Выбывшие

Безнадежно-взрослый Вы? О, нет!

Вы дитя, а дети так жестоки:

С бедной куклы рвут, шутя, парик,

Вечно лгут и дразнят каждый миг,

В детях рай, но в детях все пороки, —

Потому надменны эти строки.

М.И. Цветаева

…Но теперь я слаб, как во власти сна,

И больна душа, тягостно больна;

Я узнал, узнал, что такое страх,

Погребённый здесь в четырёх стенах;

Даже блеск ружья, даже плеск волны,

Эту цепь порвать ныне не вольны…»

И, тая в глазах злое торжество,

Женщина в углу слушала его.

Н.С. Гумилев

Отпусти грехи самому себе,

и ты получишь право простить весь мир

Р.У. Эмерсон

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ВОСКРЕСЕНЬЕ

Санкт-Петербург. Большой проспект В.О. 

Сентябрь 01, воскресенье, 09:14

Ключ мягко скользнул в замочную скважину, стальным профилем выстраивая по оси штифты ровно по линии среза. Беззвучно провернувшись, цилиндр вынудил ригели спрятаться и дверь, щёлкнув, открылась. Оказавшись внутри тускло освещённой прихожей, она с удовольствием втянула в себя тёплый аромат дома. Пахло сухостью и пылью. Попав сюда с улицы, где на неё непрестанно нападал шквалистый ледяной ветер с дождём, ощипывая своей холодной злостью всю плоть разом, она даже обрадовалась этому туманному спокойствию воздуха, заполнившему её квартиру в Петербурге.

Хозяйка не была в апартаментах чуть больше месяца и соскучилась по этим уютным стенам. Оставив чемодан в передней и, сняв успевшие промокнуть ботинки с замёрзших ног, она, минуя кухню, направилась в комнату, служившую ей и кабинетом и спальней одновременно, на ходу расстёгивая отяжелевший от сырости плащ. Отворив двустворчатые двери в деревянных рамах в стиле ар-нуво, имитирующих стебли, оплетающие витражное полотно, словно вьюнок садовую перголу, она замерла на пороге. В центре помещения, на паркете из американского ореха, уложенного французской ёлочкой, лежало тело.

С забившимся в отчаянном ритме сердцем она медленно подошла к нему и внезапно почувствовала, что реальность изменилась, перестала быть насущной и перенесла её в сферу абстракций и спекуляций, словно сама собственница заснула и видит какой-то странный, сумбурный сон. Подойдя ближе, она увидела, что на полу покоится женщина лет тридцати пяти, со светлыми длинными волосами, худощавая, невысокая. На ней был чёрный классический костюм и белая рубашка. Сейчас ткань этого предмета одежды была пропитана кровью, и только по заострённым акульим концам воротника и манжетам можно было определить, что ещё недавно он сиял белизной. Вся грудь убитой, а в том, что женщина погибла насильственной смертью, сомневаться не приходилось, была залита алым цветом, являя взору развороченные бутоны ран. Тонкие кошенилевые ручейки стекали с тела на пол, рассеиваясь по пазам шевронов ценной породы дерева, образуя меандровые геометрические узоры. Владелица квартиры как заворожённая, не в силах оторвать взгляд, смотрела на представшую перед ней картину смерти, загипнотизированная этим фаюмским портретом, выставленным на обозрение. Она знала жертву. Хорошо знала.

«Красивые туфли» – машинально отметила она про себя. Ревностно чтившая модельную обувь и с педантичностью подходившая к её выбору, качеству и уместности, хозяйка дома не могла не заметить, что лодочки на ногах убитой были очень дорогими. И так же, автоматически, с присущим женщинам оценочным суждением в вопросе моды, она, проверяя соответствие аксессуаров выбранному стилю, заметила, что сумки нигде нет. Мебели в комнате было не много, а центр и вовсе пустовал, владелица апартаментов не могла не заметить этот атрибут образа, если бы он был в наличии.

Она вздрогнула от неожиданности, услышав гулкий звук из прихожей. Что-то упало. Верно чемодан. Он всегда был неустойчив. Этот шум вырвал хозяйку из оккупировавшего её оцепенения. В голове её тотчас роем сотен встревоженных ос зажужжали мысли и начали жалить, одна больнее другой. «Что теперь будет с ней? С сыном? С будущим? С карьерой? Что ей делать? Кто сможет помочь?»

Она достала из кармана телефон.

