- -
- 100%
- +
«Я здесь. Сейчас. Мне двадцать три. Я не та глупая девчонка».
Но обман был слишком явным. Стены кабинета казались хлипкими, готовыми рухнуть и обнажить ту самую гостиную с неразожженным камином.
– Нет, – выдохнула я, и голос мой был чужим, сорванным. – Уже поздно останавливаться.
Я посмотрела на Вайолет, и впервые за все сеансы позволила ей увидеть не циничную эскортницу, не измотанную девушку, а того самого запуганного подростка, который до сих пор живет у меня внутри. Которого я не в силах выгнать из тела. Не в силах заткнуть его.
– Я ему поверила. Лиаму. Я украла у отца очень важные данные. Думала, что спасаю семью. – Горькая усмешка вырвалась у меня наружу. – Меня подставили. Мне испортили жизнь. Я не смогла закончить школу. Я не смогла пойти в колледж. А семейство предателей живёт свою лучшую жизнь. Они забрали у нас все. Все. Буквально все.
Я замолчала, давая Вайолет сложить пазл. Но она уже все поняла.
– И этот парень… Дин… – медленно начала она, и я кивнула, не давая ей договорить.
– Он не просто сталкер. Он – напоминание. Что за мной всегда кто-то наблюдает. Что меня всегда используют. Из-за него я снова чувствую себя беспомощной. И теряю контроль над собой и своей жизнью.
Я поднялась с кресла, чувствуя, как подкашиваются ноги. Но внутри больше не было паники.
Я посмотрела на разбитый экран телефона, где все еще была та самая фотография.
– Спасибо, Вайолет. На сегодня… на сегодня все.
Я вышла из кабинета, оставив за спиной тепло и безопасность. Но теперь я несла с собой не слепой ужас, а холодную ясность. От прошлого не сбежать. И от настоящего тоже. А, значит, пора что-то менять. Пора переставать быть жертвой. И пора взглянуть своему страху в глаза.
Вернувшись домой, я наткнулась на молчание. Рокси сидела на подоконнике, и в его свинцовом отражении ее лицо казалось высеченным изо льда. Воздух в прихожей был густым и горьким, словно я принесла с собой весь ядовитый смрад этого дня.
– Ты опоздала, – ее голос был ровным, без упрека, но в этой ровности таился укор. Острее, чем прямой выпад.
В горле застрял комок. Я забыла. Выбросила из головы свое обещание, как выкидываешь на помойку надоевшую, но дорогую безделушку. Мне так смертельно не хотелось никуда идти, что каждая клетка тела кричала от протеста. Но как объяснить это Ро? Мир криминала все еще табу.
– Да, – выдавила я, отводя взгляд. – Прости. Замоталась.
– Ничего. Собирайся быстрее. Еще успеем.
Ее легкость была пыткой. Она существовала в параллельной вселенной, где самые страшные проблемы – это опоздание на вечеринку. А я тащила за собой шлейф из грязи и страха.
– Ро, слушай… – я сделала последнюю, жалкую попытку отступить, голос сорвался.
Но она, закатив глаза с театральным вздохом, тут же перебила:
– Даже не начинай. Хватит киснуть в четырех стенах. Ты сгниешь тут, как овощ.
Ее пальцы впились в мои волосы, нежно и властно потрепав их. А затем она взяла меня за запястье – тем самым, на котором еще виднелись следы от наручников – и потянула за собой. Ее прикосновение обожгло, но я позволила ей тащить себя. И сделала то, что умела лучше всего – натянула на лицо улыбку, беззвучную маску благодарности за это насилие, которое называлось заботой.
Мы вошли в стрип-клуб, в котором я когда-то работала вместе с Рокси. Атмосфера здесь всегда была дружелюбной и тёплой, словно в читательском клубе. Только вместо книг – свежие сплетни. В гримёрке меня встретили с объятиями и возгласами: «Как же я скучала», которые заглушил шумный лай музыки. Басы отдавались болью в измученном мозгу, но я быстро выпила таблетку и начала готовиться к своему выступлению.
