- -
- 100%
- +
Это был небольшой лесок. В полумраке сумерек черные птицы на деревьях хриплыми голосами пели свою вечернюю песню. Кто-то зажег бумажные фонарики и повесил их на нижние ветки деревьев. Дункан пошел вдоль линии фонариков, заметив, что в траве протоптано что-то вроде тропинки. Впереди себя Талискер вдруг заметил одинокую фигуру, сидевшую на обломке дерева, прижав колени к подбородку.
– Трис?
Это был на самом деле его сын, одетый в металлический нагрудник, искусно украшенный филигранной резьбой, и плед правителя. На боку у него висел громоздкий боевой меч.
Тан плакал.
– Что случилось, Трис? Почему ты здесь? Все очень беспокоятся о тебе…
Трис обреченно махнул рукой.
– Они могут подождать, правда ведь? – пробормотал он. Потом засмеялся дрожащим смехом. – Посмотри на меня, отец. Тебе приходилось когда-нибудь видеть фигуру, меньше подходящую для правителя, чем моя?
– Это ведь только на один вечер, Трис. Я понимаю, что ты себя неудобно чувствуешь, но после всех формальностей можно будет сразу переодеться в твою обычную одежду. Ты из-за этого плачешь?
– Нет. – Тристан уныло покачал головой, потом опять сел на дерево. – Она любила приходить сюда. Это было ее место. Когда мы в первый раз нашли его, я ее поддразнивал. Говорил, что деревья выросли такими сильными и большими на том мес-те где раньше ничего не росло, потому что земля пропитана кровью воинов, которые здесь погибли… – Голос Тристана дрогнул; юноша вспомнил, что его отец был ветераном этой битвы. – Прости меня, отец…
– Все в порядке, Тристан. – Талискер сел рядом с сыном и стал рассеянно смотреть на деревья, казавшиеся в темноте двигающимися тенями. – Возможно, ты прав. И что она ответила?
– Она не обратила на мои слова внимания и все равно любила приходить сюда. Сестра не позволяла отговаривать себя от чего-то. Посмотри. – Он показал на ближайший ствол дерева. – Риган вырезала на нем свое имя.
– Она умерла, Тристан.
Талискер произнес эти слова насколько возможно мягко. Медленно, понимая, что время подгоняет его, Дункан рассказал сыну о том, что сделала богиня Фирр. Тристан долго молчал, не находя в себе сил заговорить.
В конце концов он проговорил:
– Ты помнишь, я обещал, что ни один сеаннах не станет рассказывать о Риган легенд? Я и сейчас этого не хочу. В Сутре вряд ли кто-нибудь вспомнит о ней с любовью и благодарностью…
– Но это ведь не значит, что мы с тобой не можем этого делать? – возразил Талискер. – В конце своей жизни она поступила правильно…
– Хотя это уже не вернет погибших…
– Нет. Но мы будем помнить ее, – у Талискера перехватило горло, и голос дрогнул, – как мою дочь…
– И как мою сестру, – закончил Тристан. – Да.
Они несколько минут посидели в тишине, глядя на дерево Риган. Раздалось громкое пение. Сиды и Великие праздновали восстановление законного правителя, оставив недавние слезы истории. Звук был чистый и высокий.
– Нам надо идти, – одернул себя Талискер. – Тебя ждут и волнуются…
Тристан неохотно встал, и они пошли по тропинке.
– Трис? – окликнул его Талискер.
– Что?
– Я знаю, что ты любил Риган, но тебе не нужна ее помощь. Ты будешь великим правителем. И ты… всегда мог им быть…
– Спасибо, отец.
Они бок о бок вернулись в город, где звук поющих голосов поднимался высоко в небо.
ЭПИЛОГ
Нима, наплакавшись, уснула. Она больше не хочет быть сеаннахом, решила девушка. Когда Мориас вернется в долину, она сообщит ему, что передумала…
В доме было совсем темно, когда Нима проснулась. Ее разбудил какой-то шорох. Она села в кровати, затаив дыхание и прислушиваясь к звукам. Через некоторое время девушка встала и тихонько, на цыпочках, пошла в гостиную. Огонь в очаге давно погас. В комнате было темно и тихо, но когда Нима увидела фигуру, сидевшую в большом мягком кресле, у нее не осталось сомнений.
