Развод. Разбитые мечты

Слова свекрови продолжают звучать в ушах, как глухое эхо: "терпеть", "понимать", "вина твоя"…

Из груди вырывается хриплый звук: не то вздох, не то беззвучный крик.

И вдруг я отчетливо понимаю.

Я не хочу так жить.

Я не хочу быть женщиной, которая терпит. Которая оправдывает удары. Которая винит себя за чужую подлость.

И не буду.

Медленно опускаю ноги на пол. Движение отзывается болью в боку, в спине, но я поднимаюсь. Тихо, осторожно, будто учусь ходить заново.

Мир вокруг по-прежнему серый, мутный, но внутри меня вспыхнул крошечный огонек. Слабый и дрожащий.

Обнимаю живот, еще совсем плоский.

"Ради тебя," – шепчу беззвучно. "Ради нас. Я выберусь отсюда."

Боль, страх, предательство все это никуда не исчезнет. Но решение помогло, теперь я отчетливо понимаю, что главное сейчас: я должна защитить эту маленькую жизнь внутри себя, даже если никто в этом доме, в этом мире, не поможет мне.

Я буду бороться.

Я не сломана.

Пока внутри меня бьется крошечное сердце, я смогу справиться с чем угодно. Не позволю им сломать меня окончательно.

Придумаю, как выбраться.

Прислоняюсь к стене, пытаясь удержаться на ногах. Комната кружится перед глазами. Заставляю себя дышать медленно, глубоко.

Начинаю думать, как сбежать.

Комната заперта снаружи – когда Каролина вышла, я слышала, как щелкнул замок. Окно. Я подошла к нему, осторожно отодвигая тяжелую штору. Второй этаж. Невысоко. Прыжок отсюда не убьет меня, если повезет. Но сможет ли выстоять тело после вчерашнего избиения? А если я наврежу ребенку?

Отступаю назад, кусая губы до крови. Нет. Нельзя рисковать так бездумно.

Нужно как-то выбраться из комнаты. Найти телефон. Вызвать полицию.

На всякий случай обыскиваю комнату, но это не дает результатов.

Сажусь обратно на кровать, сжимая в руках одеяло, пытаясь собрать мысли.

***

Дни слились в один бесформенный ком. Я перестала понимать сколько уже нахожусь в этом жутком плену. Не знала, какой сегодня день недели. Не знала, утро это или вечер, пока солнце не падало через окно в определенном углу комнаты.

Всё стало одинаковым: постель, ванная, еда. Как в больнице. Или в тюрьме.

Я потеряла связь с подругами и сотрудниками своей фирмы, теперь бизнесом руководил Анри. Даже думать не хотелось, во что он превратит мое детище.

У меня даже появилась сиделка, или, скорее, тюремщица. Крупная спортивного телосложения женщина. Она не говорила ни по-английски, ни по-французски. Смотрела на меня не как на человека, а как на функцию. Приносила завтрак, смотрела, как я ем. Не разговаривала, не задавала вопросов. Только следила.

Свекровь появлялась, как буря: шумная, раздраженная, капающая ядом, как старая ржавая труба. Жаловалась, что я "гублю мальчику жизнь", угрожала, что если я только попробую опорочить честное имя их семьи, то очень пожалею.

А потом снова тишина. Гнетущая. Пронзительная. Но я предпочитала ее.

Ходила по комнате взад и вперед, считала шаги. Прислушивалась к звукам в доме, надеялась услышать что-то извне: лай собаки, детский смех, гудки машин.

Но стены были глухи.

Как и люди.

Раны заживали.

Синяки сменяли фиолетовый на бледно-желтый, порезы затянулись.

Но внутри становилось все хуже.

Я чувствовала, как что-то во мне гаснет. Как будто тьма медленно затягивает душу, капля за каплей. Я все меньше говорила. Ушла в мысли, читала книги, благо в них меня не ограничивали. Лишь инстинкт, защитить ребёнка, держал меня на поверхности. Заставлял продолжать верить, что выберусь. Я должна его спасти. Он не может родиться в такой обстановке!

Я сидела, прижавшись лбом к холодному стеклу, и представляла, как он делает свои первые шаги. Мне почему-то казалось, что это мальчик.

"Мама, я тут. Не сдавайся."

