За что сгорели наши звезды

Глава 4

Невыносимо было смотреть на этого человека, так легко сдавшегося под моим напором. В его покорности была какая-то извращенная жестокость. Мне бы стало легче, если бы он зарычал, бросился на меня, вырвал этот жалкий баллончик – тогда бы все встало на свои места: я жертва, он монстр. Простая, чистая арифметика страха. Но нет. Он просто держал свои длинные, нервные пальцы на столешнице, растерянно смыкая брови, и от этого что-то щемящее и знакомое шевельнулось в глубине памяти, чтобы тут же быть задавленным волной ярости.

– Итак. Что ты хочешь? – Медленно опуская баллончик, но все ещё сжимая рукоятку до хруста в суставах, спросила я. Голос прозвучал чужим, вымороженным изнутри.

– Просто хотел извиниться и… пригласить на церемонию награждения, – тихо ответил он, и его голос сорвался на полуслове, словно он и сам понимал нелепость этого предложения в данных обстоятельствах.

Воздух вылетел из моих легких, словно от удара в солнечное сплетение. Церемония награждения. Зал, полный людей, свет софитов, его победа. И я – в качестве кого? Его талисмана? Трофея? Это был не абсурд, это было кощунство.

– Ты смеёшься надо мной? – выдохнула я, и в горле запершило от надвигающейся истерики. – Я говорю про эти странные фотографии и нелепые подарки! Что ты ими пытаешься добиться?

Он посмотрел на меня так, словно я заговорила на древнем, забытом языке, на котором изъясняются только призраки. Полная, абсолютная, физически ощутимая растерянность.

– Какие… подарки? – Он медленно, как во сне, потянулся к моему телефону, лежавшему на столе. – Элин, я не… У меня даже нет твоего номера. Я написал тебе один раз в «Инстаграме». После той встречи. Только чтобы извиниться.

И тут я почувствовала это. Первый крошечный сдвиг. Трещину в монолите моей уверенности. В его голосе не было ни капли той маслянистой, притворной искренности, к которой я привыкла у клиентов. Была лишь чистая, незамутненная путаница и нарастающая, как гул в проводах перед бурей, тревога. И это бесило меня еще сильнее, потому что ломало все мои защитные схемы.

– Не ври! – мой голос дрогнул, предательски выдав внутреннюю дрожь. Я снова ткнула экраном ему в лицо, будто хотела физически вогнать в него эти доказательства. – Вот это! «Элачка, эта мой падарак для тибя».

Он внимательно, почти прищурившись, всмотрелся в сообщение. И… тихо, горько усмехнулся. Этот звук был полон такого недоумения и боли, что по моей коже пробежали мурашки.

– Нет. – Он покачал головой, и его взгляд, вернувшийся ко мне, был внезапно ясным и острым. – Это не я. Я бы так не написал. Я бы… – он запнулся, и румянец снова залил его щеки, – я бы умер от стыда.

И в этот миг что-то перевернулось. Весь мой гнев, всё напряжение, что я принесла сюда, как щит и меч, вдруг повисло в воздухе, лишившись цели, и рухнуло мне на плечи неподъемной, усталой тяжестью. Мозг, путаясь в тягучих, словно расплавленная пластмасса, мыслях, отчаянно пытался выстроить новую версию реальности. Фото агентства, вызов, фотографии из «Инстаграма», кривое сообщение… А если это не он? Если это все же Бани Питт? Если пазл, который я так уверенно собирала, оказался не тем, и все детали от разных картинок?

Мозг, путаясь в тягучих, словно жвачка, мыслях, совсем перестал отличать правду от лжи. Весь мой гнев, всё напряжение, что я принесла сюда, направленное на него, вдруг повисло в воздухе, лишившись цели.

Я молчала, сжимая баллончик. Он смотрел на меня, и в его глазах медленно проступало понимание. Понимание того, что происходит что-то чудовищное.

–Элин, – тихо сказал он. – Ты хочешь сказать, что кто-то преследует тебя?

