- -
- 100%
- +
Я рванула к окну, резко дернув штору. Шторы. Солнце слепило, отражаясь от снега, но улица была пустынна. Ни души. Только старый сосед напротив копался в гараже. Обыденная, предательская нормальность, за которой скрывался кошмар.
Дверь открылась с глухим стуком. Я не вышла, а застыла на пороге, сканируя пространство. Воздух был холодным и колючим. Пакет лежал там, где его сняли на фото. Внутри – уродливый плюшевый медведь с стеклянными пуговицами вместо глаз и дешевый парфюм, от которого запершило в носу даже на расстоянии. Но не это заставило кровь стынуть в жилах.
Тень. От лиственницы в моем же саду падала одна тень. Но чуть в стороне, притворяясь частью рисунка снега, лежала вторая – более тонкая, вытянутая. Человеческая. Кто-то стоял там. Прятался. И наблюдал. Сейчас, в этот самый момент, чьи-то глаза, полные Бог знает чего, были устремлены на меня, на мой дом, на мой порог.
Я захлопнула дверь с такой силой, что звонко звякнул стеклянный витраж. Замок щелкнул, но это не принесло облегчения. Замок не мог защитить от этого всевидящего, незримого присутствия. Пальцы дрожали, срываясь с кнопок телефона.
– Немедленно приезжайте! – мой голос прозвучал чужим, сдавленным. – И записи с камер! Все, за последний час!
Бросив трубку, я прислонилась спиной к холодной стене, пытаясь загнать обратно в легкие воздух, который стал густым, как сироп, и не хотел поступать в кровь. Легкость, которую подарила Рокси, растворилась без следа, оставив после себя вакуум, заполненный липким, первобытным страхом.
«Ждать? Как загнанное животное в клетке? Нет. Я не позволю».
Крадучись, как вор в собственном доме, я двинулась в комнату-спа, из окна которой был виден весь сад. Сердце колотилось, отдаваясь в висках оглушительным боем барабанов. Я приникла к стеклу, затаив дыхание.
Никого. Только следы. Два ряда – к дереву и обратно. И эти следы кричали о наглом, безнаказанном вторжении громче любого крика.
«Только спокойствие, – пыталась я вдохнуть сама в себя эту ложь. – Дыши. Все хорошо. Ты в безопасности».
Но это не работало. Разум твердил одно, а все мое тело, каждая клетка, пронизанная инстинктом выживания, выло от ужаса.
Когда приехала охрана, в их глазах я прочитала лишь скучную рутину. Они осмотрели пакет, кивнули в сторону следов.
– Мисс, мы все проверили. Это был курьер. Бани Питт. Добрый малый, безобидный. Просто… отсталый в развитии. Бывают у него причуды.
«Причуды? – внутри меня что-то оборвалось. – Поддельные документы, значит? Отлично сыграно, «Бани Питт»«.
Но когда я увидела запись с камер, по спине пробежал ледяной пот. Косолапая походка, грузная фигура. Это был не Дин. Совсем не он. Значит, их было двое? А может, трое? Кто этот человек? Что ему нужно? И какую игру ведет Дин со своей стеной из фотографий? Они оба работают на Томпсона? Эта мысль, сплетающая все нити в один смертоносный клубок, сдавила горло.
– Мисс, вы же понимаете, что для передачи в полицию нет ни единого основания? – его голос был апофеозом безразличия.
– Да, – выдавила я.
«Он просто оставил подарок и спрятался. Ничего страшного. Абсолютно ничего», – твердила я себе, сжимая кулаки так, что ногти впились в ладони. Но это была ложь. Страх стоял за моим плечом, его ледяное дыхание обжигало шею. Он шептал, кричал, требовал спасаться.
Если закон бессилен, если стены моего дома прозрачны для этих тварей, значит, защищаться придется самой.
Звонок в службу безопасности был отчаянной попыткой вернуть себе иллюзию контроля.