Со стороны донесся знакомый хриплый басок, прорезавший шум гримерки:
– Элин Роуз!
Я обернулась. Бэн. Не просто владелец клуба, а человек, чья рука когда-то вытащила меня со дна. Он дал мне не просто работу, а убежище. Позволял ночевать в своем кабинете, когда мне было некуда идти. Кормил, прикрывал от проблемных клиентов и никогда не задавал лишних вопросов. Его доброта была безусловной, а потому – подозрительной.
– Бэн! – мое тело среагировало быстрее мысли – я вскочила и бросилась к нему, уткнувшись лицом в пиджак, пахнущий дорогим табаком и одеколоном. – А ты раздался в животе.
Его хрипловатый смех был заразен. Его тяжелые ладони похлопали меня по спине, но уже через секунду он отстранил меня, чтобы окинуть оценивающим, деловым взглядом с головы до ног.
– Ну а ты только хорошеешь, – произнес он, и в его голосе зазвучали привычные нотки делового азарта. – Прямо звезда Голливуда. Слушай, нужна твоя помощь. Репер… Или не репер. Черт с ним. Договорись с ним. Уговори взять на съемки всех наших девочек, а не только избранных.
Я вздохнула, по-старому осуждающе покачав головой, но улыбка не сошла с лица – отработанный, почти дочерний жест.
– И с чего ты решил, что он меня послушает?
– Так он именно твой типаж искал. Если угодишь – точно согласится взять всех. Сможешь его обаять – он за тобой, как шелковый, пойдет. А за три дня съемок он отстегнет нам столько, что хватит на полгода вперед. Представляешь?
В горле встал ком. «Твой типаж». Эти слова прозвучали как приговор. Но я лишь покорно кивнула, чувствуя, как по спине пробегают мурашки.
– Ладно, – выдавила я. – Постараюсь.
– Вот и умница! – Он весело хлопнул в ладоши, и этот звук прозвучал как щелчок кнута, подгоняющий меня к выходу на арену. – Вперед, заряжай!
Давно я не надевала эту пошлую униформу. Бархат и стразы впивались в кожу, как иголки, напоминая о жизни, которую я пыталась похоронить. Было не просто неловко – было унизительно. Но ради Бэна, ради Рокси… Я готова была проглотить этот ком стыда. Готова была заставить свое тело двигаться.
Да, была. Ровно до того мгновения, пока дверь в кабинку не закрылась за мной, и я не встретилась взглядом с призраком.
Пронзительные карие глаза, в которых когда-то тонула, скользнули по мне с холодным, безразличным аппетитом. Взгляд, выхватывающий товар, а не душу. Его язык лениво провел по острому клыку – привычный жест хищника, ожидающего зрелища. От этой простой, животной гримасы во рту пересохло, а сердце замерло, слово его сжали в ледяном кулаке.
Я не могла сдвинуться с места. Ноги стали свинцовыми, вдавливая меня в липкий пол. Всё, что осталось от той ясности, что я унесла от Вайолет, рассыпалось в прах. Не осталось ни силы, ни гнева – только всепоглощающий ужас. Ужас от того, что он смотрит. Смотрит и не узнает.
– Имя? – его голос, знакомый до каждой интонации, прозвучал скучающе и высокомерно, отскакивая от стен, как пощечина.
Воздух застрял в легких. Мир сузился до щели.
– Рокси Стил.
Глава 3
Басы впивались в ребра, заставляя вибрировать не только пол, но и кости, выстукивая ритм того ада, в который я добровольно вошла. Стены кабинки, обтянутые дешевым бархатом, были не просто преградой – они были гранью между двумя вселенными. В одной – я, застывшая статуя с пляшущим под кожей нервным током. В другой – он. Запах секса, алкоголя и дорогого парфюма, которым он теперь душился, сплелся в удушливый коктейль, говорящий не о веселье, а о циничном потреблении.
