Желание покоя

- -
- 100%
- +
– Ничего, что могло бы вас насторожить, ничего, кроме нескольких литаний и того, что мы зовем назиданиями. Там нет ничего спорного. Я не проповедник, мисс Грей, – рассмеялся молодой человек, – моя работа иного рода. Я собираю источники, делаю выписки и конспекты, в общем, готовлю труд, хотя и не под своим именем, к печати.
– Ах, Лаура, не будьте такой придирчивой. – Я взяла томик и перелистала страницы.
– Ну хорошо, – уступила она, улыбаясь.
Сумерки сгущались. Наш собеседник встал, положил руку на оконную раму, и мы побеседовали с ним еще несколько минут. Затем, коротко попрощавшись, мистер Кармел покинул нас.
Когда он ушел, естественно, мы обсудили его.
– Мне интересно, кто же он? – сказала я. – Служитель церкви? Иезуит? Или, возможно, член какого-то другого ордена? Я бы очень хотела это выяснить.
– Это знание никак вам не поможет, – вздернула брови Лаура.
– Вы так говорите потому, что я ничего не знаю об этих орденах? Но я легко могу это выяснить. Думаю, он бы рассказал нам, если б мы попросили.
– А я не думаю, что он рассказал бы нам что-то, что не намеревался рассказывать. Вспомните, он не раскрыл о себе ничего, чего бы мы не знали до этого. Мы знаем, что он католик и священнослужитель. И ваша матушка говорила вам, что он пишет книгу, так что это тоже не откровение. Он крайне сдержан, осторожен и решителен, и, несмотря на внешнюю нежность, он кажется мне несгибаемым и властным.
– Мне нравится эта неосознанная властность, – кивнула я. – Но я не заметила признаков хитрости и скрытности. Кажется, чем дольше он разговаривал с нами, тем общительнее становился, – ответила я.
– Темнеет, – сказала мисс Грей, посмотрев в окно. – Полагаю, он из тех людей, кто становится тем увереннее, чем лучше сокрыты их лица. Так снижается опасность конфликта между внешним видом и языком – опасность, которая некоторых смущает.
– Вы сегодня так подозрительны… Кажется, он вам не нравится.
– Я его не знаю, но думаю, что хотя он беседовал с нами, ни вы, ни я ни на миг не заглянули в его разум. Его мир может быть идеально божественным и умиротворенным или, напротив, честолюбивым, темным и злым, но для нас этот мир невидим.
Уже горели свечи, и мисс Грей закрывала окно, когда блеск серебряной застежки привлек ее взгляд. Она вздрогнула.
– Что там такое? – спросила я.
– Книга… я совсем о ней забыла. Я почти жалею, что мы позволили ему оставить ее.
– Мы сами попросили, не думаю, что он подсунул ее. Но как бы то ни было, я очень рада, что она у нас. Мисс Грей, можно подумать, вы увидели скорпиона. Я этой книги не боюсь: я знаю, что она не причинит вреда, потому что это просто истории.
– Ох, я тоже не думаю, что они могут причинить вред, но я почти жалею, что мы вошли с мистером Кармелом в подобного рода отношения.
– Какие отношения, Лаура?
– Одалживания книг и их обсуждения.
– Но нам не нужно ничего обсуждать. Я и не буду. Кроме того, вы так глубоко погружены в полемику между католиками и протестантами, что, я думаю, мистер Кармел находится в бóльшей опасности перейти в другую веру, чем вы. Дайте мне книгу, и я найду что-то почитать.
Глава VI
Появление незнакомца
На следующий день мы с мисс Грей гуляли по пустынной дороге, ведущей к Пенрутинскому монастырю. Справа от нее – море, слева – поросшая травой насыпь с густыми кустами ежевики. За старыми деревьями у поворота, примерно в ста шагах от нас, вдруг появились мистер Кармел и мужчина в черном, стройный, но не такой высокий, как наш постоялец. Они шли быстрым шагом, и незнакомец что-то непрерывно рассказывал. Однако это не помешало ему заметить нас, так как я увидела, как он легонько коснулся руки мистера Кармела локтем, глядя в нашу сторону. Было очевидно, что мистер Кармел ответил на его вопрос, тоже взглянув на нас. Незнакомец возобновил разговор. Они подошли к нам и остановились. Мистер Кармел приподнял шляпу и попросил разрешения представить своего друга. Мы поклонились, то же сделал и незнакомец, но мистер Кармел произнес его имя очень неразборчиво.
