Константин

Когда-то, давным-давно мне уже приходилось бывать в здешних местах. Абсолютно ясно помню, что вон за тем поворотом находилась древняя колонка, на которую выходили окна двухэтажного домишки, по нелепой случайности названого "Гостиница"

Ещё в те времена от нее мало что оставалось, наверняка сейчас гостиница закрылась или вовсе снесена. Завернув за угол я с удивлением обнаружил, что она все ещё на месте, мало того вполне себе действующая.

Валлер— крошечный городишко, находится на отшибе. Гости здесь в диковинку. Не мудрено, что мало кому приходит в голову тащиться в этакое захолустье. Но как говорится, в тихом омуте черти водятся. Так и здесь, в свое время, бушевали весьма нешуточные страсти.

Сейчас из старожил мало кто остался в живых. Перемерли как мухи. Хотя, одного из них, Дулита Мастерса, я видел вчера у закусочной. Вытянув циплячью шею, старикашка с любопытством вглядывался сквозь пыльную, в разводах, витрину, на такие же пыльные, каменные с виду, пироги.

Не знаю, успел он забыть или до сих пор помнит ту давнюю историю, заставившую городок волноваться, словно воды тихого лесного озерца при резком порыве ветра. Спрашивать я не рискнул, прошагал мимо как ни в чем ни бывало. А сам Дулит, на мгновение бросив в мою сторону мутный взгляд слезящихся старческих глаз, так же безразлично отвернулся, как и я сам. Не узнал, а если и узнал, то не захотел показывать вид. Да и бог с ним. Я приехал не за тем, чтобы ворошить прошлое.

Амалия Бредерик, наконец отмучилась и отдала богу душу. Перед этим составив завещание, где и был упомянут ваш покорный слуга и ее племянник Роял Ведринсон. Не то, чтобы я нуждался в получении наследства от почившей тётушки. Да и какое наследство может оставить старая женщина давно живущая на жалкое пособие. В последние пять лет, распрощавшись с остатками разума, она бродила по улицам городишки, рассказывая нелепые истории всякому желающему выслушать. Судя по ее систематическим звонкам, желающих в последние два года, значительно поубавилось. Так что терпеть бредовые россказни Амелии приходилось любимому племяннику, то бишь мне. Воспитание не позволяло послать старуху ко всем чертям и положив трубку, более никогда ее не поднимать. Воспитание и конечно, давнее происшествие, так повлиявшее на тётушку, что она предпочла избавиться от страданий, выбрав более лёгкий путь – безумие.

Похороны были назначены на завтрашний день. Так что, после полудня, отдав все положенные почести и выслушав формальное завещание, зачитанное адвокатом Амалии, я буду свободен как ветер.

Скорей бы уж, к тётке я и при жизни нежных чувств не испытывал, тем более теперь, после ее смерти хотелось лишь одного – как можно быстрее смотаться из Валлера.

Особенно не возникало желания оставаться на ночь в доме тётушки. В этом, дышащем на ладан, полу-мертвом склепе печали и скорби. Каждая комната, пропахшая плесенью и пылью, казалось вопила о горе, когда-то постигшем их бывшую хозяйку. Дом скрипел, потрескивал и вздыхал, когда я сегодня утром впервые за долгое время, переступил его порог и прислушавшись, невольно поежился.

Понятия не имею, как Амалия здесь жила, но все три комнаты оказались запущенными до безобразия, захламленными. Натасканное с местных свалок и помоек, барахло нещадно смердило и разлагалось по углам дома. Отовсюду слышался писк мышей и шуршание прусаков.

Единственное, что удерживало от того, чтобы немедленно броситься прочь и снять более-менее приличную комнату на ночь, это воспоминание о состоянии единственной гостиницы города.

Решив, что не стану рисковать и укладываться в одну из двух кроватей, каждая из которых наверняка кишит клопами, а просто усядусь в кресло- качалку у окна, в котором и стану дожидаться утра, я заметно повеселел. Слава богу, мои мучения не продлятся долго, завтра я вернусь в собственный уютный домик, как следует высплюсь и забуду пережитый кошмар, словно страшный сон.

Как было задумано, так я и поступил. Наскоро поужинав и прихватив с собой пару бутылок сидра, из ближайшей закусочной, вернулся в дом. И первым делом как следует вычистил старое кресло, сбросив с него облезлый, напоминавший половую тряпку плед, и накинув кусок парусины взятый из собственного авто, с удовлетворением прицокнул – Вот так-то лучше.