Я ощущала все с болезненной, хирургической остротой. Каждая ворсинка на ковре, каждый блик на хромированном шесте, каждая микротрещина в лаковом покрытии дивана. Мозг, не в силах обработать главное – его лицо, – цеплялся за эти мелочи, как утопающий за соломинку.
– Чего ждешь? Время ограничено. – Его голос прозвучал как скрежет железа по стеклу. Он усмехнулся, и эта усмешка скользнула по моей коже ледяной волной. – Автограф дам, если заслужишь танцем.
Автограф. Внутренне я дико захохотала. Этот звук застрял где-то в пищеводе, превратившись в спазм. Да, конечно. Раньше я хранила его записки, брошенные на уроке через целый ряд. А теперь. Теперь должна была зарабатывать его росчерк. Жизнь выписала такой изощренный, такой порочный круг, что от его геометрии перехватывало дух.
Я представляла нашу встречу сотни раз. Это была моя ночная лихорадка, мой несбыточный кошмар. В этих фантазиях он рыдал у моих ног. Он оправдывался, путая слова. Он гордо проходил мимо. Но ни в одном, даже самом страшном сне, он не смотрел на меня так – взглядом, которым смотрят на вещь. На товар. В его глазах не было ни ненависти, ни узнавания, ни даже простого любопытства. Была лишь скучающая пресыщенность. Я была для него пустым местом, и это оказалось больнее любой ненависти.
Сознание отчаянно пыталось надеть спасительную, привычную маску. «Он просто клиент. Просто очередной распущенный мажор. Просто тело, просто работа». Но эти слова разбивались о память тела. О нервные окончания, которые помнили прикосновение этих рук – не покупное, а желанное. О мышечную память, хранившую его объятия. Я была расколота: в меня вселились две девушки. Одна – эскортница на вызове. Другая – восемнадцатилетняя дура, которую предали самым бесчеловечным образом. И сейчас вторая смотрела на первую с таким ужасом и стыдом, что хотелось выскрести себя изнутри.
Движения мои были топорными, деревянными. Я смотрела куда угодно – на бордовую стену, впиваясь в нее взглядом, как в икону; на сияющий шест, моля его ослепить меня; на потертый диванчик, представляя, как проваливаюсь сквозь него. Лишь бы не видеть его. Лишь бы не видеть, как тень моего палача танцует под похабную музыку.
И тогда прозвучала его просьба. Обыденная, циничная. Снять лифчик. И щит, который я с таким трудом выстраивала, рассыпался в прах.
Нет. Он не «просто клиент». Он – архитектор руин, в которых я теперь живу. Он – человек, который взял мою жизнь, перевернул ее, как перчатку, вытряхнул из нее все светлое и бросил под ноги. И он не смеет сидеть здесь, в этом узилище пошлости, с таким высокомерным спокойствием на своем проклятом, прекрасном лице.
– Лифчик сниму, если возьмешь всех девочек в свой клип, – мой голос прозвучал чужим, но в нем была сталь. Я отзеркалила его фразу, и это был мой первый, крошечный выстрел.
– Окей, без проблем. – Он рассмеялся. Этот смех, когда-то заставлявший меня таять, теперь вонзился в ребра осколками стекла. – Ты мне нравишься, Рокси Стил. Иди сюда.
Я подошла, как натренированный пудель. Улыбка застыла на моем лице маской из гипса. Я уселась, заглядывая в его карие глаза, застланные пеленой алкоголя и равнодушия. Их полная, абсолютная пустота была страшнее любой агрессии. Он не узнал. Не увидел в чертах «Рокси Стил» черт той девушки, чью душу он растоптал. Вблизи это осознание ударило с новой, нечеловеческой силой.
– Короче, смотри. Я беру всех, а ты сейчас мне отсосешь.
– Договор был только на лифчик.