Москва. Ленинградский проспект.

Сентябрь 01, воскресенье, 09:24

Темнота, поглощая фотоны, сгустилась в сознании спящей, вытолкав из него все мысли, загоняя существующее «Я» в кокон тёплой дрёмы, она захватила монополию по управлению физиологическими процессами в данном ей теле. Ахроматия пространства по шкале неба Бортля1 достигла первого класса: в отделке стен квартиры, как и в ядре восприятия Майи, царила идеально тёмная ночь.

Первое время ей было непривычно находиться в таком, казалось бы, мрачном окружении. Но со временем эти плохо отражающие свет цвета: серый, коричневый и чёрный перестали давить и, теперь наоборот, согревали, успокаивали. Комната, в которой сейчас спала Майя, была заполнена стильно подобранной мебелью, подходившей не столько самому интерьеру, сколько хозяину этого дома – полковнику юстиции Кандаурову Макару Михайловичу. Большая мягкая кровать хлопкового бархата каштанового цвета, инкрустированная вставками из античного дуба; прикроватные тумбы с массивными хрустальными лампами на них; банкетка с каретной стяжкой из мягкой телячьей кожи кофейного оттенка в изножье; пушистый бельгийский ковёр в винтажном стиле с потёртостями и размытым цветочным орнаментом; окно с декоративными шпроссами, отороченное плотными гардинами из рельефной ткани шоколадного колера, пестрящей пшеничными прожилками; модульный паркет из палисандра – эти вещи окутывали последние несколько месяцев вечера и ночи Майи.

Противный навязчивый звук колокольчиков, перемежаясь с тремоло стальных треугольников пытался пробиться сквозь границы, охраняющие её сон. Настойчивое дребезжание перкуссии телефона, взывающего к ответу, неспешно вползало в обессмысленное сознание. Не поднимая век, Майя нащупала этот такой омерзительный с утра источник какофонии, приоткрыла один глаз, и, увидев имя звонившего, нажала на кнопку «Ответить», одновременно проваливаясь обратно в сладкое небытие.

– Майя! Майя!!! – Голос Киры прозвучал объёмным густым контральто, силясь разогнать метаболизм мышления сонного оппонента.

– Ммм…? – просопела та, ещё не очнувшись от морока.

– Меня убили… Убили! – Звук в динамике вдруг пропал, оставив собеседнице лишь тишину неизвестности.

Майя откинула руку, сжимавшую телефон с погасшим дисплеем на одеяло, повернулась на бок и затихла, размеренно вдыхая и выдыхая. Однако разбуженная звонком большая мужская рука уже легла на её грудь и нежно сдавила, не давая опять погрузиться в объятия Морфея. Вторая такая же, чуть развернув налитое сном тело, прижала его спиной к своему. Майя поёрзала, устраиваясь удобнее в этой уютной рукотворной полусфере, и уткнувшись ягодицами в отвердевшее достоинство, блаженно выдохнула.

– Кто звонил? – Позёвывая, прошептал ей на ухо Макар.

– Кира… Её убили…

– Ну, ты скажешь тоже… – ухмыльнулся Кандауров и поцеловал Майю в затылок.

Она резко распахнула глаза, когда это короткое слово из пяти букв было произнесено ею самой в пустоте спальни и достигло, наконец, сознания. Майя огляделась по сторонам. Она в квартире полковника. Утро. Звонок. Сон? Она быстро схватила телефон и открыла закладку с последними вызовами. Кира действительно звонила. Три минуты назад.

– Макар, проснись! Вставай, ну же! – Прокричала Майя, вскакивая с постели, одновременно набирая номер Киры. «Ответь. Ответь! Ну, пожалуйста!» – мысленно уговаривала она, вслушиваясь в бездушные протяжные гудки.

Растормошённый визгом Майи, полковник, упёршись спиной в мягкое изголовье кровати, с каким-то заторможенным интересом наблюдал за агонией своей любовницы. Она металась по комнате абсолютно голой, с всклокоченными волосами, одной рукой прижимая к уху телефон, второй собирая разбросанную по полу одежду. Макар похлопал ладонью по одеялу, мягко обращаясь к Майе:

– Дорогая! Иди ко мне. Расскажи, что случилось?

В попытке натянуть носок одной рукой, скрючившись в неестественной позе, она ударилась головой о стену и застонала:

– Ой-ой-ой!

