашу нежную натуру она не будет.

Так или иначе, все равно каждый из нас мечтает о светлом будущем, такова наша природа. Мы обязаны верить во что-то хорошее, чтобы просто не сойти с ума. Вопрос лишь в том, сколько жизненных пинков придется вытерпеть, чтобы потом с облегчением выдохнуть и отправиться на «заслуженный отдых» – кто-то в гроб, а кто-то учить жизни собственных внуков. Есть и третий вариант – принять все как есть и просто жить. Не задавая глупых вопросов.

Ярким светом щелкнул прожектор, вернув меня к реальности. Через пару минут на ринг привели другую девушку. Она чуть старше меня, может года на два – три, светлые длинные волосы, бледная и напуганная. Похоже, она тут впервые и не понимает, к чему нужно быть готовой. Заплаканные глаза говорят о том, что ей очень страшно, и, судя по свежим синякам на запястьях, её связывали. С ней могли творить всё, что угодно. Я могу лишь догадываться о том, что ей пришлось пережить. И мне её безусловно жаль, но выжить может только один из нас.

В помещении ведутся жаркие споры, разногласия, кто-то свистит, кто-то смеётся, парни с ружьями сторожат двери у выхода из этой подпольной организации. Выход из клетки тоже охраняется. Мне не сбежать отсюда, я в ловушке. Остаётся только драться.

Весь свет переместился на ринг, зрители остались в темноте, разговоры стихли, в клетку вошёл Кучерявый и стал представлять нас публике. Как только очередь дошла до меня, толпа стала кричать и аплодировать. Интересно, но за всё время, что я здесь, он ни разу не спросил моего имени, а публике я известна как Девочка.

– Вы знаете, что бывает, когда человек лишается всех благ и удовольствий жизни? Он впадает в отчаяние. А вы знаете, что бывает, когда человек лишается возможности поесть? Он превращается в животное! В зверя! Готового убить ближнего ради сочного куска мяса!

Толпа завопила, и все начали кричать «Бой! Бой! Бой!». Кучерявый продолжил:

– Эта Девочка не ела несколько дней! Она очень голодна и озлоблена! Но и вторая не такой уж божий одуванчик как может показаться на первый взгляд! Они уже выходили на этот ринг и до сих пор живы! А почему? Потому что голод сильнее человечности!

Толпа завопила еще громче и все стали топать ногами выкрикивая «Бой! Бой! Бой!».

Закончив речь, Кучерявый вышел в основное помещение, а Мотя жестом, как рефери, дал нам знак «к бою».

Глава 2

В двери снова шумно прокрутился ключ. В комнату вошёл Кучерявый с подносом. Обычно мне приносит еду Мотя, и это была просто чашка с мясом, но в этот раз пришёл сам хозяин-барин. На подносе, в красивой фарфоровой посуде, с пылу-с жару красовались хлеб, сало, гуляш с рисом, компот и пирожок. Он, улыбаясь, протянул мне чистое вафельное полотенце и приборы. Следом вошёл Мотя с ещё одним подносом, на котором стояли коньяк и две стопки.

– Ты заслуживаешь особого отношения, – сказал Кучерявый и присел рядом со мной на матрас.

Он налил обе стопки горячительного напитка и предложил выпить. Я не стала отказываться и следующие пару минут меня немного штормило. Он в это время закинул в рот кусочек сала и начал говорить:

– У меня на тебя большие надежды, Девочка. Ты очень сильная и умная. Ты единственная продержалась столько времени и до сих пор продолжаешь бороться. Ты настоящий джигит, – он сделал небольшую паузу, словно обдумывая или подбирая подходящие слова. – Знаешь, ты самая молодая из всех, кто тут был.

– Сколько тебе лет? – спросил он.

– Девятнадцать – выдавила я.

Он хмыкнул – ты не должна быть здесь, ты жизни-то ещё не видела.

Он немного отвернулся от меня и продолжил:

– Я бы тебя отпустил, но назад пути уже нет. Я не могу так рисковать. Продолжай бороться до последнего, а я буду тебя хорошо кормить и разрешать мыться один раз в неделю.