Этот его друг совсем не располагал к себе. Среднего роста, белый как мел и коротко стриженный, узкоплечий, с синими подбородком и висками. Казалось, ему около пятидесяти. Движения его были резкими и быстрыми, он сильно сутулился, и его лицо было постоянно наклонено, будто он смотрел в землю. Когда он кланялся, приподняв шляпу с высокого лба, сначала мне, а потом мисс Грей, глаза его, окруженные обычными для близоруких людей морщинками, прощупали нас буравящим взглядом из-под черных бровей. Как мне показалось, взгляд был свиреп, и я заметила, что он редко задерживал его на чем-то больше секунды. Какое умное, злое и пугающее лицо, отметила я.
– Прогулка, нет ничего лучше умеренной прогулки. Уверен, вы здесь катаетесь на лодке и, конечно, в карете. Что вам нравится больше, мисс Уэр? – Незнакомец говорил с легким иностранным акцентом, и, хотя он улыбался, речь его была резкой и быстрой.
Я забыла, что ответила на его вопрос, довольно странный. Он развернулся и немного прошелся с нами.
– Очаровательное место. Божественная погода. Но, должно быть, вам здесь одиноко. Наверное, вы обе мечтаете хотя бы о неделе в Лондоне!
– Лично мне здесь нравится больше, – ответила я. – Я не люблю Лондон летом, и даже зимой я предпочитаю Мэлори.
– Осмелюсь предположить, вы живете здесь с людьми, которых любите, и поэтому любите это место, – сказал он.
Мы немного прошли молча. Его слова воскресили воспоминания о дорогой Нелли. Когда-то это была наша любимая дорога для прогулок: она вела к ежевичным дебрям, богатым ягодами поздней осенью, а в мае вал покрывался первоцветами и примулами. Мои глаза наполнились слезами, но усилием воли я остановила их. Мне не хотелось плакать в присутствии незнакомца. Как редко люди плачут на похоронах любимых! Они переносят этот публичный обряд, словно казнь, бледные и собранные, и возвращаются домой, чтобы разорвать себе сердце в одиночестве. Мое сердце по-прежнему было разорванным.
– Вы здесь уже несколько месяцев, мисс Грей. Осмелюсь предположить, что вы находите мисс Уэр очень способной ученицей. Я считаю, что что-то смыслю в физиогномике, и могу поздравить вас с очень милой и послушной ученицей, так?
Лаура Грей немного свысока посмотрела на этого навязчивого джентльмена, который, задав вопрос, резко взглянул на нее, а потом быстро на меня, будто хотел проверить нашу реакцию.
– Думаю… я надеюсь, что мы счастливы вместе, – сказала она. – Но я могу ответить только за себя.
– Так я и думал, – кивнул незнакомец, делая понюшку табаку. – Должен упомянуть, что я очень хороший знакомый, можно сказать, даже друг миссис Уэр, поэтому чувствую себя вправе интересоваться.
Мистер Кармел шел молча, опустив взгляд в землю.
У меня кипела кровь от негодования, что этот бесцеремонный, а пожалуй, и наглый человек обращается со мной как с ребенком.
Он повернулся ко мне:
– По вашей внешности, юная леди, могу предположить, что вы уважаете власть. Думаю, вашей гувернантке очень повезло: глупый ученик – невыгодная сделка, а вы не глупы. Упрямый ученик совершенно невыносим, но это к вам тоже не относится: вы образец прелести и послушания, я угадал?
У меня зарделись щеки, и я бросила на него такой взгляд, который можно было бы назвать испепеляющим.
– Мне не нужно быть послушной, сэр. Мисс Грей и не думает упражняться надо мной в воспитании. В следующем году мне исполнится восемнадцать. Со мной больше не обращаются как с ребенком, сэр. Лаура, – обратилась я к гувернантке, – мне кажется, мы зашли достаточно далеко. Возможно, нам лучше вернуться домой? Мы можем прогуляться в другое время – любое время будет приятнее, чем нынче.
Не дожидаясь ее ответа, я развернулась, держа высоко голову и тяжело дыша. Я чувствовала, как все сильнее горят мои щеки.
Неприятный незнакомец, ничуть не обескураженный моим недовольством, проницательно улыбнулся и пошел рядом со мной. С другой стороны от меня шла Лаура, которая сказала мне впоследствии, что она наслаждалась моим смелым отпором дерзкому собеседнику. Она смотрела прямо перед собой, как и я. Боковым зрением я видела, что нахальный старик будто бы не осознает или, по крайней мере, не обращает внимания на нанесенную ему обиду. За ним шел мистер Кармел, все так же опустив глаза в землю.