– Майя! – Полковник встал и как был, нагой, подошёл к ней, обхватил за плечи и приподнял. Он отнёс её к постели, сел сам и усадил к себе на колени.

– По порядку. Внимательно. – Макар остановил на ней пристальный серьёзный взгляд.

Майя опасливо покосилась на него, словно решая, можно ли ему доверять. Она старалась унять взбесившееся сердце, напуганное утренним сигналом и теперь качавшее кровь с каким-то судорожным остервенением.

Роман с Кандауровым начался почти четыре месяца назад. Знакомство их состоялось во время расследования полковником убийств в Северной башне – бизнес-центре, в котором Майя работала заместителем главного бухгалтера в одной из компаний-арендаторов2. После успешного завершения следствия и начались их с Макаром встречи, но теперь основу их составлял его не профессиональный интерес, а личный. Полковник был часто загружен работой, но те дни, в которые они всё-таки встречались, были наполнены лёгким общением, страстью и смехом. Майе очень нравился такой формат отношений. Она успевала соскучиться по нему, но не успевала скучать с ним. Макар оказался интересным собеседником и чувственным партнёром, щедрым на ласки. Он понимал её несколько колкий юмор, был предупредителен и галантен. Сейчас они оба были в отпуске. Всё собирались съездить куда-нибудь, но уже третий день проводили в квартире полковника, практически не вылезая из постели, восполняя упущенные сексуальные выгоды, не скупясь на проценты за пользование телами друг друга. Майя прижалась лбом к заросшей рыжеватой щетиной скуле Кандаурова, рассказала ему о странном звонке Киры и о том, что сейчас она не отвечает. Такого рода шутки не были свойственны подруге. Да и голос её, по теперешнем размышлении, говорил о том, что произошло что-то из ряда вон выходящее. Кира не стала бы понапрасну беспокоить Майю.

– Где она сейчас? – уточнил полковник.

– В Петербурге. Вчера уехала, ночным поездом.

– Звони ей. Ещё. – Коротко бросил Юст. – И я кое-кому позвоню, – сказал он, пересадил Майю на кровать и направился к тумбе, на которой лежал его чёрный прямоугольный связной.

Санкт-Петербург. Каменностровский проспект.

Сентябрь 01, воскресенье, 09:25

Утро. Он не любил утра. Все утра последних лет. День, вечер, ночь – не вызывали такой тоски и оторванности от мира, людей, семьи, как это побуждало в нём утро. Сиротливое одиночество дома, в котором он просыпался, усугублялось тоскливой уединённостью стоящей в комнатах звенящей тишины и серостью неба за окном, такой частой в Петербурге. Да и в солнечные дни легче не становилось. Он давно жил один. Предполагалось, что он должен был уже привыкнуть к обездоленности пространства, встречающего каждый его новый день. К безмолвию, заполнившему его квартиру. К эхо мыслей, отскакивающих от пустых стен. Он стоял у окна, маленькими глотками отпивая крепкий чёрный кофе из чашки тончайшего костяного фарфора. Солнца не было видно. Только сплошное море алюминиевого воздушного купола, гладкого и серебристого, укрывшего своей фольгой северный Город. Город, так и не ставший ему родным, хотя раньше он считал себя космополитом.

Уловив вибрацию телефона на мраморной столешнице позади себя, он повернулся и взглянул на загоревшийся экран. «Неизвестный номер». Какое-то странное чувство охватило его. Он будто понял, на каком-то интуитивном уровне, в диапазоне восприятий, еще не декодированных сознанием: началось.

– Слушаю, – ответил он невидимому собеседнику, взяв со стола трепещущий гаджет.

Не перебивая звонившего, дав ему договорить обо всём, что тот хотел рассказать, и, стараясь сохранить хладнокровие в голосе, человек, не любящий утро, сухо произнёс:

– Согласен. Диктуйте адрес.

Ему не было нужды записывать координаты дома, куда его просили прибыть в кратчайшие сроки. Он прекрасно знал, где находится место, в котором его сейчас так ждут. «Ну что ж, действительно, началось» – подумал он и печально усмехнулся. Допив свой кофе, он порывисто направился в кабинет, за дипломатом и пиджаком.

Санкт-Петербург. Большой проспект В.О.