– Ко всем углам. Камеры. Сигнализацию. Немедленно.
– Наши специалисты будут через два дня, – прозвучал сладкий, запрограммированный голос в трубке.
Два дня. Сорок восемь часов в этой стеклянной ловушке, где за каждым деревом может таиться чья-то тень. С охраняемой территорией, которая оказалась мыльным пузырем. Это было не смешно. Это был приговор.
И тогда страх, доведенный до точки кипения, внезапно переродился. Он не исчез – он кристаллизовался, затвердел в груди черной, обжигающей глыбой чистейшей, беспощадной ярости. Яростное, немое рычание вырвалось из моей груди.
Неужели так сложно? Неужели в этом мире нельзя просто запереть дверь и быть в безопасности? Неужели за каждый глоток спокойствия нужно платить такой кровью, таким унижением, такой вот, вот этой вот дикой, всепоглощающей злобой?
Я стояла посреди своей кухни, в своем дорогом, прекрасном доме, который в одночасье стал полем боя, и вся моя сущность, измотанная, истерзанная, сжалась в один стальной кулак. Хватит. С меня хватит.
Спустя пару часов, когда адреналин выгорел, меня накрыло с новой силой. Я сидела на кухне и чувствовала, как по стенам ползет серая, липкая паутина отчаяния.
Сталкер. Томпсон. Миранда.
Для начала стоило разобраться хоть с одной проблемой. С агентством.
Рука сама потянулась к телефону. Не чтобы жаловаться. А чтобы услышать голос, который знал меня до того, как я сломалась.
–Булочка, – ее голос в трубке был как плед в холодный день. – Заедешь за мой или мне приехать?
Она все поняла без слов. Как всегда.
– Заеду.
Машина всегда была моим коконом, убежищем. Я вела ее почти на автомате, пока городские пейзажи за стеклом сливались в серую размытую полосу. «Уехать бы», – пронеслось в голове призрачной мыслью. Просто исчезнуть. Но я ехала за Мией, за своим якорем.
Дверца машины распахнулась, впустив вихрь морозного воздуха и знакомый, успокаивающий аромат ее духов. – Эли! – Мия влетела на сиденье, и ее объятие было не просто быстрым – оно было спасательным кругом, брошенным в бушующее море моего отчаяния. Кратким, до боли крепким. Никаких слов. Она всегда читала мою душу по глазам, и сейчас в ее взгляде я видела не жалость, а готовность к бою.
– Закинем вещи и поедем? – мой голос прозвучал сипло, будто я прошла сквозь песчаную бурю.
– Конечно. – Она откинулась на сиденье, и мы поехали. Тишина в салоне не была пустой – она была насыщенной, плотной, как ткань, сотканная из лет дружбы и взаимного понимания. Это было мое единственное прибежище.
– Не жалеешь, что ушла? – спросила я, вцепившись в руль, чтобы скрыть дрожь в пальцах. Вопрос висел в воздухе, тяжелый и риторический.
Она не ответила сразу, дав ему прочувствоваться.
– Ни секунды, – выдохнула она наконец, и в этих двух словах была сталь, которой так не хватало моей сломленной воле. – И мое мнение все еще неизменно. Беги, Эли. Пока не стало поздно. Это не «элита», – она с силой, почти с яростью, показала кавычки в воздухе, – это скотобойня. Красивая, пахнущая деньгами, но скотобойня.
Ее слова, будто раскаленный гвоздь, вошли в самое нутро. Я сглотнула подкативший к горлу горький ком.
– Я… я уже решила. Ушла. Сегодня.
Мия резко повернулась ко мне, и салон наполнился оглушительной тишиной, взрывной волной от сказанного.
– Правда? – ее шепот был похож на выдох утопающего, увидевшего землю.
– Угу, – кивнула я, сворачивая к приюту. Попытка улыбнуться превратилась в болезненную гримасу. – Я быстро. Забегу к Вики. Потом поговорим.