– Ну, не. Не согласен… – его речь была сбивчивой, пьяной. – Маловато за те бабки, что я отвалю. Твои сиськи видел почти каждый, кто был здесь. А вот этими губами… – Он провел обжигающе горячим пальцем по моей губе.
Это прикосновение стало электрическим разрядом. По телу пробежала не просто дрожь – целая буря, смесь отвращения, гнева и старой, предательской памяти. Эти губы мечтали коснуться кожи этого человека.
А теперь он оценивал их, как оценивают производительность инструмента.
«Иди к черту». Фраза рванулась из груди, но уперлась в зубы. За нее вцепились образы: Рокси с ее сияющими глазами, Бэн с его отеческой ухмылкой. Я была на крючке их надежд.
– Я прекрасно чувствую, что ты только что трахался в этой кабинке. Может, сделаю тебе миньет после съёмок? – я пыталась торговаться, вернуть себе иллюзию контроля, но звучало это жалко и похабно.
– Хм, ну давай так. Забились. Зови своего босса, – сказал он, но как только я поднялась, готовая вырваться из этой удушающей кабинки, он схватил меня за руку. – Хотя, стой. Все-таки отсоси сейчас. И после съемок тоже.
В этот миг все обрушилось. Весы качнулись. На одной чаше – Рокси, Бэн, их мечты, мой долг. На другой – последние крупицы того, что когда-то было мной. То, что он еще не уничтожил до конца.
Отсосать человеку, который разрушил мою жизнь? Позволить ему использовать мое тело как плату за благополучие подруги? Нет. Цена была слишком высока. Внутри что-то щелкнуло – тихо и окончательно.
Я выбрала себя.
Резким движением я скинула его руку, будто стряхивая с себя ядовитую грязь.
– Исчезни.
Воздух в кабинке стал густым и безкислородным. Я уже не видела его блаженного, самодовольного лица. Я видела лишь пятно, расплывающееся в глазах от надвигающихся слез ярости и боли. Почему он? Почему он дышит этим воздухом, смеется, живет, а я вот здесь, в этом аду, который он для меня приготовил?
Сердце, вырвавшееся из клетки груди, колотилось где-то в горле, готовое выпрыгнуть. Я вылетела за дверь, в оглушительный грохот клуба, но и он не мог заглушить гул в собственной голове. Я пыталась поймать воздух, но легкие отказывались работать.
И тогда чья-то чужая рука схватила меня за талию, потащила в сторону. Голос что-то говорил, навязчивый и прилипчивый. Но я не слышала слов. Музыка превратилась в сплошной давящий гул. Голоса слились в один адский хор. Стробоскопы, словно молоточки, били по зрачкам, выжигая сетчатку. Крепкая хватка не давала вырваться, впиваясь в плоть, и это было последней каплей.
Ноги подкосились, и мир резко ушел из-под ног.
Я не чувствовала удара о липкий пол. Не чувствовала боли в коленях. Я лишь ощутила, как что-то тяжелое и горячее подкатило к самому горлу, сдавив его мертвой хваткой. Это было сердце. Оно вернулось на место, но только для того, чтобы разорвать меня изнутри. В ушах стоял оглушительный звон, и в нем я поняла, что чувствует загнанный зверь, когда капкан наконец-то смыкается на его лапе. Последний бастион пал. Шесть лет я бежала, а он нашел меня здесь, на дне, и даже не потрудился узнать.
А дикие руки все пытались меня затащить куда-то, пытались поднять на ноги. Я же была, словно тряпичная кукла. Все проходящие мимо, обходили нас стороной. И никто не предложил мне свою помощь.
– Мистер, я заберу ее? Она немного не в себе, – услышала я голос, такой теплый и близкий. Такой светлый.
Рокси подняла меня на ноги и увела в гримерку. Она спрашивала меня о чем-то, но я не понимала, о чем. Слова проходили мимо меня. Они ускользали, словно тень, которую невозможно удержать.