Сентябрь 01, воскресенье, 09:34

Герман Елагин степенно шагал по тротуару по направлению к двери в парадную. Он посмотрел на дом, к которому его доставило такси. Это был четырёхэтажный особняк девятнадцатого века, выкрашенный в тон старой обожжённой глины с окнами, обрамлёнными, будто паспарту, в широкие наличники и прямые аскетичные сандрики сливочного цвета. Сложная многоскатная крыша, увенчанная фигурными щипцами, и овальными люкарнами была обита серо-зелёной фальцевой кровлей. Угол дома украшала двухэтажная башенка с эркерами, завершавшаяся гранёным металлическим куполом в виде перевёрнутого колокола оттенка сухого какао и декоративным шпилем. Дом был старым, но отремонтированным, а в прошлом, скорее всего доходным. Герману припомнились лекции по архитектуре, прослушанные им много лет назад в университете. Это каменное творение, напоминавшее средневековый замок, было создано в югендстиле. Благородное, лаконичное, по-скандинавски практичное, но гармоничное, без острых углов и прямых жёстких линий, это здание приковывало к себе взгляд. Герман вошёл внутрь. В парадной царили растительные мотивы: в орнаменте метлахской плитки на полу, в изгибах кованых стоек перил, имитирующих цветущие подсолнухи, на барельефах стен и картуше входной двери. Он поднялся по мраморной двухмаршевой лестнице на третий этаж и, следуя указаниям полковника Кандаурова, позвонил в звонок у массивной старинной деревянной двери.

Она тут же распахнулась и перед Германом предстала бледная Кира. Взгляд её был затравленным, в глазах, подёргивающихся, будто в нистагме, стояли слёзы.

– Привет. – Тихо произнёс Герман. – Позволишь? – Он указал рукой на пространство за спиной квартирной хозяйки, предлагая ей пропустить себя внутрь.

– Да… Да… Заходи. Я… просто плохо сейчас соображаю. Извини. – Дрожащим голосом пробормотала она и отодвинулась от проёма вправо, освобождая место для гостя. Герман вошёл внутрь. Он огляделся и принюхался. Воздух был тёплым, пыльным, но характерного запаха разлагающегося тела Герман не услышал. Значит, убийство произошло недавно. А возможно, и не здесь. Еле уловимый металлический привкус витал в атмосфере апартаментов, намекая на разлитую где-то неподалёку кровь.

– Полковник проинструктировал тебя? Ты вызвала полицию? Или мне это сделать? – Герман дотронулся до её плеча, мягко сжимая его, заглядывая Кире в глаза.

– Вызвала, да. Что-то долго они едут. Я ничего не трогала, – поспешно добавила она.

Произнося последнюю фразу, Кира дёрнулась, по телу её пробежала дрожь, Герман почувствовал её нервные экзерсисы кончиками своих пальцев, принявших на себя колебания волн от ударов миниатюрных отбойных молоточков.

– Хорошо. Пойдём на кухню. Выпить бы тебе сейчас чего-нибудь крепкого. Но не предлагаю. Лучше давать показания на трезвую голову. – С этими словами Герман осторожно повернул застывшую у двери Киру и, уже сориентированный в квартире, подтолкнул её в сторону кухни.

Они познакомились друг с другом чуть более полугода назад, во время расследования Юстом, как с давних лет Елагин называл своего друга полковника Макара Кандаурова, преступлений, совершённых в офисных зданиях, принадлежащих Герману. Юст, не оставаясь в долгу, прозвал товарища детства Бенефициаром. «Трудно выговариваемо. И веет снобизмом» – пенял полковнику Герман своё неудовольствие от придуманного прозвища. «Зато, правда» – весело парировал Макар, продолжая называть его так, ломая язык. Майя Воронцова, которую они некогда окрестили Замом, сокращая, таким образом, название занимаемой ей должности, была подругой Киры, просто Киры, без странных кличек и псевдонимов. Герман даже не знал её фамилии. Она наравне с ними троими принимала участие в событиях тех дней. А в настоящее время Майя и Макар состояли в романтических отношениях. «Фартит полковнику, как всегда» – беззлобиво хмыкнул про себя Герман. Теперь их четвёрка виделась чаще. На обедах, ужинах и прогулках, устраиваемых свежеобразованной парой.

– Я заварю тебе чай. Нужен сладкий. Обязательно сладкий. Садись. – Бенефициар усадил Киру на мягкий стул с высокими подлокотниками в велюровой обивке бежевого цвета и продолжил говорить, произнося слова уверенным спокойным тоном, стараясь своим голосом передать Кире хотя бы часть этих ощущений.