И вот оно – мое личное солнце, пробивающееся сквозь тучи. Вики прыгала на пороге, ее маленькая фигурка излучала столько энергии, что казалось, она вот-вот взлетит.
– Эли, Эли! Привет!
Ее голосок, чистый и звенящий, был единственным лекарством, способным растопить лед в моей груди. Я присела перед ней, и весь мир сузился до сияющих, доверчивых глаз и улыбки с дырочками от выпавших зубов.
– Привет, зайка моя, – мой голос наконец смягчился, став своим. – Смотри, что я тебе принесла. – Я протянула ей отдельный пакетик, и сердце сжалось от счастья, когда ее лицо озарилось восторгом.
– Вау! Я так-так долго о ней мечтала! – она прошепелявила, вжимая в грудь новую куклу. Ее маленькие ручонки обвили мою шею в крепком, липком от конфеты объятии. И тут в горле запершило, а глаза наполнились предательскими слезами. Это была та самая, единственная нежность в моей жизни, которая ничего не требовала взамен. Которая любила просто так.
– А я тебе рисунок нарисовала! – она протянула смятый листок. – Это мы с тобой. А сзади – наш домик.
Я улыбнулась, внимательно рассматривая рисунок. Обычный, детский, но в углу затаилась корявая надпись: «Когда станет плохо, расскажи всему миру» и подпись под самим домом: «Наш домик». И эти слова были не изречением ребенка, а чем-то более глубоким.
– А это что значит? – спросила я, и внутри все сжалось в ледяной комок.
– Это тетя вчера посоветовала написать. Говорит, нельзя держать все в себе.
По моей спине пробежала ледяная игла. Тетя? Неужели… его люди? Они добрались и сюда? До самого святого?
– Вики, а это кто? В окне, – я ткнула пальцем в нарисованного человечка.
– А это папа.
– Тоже тётенька посоветовала нарисовать? – я натянула улыбку, чувствуя, как по коже ползет липкий, тошнотворный холод.
– Да.
– Какая прелесть, – выдавила я, и улыбка застыла на лице маской. – Поставлю в рамку.
Внутри приюта на меня обрушился привычный хаос – крики, смех, десятки вопросов. Я раздавала подарки, автоматически улыбалась, гладила детские головы, а сама чувствовала, как пол уходит из-под ног. Поймав взгляд заведующей, миссис Бин, я подошла, показывая рисунок.
– Кто эта женщина? Та, что вчера приходила? – в голосе прозвучала запинка.
Миссис Бин, милая и ничего не подозревающая, лишь удивленно покачала головой.
– Кроме семьи, забиравшей Кэтти, никого не было. Может, она и посоветовала? Очень хороший совет, между прочим. Нашим детям важно учиться доверять.
Я кивнула, делая вид, что успокоилась. Но внутри все кричало. Слишком большое совпадение. Слишком.
Передав деньги для приюта, я вернулась в машину, Мия сразу все поняла. Ее взгляд был тяжелым и знающим.
–Итак, ты решила уйти, – констатировала она. Не вопрос, а факт.
–Да, – я тронула с места. Голос звучал чужим. – И отказала Миранде в шести выездах на эту неделю.
Мия посмотрела на меня с таким сочувствием, что мне стало физически больно.
– Булочка, ты же не собираешься просто не явиться? – в ее голосе была мольба.
– Собираюсь.
– Черт, Эли… – она с силой провела рукой по лицу, словно пытаясь стереть ужас. – Это не просто плохо. Это самоубийство.
– Да что они могут? – в моем голосе прозвучала надрывная, детская надежда. – Миранда же просто менеджер!
Я была в этом так уверена. Пока не увидела, как белеют костяшки ее сжатых пальцев.
– Нет, не просто, – ее голос стал тихим и страшным. – Агентство крышуется Кимом. А ты – его чертова любимица. Позвони и соглашайся. Сейчас же.