Пять минут и стакан холодный воды мне потребовались, чтоб снова начать разбирать человеческую речь.
– Эли, что он с тобой сделал? – Заботливо спросила подруга, заключая в объятия.
– Ничего.
– Тогда что произошло?
– Ничего, – закричала я, желая, чтоб меня просто оставили в покое, но тут же пожалела. – Прости, Ро. Я пойду.
Не понимая, чьи вообще вещи надеваю, я выбежала из душного клуба на свежий воздух, замораживающий меня изнутри. Отчего-то я не могла сделать ни шага, опускаясь на порог входа для персонала. Дым сигареты стал надеждой на исцеление. Но его не пришло. Эта чертова злость не вытеснялись. Ее, дремлющую, пробудили словно дракона. И теперь этот дракон хотел сожрать все на своем пути, совсем забывая, что на выходе стоят лучшие охотники.
Томпсон. Наверняка это была его очередная атака. И я, разбитая, сломленная, ничего сделать с этим человеком не могла. Я – никто.
«Снег пошел», – сглотнув горечь табака, заметила я и улыбнулась небу. На щеках что-то леденело. Это были слезы, которым я не позволила пролиться в кабинке.
Сознание выдернули из липкой трясины сна. Голос Миранды в трубке был острым шилом, вонзившимся прямо в висок.
–Шесть вызовов.
Я мысленно перевернулась на другой бок,пытаясь уцепиться за остатки забытья, но тут же получила новый удар под дых.
–Так, смотри, завтра у тебя Дин Вуд в два часа дня. Без допуслуг. Потом три дня Лиам Томпсон…
Голос стал фоновым шумом,сквозь который пробились только эти два имени. Дин Вуд. Лиам Томпсон. Они столкнулись в моем сознании, как два айсберга в кромешной тьме. Один – с его стеной из моих украденных улыбок. Другой – с лицом, которое я когда-то любила до тошноты и которое стало маской моего предательства.
Истерический смешок сорвался с губ – короткий, сухой, похожий на лай. Истерический смешок сорвался с губ – короткий, сухой, похожий на лай. Это был звук ломающейся внутри пружины. Я вжала его обратно, и он застрял в горле колючим комом.
–Можешь отдать эти вызовы Анне или Патрисе?
–Надо обговорить с клиентами.
–Окей. Позвони, как обговоришь.
Я бросила телефон на подушку, как раскаленный уголь, и перевернулась, пытаясь найти позу, в которой тело не чувствовало бы себя грузом на дне морском. Не успело сознание снова поплыть, как телефон завибрировал, заставляя все внутренности сжаться в один тугой узел.
– Эли, оба отказали. Сказали, никаких замен.
Голос Миранды был ровным, как лезвие гильотины. В нем не было вопроса, было констатация факта: ты – винтик, и твое место предопределено.
–Откажи им. Им обоим. Скажи, что я занята.
–Сдурела? Мне не нужны проблемы. Что-то не устраивает – ищи себе другое агентство.
В горле встал ком. Готова ли я? Готова ли снова распластаться, как тряпка, позволить этим людям – одному с его больной одержимостью, другому с его холодным предательством – снова использовать мое тело как территорию для своих игр?
«Нет». – Словно щелчок, прозвучало внутри. Вчерашняя ясность из кабинета Вайолет, хрупкая, как первый лед, вдруг закалилась.
– Я увольняюсь.
Тишина в трубке была оглушительной. А внутри меня все пело. Это не было эйфорией. Это было чувство падения в пропасть, но с абсолютной уверенностью, что у меня за спиной выросли крылья.
– Чего?
– Я увольняюсь. – На этот раз голос не дрогнул. В нем звенела та самая сталь, что поселилась в моих костях.