– Учитель. Вы вернулись.
– Да, девочка. – У него был усталый, но довольный голос. – Ты хочешь мне что-то сказать?
– Да. – Нима, не зажигая лампы, села на стул напротив, подогнув под себя колени и завернув ноги в подол ночной рубашки. – Я не думаю, что смогу стать сеаннахом, Мориас, – сказала она серьезно.
– Но почему, Нима? Ведь твои соплеменники выбрали именно тебя.
– Знаю. Но это так… печально. Ведь все эти истории – не просто слова, верно? Все эти события происходили с людьми.
– Конечно. Ты в мое отсутствие смотрела в воду? Считаешь, Тристан не заслужил своего счастья?
– Конечно, заслужил. Но Риган… и тот странный человек…
– Нокс?
– Да. Они совершали плохие поступки, учитель. Плохие и жестокие.
– Но?
– Откуда вы знаете, что будет «но»?
– А разве нет?
– Да. Но они были…
Девушка пожала плечами. Из-за молодости и неопытности ей приходилось подыскивать нужные слова, чтобы описать свои чувства.
– Одинокие? Никем не любимые? Ни одна из этих причин не является оправданием, Нима.
– Нет. – Она упала духом на мгновение. – Но они ведь совершили в конце своей жизни и хорошие поступки, учитель. Сделали что-то правильное, полезное. Разве можно этого не учитывать? Я не могу их ненавидеть.
– Рад это слышать, детка. Может, ты хотела сказать, что они заслуживают возможности искупления вины, чтобы им дали еще один шанс?
Она улыбнулась. Первые лучи рассвета проникли под ставни, и какая-то птичка запела свою утреннюю песню, устроившись на вязе под окном.
– Да, возможно…
Мориас вздохнул:
– Ты так молода, Нима. А в молодости люди легко прощают. Наверное, мы должны извлечь что-то полезное из этой истории. Загляни-ка в мою сумку. Я там кое-что для тебя приготовил. Принеси ее сюда.
Нима принесла его сумку с полки около двери, сомневаясь, что это может быть что-то интересное, потому что сумка казалась совсем пустой. Она отдала ее Мориасу. Тот развязал кожаный ремень, и Нима ахнула.
Небольшая комната озарилась сияющим белым светом.
– Вот возьми.
Мориас положил ей в ладонь два сияющих шарика. В них было что-то волнующее, живое.
– Что это такое, учитель? – спросила она, едва дыша.
– Это духи Нокса и Риган. Я забрал их для тебя. Ты и будешь решать их судьбу. На восходе солнца я могу позволить им уйти или раздавить каблуком своего башмака, – закончил он жестко. – Что скажешь теперь? Решение за тобой.
Нима задохнулась от волнения. Она уставилась на шарики, вспоминая все события, свидетелем которых ей пришлось стать.
– Я не могу… решить, – пробормотала она наконец.
– Ты должна, – настаивал Мориас. – И очень скоро. Что тебе подсказывает сердце, Нима?
Она долго молчала, но когда опять запела птица, девушка словно вышла из транса. Она подошла к окну и открыла ставни.
– Я могу…
Мориас кивнул, и Нима высунула руку в окно, не разжимая пальцы. Потом медленно сделала это. Словно бабочки шарики задрожали на свежем утреннем ветерке, а потом соскользнули с ее ладони и плавно полетели прочь, поднимаясь все выше и выше, словно пыльца с цветка, танцующая в лучах солнца. Потом, будто почувствовав что-то, набрали скорость и помчались на восток к восходящему солнцу нового дня.
Нима не отрывала от них взгляда, пока шарики не исчезли из виду, тогда, застенчиво улыбаясь, она повернулась к Мориасу.
– Это был фокус, учитель? Вы меня проверяли? Мориас ласково рассмеялся над ее сомнениями.
– Разве я мог бы так с тобой поступить, Нима? Просто Земля выбрала своего нового сеаннаха.