Оглядевшись и пытаясь сообразить, где находится выключатель, я отогнул край настенного коврика, выглядевшего ничуть не лучше накидки с кресла и обнаружив искомое, ткнул в пожелтевшую от времени клавишу.

Ничего не произошло. Проклятье, кажется Амалия не заботилась даже об оплате за электричество. Ладно, ничего. Насколько мне помнится в соседней комнате я видел масляную лампу, надеюсь хоть она в исправном состоянии.

Заглянув в смежную комнату, я тут-же и увидел ее, стоящую на прикроватном столике. Удостоверившись, что лампадка полна масла, я уже было собирался вернуться обратно, как взгляд мой упал на небольшой секретер в углу.

Немного поколебавшись, все-же приблизился и осторожно опустил довольно тяжёлую крышку шкафчика.

Внутри все пространство было заполнено счетами, выписками и прочим неинтересным барахлом. Однако на нижней полке я заметил пачку писем, перевязанных бечёвкой и судя по виду, весьма старых.

Протянув руку выудил пожелтевшие от времени конверты и прищурившись, беззвучно шевеля губами, прочел имя адресата – Константин Грауб.

Ох, давненько я не слышал этого имени. С тех пор, как в последний раз гостил у Амалии. А было это более десяти лет назад. Тогда ещё была жива Марика, а жизнь казалась беспечной и наполенной радостью и весельем. Пока не появился он. Константин.

Немного поразмышляв и наконец решив, что Амалии уже абсолютно все равно, кто прочтет любовную переписку ее несчастной дочери, я прихватил лампу и пачку писем, вернулся обратно.

Поставив горелку на столик возле кресла, сам удобно расположился в качалке и взглянув в окно на пламенеющий закат, пробормотал – Завтрашний день обещает быть солнечным.

Письма были сложены как попало

На конвертах отсутствовали и даты и почтовые штампы. Странно, то ли Марика так и не решилась отправить послания, предпочитая писать в стол. То ли Амалия успевала перехватить письма прежде, чем дочь отнесет их на почту. Пересчитав конверты, я тихо пробормотал – Тридцать четыре. Больше трёх десятков неотправленных писем, наполненных тоской и любовью.

Но были и те, что достигли своего адресата. Я знал об этом лучше кого-либо другого. Потому что самолично передавал их Константину.

В те времена, будучи пятнадцатилетним подростком, увлеченным соседской девчонкой, хохотушкой Люсиль, я искренне негодовал строгости Амелии. Она казалась злобной мегерой, ставящей преграды двум влюбленным. И подрабатывая тайным почтальоном, я упивался своей властью над тёткой.

А когда произошло страшное, малодушно струсил, так никому и не признавшись, что именно я виновник случившейся трагедии. Бедная Марика. Ведь именно я передал то злополучное послание, в котором Константин умолял о встрече свою любимую, именно я помог девушке покинуть дом, отвлекая внимание Амалии на какую-то придуманную мной чушь.

Это был последний вечер, когда её видели живой. Последний вечер, когда она с благодарностью улыбнулась мне и шепнув – Спасибо – скрылась в ближайшей роще, за домом.

Через два дня ее, почти не узнаваемую, раздутую и растерзанную, выловят из пруда. Амалия будет кричать без остановки и бросаться на коронеров, пытаясь отнять тело дочери.

Константин же как в воду канет. Поиски парня так ни к чему и не приведут. А через неделю после того, как дочь Бредерик найдут мертвой, кто-то подожжет дом Константина, и в течении пары часов, тот выгорит дотла.

Вздохнув и вырвавшись из тяжких воспоминаний, я откупорил первую бутыль с сидром, и отхлебнув приличный глоток, ворчливо протянул – Так себе питье, кислятина.

Неожиданно, позади меня, что-то громко брякнуло. Подскочив от неожиданности и выплеснув на себя изрядную порцию напитка, я резко обернулся. Ничего, лишь неясные застывшие тени древней мебели да тихое попискивание мышей под покоробленными половицами.

Немного подождав, пожал плечами и сетуя на испорченный джемпер, постарался оттереть куском свисающей с кресла парусины, разползающееся в районе груди, пятно. Размазав сидр по всему передку джемпера в сердцах плюнул и оставил все как есть. Когда просохнет, там и увидим. В крайнем случае у меня есть с собой запасной. Не хотелось бы явиться на похороны в неподобающем виде.