Я не ответила. Горло сжалось так сильно, что нельзя было сделать и глотка. Я просто стояла, ощущая, как комната начинает медленно плыть, а единственной точкой опоры остается холодная пластмасса в моей потной ладони.

Он не враг? Тогда кто? И что это за фото в его комнате? С чего вообще начинается такая больная, кривая любовь? Мне отчаянно нужно было понять, куда я попала – в логово маньяка или в убежище еще одного странного, но не опасного потерянного человека.

– Дин, – заставила я себя говорить, и имя наконец сорвалось с губ, обжигая их. – Что это за фото в твоей комнате? С чего ты вообще… влюбился в меня?

Он приоткрыл рот, но звук застрял где-то глубоко внутри. Он застыл, и в его широко распахнутых, полных надежды глазах я увидела то самое знакомое выражение – то самое, что когда-то заставляло мое сердце биться чаще в совершенно другой жизни. И от этой внезапной, украденной у прошлого искры, внутри все оборвалось и похолодело.

Дин. Шесть лет назад.

«Быстрее. Нужно быстрее бежать. Если уйду дальше, они меня не поймают».

Лёгкие колотило от скорости шага, сошедшего на бег.

«Нужно было срочно убежать. Хоть куда».

– Эй, урод, иди сюда. – Свист за спиной заставил встать и не рыпаться.

Бежать было поздно. Они меня уже увидели. Восемь ребят возвышались надо мной. И они не были выше. Они просто были сильнее. Их жесткий смех совсем не веселил меня. Их руки не дрогнули перед ударом. Ногами они вталкивали меня за кусты, чтоб никто из учителей не видел происходящего. Люди просто шли мимо. А я просто надеялся, что хоть один из них придет на помощь.

– Давай бабки.

– Ты глухой? Бабки гони.

Мелочь и пара купюр выпали из дрожащих рук. Они забрали все, что было. Папа будет зол. Мама тоже.

Смех стал громче. Удар ботинком пришелся в ребра. Меня перекосило от боли, и я упал. Разбил колени. Испачкал брюки.

– Не надо. Пожалуйста, – взмолился я, чем вызвал больше смеха.

Остальное запомнилось с трудом: удар за ударом, мои мольбы о пощаде, слезы, смешанные с кровью. А ещё грязная куртка, которую я буду оттирать влажными салфетками, чтоб мама не ругала.

– Завтра чтоб принес больше. Понял? – И снова удар по голове.

Меня тошнило. Все тело ныло. Я не мог нормально вздохнуть. Восемь смеющихся фигур напоследок заткнули мной тихий стон и снова начали пинать.

– По лицу не бей! Идиот. – Сказал кто-то.

И вот появилась Элин Роуз. Словно добрая фея. Размытый силуэт в моих глазах. Она пыталась остановить ребят. Пыталась противостоять толпе. Взрослый мужчина за ее спиной поднял меня на руки и отнес в машину. И мне уже было все равно, что это за люди и куда они везут меня, лишь бы не оставаться за этими кустами.

Я впервые увидел в глазах человека тепло, что было обращено ко мне. Даже холодная рука Элин, что держала мою, казалась теплее остальных рук.

– Мы отвезем тебя в больницу. Все хорошо, – успокаивала меня она. Но не успокоила.

– Нет. Пожалуйста, оставьте меня на остановке. Я сам.

– Ты уверен?

– Угу.

Мне ни в коем случае нельзя было тревожить родителей. Если бы они узнали, что я попал в больницу, наказали бы ещё сильнее. Поэтому нельзя.

Сердце больно укололо, когда Элин начала вытирать мое лицо от крови. Она даже куртку и штаны немного оттерла. Подбородок задрожал от незнакомого чувства. Это была доброта, которой я никогда не получал и, казалось, не заслуживал.

Я был плохим ребенком: не был красив, как того хотела мама, и даже не мог заниматься спортом, как того хотел папа. Я – разочарование. Я – никто.

Дин. Настоящее время.

Мне всегда казалось, что в моей жизни не будет ничего, кроме побоев. И я с этим смирился. Лишь Элин подарила мне свет, подарила тепло в салоне своей машины.