Я слышала эти слова во сне и просыпалась. Стирала слезы с лица…

***

Меня снова тошнит, едва успеваю добежать до ванной. Тошнота вырывает из меня все: боль, страх, слабость. Я опираюсь о край раковины, дрожу всем телом. В горле жжет, глаза слезятся.

Я не слышала, как она вошла.

– Ты беременна, значит, – звучит за спиной голос свекрови. Холодный. Торжествующий. – Маленькая лгунья. Хотела скрыть это от нас?

Поднимаю глаза в зеркало. Каролина смотрит на меня, скрестив руки, словно только этого и ждала.

– Почему ты не сказала?! Анри должен знать.

– Нет, – шепчу я. – Не говорите ему… пожалуйста…

Но она уже уходит. Уже набирает номер. Я слышу его голос через телефон – громкий, злой.

Вечером Симон врывается в комнату, его глаза горят бешенством.

– Ты думала скрыть от меня моего ребенка? – орет не своим голосом. –Ты, идиотка?! Я мог навредить ему тогда! Больная дура!

Он подходит вплотную. Дышит мне в лицо, его кулаки сжаты. Но он не ударяет.

– Может стоило подумать о такой возможности, когда ты поднял на меня руку?

– Тварь! – шипит. Я вижу, как ему хочется удариться меня. Невольно сжимаюсь.

Вбегает свекровь.

– Идем, сынок. Не трать с ней нервы.

– Вы не можете вечно держать меня здесь! – кричу им вслед.

– Всему есть конец, Кира. Мне нужен ребенок. А вот ты… не так уж нужна, – бросает муж, и дверь снова захлопывается.

Глава 6

С того дня присмотр и контроль за мной еще более навязчивы и невыносимы. Мне вызывают врача для осмотра. Он подтверждает беременность, берет необходимые анализы. Сообщает, что все протекает нормально. Я пытаюсь поговорить с врачом, объяснить, что меня удерживают против воли. Но он смотрит на меня… как на сумасшедшую.

– Обязательно покажите жену психиатру и неврологу, – слышу, как он говорит это Анри, выйдя от меня.

И снова робкая надежда на спасение испаряется. Мой хитрый муж все предусмотрел. Я чувствую полную беспомощность.

Симон же, буквально помешался на своем отцовстве. Казалось, больше его ничего не волнует. Я для него лишь инкубатор.

Еще недавно я думала, что у меня интересная жизнь, я реализовывала себя в профессии, у меня была семья, муж, которого я любила. И до сих пор не могу уложить в голове, как могло все так быстро поменяться. Оказалось, что слова любви ничего не значили. Да, я прозябала каждый день в сожалениях. Казалось, что выхода нет, я почти потеряла надежду, что выберусь.

***

Этой ночью я проснулась от странного треска. Запах гари.

Вскочила, бросилась к окну. Пожар у соседей! Высокое пламя, жуткая картина! Звуки пожарных сирен приближаются. Свет мигалок заливает улицу. Люди бегают, зовут друг друга, кто-то рыдает.

Я слышу крики свекрови. Топот по лестнице. Огонь может перекинуться и на наш дом, хотя пока это достаточно далеко.

Я берусь за ручку двери, и о чудо – она не заперта. Боюсь поверить в удачу. Выбираюсь, босиком, в ночнушке. Ничего не беру с собой. Да и нет у меня ничего. Ни денег, ни документов, ни телефона. Ступаю максимально осторожно, не дай бог заскрипит половица.

Едва дышу.

Я не рискую бросаться к входной двери. Поворачиваю наоборот, вглубь дома. В прачечной есть небольшое окно, выходящее на задний двор.

Я царапаю кожу, рву рукава ночнушки, чувствую, как живот ноет от усилий, но мне удается выбраться.

Ступни касаются земли. Босиком, в ночной рубашке, со спутанными волосами, наверное, я выгляжу как привидение. Сердце стучит в висках.

Вижу полицейскую машину. Подбегаю к офицеру.

– Помогите! Пожалуйста! Меня удерживали в доме силой! Меня заперли, я беременна!

Мужчина смотрит на меня изумленно. Удивление сменяется тревогой.

– Вы сбежали из горящего дома? Вас там держали? – достает рацию.

– Да! Умоляю, помогите мне! Это очень страшные люди! – мне очень стыдно, что наговариваю, но я дико боюсь, у Симона везде связи. Не рискую произносить его имя.

– Увезите меня отсюда! Мне очень плохо! Мне надо к врачу!