– Между первой и второй, как говорится, – сказал он и снова разлил по рюмкам ядреный напиток. – Знаешь, что это? Это коньяк. Причем, очень хороший. Он мне в копеечку обошелся. Я все думал, зачем я его купил? С кем мне его распивать? Жена не пьет, друзей особо нет. И убрал его в погреб. Но сегодня я вспомнил о нем. И подумал – было бы отлично распить его с тобой! А знаешь, почему именно с тобой? Потому что ты мне напомнила кое-кого…

Он немного помолчал и добавил:

– Моего отца. Да-да. Отца. Знаешь, он был очень упертым и жестким. Нас было семеро в семье, и он один нас всех обеспечивал. Он работал, не покладая рук. У него была одна задача – прокормить нас. Эта цель была его двигателем, мотивацией. Благодаря ей он каждое утро вставал и шел работать. У него была нелегкая работа. При этом он брал еще кучу разных подработок. Домой возвращался затемно. Мы практически его не видели. Но зато у нас всегда был полон стол еды. Мы были одеты и обуты. Ходили в школу…

Но потом мы все выросли. У каждого из нас появились свои семьи. Мы покинули родительский дом. Казалось бы, живи да радуйся на пенсии. Но наш отец не смог спокойно прожить старость. Он не смог сидеть дома, заниматься огородом, рыбалкой и так далее. Он так и продолжал работать, пока его не выпнули из-за возраста. Тогда он впал в депрессию. Он больше не видел смысла жить и чего-то добиваться. Он нас вырастил и обеспечил. Его миссия закончилась. Он так и не смог найти себе какое-нибудь хобби или увлечение… Он уже давно умер. И вот глядя на тебя, я вижу его. Ты всеми силами стараешься выжить. А выжить ты хочешь в первую очередь не для себя, а для родных. Ты хочешь, чтобы они радовались тому, что ты жива. Это твоя цель и мотиватор. Вот что помогло тебе продержаться столько времени здесь. Ты такая же упертая. Ты молодец.

С этими словами он снова опрокинул в себя алкоголь.

Я отпила половину из рюмки.

– До дна, – сказал он

Я повиновалась и допила остальное.

– Знаешь, мне тебя правда, очень жаль, – он виновато посмотрел на меня. – Каждую ночь я думаю о тебе. Я думаю, что лишил тебя юности и нормальной жизни. Поэтому я виню себя. Иногда мне хочется тебя отпустить. Но я этого не сделаю. Уже поздно поворачивать назад… Если ты вернешься к родным, то все им расскажешь, и меня посадят. А я не для этого стараюсь. Понимаешь, этим миром правят деньги. Деньги – это бог и дьявол в одном лице. Они нами управляют. Мы зависим от них. Мне противно от того, что я стал таким из-за денег. Я превратился в животное, в морального урода, в злодея, в преступника! Но когда я вижу прибыль от всего этого, когда эти бумажки шелестят в моих руках, я забываю обо всем на свете… Мне хочется еще больше.

Я обычный дальнобойщик. Работаю сам на себя. Между рейсами устраиваю бои. Я мог бы забросить дальнобой и заниматься только боями, но я люблю дорогу. Я люблю крутить баранку.

Он отломил хлеб, намазал его маслом и отправил в рот.

– Благодаря этим боям я открыл два магазина в городе. А это еще прибыль. Я не могу остановиться. Я уже по самое горло в денежной воронке, и когда-нибудь она меня засосет. Когда-нибудь меня накроют. Кто-нибудь меня все равно сдаст ментам. Сюда приедет наряд и всех нас повяжут, – он замолчал и опустил голову.

Я отломила хлеб, намазала его маслом и положила сверху сало.

– Ты такая молоденькая, – сказал он и посмотрел мне пристально в глаза. – Ты такая хрупкая… А убиваешь очень хладнокровно. На ринге ты становишься гребаным гладиатором.

Я опустила глаза. Мне стало как-то неловко. Я представила себя со стороны, когда откусила кусок мяса с шеи того старика. Наверное, это было дикое зрелище. Возможно, у меня были свирепые глаза и бледные зрачки. Возможно, мое лицо тогда было искривлено зловещей гримасой…

– Я говорил тебе насчет привилегий? – он снова посмотрел на меня. Я кивнула.

– Так вот, – продолжил он, – тебе принесут раскладушку, чтобы ты не спала на холодном полу, и одеяло. И еще, раз в неделю тебя будут приводить в ванную комнату помыться. Это все, что я могу для тебя сделать. Я совершил большую ошибку, привезя тебя сюда. Это все, чем я могу хоть как-то загладить свою вину перед тобой.

После ещё одной небольшой паузы он снова произнес:

– Прости, что так вышло. Я правда очень жалею.

С этими словами он вышел из комнаты, оставив меня переваривать только что услышанное. Неожиданно к горлу подкатил ком жалости к себе. Я начала неистово рыдать, но тихо, чтобы никто не услышал.