Вытянув из пачки запечатанный конверт, я вскрыл его и углубился в чтение. Однако, через пару минут, залитый краской по самую макушку, свернул послание и сунув обратно в общую кучу, смущённо буркнул – Кто бы мог подумать.

Оказывается мысли Марики были не столь целомудренны, как я полагал. Вернее, даже наоборот, воображение ее ввело меня, теперь уже взрослого искушённого жизнью мужчину, в полнейший ступор. Девица, описывала свое плотское влечение к любимому в таких подробностях, что даже мое тело невольно среагировало на столь откровенные признания.

Не решаясь касаться остальных посланий, я задумчиво покачал головой и уставившись в темноту за окном не заметил, как задремал.

Едва только забрезжил рассвет, как я кряхтя и потягиваясь сполз с кресла, разминая одеревенелые от неудобной позы руки и ноги, умылся и поспешил покинуть негостеприимный дом тетки.

До церемонии оставалось ещё больше трёх часов, и чтобы убить время я быстро переодевшись прямо в машине отправился в центр города, желая плотно позавтракать и поскорее избавиться от кислого привкуса вчерашнего сидра.

В закусочной " Блюберс" которую я посещал вчера вечером, стояла абсолютная тишина. Посетителей практически не было, не считая пожилой женщины с девочкой лет двенадцати и старого Мастерса, сидевшего на высоком табурете у стойки.

Не имея ни малейшего желания привлекать к себе внимание старого прощелыги, я обошел его со спины и уселся за дальний столик. В ожидании официантки, которая в данную минуту принимала заказ у пожилой женщины, я осмотрелся. Закусочная была относительно новой, насколько я помню раньше на этом месте находился паб "У Джека" Местные выпивохи торчали в нем с утра до вечера, и к закрытию выползали буквально на карачках. Дулит, тогда ещё не такой скрюченный, как сейчас, а вполне себе стойко державшийся на ногах, по крайней мере до восьми вечера, частенько засиживался в пабе допоздна. Жена его к тому времени уже умерла, и спасаясь от одиночества, Мастерс пристрастился к ежевечерним выпивкам.

Частенько я видел его лежащим в траве на обочине, храпящим, в луже собственной блевотины.

Но то, что считается непростительным в больших городах, вполне приемлимо в захолустье, навроде Валлера.

Да и избегал я его вовсе не по этой причине, пьянство Дулита меня абсолютно не волновало. Было кое-что иное, что заставляло сторонится старого Мастерса. И этим чем-то был давний случай с яблоками. Яблоками и Константином…

В саду Дулита, не смотря на крайнюю его запущенность, росли самые крупные и сладкие яблоки. Говорили, что когда была жива Виртел, его жена, она увлекалась выведением новых сортов. Груши, сливы и прочие фруктовые деревья не прижились, а вот с яблонями все прошло на ура.

После смерти Виртел, Мастерс сник и окончательно забросил сад, но яблони продолжали плодоносить

И мы с пацанами частенько промышляли в саду забулдыги. Пока тот валялся в ближайшей канаве, набивали подолы рубах сочными крупными ранетами.

В тот раз все было иначе, я перелез через ограду не со своими закадычными дружками, а с ним, с Константином.

Парню очень хотелось угодить Марике, но так как денег у него отродясь не водилось, то роль угощения должны были сыграть яблоки Мастерса.

Велев мне не жадничать и выбирать только отборные плоды, он притащил из рядом стоящей развалюхи, которую Дулит гордо именовал амбаром, длинную палку и ударил ей по стволу дерева. Плоды так и посыпались вниз.

– Самые вкусные и сочные там, на верхушке, Роял.

– К чему они тебе, Грауб? Ты вполне способен удовлетвориться и огрызками – при звуке хриплого голоса позади, мы испуганно отпрянули в сторону. Константин тут-же пришедший в себя, стиснул багор в пальцах, да так что они побелели и зло выплюнул – Не лезь не в свое дело, пьяница!

Покачиваясь, Мастерс облокотился о покосившуюся ограду и язвительно хмыкнул – Это ты залез в чужой сад, не я. А значит не тебе диктовать условия. Гнилые яблоки для гнилого человека. Только этого ты и заслуживаешь, поганец. Скажи-ка, какова Бредерик на вкус? По мне так, как и на вид…

Неожиданно сорвавшись с места, Константин размахнулся и нанес удар палкой, которую так и сжимал в руке. Прямиком поперек живота ханыжки.