– Всё в порядке, вы в безопасности. Садитесь в машину.

В его голосе мягкость, которой я не слышала уже много месяцев.

Мне открывают дверь машины.

Я сажусь. И только тогда, когда машина трогается, позволяю себе впервые заплакать от облегчения.

*******************************

Пять месяцев спустя. Санкт-Петербург

Снова дождь, но с тех пор как я сбежала от мужа садиста, и вернулась в родной город, я люблю любую погоду. Главное, что я могу сама решать, промокнуть мне, или взять зонтик. Остаться дома, или отправиться на прогулку.

Недели плена научили меня ценить прежде всего свободу. Не деньги, не положение в обществе.

Протираю витрину, красиво раскладываю пинеточки и распашонки на самом видном месте. Сегодня на них скидка.

Поправляю волосы, поглаживаю свой большой живот. Осталось полтора месяца, и я увижу своего малыша. Я волнуюсь и предвкушаю этот момент. Ни о чем больше не могу думать.

С тех пор как я сбежала из Франции, от мужа садиста, я еще до конца не разучилась беспокойно оглядываться по сторонам. Тем более, этот город не чужд семье мужа. У них здесь большая квартира, Каролина проводит тут много времени.

Но это и мой родной город тоже! Я родилась тут, выросла.

Я не готова отказываться от своих корней.

Хотя порвала все связи, только бы муж не выследил меня.

Я не писала родителям, не выходила на связь с подругами.

Сняла крошечную квартирку на окраине города. Гуляя по магазинчикам, наткнулась на объявление о поиске продавца. Хозяйке я понравилась. Ей показалось что очень мило, что ее продавец одежды для малышей будет беременна. Нашла это пикантным. Ну а я просто была счастлива найти работу.

Возвращаюсь мысленно в дни, когда находилась в подвешенном состоянии. Сидела в полиции, рассказывала свою историю и тряслась, что мне не поверят. Симон способен объявить меня сумасшедшей!

Но там была женщина-юрист. Она сразу взялась защищать меня. Не позволила полицейским усомниться в моей адекватности.

Она забрала меня к себе домой. Помогла с одеждой, обувью. А потом и документами.

Я не была уж совсем беспечной. Был тайный счет, о котором Анри не знал. Денег на нем лежало не то чтобы много. Но мне хватило расплатиться с Мари, юристом. На билет до Питера, на первое время, снять квартиру.

Я очень старалась забыть произошедшее со мной во Франции. Но это слишком сложно.

Следовало пойти к психологу, но не было лишних денег.

Так что, я просто погрузилась в работу, рутину. Это тоже помогало.

– Какой прелестный комплект, – покупательница любуется одеялком для новорожденного, розовым, ужасно милым, с вышитыми мишками.

– Ручная работа.

– Беру. Это в подарок. Заверните пожалуйста.

Сегодня неплохие продажи. Я работаю за процент, так что настроение поднимается. День продолжается, я перекладываю товар, вешаю новые поступления, отвечаю на вопросы клиентов. Немного устала. Все же, скоро уже срок рожать. Все покупатели со мной заботливы и обходительны.

Иногда меня охватывает страх, что не справлюсь одна. Возникает сильное желание позвонить родителям. Все же скоро появится на свет их внук. Может быть пора забыть старые обиды?

Но потом вспоминаю как жесток был отец. Сколько всего он наговорил мне, когда я призналась, что люблю Анри и уезжаю с ним.

Что я больше ему не дочь…

Что не хочет больше никогда слышать обо мне.

Колокольчик, висящий на двери звякает, отвлекая от грустных мыслей. Я оборачиваюсь.

Посетитель не типичен для нашего магазина. Его широкие плечи заполнили весь дверной проем…

Очень высокий, атлетически сложенный мужчина. Черные брюки, черная рубашка. Он делает шаг вперед, к прилавку, и пространство начинает стремительно сужаться. Я ощущаю, как воздух сгущается.

Узнаю это породистое лицо. Четко вылепленное, надменное. С твердой линией подбородка. Но главное – глаза. Глубокие, темно-синие, пронзительные, как будто прожигают меня насквозь.

Глава 7

Нет, нет, этого не может быть! Как они нашли меня? И почему прислали именно его??

Паническая дрожь заслоняет собой любые другие ощущения. Сердце заходится, но я изо всех сил пытаюсь дышать глубоко, чтобы унять панику. Мне нельзя, нельзя быть слабой.