Впервые за долгие месяцы я улыбнулась – не рабочей, натянутой улыбкой, а настоящей, горькой и освобождающей. Склизкое чувство – вечный спутник – отхлынуло, оставив после себя легкие мурашки, бегущие по рукам. Мне даже стало смешно – я представила лицо Миранды, ее идеальный маникюр, сжимающий телефон в бешенстве.
– Отлично. Отрабатываешь эту неделю и можешь быть свободна.
–Миранда! Я увольняюсь сейчас же. – В голосе появилась ледяная тишина, и она удивила даже меня саму. Это был голос другой женщины.
–Хм, нет.
–Да.
Я положила трубку. Тишина комнаты обрушилась на меня, но теперь она была не давящей, а звенящей.
«Они же не придут и насильно не отвезут?» – пронеслась паническая мысль. Я сглотнула. Горько. Но смех, что подкатывал к горлу, был уже иным – не истерическим, а почти торжествующим. Безумие? Возможно. Но это было мое, личное, выстраданное безумие.
На кухне пахло кофе. Рокси, закутанная в свой махровый халат, хохотала над сериалом, залившись румянцем. Этот звук был таким нормальным, таким прочным и земным, что я на мгновение застыла в дверном проеме, чувствуя, как острая, режущая зависть смешивается с щемящей благодарностью. Ее мир был так прост: смешная шутка, вкусный кофе, радость от новой роли в клипе. В ее мире не было стен из фотографий и призраков из прошлого.
– Доброе утро. Чего тебе не спится? – спросила я, и голос мой прозвучал хрипло от невысказанного.
Она не ответила,не отрываясь от экрана. И я тут же поняла – она не дуется. Она просто увлечена. В этом была вся Рокси. Она не таила обиды, она их просто не держала в себе. Они испарялись, как утренний туман.
– Ро, ну прости. Я не хотела на тебя кричать. Так вышло.
Она обернулась,и ее лицо озарила такая широкая, бесхитростная улыбка, что у меня заныло сердце.
–Да ладно тебе! Я уже забыла. – Ее способность жить настоящим моментом была для меня одновременно спасательным кругом и доказательством, что я сама сломана безвозвратно. Мы жили в параллельных реальностях, и лишь ее доброта была тем тоннелем, что связывал их.
– Слушай, по новостям видела… Алек Хилл. Кто он такой?
Кровь отлынула от лица. Я упёрлась взглядом в подругу, не в силах понять, откуда она узнала это имя.
– Ты его знаешь?
– Нет. По телеку показали, что ты устроила скандал с владельцем сети ресторанов Алеком Хиллом. Что случилось? – Склонила Рокси голову, отставляя свой стакан подальше.
Ресторанов. Тех самых, что должны были перейти мне по наследству. В подполье которых отец разработал инновационный наркотик. Тот самый наркотик, что стал причиной смерти нашей семьи. Теперь эти рестораны принадлежали Хиллу.
И я просто замерла. Рот не открывался. Слова не выходили, как бы я ни пыталась начать шевелить языком.
– Что? – Только и выдавалось из груди.
Я судорожно открыла новостную ленту в браузере. И там стояла я. Жалкая. Ошарашенная. С глубоким декольте и без капли достоинства. Комментарии бились в голове, словно ложка по кастрюле. Шумно и пронзительно. Никто не поддержал меня. Каждый верил, что «очередная шлюха просто захотела испортить репутацию влиятельному человеку». Но теперь скандал с агентством мне не грозил. Лишь окружающие время от времени будут тыкать мне в лицо своими упреками. И то маловероятно. Цель крылась гораздо глубже.
– Эл, ты в порядке? – Подскочила с дивана Рокси, схватив меня за плечи. – Эл!
– Да. Да, все хорошо. Просто поскандалили. Ничего особенного.
И подруга поверила. Она верила каждому моему слову. Ее эгоизм и беззаботность не позволяли долго думать о скрытых проблемах других. Пока они не на поверхности, она не заметит горе или страдание другого человека. Даже если с этим человеком она прожила пять лет под одной крышей.