На следующий день, к моему удивлению, от меня все отстали и больше не подходили. Это было чудо. Чудо феи, которая меня спасла.

– И все? Просто спасла от хулиганов?

«И все?, – не понимал я. – Для нее это пустяк?».

Да, лишь в этот момент все встало на свои места. Что было для меня целой книгой, для нее было абзацем.

– Ты стала той, кто протянул мне руку помощи. И ты была единственной за четырнадцать лет. Я просто… Просто хотел восхищаться тобой издалека.

Не мог поверить я в происходящее. Та девушка, которая была для меня всем, сейчас угрожала перцовкой, словно я маньяк. И это была моя вина. Зачем я вообще развесил эти фотки?

– Поэтому вызвал? – Холодно спросила она. Слишком холодно. И всему был виной я. И команда.

Если бы не парни из команды… Я бы смотрел на эти фотографии и видел в Элин свое спасение. А теперь она здесь – та, о ком я так долго думал. Та, кто подарила мне добро.

– Это была случайность. Думаешь, если бы я… пригласил тебя, – подобрал я правильное слово, – я бы не закрыл дверь в свою комнату?

– В этот раз тоже? Тоже случайность?

Оправдания мне не было. Я посмел вызвать ее, как эскортницу, а не попытаться встретиться иначе. Я выбрал самый простой вариант и все испортил.

Я опустил глаза на экран телефона, на котором все ещё светилась фотография подарка на пороге дома Элин. Я понимал ее страх. Она боялась кого-то, кто ее преследовал. И ее ненависть в мою сторону оправдана. Только вот я не хотел, чтоб она ненавидела меня. Я хотел все исправить.

– Нет. Ты не отвечала мне. Я хотел объясниться.

Как же стыдно было объясняться в этом нелепом поступке. Идиотском и детском поступке. Но я все ещё мог хотя бы попытаться загладить свою вину.

– Я могу помочь? – Поймал я взгляд той самой феи, но теперь ее глаза не горели. У феи вырвали крылья. Она больше не парила. Она ползала по этой земле.

– Нет. Помоги сперва себе. Я больше не та, кого ты встретил шесть лет назад. Не стоит зацикливаться на одном человеке.

И она ушла. Хлопок двери стал символом конца. Конца истории, которая даже не успела начаться.

– Какой же я… – Закричал я в ладони, складываясь пополам и сползая по стене.

«Я не хотел. Не хотел, чтоб наша встреча была такой. Какого хрена вообще?».

Сердце не успокаивались ни на секунду, пока Элин была рядом. Ее взгляд, ее движения – все стало другим. Она стала другой. И я в этом ее винить не мог. Я догадывался про эскорт, но не был уверен, что она попала именно туда.

Прокрутив эти две нелепые встречи в голове ещё раз, я схватился за волосы.

«Нахрена ты ее вызвал, кретин? Только все хуже сделал», – винил я себя за этот идиотский поступок.

И все же я соскреб себя с пола и понес в кабинет. Надо было тренироваться. Скоро начнется турнир. Мне нужно быть в форме. Только мысли о моей глупости не отпускали.

– Я могу тебе помочь? – Передразнил я себя и ударил по лбу. – Да, Дин, после этих фоток она точно захочет от тебя помощи.

«Идиот».

Эли

Встреча с Вайолет была мне просто необходима. Ее уютный кабинет, ее глубокий голос – это то, что могло дать мне новый толчок в мое новое будущее: будущее без эскорта, которое тревожило меня потенциальной бедностью. Мне были необходимы деньги, как и любому другому человеку. Только Томпсон-старший сделал все, чтоб официальной работы у меня не было никогда. Он сделал все, чтоб лишить моего отца сильной наследницы. Чтоб лишить меня будущего.

И вот, я снова пью какао в кожаном кресле моего психолога. Запах шоколада уносит меня в прошлое, в которое так хочет проникнуть Вайолет. А я решаюсь начать свой рассказ, даже краем затрагивая табу.

– Элин, Вы готовы работать над своим прошлым?