– Что? Он что, не просто важный клиент? – во мне все похолодело.
– Эли, ты вообще хоть что-то пыталась разузнать об этом агентстве? – в ее вопросе прозвучало не упрек, а отчаяние.
И я промолчала. Промолчала, потому что никогда не пыталась. Мне было страшно знать. Я просто работала, закрыв глаза на реальность.
– Что они с тобой сделали? – наконец выдавила я.
– Все, – ее слово прозвучало как похоронный колокол. – Все мои счета арестовали. За «незаконное получение средств». Потом были штрафы по налогам. Потом – иск. Они засудили меня до нитки, Эли. Я год выплачивала долги. Год.
Тишина в салоне стала густой, как смола, давящей на барабанные перепонки. Я слышала, как бешено колотится мое сердце, вырываясь из груди. Мы обе знали, почему она молчала все эти годы. Потому что я, в своем слепом отчаянии, полезла бы в петлю, чтобы ей помочь. А она… она берегла меня. Берегла, пока саму ее методично уничтожали.
И я поняла, что подруга не шутит. Словно в подтверждение ее слов, мне пришло исковое заявление от адвоката агентства. А что я могла? Лишиться всех денег, что зарабатывала почти пять лет? Снова упасть на дно ямы, из которой так долго вылезала, терзая свое тело? Облегчение, что сопровождало меня весь день, исчезло за один момент. Слизь. Снова она вернула свои владения. Лишь ледяная маска осталась на моем лице, не показывая ни капли разочарования или ужаса. Я просто осознала всю безысходность, словно муха в паутине.
–Слушаю, – ее голос был сладким, как сироп, и ядовитым, как цианид.
–Я… все поняла. Шесть клиентов, и я свободна? Без судов?
–Да, Элин. Первый – завтра, Дин Вуд. Не опаздывай.
Она положила трубку. Я свернула на обочину и уткнулась лбом в руль. Мир плыл.
Рука Мии легла на мое запястье, ее пальцы нащупали пульс.
–Все в порядке? – ее голос был тихим.
–Да. Шесть дней, и я свободна.
Почему же тогда у меня внутри было так, будто меня заживо хоронят? Казалось, судьба решила надо мной открыто смеяться, проверяя на прочность. Новый год не принес за собой ничего хорошего. Только новых проблем. Даже рядом с подругой я не могла забыть о том, что творилось в моей жизни.
– Булочка, – погладила меня по спине Мия, заключая в объятия и согревая своим теплом. – Все хорошо.
– Эли… – в трубке послышался ее голос, влажный, заплетающийся, пьяный до потери пульса. – Я в хлам… Забери меня, прошу…
Холодная струя страха пробежала по моему позвоночнику.
– Ро, ты где? – мой собственный голос прозвучал резко, почти по-командирски.
– В «Хэли Бэли»… – она простонала, и связь оборвалась.
В груди что-то упало и разбилось. Рокси. Моя беззаботная, сияющая Рокси, которая всегда была маяком. И сейчас она там, одна, беспомощная, в этом змеином клубке. Мой собственный ужас, мои паранойи и призраки – все это в один миг смялось, отодвинулось куда-то на задворки сознания, уступая место единственной, кристально ясной и жгучей цели: достать ее. Спасти.
Я резко повернулась к Мие, и она, увидев мое лицо, поняла все без слов.
– Поможешь забрать Рокси? – в моем вопросе не было просьбы. Это было заявление.
– Конечно, – ее ответ прозвучал так же быстро и четко. – Что случилось?
– Сама не знаю. Но что-то плохое.
Я выжала педаль газа в пол. Машина рванула с места, с визгом врезаясь в ночь. Городские огни слились в сплошные огненные полосы. Сердце колотилось в такт оборотам двигателя, отчаянно стуча «жива-жива-жива». Два раза я проносилась на красный, заставляя таксистов давить по тормозам и орать что-то вслед. Один раз мы вильнули между двумя фурами, и Мия вскрикнула, впившись пальцами в панель. Но я не сбавляла скорость. В критические моменты мое тело и рефлексы всегда действовали на опережение, пока разум цеплялся за обрывки паники.