– Ну ладно, тогда слушай. Не знаю, что ты вчера наговорила тому красавчику, – она запрыгала на диване от восторга, – но он сказал, что я ему дико понравилась! Берет в клип! И всех наших девчонок! Ты мой талисман удачи!
Она не знала, чего мне стоило выдержать взгляд тех карих глаз. Не видела, как ее же именем сжималось в комок то, что когда-то было мной. Она видела только результат: ее мечта сбылась. И в ее простодушной радости не было ничего, кроме чистой, искренней благодарности.
– Кстати, а что с тобой вчера произошло? – спросила она, наливая мне кофе. – Это же не из-за того мужика?
Я взяла чашку, чувствуя, как тепло проникает в озябшие пальцы.
–Это он, Рокси. Это… Томпсон. Лиам Томпсон.
Она замерла с кофейником в руке,ее глаза округлились от неподдельного шока.
–Стой… Тот мужик?
–Что? Нет, – я с горькой усмешкой покачала головой. – Этот исполнитель, который набирает девочек. Это он.
–То есть этот красавчик, – она медленно поставила кофейник, – на самом деле… последний урод? Ну что за несправедливость! – Она плюхнулась на место, и на ее лице расцвела такая комическая, нарочитая обида, что я невольно рассмеялась. Она делала это для меня. Чтобы отвлечь. Чтобы рассмешить. Чтобы вернуть в ее простой и понятный мир.
– Угу, – я сделала глоток кофе. Он показался мне пеплом.
–Он узнал тебя?
–Нет. Я назвалась твоим именем.
Ее лицо озарилось хитрой,почти детской ухмылкой.
–Гениально! Вот же кусок…
–Ро, – я нервно рассмеялась, поджимая под себя ноги. – Черт с ним. Просто снимись в его клипе и заработай денег.
–Ты уверена? – в ее голосе вдруг прозвучала тревога. Искренняя, глубокая. Она готова была отказаться от своей мечты, от безграничной любви к себе, если мне это причиняло боль.
Этот простой, незамысловатый жест верности растрогал меня до слез, которые я тут же проглотила.
–Абсолютно. Более того… Он вызвал меня. Поэтому ты нужна мне на этих съемках.
–Что? – ее возмущение было мгновенным и жарким, как вспышка. – Да он вообще охренел!? Это просто отвратительно! У него вообще есть чувство стыда?
–Не думаю, – я пожала плечами, и странное спокойствие накатило на меня. С ней рядом все казалось возможным. Даже противостояние призракам.
Она выругалась, взглянула на часы и подскочила, как ужаленная.
–Черт, я опаздываю! Эл, мы вечером все обсудим, хорошо? С ним разберемся!
–Да, конечно, – я кивнула.
Она вылетела из кухни, бросив на бегу: «Люблю тебя!», и дверь захлопнулась. Грохот отозвался в тишине, оставив меня в одиночестве. Но сейчас оно казалось терпимым. Потому что в нем, как далекий, но неизменный маяк, светилась ее простая и крепкая душа. И этот свет был сильнее любой моей тьмы.
Телефон завибрировал, и этот визжащий звук пробил тишину кухни, словно дрелью по стеклу. Не номер, а неизвестный. Снова. Сердце, только что успокоившееся после утра с Рокси, снова сорвалось с места, дико заколотившись где-то в основании горла. Еще одна фотография. Мой порог. И на нем – розовый пакет, кричаще-нелепый, как клоун на похоронах.
«Элачка, эта мой падарак для тибя».
Сообщение, написанное с нарочито-идиотскими ошибками, вызвало не страх, а приступ тошнотворной ярости. Это была пытка. Медленная, изощренная. Кто-то играл со мной, как кошка с мышью, считая меня полной дурой.
«Дин, – прошипела я сквозь стиснутые зубы, впиваясь ногтями в столешницу. – Думаешь, этот дешевый фарс кого-то обманет? Я знаю. Это ты».