– Успокойся, Кира, – голос брата мужа звучит низко и немного взволнованно. – Я приехал с миром. Мне не надо совершенно, чтобы ты родила тут передо мной.

Подонок! Как всегда презрительно откровенен!

Наша первая встреча произошла на свадьбе. Я выходила за Анри в узком кругу друзей. Его друзей. В Париже у меня никого не было.

Каролина нашу скромную свадьбу проигнорировала. У нее были свои планы. А вот старший брат заглянул на мероприятие. Лучше бы он этого не делал. Его изучающе-презрительный взгляд ужасно меня нервировал. Понятно было и без слов, что семья мужа не одобряет его поступка. Уже тогда надо было прислушаться к внутренним страхам и сомнениям. Но я была по уши влюблена.

Трясу головой, отгоняя воспоминания.

– Тебе здесь нечего делать! Я порвала с вашим семейством! Я подала на развод! Убирайся!

Обнимаю ладонями живот. Габриэль наблюдает за моим жестом пристально.

– Но развод не состоялся. Твой муж попал в аварию, Кира. Он сейчас в тяжелом состоянии. Ты должна быть рядом с ним, – припечатывает холодно.

– Нет, ни за что, – я вне себя от ужаса. – Я никуда не поеду! Никогда больше… – от мысли что снова окажусь беспомощной в чужой стране меня начинает колотить. Я верила юристу, который обещал, что расторжение брака вот-вот будет готово. Неужели меня снова обманули?

– Ты даже не спросишь, каковы прогнозы? Настолько безучастна?

Синева глаз Габриэля переходит в черноту. Он явно с трудом сдерживается. Лицо каменное. Только угол рта чуть подергивается, выдавая внутреннюю ярость.

– Ничего не хочу знать о вашем семействе!

Вздергиваю подбородок, пряча страх, но внутри все сжимается в один дрожащий, беззащитный комок.

– Жаль тебя разочаровывать, Кира. Я не уйду отсюда без тебя. Придется тебе смириться. Хоть ты и обожаешь вытворять что в голову взбредет. Не на этот раз. Я не позволю тебе рисковать ребенком Анри.

– В смысле не уйдешь без меня? Я никуда с тобой не пойду!

Габриэль хмыкнул.

Без радости. Без насмешки.

– Мой брат попал в аварию не случайно. Он задолжал много денег очень опасным людям. Поверь, я тоже не в восторге от того, что мне приходится нянчиться со вздорной бабой, еще и беременной. Но выхода нет. Они установили за тобой слежку.

– Это бред! Ты нарочно это придумал, – я не могу дышать от ужаса. Нет, не может все это быть правдой! Я же не в шпионском боевике…

Но я действительно пару дней как заметила странную машину, следующую за мной. Стало не по себе. Сразу возник страх – что это муж нашел меня. Отгоняла эти мысли от себя, убеждая, что показалось. Что это паранойя. Не хочу верить этому человеку!

Здесь, в родном городе, я смогу найти защиту. Никто не посмеет причинить вред беременной женщине посреди бела дня.

И тут же понимаю, что мои надежды по меньшей мере наивны.

– Ты же не хочешь, чтобы тебя похитили. Включи мозги. Хоть немного, Кира. Приди в себя. Хватит порхать по этой жизни бездумно, – произносит, наклонившись ко мне, Габриэль. Его дыхание щекочет мой висок.

Он так близко, что я чувствую тепло его кожи сквозь тонкую ткань платья. Хотя он даже не касался меня. Но ощущение такое, словно уже держал меня в кулаке.

Я сжала кулаки, впиваясь ногтями в ладони.

Как обычно, классическое поведение члена семьи Симон. Запугать меня. Раздавить. Подчинить.

Перевожу взгляд на окно. И вижу отчетливо в витрине ту самую машину, что уже замечала пару дней. Вздрагиваю.

Габриэль тоже их видит…

– Ты сейчас едешь со мной, поняла? – приказывает резко. – Не устраиваешь сцен. Я смогу тебя защитить. Не играй в то, чего не сможешь выдержать, – добавляет хмуро.

И в следующую секунду отстраняется. Так быстро, словно ему невыносима, омерзительна моя близость.

Машина за окном продолжает стоять. Тонированные стекла.