Должно быть, ему стыдно, подумала я, что он представил нам такого неучтивого человека.
Я не успела додумать эту мысль до конца, когда незнакомец снова обратился ко мне:
– Так вы сказали, что дебютируете, мисс Уэр, когда вам исполнится восемнадцать?
Я не ответила. Что за странный вопрос?
– Сейчас вам семнадцать, и остался год, – продолжил он и повернулся к мистеру Кармелу. – Эдвин, идите домой и велите слуге впрячь мою лошадь.
Мистер Кармел исчез на тропинке, ведущей к конюшням. Снова повернувшись ко мне, незнакомец сказал:
– Что, если ваши отец и мать отдали вас под мою единоличную опеку с указанием увезти вас из Мэлори и сегодня же взять все заботы о вас на себя? Вы будете готовы немедленно уехать вместе с леди, назначенной присматривать за вами, и с одобрения ваших родителей?
– Нет, сэр, я не поеду. Я останусь с мисс Грей. И я не покину Мэлори, – ответила я, резко остановившись и повернувшись к нему.
Я почувствовала, что сильно побледнела, но говорила очень решительно.
– Нет? А если, юная леди, я покажу вам письмо вашего отца?
– Определенно нет. Только грубая сила выдворит меня из Мэлори, пока я лично не увижу отца. Он никогда не поступит так жестоко! – воскликнула я в отчаянии.
Мужчина изучал мое лицо темными огненными глазами.
– Вы смелая юная леди, и своенравная! – сказал он. – Так вы не подчинитесь воле родителей?
– Я сделаю так, как сказала, – ответила я, внутренне дрожа. Вид незнакомца с каждой минутой казался мне все более зловещим.
Он обратился к мисс Грей:
– Вы заставите ее сделать так, как ей приказано?
– Я не могу. Кроме того, в таком серьезном деле, я думаю, она права, что не предпримет никаких действий, не увидевшись с отцом или, по крайней мере, не получив известия от него напрямую.
– Ну, я должен идти, – сказал незнакомец. – И должен признаться, что все это просто мистификация: у меня нет полномочий или желания прерывать ваше пребывание в Мэлори. Скорее всего, мы больше никогда не увидимся, вы же простите старику его шутку, юные леди?
Грубо и эксцентрично высказавшись, он приподнял шляпу и с живостью молодого человека взбежал на насыпь у дороги. А потом, будто совершенно забыв о нас, спустился на другую сторону и исчез из виду.
Мы с Лаурой Грей смотрели ему вслед. Потом посмотрели друг на друга.
– Я почти подумала, что он сошел с ума! – сказала мисс Грей.
– Что заставило мистера Кармела представить нам такого человека? – воскликнула я. – Вы расслышали его имя? – добавила я после того, как мы снова посмотрели в направлении, в котором он исчез, и, по счастью, не увидели его.
– Дроквилль, кажется, – ответила она.
– Ох, Лаура, мне так страшно! Как вы думаете, папа действительно может сделать нечто подобное? Он слишком добр. Уверена, это ложь.
– Это шутка, он же сам так сказал. Конечно, очень странная, бессмысленная и не смешная даже ему самому.
– Так вы не думаете, что это правда? – настаивала я, потому что моя паника вернулась.
– Ну, я не могу думать, что это правда, потому что, если бы это было так, зачем ему говорить, что это шутка? Скоро мы все узнаем. Возможно, мистер Кармел просветит нас.
– Мне показалось, что он боится этого человека…
– Мне тоже, – кивнула мисс Грей. – Возможно, они чем-то связаны?
– Сегодня же напишу папе и расскажу об этом. Вы должны мне помочь, я буду молить папу не думать ни о чем столь ужасном и жестоком.
Лаура Грей резко остановилась и взяла меня за запястье, размышляя:
– Может быть, нам лучше развернуться и пройти немного дальше, чтобы дать ему время уехать.
– Но если он намеревается увезти меня, он будет ждать моего возвращения столько, сколько нужно.
– Все может быть, но чем больше я об этом думаю, тем больше убеждаюсь, что все это ерунда.