Дулит хрюкнув от неожиданности, согнулся и проломив хлипкую ограду, кубарем скатился в овраг.

Я же, растерянно прижимая к груди подол рубахи набитый яблоками, медленно выдохнул – Какого дьявола на него нашло?

Грауб же, не оборачиваясь, тихо пробормотал – Пьянь она и есть пьянь, что с него возьмёшь? Ничего, проспится в овраге, намучается с животом, глядишь в следующий раз станет следить за собственным грязным ртом. Идём Роял, да вытряхни яблоки. Пусть болван ими подавится.

Больше стычек между этими двумя, я не припоминаю. Единственное, когда Мастерс замечал на своем пути Грауба, то благоразумно торопился перейти на противоположную сторону. И уже оттуда, бросал подозрительные взгляды, до которых Константину и дела не было.

Понятия не имею, по какой причине пьянчужка тогда озлобился на Марику с Граубом. Конечно, судя по письму отношения парня и девушки были отнюдь не платоническими, как мне думалось раньше, но это не было поводом, чтобы Дулиту совать свой длинный нос в чужие дела. Однако, что было, то было. А потом произошло убийство, после которого я и думать забыл о случае в саду. И вспомнил только сейчас, вернувшись в Валлер и заметив старикашку у витрины с выпечкой.

– Кого я вижу, молодой Ведринсон!

Нехртя обернувшись к подошедшему старику, я выдавил улыбку и как можно более дружелюбно, кивнул на его приветствие – Доброго дня, мистер Мастерс. Как ваше здоровье?

– Да уж получше, чем у Амалии – мелко захихикав, старый хрыч без приглашения уселся за мой столик и буркнул – Приехал предать святой земле старые кости? Похвальная забота, но на твоём месте я бы не торопился оплакивать старую ведьму. Это по ее вине, даже не сомневайся, все сочные, упругие яблочки обратились червивыми.

Покосившись на Дулита, я неловко хмыкнул, и откашлявшись, пробормотал – Не понимаю о чем вы говорите мистер Мастерс.

– Конечно, куда уж тебе понять. В те времена ты был глупым шкетом, ворующим яблоки с чужого сада.

– Э-э, простите. Я был ребенком и не понимал, что…

– Да брось, я вовсе не в обиде. Все так делали. А сейчас у меня ни одной яблони нет. Последняя уже два года как засохла, мать ее разэдак. Сколько тебя не было в наших краях? Семь? Восемь лет?

– Десять – я поджал губы и нетерпеливо оглянулся, соображая как бы побыстрее отделаться от надоедливого старикана, когда тот неожиданно заявил

– Десять, верно. Но Амалии понадобилось целых пять лет, чтобы наконец почуять одиночество. Первые годы твоя тетка словно и горя не знала. К чему бы это? Словно смерти Марики и не почуяла.

– Хм, возможно шок, отрицание и ещё несколько стадий, прежде чем…

– Ты эти ваши психологии то брось, чушь одна. Дело в другом.

Невольно усмехнувшись, я вопросительно приподнял бровь – И в чем же?

Дулит, уловив мою иронию, недовольно нахмурился и уже поднимаясь на ноги, недовольно буркнул – В гнилых яблоках, вот в чем. Сгнили ее яблочки, давным-давно, а смириться с этим Амалия так и не смогла.

Уставившись в спину хромающего прочь старого пьяницы, я покачал головой – Следовало ожидать, проспиртованные мозги не лучшее средство для того, чтобы сохранить разум.

Незаметно подошедшая официантка, тут-же хохотнула и смачно выругалась – Да нахрен мистер, более хитрого старикашки во всем Валлере не сыскать. Дай бог каждому сохранить хоть половину ума в таком преклонном возрасте.

Не желая спорить, я отрывисто кивнул и быстро сделав заказ, вновь оказался наедине с собственными мыслями.

Ещё пару часов, и я наконец смогу запрыгнуть в авто и покинуть это забытое богом и людьми, место.

Но в реальности далеко не все, о чем мечтается, сбывается с лёгкостью. Иногда оно не сбывается вообще.