Затормозив с визгом шин прямо у входа, мы выпрыгнули из машины и бросились к двери, где стояла непробиваемая стена из мышц в черном костюме.
– Там моя подруга! Ей плохо! Пустите! – мой голос сорвался на визгливый, почти звериный крик, в котором смешались все оттенки паники. Каждая клетка тела требовала проломить эту дверь, пройти сквозь этого человека. Готова была вцепиться ему в лицо, лишь бы он убрался с дороги.
Охранник лениво окинул нас уставшим взглядом, будто мы были назойливыми мухами.
– Да-да, конечно. Сегодня все так говорят, – он тягуче протянул слова, осматривая наши простые пуховики и джинсы с нескрываемым презрением. – Но другие хотя бы приоделись. Серьезно?
В его тоне было столько ядовитого высокомерия, что у меня перехватило дыхание.
– В смысле? – выдавила я, чувствуя, как по лицу разливается жар от ярости и бессилия. – Это же общедоступное заведение! Нет, разве?
Он просто проигнорировал меня, отвернувшись. Этот жест, это полное игнорирование нашего отчаяния, было хуже любой грубости. Он не просто не пускал – он стирал нас в порошок.
– Чувак, свали, – резко бросила Мия, ее терпение лопнуло. Она рванулась вперед, но охранник железной хваткой впился ей в плечо.
– Это закрытое мероприятие, девушки. Прошу вас уйти, – его голос стал низким и опасным.
– Позовите организатора! – потребовала я, все еще пытаясь действовать в рамках какого-то подобия логики.
– Автограф хотите попросить? – он усмехнулся, и эта усмешка резанула по нервам, как стекло.
– Да что ты несешь?! – прорычала Мия, с силой вырывая руку. – Что там за звезда такая, что даже войти нельзя?!
Охранник наклонился вперед, и на его лице появилась ухмылка человека, сообщающего сакральное знание.
– Серьезно, не знали? Лиам Томпсон.
Имя прозвучало не громко, а тихо, но оно ударило с такой силой, что земля ушла из-под ног. В ушах зазвенело. В висках застучало. Весь воздух вокруг стал густым и бескислородным.
Лиам Томпсон.
Не просто тень прошлого. Не случайное совпадение. Он был здесь. И Рокси была там, у него в лапах. Это не было несчастным случаем. Это была расставленная ловушка, и мы, как идиотки, сами в нее примчались.
Город-миллионник внезапно сжался до размеров этой проклятой двери. Весь этот безумный мир, со всеми его Алеками Хиллами, Динами Вудами и сталкерами, внезапно обрел свой эпицентр, свою черную дыру. И она была здесь. И она носила его имя.
Похолодевшими пальцами я до боли сжала кулаки, впиваясь ногтями в ладони. Боль вернула к реальности. Острую, ясную, леденящую.
Я выпрямилась во весь рост, и мой взгляд, тяжелый и безразличный, встретился с взглядом охранника.
– Скажите, – мой голос прозвучал тихо, но с такой стальной холодностью, что его ухмылка наконец сползла с лица, – что пришла Элин Роуз.
Пара секунд, и мы уже внутри. Музыка била по ушам, стробоскопы резали глаза. В этом хаосе я сразу увидела его. Он стоял, прислонившись к стене, в окружении девушек и парней, и смотрел прямо на меня. Но он волновал меня в последнюю очередь.
– Привет, – словно лис, подкрался этот недоумок ко мне.
– Где Рокси? – Строго спросила я, сразу отметая его неуместный флирт.
– Даже не поздороваешься, Эли? – Он все еще произносил мое имя не так, как другие, ставя ударение на последнюю букву. Черт. Почему я все ещё обращала на такое внимание?