– В любом случае я возвращаюсь, – ответила я. – Давайте зайдем в дом и запрем двери, и если этот гнусный месье Дроквилль, или как его там, попытается попасть внутрь силой, Томас Джонс остановит его. Мы пошлем Энн Оуэн в Кардайлион за Уильямсом, полисменом. Ненавижу тревожное ожидание! Если предвидится что-то неприятное, лучше решить это как можно скорее.
Лаура Грей улыбнулась и весело заговорила о наших опасениях, будто это и правда ерунда, но я не думаю, что внутренне она была так же спокойна, как внешне.
Мое сердце бешено стучало, когда мы пошли к нашему старому дому, где, как вы уже слышали, собирались выдержать осаду.
Глава VII
Тассо[10]
Полагаю, я вела себя глупо, но если бы вы видели странное и неприятное лицо месье Дроквилля, если бы слышали его трескучий гнусавый голос, полный презрения, вы бы меня поняли. Признаюсь, я дрожала от страха, когда мы углубились в темную аллею, ведущую к дому.
Я немного замешкалась на подъездной дороге, не длинной, но обеспечивающей хороший обзор парадной двери. Я слышала страшные истории о глупых девушках, таинственно похищенных и увезенных в монастырь, о которых больше никто не слышал. У меня были сомнения, стоит ли мне, если я увижу незнакомую карету у двери дома, развернуться и бежать в лес. Но перед домом, как обычно, было пусто и тихо. На гравии лежали острые тени фронтонов, а редкие пучки травы не были примяты колесами. Поэтому, вместо того чтобы убежать, я поспешила в дом вместе с Лаурой Грей, чтобы захватить позиции, прежде чем мы окажемся под угрозой.
Вбежав внутрь, мы заперли входную дверь, задвинули щеколду и накинули цепочку. Зараженные друг от друга паникой, поднялись по широкой лестнице в нашу комнату, повернули ключ в замке и стояли, прислушиваясь, пока не восстановили дыхание. Потом я беспокойно позвонила в колокольчик, и к нам поднялась Энн Оуэн, или, как говорят деревенские, Энн Уан.
– Где миссис Торкилл? – спросила я через дверь.
– В буфетной, мисс.
– Запри и закрой на щеколду заднюю дверь и никого не впускай.
Мы провели час в состоянии готовности и в конце концов осмелились спуститься вниз, где увидели Ребекку. От нее мы узнали, что странный джентльмен, который был с мистером Кармелом, уехал более часа назад. Мы с Лаурой, посмотрев друг на друга, не могли не засмеяться.
Ребекка слышала часть разговора, который она связала со мной только годы спустя. А в то время она понятия не имела, о ком идет речь. Что до меня, я даже сейчас не вполне уверена, что была предметом того разговора. Ниже я приведу его настолько точно, насколько помню.
Так вот, Ребекка Торкилл, находясь в буфетной, услышала голоса у окна и тихонько выглянула наружу.
Чтобы вам все было понятно, я должна описать задний двор поместья. За домом приказчика, в котором жил мистер Кармел, стояло несколько больших деревьев, а за ними, густо обвитый плющом, находился торец кладовой. Конный двор, стены которого также были увиты плющом, образовывал вторую границу этого маленького уединенного дворика. Однако тому, кто не знал о существовании окна, спрятанного в зарослях плюща, скрыться в нем было невозможно. Стоя у этого окна, Ребекка Торкилл прекрасно видела мистера Кармела, к которому всегда относилась с подозрением, и его гостя, того самого джентльмена в черном, который, кажется, никому не нравился.
– Как я сказал вам, сэр, – проговорил мистер Кармел, – через моего друга Эмброуза я договорился о молитвах за эту душу. Они будут возноситься дважды в неделю в церкви в Париже.
– Да, да, да, все это очень хорошо, конечно, – ответил суровый голос, – но кое-что мы должны сделать сами: знаете, святые нас не побреют.
– Сэр, боюсь, что я не вполне понял ваше письмо, – пробормотал мистер Кармел.
– Все вы поняли. Знаете, однажды она может стать ценным приобретением. Пора взяться за дело, понятно? Возьмитесь за дело. Человек, который это сказал, может это сделать. Поэтому тотчас приступайте.
Мистер Кармел кивнул.
– Вы спите, – категорично произнес гость. – Вы сказали, там есть энтузиазм и воображение. Я принимаю это как должное. Я нахожу там дух, смелость, сильную волю, упорство, непрактичность, ни капли трусости и немного дикости! Почему вы не увидели всего этого сами? Чтобы обнаружить характер, вы должны провести испытание. Вы могли узнать все это в одном разговоре.