– Что?! Какого дьявола! Не собираюсь оставаться в городе дольше, чем положено! Ни на одну минуту! Я приехал только затем, чтобы поприсутствовать на похоронах тетки, у которой не осталось других родственников. Теперь гроб Амалии благополучно опустили в яму, я выслушал завещание и на этом все. Баста, мне пора убираться восвояси!

– Мистер Ведринсон, так указано в завещании миссис Бредерик и вы не можете…

– Ещё как могу! Вам прекрасно известно, что под конец жизни старая карга вконец ополоумела. О каких обязательствах может идти речь?!

– Миссис упоминала, что вы будете категорично против. Потому она составила письмо.

– Плевать. Даже не прикоснусь к посланию.

– Но такова последняя воля вашей тети.

– Бред сумасшедшей. Если дом предназначен под снос, то какого черта я должен рыться в этой помойке?! К ней даже подходить ближе, чем на три метра, не стоит. Можно подцепить чесотку или чуму.

– Сначала прочтите письмо. Миссис Бредерик написала его очень давно, ещё когда была в здравом уме и твердой памяти. И с тех пор послание не корректировалось.

Рассерженно выхватив из рук адвоката конверт, я резко развернулся и отдалившись в угол кабинета, вскрыл печать— " Дорогой мой племянник, Роял Ведринсон, зная, насколько ты разгневан, кажущейся тебе нелепой, просьбой, прошу простить меня. Но ты должен понять насколько это важно и мне, и моей несчастной дочери и даже тебе самому – узнать правду. Я прошу об одном – о помощи. Разыскать виновного в смерти Марики, тем самым даровав покой и убийце, и пострадавшим от его рук.

Я знаю, чего бы хотел ты, забыть и не вспоминать. Но это невозможно, Роял.

Чтобы не дать уехать не сполнив мою просьбу, я скажу то, о чем ты не догадывался. Мне известно, что именно через тебя передавались любовные письма Константина, именно ты помог Марике покинуть родные стены в тот день, когда она исчезла. Значит, вина в смерти моей дочери присутствует и на твоей совести. Если же ты все равно откажешься и решишь покинуть Валлер, то мой адвокат передаст это письмо шерифу, и тот обязательно найдет причину, чтобы задержать тебя в городе намного дольше, чем если бы ты исполнил мою последнюю волю. И ещё, когда условия будут исполнены, ты получишь второе письмо. Оно и освободит тебя. Обещаю. Решать тебе, племянник. С уважением и любовью.Твоятетушка Амалия Бредерик"

Глухо застонав, я прошептал – Это какой-то кошмар. Страшный сон. Стоит проснуться и все изменится. Только вот как мне проснуться?

Мастерс ошибся посчитав, что Амалия хранила разум ещё долгих пять лет после смерти дочери. Она сошла с ума в ту же минуту, иначе как объяснить ее последнюю волю, как не безумием?

Тетка велит снести дом, но прежде, чем бригада рабочих это сделает, я должен вычистить его от мусора и грязи, привести в божеский вид и спрашивается зачем? Чтобы потом дом разрушили, стёрли с лица земли. Ну не бред ли? При этом она идёт на шантаж, угрожая шерифом. Вот же, даже после смерти старуха пытается нагадить.

С раздражением хлопнув дверцей авто, я хмуро уставился на ненавистный мне дом Амалии. Ещё утром, я питал большие надежды, что никогда больше не вернусь к его крыльцу, и вот пожалуйста.

Устало опустившись на колоду, предназначенную для колки дров, я неожиданно, для себя самого, расхохотался. Тетка была настолько великодушна, что одарила своего любимого племянника неограниченным временем. Мне можно заниматься уборкой хоть десять лет, хоть до самой смерти. Единственное условие, я должен сделать это сам, без привлечения бригады помощников. Я практикующий психолог, а не сыщик или уборщик. Если мне будет под силу выгрести свинарник, в который превратила собственный дом Амалия, то в нахождении убийц, я точно полный профан.

Старая калоша!

Досмеявшись до состояния полной истерики, пока слезы не брызнули из глаз, я так же резко и успокоился.

А спустя несколько минут уже насвистывал, выкручивая баранку в сторону хозяйственного супермаркета. Чем скорее я закончу это нелепое задание, тем скорее уберусь из Валлера. Теперь уж точно навсегда.

Накупив различного барахла и распихав его по салону авто, я прислонился к нагретой солнцем дверце и закурил.