– Полковник с Майей прибудут к вечеру. Адвоката я тебе нашёл. Меня уверили, что он лучший в Городе. Он обещал быть здесь в течение двадцати минут с соглашением и ордером. Ты меня слушаешь? – Герман, повернувшись к Кире спиной, доставал с полок жестяные банки с чаем и сахаром, чашки и блюдца. Он включил газ и налив воду в чайник, поставил его на беззаботно пляшущий огонь в плите. Закончив хозяйничать, и так и не дождавшись от Киры никакой реакции на свои слова, Бенефициар обернулся к ней. Кира смотрела в окно, приковав взгляд к открывшемуся виду проспекта. Казалось, она находится сейчас в какой-то другой реальности. Тело её физически ещё было здесь, в этом видимом мире, но сознание, испуганное происходящим, упорхнуло куда-то. Далеко, туда, где было безопасно и уютно, где можно было спрятаться, затаиться.

– Кира! Ну же, соберись! Не ты же убила эту женщину. Всё будет в порядке. – Герман поставил перед ней чашку с ароматным дымящимся содержимым. – Выпей, согрейся.

Кира, словно очнувшись, изумлённо посмотрела сначала на Германа, затем на белый фаянс, наполненный горячим напитком, и кивнула.

– Да. Сейчас. Ты прав. Я постараюсь. Ты сказал, что договорился об адвокате? Ты его знаешь?

Герман присел за стол во второе, составляющее пару тому, в котором устроилась Кира, кресло и, отпив терпкий пряный эрл грей, ответил:

– Нет, я с ним не знаком. Мне посоветовал его мой юрист, из столицы. И дал его контакты вместе с рекомендациями. Этот защитник не берется за дело без верительной грамоты. – Бенефициар невесело улыбнулся. – Но твой случай его заинтересовал.

Герман покосился в сторону входной двери, когда услышал переливчатые мелизмы звонка. Он встал и, проходя мимо Киры, добавил:

– Видимо, это он. Сиди, я встречу. Пей чай.

Поезд Москва – Санкт-Петербург.

Сентябрь 01, воскресенье, 09:54

– Это она? – Юст кивнул на экран ноутбука, привлекая внимание Майи, уткнувшейся в экран своего телефона.

– А? – Зам повернулась к полковнику и взглянула на открытую страницу браузера, передающую в мельчайших подробностях портрет привлекательной женщины со светлыми волосами, ухоженным, с аристократическими нотками лицом и несколько надменным выражением на нём. Надпись под фотографией, сделанная крупным шрифтом с засечками, гласила: «Ида Ланг». Ниже была приведена краткая биография запечатлённого в цифровом пространстве образа:

«Ида Ланг родилась в Москве в одна тысяча девятьсот восемьдесят шестом году. Настоящее имя писательницы – Мария Софронова. По признанию самой Марии, она выбрала себе такой необычный псевдоним в честь знаменитого кинорежиссёра Фридриха Ланга – экспрессиониста немого кино и прародителя эстетики американского нуара, чьи чёрно-белые ленты поразили маленькую Марию ещё в детстве. Софронова добавила к известной фамилии имя Ида древнескандинавского происхождения, означающее «трудолюбивая, преуспевающая». Это имя часто связывают с богиней Идунн, хранительницей яблок и вечной молодости. Сочетание «Ида Ланг» таким образом, может рассматриваться читателями как характеристика черт Марии: любовь к профессии, новаторство, собственный неповторимый стиль, тяга к экспериментам, женственность, а также желание запечатлеть свое творческое наследие в вечности. Не скромно, скажете Вы. Да, возможно. Однако количество проданных экземпляров книг Иды Ланг наглядно, можно сказать, рублём, подтверждает эти, казалось бы, завышенные оценки самой себя.