– Где она?
Он повел нас через ад. Тела, сплетенные в немыслимых позах, запах пота, алкоголя и чего-то химического. Я шла, чувствуя, как по коже бегут мурашки, а локоть Мии был твердой точкой опоры в этом безумии.
Рокси лежала на диване в лаунж-зоне, без сознания, бледная.
–Ро, – я тронула ее за плечо, пытаясь скрыть дрожь в пальцах. – Просыпайся.
Она что-то пробормотала, ее взгляд был мутным и невидящим.
– Говнюк, что ты ей подмешал? Она не из тех, кто употребляет, – прошипела Мия, угрожающе надвигаясь на Лиама.
– Я – ничего. За других говорить не могу.
– Вставай, идем в туалет.
Она снова промычала нечто нечленораздельно. Я постаралась поднять ее, но то было бесполезно. Она не могла даже опереться на ноги.
– Я отнесу.
– Не трогай ее! – Нервно рявкнула я. – Рокси, ну же, прошу тебя.
Лиам мягко подвинул меня и понес Ро в туалет, где я помогла ей промыть желудок и успела поймать, когда она едва не упала головой в грязный унитаз.
– Милая, надо было идти с тобой. Прости, – шептала я, поглаживая Рокси по темным волосам. – Поехали домой.
Мы с Мией подхватили нашу подругу под руки и повели, а точнее поволокли в машину. Уложив ее на заднее сиденье, я ощутила за спиной чье-то присутствие. Нет, не чье-то. Совершенно точно это был Лиам, которого я даже спустя шесть лет могла отличить от других по одному лишь ритму дыхания и аромату его любимых нот в парфюме.
– Мы можем поговорить?
– Нет. И впредь не подходи ко мне даже в купленное тобой время.
И мы уехали. Всю дорогу меня трясло. От страха за Рокси. От ненависти к Томпсонам. От бессилия перед Мирандой.
–Останешься?
–Конечно. Чай?
–Да, – кивнула я. – Посиди с ней.
На кухне я стояла, уставившись на кипящий чайник, и пыталась собрать осколки себя в нечто целое. Не получалось. Я принесла чай, и мы сидели рядом со спящей Рокси, говоря о всяких легких глупостях, избегая серьезных тем. Не потому, что боялись, а потому, что в ту ночь нам было нужно просто быть – вместе, в тишине, под защитой старой, как мир, дружбы. И этого было достаточно, чтобы дышать.
Рокси открыла глаза ровно в семь утра, словно в ее голове встроен безупречный швейцарский механизм. Я всегда завидовала этим внутренним часам, которые работали даже после химической атаки на ее организм. Она медленно, словно под водой, перевела на нас взгляд, и на ее лице не было ни тени удивления – лишь тупая, всепоглощающая апатия.
– Мне так плохо, – ее голос был хриплым шепотом, будто горло протерли наждачной бумагой.
– Еще бы, – не удержалась я, и в моем голосе прозвучала не просто усталость, а горькая, накипевшая за ночь обида. – Сколько раз я тебе говорила не брать ничего от незнакомцев?
– Да, я тоже это тебе говорила, – Мия скрестила руки на груди, и в ее тоне была не просто поддержка, а солидарность в этом бессильном гневе.
– Он был таким красавчиком! – в голосе Рокси прорвалась надрывная нота, смесь восторга и отвращения. – Я не могла ему ни в чем отказать. Эти черные волосы, черные глаза…
– Ро, он вообще-то тебя наркотой напичкал, а ты его восхваляешь? – Мия резко поднялась и уселась на край ее «кровати принцессы», впиваясь в подругу испепеляющим взглядом. – Тебя еще не отпустило, что ли? Ты в своем уме?
– Все нормально, – Рокси бессильно махнула рукой, и этот жест вызывал щемящую жалость. – Просто я давно таких парней не встречала. Жаль, что он оказался мудаком.