Мистер Кармел снова кивнул.
– Пишите мне каждую неделю, но не отправляйте письма в Кардайлионе. Я буду писать вам через Хикмана, по старинке.
Больше она ничего не слышала, так как они отошли. Гость оглянулся на окна Мэлори. Это был один из его яростных быстрых взглядов, но он не заметил ничего подозрительного и продолжал говорить еще несколько минут. Потом он быстро вошел в дом приказчика, а еще через несколько минут уехал из Мэлори.
Вскоре после этого приключения, ибо любое происшествие, что обсуждалось более десяти минут, было для нас приключением, я получила письмо от матушки, которое содержало следующий абзац:
«На днях я написала мистеру Кармелу и попросила его об услуге. Если он почитает с тобой на итальянском, а мисс Грей, я уверена, присоединится к вам, я буду очень рада. Он провел много времени в Риме и силен в итальянском; хотя люди считают этот язык простым, его произношение даже сложнее французского. Я забыла, упоминала ли мисс Грей итальянский среди языков, которым она может учить. Но как бы то ни было, если мистер Кармел возьмет на себя такой труд, это будет прелестно».
Мистер Кармел, однако, не приходил. Если инструкция «тотчас приступать» была дана на мой счет, то он не сдержал обещание, ибо я увидела его лишь через две недели. Большую часть этого времени он отсутствовал, и мы не знали где он находился.
В конце концов однажды вечером он вновь появился в окне. Пил с нами чай и сидел на скамейке у окна – «его скамейке», как он говорил. С нами он провел, охотно беседуя, часа два, не меньше.
Конечно же, мы не упустили возможности попытаться узнать что-то о джентльмене, которому он нас представил.
Да, его звали Дроквилль.
– Мы подумали, – сказала Лаура, – что он может быть священнослужителем.
– Священник он или нет, уверен, вам все равно, лишь бы он был хорошим человеком. И он таков, и к тому же очень умен, – ответил мистер Кармел. – Он великий лингвист, был почти во всех странах мира. Не думаю, что мисс Этель много путешествовала, в отличие от вас.
Он ловко увел нас от месье Дроквилля к Антверпену и бог знает чему еще.
И все же его визит был неспроста. Он действительно предложил свои услуги, чтобы почитать с нами по-итальянски. Предварительно он направил беседу на родственные темы и только потом хитро перешел к сути. Мы с мисс Грей, зная, чего ожидать, боялись посмотреть друг на друга – мы бы непременно рассмеялись, пока он окольными путями вел нас к искомому.
По обоюдному решению мы отвели понедельник, среду и пятницу каждой недели для совместных вечерних чтений. Теперь мистер Кармел уже не сидел на своей скамейке снаружи. Он сидел за чайным столиком, как один из нас, и иногда оставался дольше обычного. Я… я считала его очаровательным. Он определенно был умен, а для меня казался чудом учености. Он был приятным, разговорчивым и совершенно особенным!
Не могу сказать, был ли он холодным или бесстрастным. Его глаза казались мне тем более восторженными и необычными, чем чаще я видела его. Я даже внушила себе, что холодная и меланхоличная безмятежность, которая удерживала нас на расстоянии, была искусственной и что под ней можно разглядеть игру и огонь совершенно иной натуры. Правда, я постоянно меняла суждение на сей счет, и эти вопросы погружали меня в долгие часы размышлений.
Какими скучными стали дни без него и как приятно было ожидание наших коротких встреч!
Наши чтения продолжались примерно две недели, но однажды вечером, ожидая скорого прихода учителя, как я называла мистера Кармела, мы получили записку, адресованную мисс Грей. Она начиналась: «Дорогая мисс Эт», но последние две буквы были зачеркнуты, и теперь там значилось «мисс Грей». Я сочла это свидетельством того, что его первая мысль была обо мне.
Далее в записке говорилось:
«Я сожалею, но долг зовет меня на время покинуть Мэлори и приостановить наши итальянские чтения. У меня есть лишь минута написать, чтобы вы не ждали меня вечером, и сказать, что в данный момент я не могу назвать день моего возвращения.
В огромной спешке и с многочисленными извинениями,
поистине ваш
Э. Кармел».
– Так он снова уехал! – сказала я раздосадованно. – И что нам сегодня делать?
– Что захотите – все равно… Мне жаль, что он уехал.