– Да. – Одно короткое слово стало очередным прорывом. Очередным освобождением моей души из грязного болота.

6 лет назад

Данные скопированы. Флешка в трясущейся руке молит о том, чтоб я не делала этого. Но я делаю. Сбегаю из дома и мчусь навстречу Лиаму, уже ожидающему меня у соседнего дома. Щеки горят. В глазах надежда. Я верила в то, что он спасет нашу семью. Мистер Томпсон всегда любил меня, любил моих отца и маму.

Я никак не могла перевести дыхание от страха смешанного с гордостью за свой отчаянный поступок. Я могла помочь семье выбраться из проблем, созданных отцом.

Лиам вывернул на оживленную трассу, но в другую сторону от города.

– Лиам, мы куда? – Не понимала я.

– На вечеринку. Ты же хотела на нее попасть, – ответил он, показывая всю свою нежность улыбкой с ямочками.

– Но флешка…

– Мы успеем. Не переживай. Вот, лучше выпей это и успокойся, – протянул он мне бутылку пива.

Взгляд, отказывающийся смотреть мне в лицо, казался озабоченным. Закусанная острым клыком губа покраснела от крови.

Конечно же, я без каких-то вопросов выпила предложенный напиток, ведь ее дал мне Лиам. Он не мог передать меня.

Напряженное тело парня напрягалось с каждой секундой все сильнее, пока мир за лобовым стеклом становился мыльным, мысли были ватными и расползались, как только я пыталась их поймать. Звуки доносились будто из-под толстого слоя воды, а затем мое сознание отключилось. И лучше бы оно больше никогда не включалось, ведь медленно поняв веки, я увидела возле себя какого-то мальчишку. Толпа людей: журналисты, репортёры, медработники, полиция – они о чем-то шумно говорили. Мое тело не подчинялось совершено. Слабость была сильна настолько, что я и рукой пошевелить не могла. На столике темной комнатки лежали шприцы и ампулы с неизвестным мне содержимым.

Все случилось в один миг: мне скрутили руки и уволокли в полицейскую машину. Там меня стошнило, как только автомобиль тронулся с места. Люди в форме что-то говорили мне, но я не понимала ничего. Я была где-то далеко. Разбирать слова я начала лишь в участке, когда меня бросили за решетку на сколотый плиточный пол, как какую-то преступницу. Я больно поранила колено и схватилась за него.

– Вам пиздец. Отец придет и… – Голос, который должен был быть жестким и уверенным, больше походил на мычание.

– Папаша твой доигрался. Теперь никто его не отмажет, – рассмеялся один из полицейских. – Кто бы мог подумать, что его дочурка будет накачиваться его же наркотиками.

– М? Мой папа владелец сети ресторанов.

– Да-да, рассказывай. Мы тебе верим.

Наконец-то я могла двигать и руками, и ногами, но координация оставляла желать лучшего. Устроившись на скамье возле неприятной на вид женщины, я ждала своего отца, который совсем скоро появился в дверях. Я верила, что это какая-то ошибка. Я верила, что папа, как обычно, спасет меня. На решение вопросов у него ушло не больше часа. Долгого и мучительного часа. А затем он забрал меня с собой.

– Что ты натворила? – Прорычал отец, едва мы сели в машину.

Он осмотрел мои глаза и вены, скорчив лицо словно от физической боли, но через секунду взгляд стал отстранённым. На его лице начали появляться первые морщины, чего я не замечала раньше, ведь даже живя с ним в одном доме, виделись мы крайне редко.

– Пап…

– Телефон… Почему ты не взяла с собой телефон?

– Я хотела тебя спасти!

В моем помутненном сознании еще совершенно не было понимания произошедшего, а пришло оно только в понедельник, когда директор школы исключил меня. Пресса шумела о том, что произошло с дочерью наркоторговца и ни одна школа не посмела принять меня, опасаясь скандала.