После этого разговора прошло ещё несколько боёв. В последнем меня чуть не убили, прокусив шею и сломав пальцы на правой руке. Но я изо всех сил старалась не терять сознание. Меня швыряли как тряпичную куклу по разным углам клетки. Парень был свеж и зол. Очень зол. Его не так долго морили голодом, но избивали, судя по разбитой губе и заплывшему глазу.

В последний момент, когда он уже душил меня, повалив на лопатки, я вспомнила, что человеческие соски должны быть очень чувствительны и изо всех сил стала их крутить. Он закричал от боли и начал отбиваться, освободив тем самым мою шею. В этот момент я резко ударила ему лбом в переносицу, отчего он потерял равновесие и упал на пол, закрыв лицо руками. Не теряя времени, я подбежала к нему и прыгнула на горло, продавив адамово яблоко в пол. Пусть я и небольших размеров, но весь мой вес, упавший на хрупкие хрящи шеи, заставили парня отдать богу душу. Это были самые мучительные две минуты в его жизни. Он захлёбывался собственной кровью без возможности вдохнуть. Если бы я могла освободить его от мучений, то непременно бы это сделала, но, к сожалению, пришлось наблюдать его страдания.

– Смотри-ка, а тебе повезло, артерия не задета, – пробасил Мотя, обрабатывая мне рану. Это были первые слова, которые я услышала из его уст за всё время моего пребывания здесь.

Вечером меня ждала тёплая ванна и хороший ужин. Прежде, чем привести меня в ванную, мне на голову надевали мешок и связывали руки. Боятся, всё-таки, что я могу сбежать. Значит, шанс есть.

В самой ванной комнате я была одна и могла спокойно раздеваться без всяких опасений. Мотя ждал меня за дверью. У меня был шанс пролезть через маленькое окошко под потолком, но сделать это бесшумно никак не выйдет, да и рост не позволяет забраться так высоко, и ванна скользкая.

Мне тяжело обдумывать план побега, не зная планировки дома и то, насколько сильно охраняется территория, и как именно расставлена охрана. Похоже, мне ничего не остаётся, кроме как действовать интуитивно, но я ненавижу что-то делать, не узнав всех деталей.

После водных процедур, меня отвели обратно в подвал. Спать на раскладушке оказалось гораздо лучше, чем на полу. Да и матрас ещё не настолько стар, чтобы в нём сбилась вата в огромные комки.

Мысли о маме периодически меня одолевают, и чтобы не расклеиться, я отгоняю их подальше от себя. Когда мне очень одиноко и грустно, в голове всплывает её образ. Сладко-мятный запах шампуня, который пропитал её густые черные локоны, твердая поступь и, голубая ночная рубашка, которую она носила дома. Хочется прижаться к ней, рассказать обо всём, что я тут пережила. Услышать её голос, смех.

В эти моменты подступают слёзы, но я должна быть сильной. Если дам волю эмоциям, то пропадёт желание жить и бороться. Я всё ещё надеюсь, что выйду отсюда живой и вернусь в родной дом.

Хорошо, что мне дали одеяло, так мне намного уютнее и спокойней находиться здесь, особенно, когда прячусь под него. В этот момент я чувствую себя в безопасности, будто весь мир исчезает, и остаюсь только я наедине с собой.

На следующее утро снова заскрипели петли металлической двери. В комнату вошли Кучерявый с каким-то мужиком. Симпатичным на вид, в деловом костюме тёмно-синего цвета, брюки заужены, пиджак приталенный, туфли под цвет кожаного ремешка часов на правой руке. Он достаточно высокий и плечистый, так что ему пришлось лопатками упереться в потолок. Очень хорошее телосложение, настоящий Аполлон. Он засунул руки в карманы и стал пристально меня разглядывать.

Я стояла не шевелясь, стараясь как можно меньше встречаться с ним глазами. Его стрижка, руки, запах сводили меня с ума. Он показался мне очень красивым, статным мужчиной. Я боялась даже дышать в этот момент.

Он обошёл вокруг меня, потрогал за волосы, губы, обратил внимание на повязку на шее, которую Мотя так неумело и наскоро наложил. Затем спросил моё имя. Его голос был очень басистым, казалось, будто стены трясутся от этого тембра.

– Люда, – еле выдавила я, чуть не прикусив язык. Мне очень не хотелось разговаривать с ним. Он красив, но во всём красивом присутствует обман.

– Ахахаха! – стены вот-вот разрушатся от вибраций, создаваемыми его голосом. Он смеётся ещё несколько секунд и замолкает. Где-то в комнате осыпается извёстка со стены.