– Как же он неусидчив! Почему он не может спокойно жить здесь? У него не может быть настоящих дел вдали отсюда. Возможно, имеет место долг, но это больше похоже на праздность. Наверное, ему наскучило так часто приходить к нам читать Тассо и слушать мою чепуху. Мне кажется, или записка в самом деле очень холодна?
– Вовсе нет. Разве что немного. Но не холоднее, чем он сам, – сказала Лаура Грей. – Он вернется, когда закончит дела: я уверена, что у него есть дела, иначе зачем ему лгать об этом?
Я обиделась из-за его отъезда и еще больше из-за записки. Его бледное лицо и большие глаза я считала самыми красивыми в мире.
Я взяла один из справочников Лауры о полемике – они были отложены, когда улеглась первая паника и стало ясно, что мистер Кармел не собирается поколебать нашу веру. Листая страницы, я сказала:
– Если бы я была неопытным молодым священником, Лаура, я бы страшно боялась подобных чаепитий. Кажется, я знаю, чего он боится: боится ваших глаз, боится влюбиться в вас.
– Определенно не в меня, – ответила она. – Может быть, вы хотите сказать: он боится, что скажут люди? Думаю, мы с вами сможем все опровергнуть. Но мы болтаем глупости. Те, кто посвятил себя Богу, говорят с нами, мы видим их, но между нами стоит непроходимая стена. Представьте прозрачное стекло, сквозь которое вы можете видеть так же ясно, как сквозь воздух, но толстое, как лед, на котором проходит голландская ярмарка. Таков их обет.
– Интересно, девушка когда-нибудь влюблялась в священника? Это была бы трагедия! – сказала я.
– Смехотворная, – улыбнулась Лаура. – Помните старую деву, которая влюбилась в Аполлона Бельведерского? Это может случиться только с сумасшедшей.
Думаю, для Лауры Грей это был скучный вечер. Для меня уж точно.
Глава VIII
Гроза
Примерно неделю мы ничего не слышали о мистере Кармеле. Существовала возможность, что он уже никогда не вернется. Я была расстроена. В тот день, о котором я расскажу, Лаура Грей не выходила из дома из-за простуды. Поэтому я одна отправилась к Пенрутинскому монастырю и, как часто делают люди в подавленном состоянии, была расположена потакать своей меланхолии, а сказать больше – лелеять ее.
Грозовые тучи давно уже двигались с юго-востока, от высоких зубцов далеких гор по ту сторону эстуария, и сейчас мрачный купол повис над вершинами холмов, сбегающих к морю. Был вечер, я должна была вернуться домой к чаю, но я не торопилась. Гроза, которую можно лицезреть вблизи Мэлори, поистине величайшее зрелище. Облюбовав для себя вершины гор, пугающие природные баталии редко посещают наш относительно ровный берег, и мы видим молнии лишь издалека. Но теперь они приблизились. Яркие на фоне темнеющего неба и фиолетовых гор, они раскалывали небо. Перекатываясь от утеса к утесу, в каменистых ущельях рокотал гром; затихал, потом снова взрывался и снова затихал, оставляя по себе рев и дрожь клокочущего котла.
Представьте эти звуки – так, должно быть, грохотали пушки в битве ангелов у Мильтона[11]. Представьте лучи заходящего солнца, сквозь просвет в черной пелене облаков озаряющие надгробия на нашем кладбище, где на каменной скамье я сидела у могилы моей дорогой сестры. Представьте странное волнение в воздухе – это не ветер вовсе, – иногда затихающее, иногда усиливающееся. Представьте стонущие шквалы, что зловеще колыхали ветви старых деревьев, окружающих погост.
Впервые со дня смерти Нелли я посетила это место без слез. Мысли о смерти перестали быть душераздирающими, они сменились на тяжелые и пугающие: «Сердце мое трепещет во мне, и смертные ужасы напали на меня»[12]. Стиснув руки и не отрывая взгляда от грозового горизонта, я сидела у могилы любимой сестры и думала о ней. Она в гробу, в нескольких футах под землей. Могила – тюрьма Божья, как говорит Ребекка Торкилл, а затем Страшный суд!
Охватившее меня чувство отчаяния было, осмелюсь признаться, всего лишь неосознанным следствием созерцания мстительного буйства природы.
Вдруг я услышала шаги и обернулась. Мистер Кармел… Я была удивлена и смущена. Мне показалось, что он бледнее обычного и выглядит больным. Не помню, как мы поздоровались. Кажется, я сказала что-то о грозе.