Детство Иды ничем не отличалось от периодов взросления других детей Советского союза. Родители её принадлежали к среднему классу. Мама была учительницей русского языка и литературы, отец инженером-радиотехником. К сожалению, умерли они рано, ещё до рассвета творческой карьеры дочери. У Ланг есть родной брат. Ида окончила финансовый университет с отличием, и долгое время работала экономистом. Она всегда была увлечена словесностью, много читала, но не выделяла для себя преимущественного жанра рукописей: это были и классические и научно-популярные издания, философия, история, и, конечно же, приключенческие и детективные романы. О последних Ланг со смехом отмечала, что практически всегда угадывала, если не кто конкретно виновник, то хотя бы почему совершено то или иное преступление. И уже в возрасте тридцати лет, обсуждая с подругой недавно опубликованную книгу известного автора детективов, Ида высказала мнение, что современные истории либо слишком предсказуемы и шаблонны, либо так закручены, что в них теряется всякая логичность, и, соответственно, возможность раскрыть тайну. А ещё, что встречалось теперь повсеместно, в них было столько действующих лиц и героев, что знакомящийся с произведением человек в них путался, и желания читать дальше, вступать в вязкое болото имён, дат, биографий и разбирать, кто из них, кто, не возникало. Ланг сказала тогда: «Вот если бы я писала детективы, то…» Подруга подловила её на этой фразе: «Ну, давай, попробуй! Что же ты? Напиши!» И Ида решила рискнуть. Так появился на свет её первый роман «Теория эфира». И вот уже почти пять лет творчество Иды Ланг радует нас, библиоманов, своим изысканным языком, элегантным юмором, харизматичными героями и, конечно, таинственными загадками и секретами.

Завтра, 02 сентября выходит новая книга Иды. Встречайте! Детективный роман «Эскейп»…»

– Да, это она, – ответила Майя, пробежавшись глазами по строкам. – Неужели ты никогда её не видел?

– Нет. Я редко читаю художественную литературу, тем более детективы. На работе хватает.

– Н-да. Понимаю. Я с Ланг лично тоже не встречалась, но Кира мне часто рассказывала о ней, – задумчиво продолжила Зам. – У меня сложилось впечатление, что они неплохо ладили. Не дружили, нет, но были полноценными партнёрами.

Майя закусила губу и начала её пожёвывать, посматривая на часы.

– Принято. – Покосившись на Зама, Юст дотронулся указательным пальцем до её рта. – Скоро приедем. Не терроризируй тело, доставшее мне свыше в качестве подарка судьбы, уж и не знаю за какие заслуги.

Услышав этот странный комплимент, Майя заливисто расхохоталась.

– Никто ещё не говорил мне таких приятных слов. – Она пылко поцеловала его в щёку. – Я так рада, что ты поехал со мной! Спасибо.

– Ну, это-то понятно. Куда голова, туда и тело, – рассмеялся полковник.

Майя прыснула от смеха.

– Герман с Кирой? – спросила она, успокоившись.

– Да, – пробормотал Юст. Он вернулся к просмотру данных в сети. – Полиция скоро будет. Осмотрятся, зафиксируют место преступления, понятых пригласят. Потом в участок поедут, а на месте криминалисты будут работать. Кира даст показания. Адвокат уже там. Так что все формальности точно будут соблюдены.

– Адвокат? – Удивилась Майя. – Не знала, что у Киры есть собственный адвокат.

– Он не её, – возразил полковник. – Он знакомый Германа. Вернее так: знакомый знакомого Германа.

Юст скопировал какой-то абзац, перенёс его в текстовый файл, и добавил:

– Говорят, он лучший в Городе.

Майя нахмурилась, будто вспоминая что-то, а потом мягко дотронулась до кисти Макара своими пальцами, погладила и легонько сжала.

– Юст, отвлекись на секунду.

Полковник, быстро отреагировав на вдруг ставший встревоженным голос Зама, внимательно посмотрел на неё.

– Что такое?

– Скажи мне, как зовут этого адвоката?

– Ммм…У него интересное имя… Необычное. – Полковник почувствовал, как пальцы Майи, лежавшие на его руке, встрепенулись. – Его зовут Ларс. Ларс Бегичев.

Оглушённая этим именем, Зам резко отдёрнула свою ладонь от кожи Юста и прижала её к своему лицу, закрываясь, как щитом.

– Да в чём дело?! – Недоумённо взорвался полковник, наблюдая это странное поведение. – Вы знакомы?

Зам обречённо помотала головой, отнимая руку от скул.

– В некотором смысле. Ларс – муж Киры.

Юст вопросительно поднял бровь.

– Я почему-то думал, что она в разводе.

– Официально – нет. Но они уже несколько лет живут отдельно, – пояснила Майя.

– Роман их общий сын? – уточнил полковник.

– Да, только он предпочитает, чтобы его называли Ромэо.

Макар хмыкнул и спросил:

– И что же? Они плохо разошлись?