Я не понимала, что происходит: почему у нас изъяли дом, почему странные люди приходили к отцу и о чем-то его допрашивали. Я не понимала, почему Лиам не помог нам, почему он предал меня, но ответа на этот вопрос я получить не могла. Лиам исчез. А следом исчез и отец, спрятав маму в домике в горах. Он требовал меня ехать вместе с мамой, но я просто сбежала. Я спряталась от семьи, отказываясь иметь с отцом что-то общее. Это из-за него я лишилась всего. Из-за его дел мной воспользовались и выбросили, как гнилой кусок еды. И эта гниль начала расти. Эта гниль захватила мой мозг, проросла в душе, осела на лёгких.

Настоящее

– Конечно же, план о наследовании ресторанного бизнеса отца остался неисполненным, а потому мне пришлось придумывать для себя другой план по существованию в этом мире. Благодаря Мие, которая тоже лишилась через пару месяцев всего, я попала в хороший стриптиз-клуб, ведь танцевала я очень даже неплохо. Бэн даже позволил мне жить прямо на месте работы, узнав о всей ситуации. Это было лишь до того момента, пока я не заработала себе на съем квартиры, – заканчивала свою историю я, даже не смея посмотреть в лицо своего психолога. – Мама порадовалась за мои успехи в карьере «официантки», ведь рассказывать о реальном месте работы я ей не собиралась. Потом я накопила деньги на увеличение груди и губ, брала курсы по стрип-пластике и танцам на пилоне. Тогда спрос на меня и вырос. Мия ушла в эскорт, а я пошла за ней. И вот. Я сейчас здесь. В вашем кабинете.

Наверно, это чувство испытывают люди, проповедующиеся священникам. Лёгкость, чувство полноты дыхания и незажатых лёгких. Сперва каждое слово давалось мне с трудом, но чем глубже мы проникали в мою память, тем легче текли слова. Будто грязная река с промышленными отходами.

– Элин, теперь я знаю, как нам работать.

Она не двигалась, давая мне время услышать тишину, что наступила после моего монолога. Воздух в кабинете больше не был густым от моих невысказанных тайн. Он был пустым и холодным, как комната после того, как из нее вынесли всю мебель.

–Вы рассказали историю жертвы, – голос Вайолет был мягким, но не утешающим. Он был… констатирующим. – Девушку, которую предали. Которую использовали. Чью жизнь сломали другие люди. Лиам. Его отец. Система. Это правда. Но это не вся правда.

Я сжала пальцы на коленях. Легкость испарилась, уступив место знакомому напряжению.

–Я хочу, чтобы мы сосредоточились на одном моменте. Не на предательстве Лиама. Не на исчезновении отца. На том, что было до. На решении, которое вы приняли, держа в руке флешку.

Я смотрела на нее, не понимая.

–Вы сказали: «Я могла помочь семье». «Я могла спасти». Элин, почему эта ответственность лежала на вас? Семнадцатилетней девочке?

Во рту снова появился горький привкус.

–Потому что… они ничего не делали! Мама закрывала глаза, отец врал! Кто-то должен был!

–Кто-то должен был спасти их от них самих? – Она наклонилась вперед. – Вы взяли на себя роль спасителя. И когда план рухнул, ваша ярость на Лиама и отца была такой сокрушительной еще и потому, что под ней скрывалась ярость на саму себя. За то, что не спасла. За то, что не смогла контролировать то, что контролировать было невозможно.

Тишина снова повисла в воздухе, но на этот раз она была громовой. Она била по ушам. Она была правдой.

–Ваша жизнь не была сломана тогда, Элин. Она была переписана. Вас заставили поверить в вашу версию событий: «Я – жертва обстоятельств». И вы построили свою личность на этом. Ваша профессия, ваше недоверие, ваш уход от тела – это все стены этой крепости. Крепости под названием «Жертва».

Мои ноздри расширились. Дышать стало нечем.

–Вы не жертва, Элин. Вы – заложник. Заложник собственного прошлого. И ключ от этой клетки… – она сделала паузу, и ее взгляд стал безжалостно-острым, – не в том, чтобы найти и наказать Лиама – он, наверняка, и сам был жертвой. Не в том, чтобы выяснить, кто такой Дин, ведь он, вероятно, ваш фанат. И даже не в том, чтобы простить отца, ведь ему наверняка и не нужно Ваше прощение. Ключ – в том, чтобы вернуть себе ту ответственность, которую вы на себя взяли тогда. Осознанно. И сложить ее с себя.