– Самосохранение на высоте… – я с силой провела рукой по лицу, чувствуя, как накатывает волна бессильной ярости. – Удивляюсь, как ты дожила до своих двадцати двух.
Ро с трудом повернулась на спину, пытаясь приподняться, и это простое действие далось ей с таким трудом, что у меня сжалось сердце.
– Что ты вообще забыла на вечеринке Томпсона? – вопрос вырвался у меня тихо, но в нем был весь мой страх, вся накипевшая за последние дни паранойя. Это был не упрек. Это была мольба – дай хоть какое-то разумное объяснение, скажи, что это не та ловушка, в которую я мысленно уже тебя поместила.
– Я не знала, что это его вечеринка, – она ответила так просто, так искренне, что стало еще страшнее. – Девчонки позвали… Таблеточку от головы, пожалуйста.
Я молча протянула ей воду и таблетку, которую загодя положила в карман. Знала. Заранее знала, в каком состоянии она будет, и от этого осознания в горле вставал ком. Мы всегда убираем последствия ее безрассудства.
– Больше я не пью, – прошептала она, глотая таблетку. – И до конца года никаких тусовок. Клянусь.
– Ага, – Мия язвительно фыркнула, но в ее глазах читалась та же усталая тревога. – А завтра уже на следующей вечеринке будешь принимать напитки от очередного красавчика.
Мы разошлись по комнатам, чтобы поспать. Я зашторила окна, превратив комнату в подобие склепа, и улеглась в постель. Но сон не шел. Он был миражом. За окном занимался новый день, который должен был привести меня к нему. К Дину. До встречи оставалось всего ничего, и я позволила себе проспать лишь до часа дня, проснувшись в состоянии, в тысячу раз худшем, чем то, в котором ложилась. Каждая клетка тела кричала о перегрузе, ум умолял о пощаде, но время – безжалостный надсмотрщик – тянуло меня с постели, к шкафу, к гриму. К маске.
К Дин Вуду я взяла перцовый баллончик. Маленький, холодный, умещающийся в ладони цилиндрик, ставший символом моей новой, жалкой решительности противостоять своим врагам. Раньше я полагалась на протоколы агентства. Теперь – только на него.
В этот раз мне не хотелось проклинать небоскребы. Я молилась, чтобы лифт не останавливался. Чтобы он унес меня куда-нибудь в стратосферу, подальше от этой реальности. Сердце колотилось где-то в горле, отдаваясь глухим стуком в висках. Каждый шаг по коридору отдавался эхом в пустоте внутри.
Я позвонила. Дверь открылась почти мгновенно, словно он ждал за ней. Он стоял с румянцем на щеках, но сегодня этот румянец казался мне не стеснением, а знаком возбуждения хищника, чувствующего приближение добычи.
–Привет, – он неловко махнул рукой, и этот жест, такой неуклюжий, бесконечно раздражал. Игра. Все это была игра.
–День добрый. Не ожидала, что ты вновь захочешь провести время со мной. – Голос мой прозвучал на удивление ровно.
Дин проводил меня за стол, на котором в этот раз стояла аппетитная на вид еда, причем наверняка из хорошего ресторана.
«Наверняка отравлена. Либо снотворное подмешал», – первая мысль была именно такой.
По центру в вазе стоял небольшой букет пионов. Я совершенно не понимала, что вообще происходит, но его стиль точно не сочетался с плюшевой игрушкой и дешёвым парфюмом, что были поставлены на мой порог. Либо он хотел, чтоб я так думала.
– Элин, я не знаю… – Дин запнулся. – Ты видела те фотографии, да?
«И какой здесь правильный ответ? Стоит ли мне лгать? Или пора начать разъяснять ситуацию?».
Внутри боролись два голоса. Один, холодный и циничный, приказывал молчать. Другой, истерзанный и испуганный, выл от бессилия и молил о ясности. Я устала бояться. Устала от этой войны на два фронта – с миром и с самой собой.