Меня будто пригвоздили к полу. Все рушится. Все надежды. Я верила, что дни плена позади, что никогда больше не позволю никому запереть меня в золотой клетке. Все это в секунду теряет смысл, когда Габриэль говорит:

– Анри задолжал серьезным людям. Очень серьезным, Кира. Ты, ребенок – отличное средство давления. Сейчас ты полностью беззащитна и станешь игрушкой в их руках. Тебе не понравится.

– Или в твоих, – выдавливаю, с трудом глотаю воздух, он словно стал липким и тяжелым. Все внутри дрожит. Руки сами тянутся к животу.

Я не хочу ему верить. Не могу. Но…

Картины прошлого прорываются одна за другой. Еще до того, как застала мужа за изменой, Анри в последний месяц стал другим. Резким. Дерганым. Не ночевал дома, просыпался в холодном поту, шептал какие-то обрывки фраз во сне. Один раз я видела, как он кричал по телефону, выгоняя персонал из комнаты. А потом, заметив меня, схватил меня за руку и прошипел, чтобы я «никому и ни слова».

– Он не случайно попал в аварию, – продолжает Габриэль, пристально вглядываясь в меня. – И ты не случайно оказалась под наблюдением. У тебя есть, чем платить по его счетам. Или кого забрать взамен.

Я чувствую, как внутри все сжимается в узел.

Как же отчаянно хочется послать Симона к черту! Не сомневаюсь, он еще более жесток, чем его брат! Но я не имею права рисковать. Я уже однажды чуть не потеряла малыша. Я больше не выживу, если что-то случится.

– Ты же не думаешь, что я в восторге от этой ситуации? – Габриэль прищуривается. – Я не спасатель, Кира. И не герой. Но я не дам им добраться до тебя. Тем более, до наследника нашей семьи.

Я смотрю на него – холодного, чужого, почти ненавидящего. Мой враг. Но сейчас он реальнее и страшнее любой выдумки.

– Хорошо, – говорю тихо, будто сама себе. – Только… не думай, что я тебе верю.

Габриэль хмыкает, в его взгляде скользит тень – то ли уважения, то ли снисхождения.

– А мне всё равно, веришь ты или нет. Главное – что ты сделала правильный выбор.

Я отворачиваюсь, чтобы он не увидел, как дрожат мои губы.

Нет, я не сдалась.

Я просто выбрала, что важнее.

Сейчас – выжить.

Потом – все остальное.

Глава 8

Закрываю магазин дрожащими пальцами. Замок заедает, как будто не хочет отпускать меня. Пишу короткое, сухое сообщение хозяйке под диктовку Габриэля:

Срочные обстоятельства. Не смогу больше выходить. Простите.

Он не настаивал на своей формулировке. Я просто не знала, что написать, зависла над чистым листком бумаги. Тогда старший Симон решил мне "помочь".

Смотрю на расплывающиеся слова на листке и понимаю:

Все. Меня уволят. Конечно, уволят.

Жаль до боли. Мне здесь было хорошо. Впервые за долгое время я чувствовала себя на своем месте. Маленький островок стабильности, красоты и смысла. И снова хаос. Снова семейство Симон вмешивается в мою жизнь, как ураган, все ломая, разрушая.

Следую за Габриэлем по пятам, как послушная собачонка, и сама внутри смеюсь над собой, с горькой, язвительной иронией. Что ж, так всегда и было. Он – решительный, резкий, непреклонный. Я – мечусь, пытаясь найти угол, где меня не прижмут к стене.

Сердце все еще колотится где-то в горле, и я никак не могу его загнать обратно в грудь. Мне страшно. Габриэль смог запугать меня. Он хочет сломать меня, как когда-то Анри. Видимо, это семейная черта. Их воля – как гвоздь, вбитый в дерево: не вытащишь.

Мне хочется закричать, вырваться, броситься обратно в магазин… Но уже поздно. Решение принято. Я переступила черту. И теперь – в их власти, снова.

Он подводит меня к огромной машине. Стекла тонированные, двери открываются плавно, бесшумно, сиденья обтянуты серой замшей, пахнет дорогим кожаным салоном и чем-то остро-пряным, мужским. Странным образом мне приятен этот запах, что я списываю на причуды беременности.

Я забираюсь внутрь, и как только усаживаюсь, волной накатывает головокружение. Живот тут же откликается ноющей, глухой тянущей болью. Стараюсь не выдать себя. Не показать. Только не перед ним.