– Когти Амалии оказались слишком длинными и для тебя, малыш? Что она затеяла на этот раз?

С неудовольствием затушив окурок носком ботинка, я глянул на вездесущего старикана – Вы ведь о чем-то догадываетесь, верно? Если это так, то я буду невероятно счастлив получить хоть какую-либо помощь.

– Догадываюсь? Да я абсолютно точно уверен, что Бредерик крутила хвостом у носа Константина, что та течная сучка.

– Довольно! – резко оборвав брюжание Мастерса, я поморщился – Как бы там ни было, дело молодое. Не стоит поносить память погибшей.

Дулит на мгновение замер, а затем с возмущением выплюнул – Я говорил вовсе не о Марике, а о старой заднице Амалии. Червивом яблоке Бредерик.

Не успел я возразить, как кто-то окликнул меня по имени – О, да вы только посмотрите кто к нам пожаловал! Сам Роял Ведринсон!

Этот мелодичный голос, я узнал бы из тысячи – Хохотушка Люсиль! О боже, как я рад тебя видеть. Ещё более прекрасна, чем раньше

– И ещё смешливей, милашка Роял.

С облегчением кивнув на прощание старику, я устремился навстречу приближающейся Люсиль. Она держала на руках довольно увесистого карапуза, пускающего слюни и сопли прямо на ворот ее светлого платья – Что это за прекрасный джентльмен с тобой? Я уже ревную.

С гордостью кивнув, она умело утерла мордашку малышу, и со смехом проговорила – Джекис Трауб младший, собственной персоной.

На секунду онемев, я присвистнул – Толстячок Трауб? Билли Трауб твой муж?

Она вновь расхохоталась и согласно кивнула – И он давно уже не толстячок. Мой Билли, красавец мужчина. Очаровашка и душа компании. Ты сам будешь поражен, когда его увидишь.

– Верю тебе на слово, фея Люсиль.

Улыбнувшись, она приглашающе кивнула в сторону парка – Не хочешь прогуляться?

– С удовольствием. Кто бы отказался пройтись с такой красоткой?

Вновь рассмеявшись, довольные встречей и друг другом, мы дружно зашагали в сторону тенистой парковой зоны.

– Я не стану спрашивать, по какой причине ты объявился в городе. Потому что в курсе последних событий. Амалия умерла и ты приехал на похороны.

Уныло кивнув, я буркнул – Да уж, лучше было бы остаться дома.

– Что-то случилось, Роял?

Вкратце рассказав ей о завещании и просьбе Амалии, я примолк, а Люсиль вдруг пробормотала – Я хорошо помню обоих. И Константина и Марику. Когда парень только появился в Валлере, почти все женское население городка по нему с ума сходило. Но он выбрал ее, Бредерик. Красивый был парень. Очень красивый, с таким греха не оберешься. Мне он казался очень добрым, небогат конечно, но чтобы убить… Я никогда бы не подумала, что Константин на такое способен. Грауб Марику на руках носил, вился вокруг нее, пылинки сдувал. А вот Амалия его не любила, парень ее раздражал. Марика очень расстраивалась и плакала, она частенько приходила к нам и жаловалась на мать моей старшей сестре.

– Мм, но что за причина была у Амалии так ненавидеть Константина?

Люсиль пожала плечами – Честно говоря, не знаю. Наверное, ей как и всякой другой матери, хотелось более выгодной партии для собственной дочери. Грауб же был гол как сокол. Тот дом, где он жил, достался ему от отца. Да эту каморку, и домом то сложно было назвать. Но Константин им страшно гордился, говорил что скоро приведет туда жену. Марику.

– После того, как девушку нашли, парень больше не появлялся в Валлере?

– Нет, никогда. Потому никто и не сомневается чьих рук дело.

– Но что если это не он? И Константина, как и Марику убили?

Люсиль прикусила губу и спустив малыша с рук, ухватила его за ручонку – Может и так. Но кто теперь об этом узнает? Мастерс держал зуб на Грауба, именно он первым начал распускать слухи. Когда родители тебя забрали, Амалия заперлась в доме. Она почти не выходила на улицу. Мы всё боялись, что она…повесится или сотворит нечто подобное. Но все обошлось. Через месяц она, как ни в чем ни бывало, переступила порог дома и продолжила жить, как и раньше, до несчастного случая.