–Я… не понимаю, – прошептала я, и голос мой сорвался. Это был голос семнадцатилетней девочки.

–Вы не могли контролировать их действия – Лиама, Томпсона, отца. Но вы всегда контролировали свою реакцию. Сначала – реакцию жертвы. Бегство. Оцепенение. Саморазрушение. Теперь… – Вайолет обвела рукой кабинет, будто показывая на весь мой новый мир. – Вы начали контролировать ее по-другому. Вы увольняетесь. Вы противостоите сталкеру. Вы рассказали мне эту историю. Ваш страх сейчас – это не страх жертвы. Это страх человека, который заглядывает за стены своей крепости и впервые видит, что там, возможно, нет монстров. А есть просто… жизнь. Страшная, неуправляемая, но ваша.

Я закрыла глаза. Перед ними проплыли лица: Лиам с его нахальной улыбкой, Дин с его растерянным взглядом, Рокси с ее безудержной жизнерадостностью.

–Что мне делать? – спросила я, и в этот раз в моем голосе не было сломленности. Был голод. Жажда инструкции к той свободе, которую она мне только что показала.

– Следующий шаг – самый сложный, – сказала Вайолет. – Мы будем учиться отличать ответственность за других от ответственности за себя. Вы не можете контролировать, придет ли вам другой «подарок». Но вы можете контролировать, как вы на это реагируете. И здесь мне видится один очень конкретный, физический путь.

Она сделала паузу, давая мне осознать сказанное.

– Ваше тело стало для вас врагом. Местом, куда вы сбегаете, или которое пытаетесь игнорировать. Местом, через которое над вами совершают насилие – как физическое, так и психологическое. Пора вернуть его себе. Через силу. Я настоятельно рекомендую вам найти секцию самообороны.

Я замерла, мысленно примеряя эти слова на себя. Это прозвучало так просто. Слишком просто. Будто это могло хоть как-то помочь мне.

– Речь не о том, чтобы вы могли победить каждого нападающего, – продолжила Вайолет, словно читая мои сомнения. – Речь о том, чтобы ваше тело запомнило: оно может защищаться. Что у него есть право на ответ. Что вы не просто обязаны бежать или замирать. Этот навык – самый прямой способ дать вашей психике сигнал: «Я не беспомощна. Я могу отвечать за свою безопасность». Это та самая ответственность за себя, воплощенная в мышечной памяти.

Она посмотрела на часы.

–На сегодня достаточно. Вы проделали титанический труд. Пора позволить этому усвоиться. И подумать о моем предложении.

Я вышла из кабинета. Не с ледяной ясностью, как в прошлый раз, и не с оглушительной пустотой. Из дверей психолога я вышла… налегке. Но долго ли проживет эта лёгкость в моем теле? В прошлый раз ясность исчезла через пару часов. А сейчас? Сколько лёгкость сможет просуществовать в моем мраке?

Да, с плеч свалился гранитный груз, который я тащила все эти шесть лет. Дышала я не грудью, а всем телом, и воздух был не ледяным, а свежим, обновляющим. Чувство вины, стыда и бессилия, это липкое, удушающее покрывало, отпустило меня. Но проблемы никуда не делись. Дин, Лиам, сталкер, агентство – все это осталось там, за дверью. Но надолго ли? До очередного «подарка»?

Я достала телефон. Уверенным, твердым движением большого пальца я открыла браузер и вбила в поиск: «Курсы самообороны». Потом, не останавливаясь, открыла новую вкладку: «Самооборона для женщин» и записалась на этот идиотский курс. Пойду ли я на него? Не знаю. Но я сделала этот шаг. Крохотный. И, возможно, ничего не значащий. Моя ясность была хрупкой, как первый лед. И она прожила мало. Как я этого и ожидала.