Он замечает. Конечно же. Его глаза как рентген. Он уже сидит напротив и смотрит. Хмуро, пристально.

– Что такое? – в голосе раздражение, нетерпение. Будто я специально решила устроить драму.

– Ничего, – выдыхаю.

Сжимаю зубы. Как же я ненавижу это чувство страха. Оно стало вездесущим. Страх потерять ребёнка. Страх показать слабость. Страх, что он увидит, как уязвима я на самом деле.

Габриэль несколько секунд изучающе пристально смотрит. Потом, молча, подает мне бутылку воды.

– Пей, – приказывает коротко.

Я беру. Прикладываю к губам. Вода прохладная, обжигающая, и я чувствую, как содрогаюсь изнутри.

Габриэль продолжает изучать мое лицо. В его глазах ни капли сочувствия. Он вообще смотрит на меня не как на человека. Скорее, проблему, которую ему теперь приходится решать.

– Если тебе нездоровится, ты должна сказать. Ты беременна, и я несу за это ответственность.

– Боишься, что испорчу тебе дорогую обивку в машине? – не знаю откуда нахожу силы язвить.

Он морщится.

– Окей. Лучше сарказм, чем слезы. Ты всегда в слезах выглядишь жалко.

Его слова больно царапают, но я уже почти не реагирую. Слишком уставшая. Слишком… пустая.

– Ты можешь быть простым? Хоть раз? – вырывается у меня. – Или добрым, но это, наверное, из области фантастики.

– Ты хочешь доброты, Кира? – приподнимает бровь. – Серьезно? После того как предала моего брата? Сбежала, скрылась. Украла его наследника. Он безумно хотел ребенка. Устроила драму. А теперь сидишь тут и ждешь жалости?

Я замираю. Как могла забыть, что любой из Симонов всегда бьет в самое слабое место?

Но вдруг, на секунду, его голос меняется. Становится тише.

– Ты неважно выглядишь, – произносит он уже почти без злобы. – Сейчас приедем и я вызову врача.

Откидывается назад, закрывает глаза и делает глубокий вдох. Я смотрю на его руки – сильные, напряженные, они сжаты в кулаки. Он тоже на пределе.

Мы оба в клетке, просто с разных сторон прутьев.

Я отворачиваюсь к окну. С момента начала нашей перепалки я даже не заметила, что мы тронулись с места. Уже едем по трассе.

Закрываю глаза. Впервые с самого начала нашего разговора позволяю себе просто… устать. Забыть на пару мгновений, что рядом – огонь, холодный, беспощадный. Габриэль. Мой враг.

И возможно, мой единственный шанс выжить.

Я даже забываюсь коротким сном. А когда открываю глаза, понимаю – мы уже за чертой города. Здесь дышится легче. Очень много зелени. Двухэтажный дом, лаконичный, из черно-белого камня, утопает в деревьях. Тихий, отстраненный, будто специально спрятанный от остального мира. Высокие, железные ворота скользят в сторону беззвучно, как в кино.

Большие панорамные окна, холодный и величественный, очень стильный дом, он встречает меня тишиной. Ни запаха еды, ни шума телевизора. Только шелест дверей, мягкий свет из встроенных ламп в потолке, и звук каблуков пожилой служанки, которая, не глядя мне в глаза, ведет меня наверх.

Второй этаж. Гладкий деревянный темный пол, коридор. Меня проводят в просторную спальню. Огромная кровать в центре, стены серо-бежевые, свет приглушенный. Никаких фото, никаких личных вещей.

– Меня зовут Анна, если вам что-то понадобится, только скажите.

– Спасибо. Можно мне воды? И я бы хотела отдохнуть, чтобы меня не тревожили.

Мне хочется заползти в угол, свернуться и исчезнуть. Но я дохожу до кровати, ложусь, и тело словно проваливается в темноту. Ни мыслей. Ни снов. Только беспамятство.

Глава 9

– В шкафу есть необходимые вещи, – говорит служанка. – Вы можете переодеться.

– Спасибо, – киваю.

Перед тем как расстаться с Габриэлем, я пробормотала о своих вещах. Только когда уже приехали сюда, мне это пришло в голову. Он лишь бросил коротко:

– Ни о чем не волнуйся.

Я не поняла, что он хотел этим сказать.

Я хотела свои вещи. Выбранные для ребенка, и собственную одежду, пусть гардероб и очень немногочисленный.